Волшебные меридианы. Книга первая. Картограф.

Глава 8

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Вечерело. Мы втроём сидели в избе у старосты. Самый большой и самый комфортабельный, если так можно выразиться, дом в деревне. Хозяйка накрыла нам с господами офицерами стол и удалилась, дабы не мешать. Не сказать, чтобы прямо вот разносолы, но водку, которую нам в глиняном кувшине принёс сам староста, закусить было чем.

И то сказать, не в ресторан пришли. Гости мы, может, и дорогие, но незваные. Привечают, уже хорошо. А почему бы и не приветить господ офицеров? Мы же не разбойники, хотя тоже с большой дороги.

Кстати, о водке. Слабоватенькая она у них тут какая-то. Градусов двадцать пять, максимум тридцать. Собственно сорокаградусную водку Менделеев же придумал, а до него и более лёгкими версиями напитка обходились. Хотя, и более крепкие, наверняка, тоже встречались. Конкретно эта была слабой. Ну и, сивухой, конечно, сильно отдавала. В прочем, как и у любого доморощенного самогонщика. Но это – не беда. И не такое пивали.

Водочка, даже не сильно крепкая, она, как известно, обладает свойством развязывать языки. Вот под эту самую водочку я и собирался узнать у господ офицеров, кто они, откуда, куда и зачем. Они, наверное, думали точно также. В смысле, они тоже собирались узнать у меня, кто я, откуда, зачем и куда.

Вот только водочка, к которой привык я, позабористей будет, чем ихняя. Так что шансов у них чуть больше нуля. В том плане, что информация, коей суждено попасть к ним, будет представлять чистейшую дезу, за исключением некоторых абсолютно незначительных, на мой взгляд, моментов. Но им, заурядствам этим, должно хватить.

Болтун – находка для шпиона, я хоть и не шпион, а очень даже диверсант, но и на разведку сходить не прочь, тем более что сейчас от того, сколько мне всего узнать удастся, зависит, сколько я протянуть смогу. В этом мире.

Роль рюмок неплохо играли глиняные крестьянские кружки. Мы подняли их и выпили за знакомство. Потом за здоровье, не забыв, между первой и второй выпить ещё одну. Затем я предложил тост. У нас в бригаде он считался снайперским, но применительно к ситуации я обозвал его исконно пластунским:

– Между первой и пятой, чтоб пуля не просвистела! – и ещё от себя добавил: – Потому как удача, она сопутствует быстрым, а не мёртвым!

Выпили.

– Весело, видать, пластунам живётся, – предположил поручик и употребил на закуску квашеной капусты.

– И это случалось, – не стал отнекиваться я. – Служба должна быть в радость, а не в тягость. А что нам помогает преодолевать все тяготы и лишения воинской службы? Осознание бренности бытия, тщетности всего сущего, неизбежности демобилизации по истечении срока службы и неотвратимости наказания за нерадивость и небрежения должностными обязанностями.

Или это я напрасно так завернул?

– Андрей Иваныч, поехали с нами! – закусывая мочёным яблоком, предложил Алёшка. – Мы же не просто так, мы же поручение самого его Светлости исполнять едем. Едемте и Вы с нами. А уж князь-то тогда и Вас своей милостью не обделит.

– И то! – поддакнул Старинов. – Его превосходительство генерал-поручик Семихватов большой властью обладает. Он не токма наш корпусной командир, он ещё и Казанский генерал-губернатор.

Да, прикольненький каламбурчик получается. Поручику и подпоручику генерал-поручик поручение выдал. Интересно, а есть у них тут какой-нибудь генерал-прапорщик? Эдакий зам по тылу при командующем Казанским федеральным военным округом? Он бы мог бывшему старшему прапорщику тоже что-нибудь выдать? Документы, например. Деньги бы тоже не помешали, но так далеко мои надежды на генералов даже в безумных фантазиях не распространяются.

Конечно, замечтательно было бы попасть на приём к его Светлости Казанскому наместнику комкору Семихватову, только кто ж меня, сиротинушку, к нему пустит? Разве что с этими двоими в компании. Правда, сами они к нему ещё не скоро собираются, потому как сильно далеко он их послал.

А посланы были мои новые знакомые в северо-восточные земли Самарского уезда, с целью более точного размежевания с сопредельными уездами Казанской губернии, к коей, к слову сказать, относился и наш Самарский уезд. А истчо они должны попутно зарисовать всё то, что от этих границ влево-вправо на пару вёрст, для привязки к местности, так сказать.

Продолжительность пребывания в тех краях и производство работ оценивалось начальством в два - два с половиной месяца. Сам же Старинов их оптимизма не разделял и полагал, что быстрее, чем за пять месяцев никак не успеть. А потому, ежели бы я примкнул к их команде, да в меру сил поспособствовал предприятию, то тогда оно может быть, конечно, месяца за три, ну, край четыре…

Интересно, а если они просто возьмут и просто тупо срисуют с моей карты всё, что им нужно, сколько в этом случае продлится их геодезическая экспедиция? До утра? Не-е-е… до утра не успеют! Бухие. Да и трезвые бы ни хрена не успели бы.

А ждать я не могу. У меня менты на хвосте. Или кто у них тут поимкой людей вроде меня занимается? Да кто бы ни был, всё равно на перерисовку карты времени нет, так что теперь рассматривается только один вариант – продажа. И подороже.

Продавать надо именно этим двоим, потому что меня без документов и в камуфляже меня не то что к генералу, который, заметьте, ещё и губернатор, не допустят, но и из Самарской мэрии могут взашей погнать. И это несмотря на то, что Самара сейчас – это очень провинциальный райцентр.

– Поедем, Андрей Иваныч! А? – повторил своё приглашение подпоручик Алёшенька. – А то сами одни мы долго проваландаемся. До холодов, как ни дольше. Поедем, а?

– Поехали, – предложил Старинов и разлил по-новой.

– Не пойму я вас никак, ребята. Вот чего вы так суетитесь? – я попытался изобразить голосом интонации поручика: – Не успеем! Не успеем! Времени нам мало дали! Голову снимут!

– Не успеем! – подтвердил Алексейка, поднимая глиняную рюмку. – И голову снимут тоже.

Я посмотрел в его пока ещё незамутнённые глаза и предложил:

– А вы возьмите мою карту и с неё срисуйте всё что вам надо. Только и делов! Никто же всё равно проверять не поедет, – и, воздев вверх указательный палец, добавил с грузинским акцентом: – Я так думаю!

Парни «Мимино» не смотрели, поэтому сразу начали возражать:

– Так нельзя! – воскликнул Алёшенька и даже кружку обратно на стол со стуком поставил. – Это подлог! Обман недостоин чести офицера!

– Да! – поддержал его поручик. – Даже чести заурядного офицера! Вам, господин прапорщик, следует устыдиться подобных предложений! И к тому же, она масонская! А масонам верить нельзя!

Чё-то они разгорячились оба, сейчас ещё, чего доброго, кто-нибудь на дуэль вызовет. Я поднял руки в примиряющем жесте:

– Господа! Господа! Остыньте! Я же не заставляю вас просто не глядя, взять и срисовать. Возьмите карту, поезжайте на место, осмотритесь. А там если есть деревня, значит, нарисуете, если нет, значит, нет. Всё.

– Масонам верить нельзя! – безапелляционно заявил подпоручик Алёшенька. – Вон у них там и мост через Волгу нарисован. А где он? Где мост, я Вас спрашиваю? Нету!

– И город этот странный, который непонятно, то ли он один там, то ли их три, – поддержал его Роман Елизарович. – И Самара там непомерно огромная. Как это всё понимать? А вдруг там ещё что-то не так? Да! А мы взяли и срисовали! Тут уж с нас головы не по одному разу снимут! – он упёр в меня полный решимости взгляд и добавил: – Раз по пять, как не больше!

– Да! – вставил свои пять копеек младший. – Раз по десять! А то и по двадцать!

Да-а-а-а! Суровый у них генерал. И на расправу крут. Или это они просто уже набрались так?

– Господа офицеры! Заурядные вы мои! – произнёс я как можно миролюбивее. – Я же вам про что толкую?

Я сделал паузу, эти двое сразу отреагировали:

– Про что?

– Да! Про что?

Я сделал ещё одну паузу, на этот раз театральную. Посмотрел на них, увидел заинтересованные взгляды и проговорил:

– Вы же обзорную карту рисовать едете, так? – дождался согласных кивков и возгласов и продолжил: – Значит, особой точности от неё никто ожидать и не будет. Вы тогда просто…

– Как это не будет?! – взвился подпоручик. – Как это не будет? Да мы с Романом, если хотите знать, самые точные чертежи составляем! Нам не пристало, знаете ли…

Он аж задохнулся от… то ли возмущения, то ли полноты чувств, но я успел воспользоваться его заминкой:

– Алексей Николаевич! Дорогой! Да ведь на обзорной-то карте точность, она без надобности! Полверсты туда, полверсты сюда! Никто не заметит. Там же как? Дорога туда-то через эту деревню идёт, мимо этого леса, а вот тут речка. И всё! Какая точность? О чём Вы?

– Э, нет! – возразил мне командир геодезистов. – Точность, она нужна! Точность – это для карты первое дело! Мы, если знать хотите, мы с Алексеем каждую сажень промеряем. Да что сажень?! Каждый аршин! Вот так вот, господин пластун! Это Вам не абы что! Это географические чертежи!

Да. Действительно! Как же это я сам не подумал? Он ещё забыл добавить, что по их картам ракеты наводить можно.

– Елизарыч! Родной! Да как же ты на обзорной карте свои аршины изображать-то будешь? Иголкой что ли? А смотреть потом как? В микроскоп?

Я и вправду с радостью бы понаблюдал, как он на двухкилометровом масштабе, где в каждом миллиметре почти по триста этих самых аршинов, хотя бы десяток отмерять будет.

– Ладно, – произнёс я, поднимая свой глиняный сосуд. – Давайте, греть не будем. Выпьем, а потом вы мне наглядно про точность объясните.

Геодезисты согласились, мы чокнулись, опрокинули по «рюмашке», закусили, и я достал свою карту. Только бы заурядные господа её какой-нибудь фигнёй не залили, типа рассола от квашеной капусты или мочёных яблок.

Расстелив «чертёж» Самарского уезда на свободном клочке стола, я предложил поручику продемонстрировать ту самую точность, о которой он столько радел:

– Давай, Роман Елизарыч, покажи какую территорию отрисовывать собираешься? Откуда до куда? И на листе какого размера потом будешь это всё хозяйство изображать?

Старинов сначала попробовал развернуть карту к себе, но стоящая на столе утварь сильно мешала его затее. Я решил посодействовать мудрым советом:

– Да ты вот сюда иди садись. Тут удобнее будет.

Поручик пересел ко мне поближе.

– Где у тебя тут Нурлатынский острог? – поинтересовался он после двухминутного изучения карты.

С этим я помочь ему не мог, потому что про существование данного острога раньше даже не слышал. Вот вообще ничего. И никогда. И ни от кого. Он первый, кто произносит это название.

Я пожал плечами:

– Звиняйте, вашзрятство, впервые слышу о существовании объекта с подобным наименованием. И рад бы сообщить Вам хоть какие-нибудь сведения о нём, да нечего.

– Скверно! – коротко охарактеризовал сложившуюся ситуацию поручик. – А Буродольский острог где?

Этого я, конечно же, тоже знать никак не мог.

– Даже предположить не берусь. Посещать оный ни разу не доводилось, – честно признался я. – Правильнее будет сказать, что я вообще неместный. Так, мимо случайно проходил, а тут вы со своими острогами.

Подпоручика Алёшеньку мой ответ ужасно позабавил:

– Ну, знаешь! – весело воскликнул он. – Остроги посещать по-разному можно. Можно в гарнизоне послужить, а можно и в порубе посидеть. Так что ещё неизвестно, хорошо ли это, что ты остроги-то допрежь не посещал.

Блин! Где я там сидел, это, прямо скажем, не его дело. Можно даже добавить «собачье». А вот то, что в здешний этот… поруб, который в остроге, мне не хочется от слова «ВАЩПЕ», тут… короче, тоже не его дело. В особенности, за что меня туда могут упечь.

Старинов тем временем продолжал пялиться в карту:

– Вот Самара… вот Красный Яр… – бормотал он, констатируя свои открытия. – Суходол какой-то… а Буродол где? Может сюда? Отрадный? Это что? Острог что ли Отрадный?

Последний вопрос он адресовал мне. Я снова пожал плечами. Не дождавшись ответа, поручик продолжил поиски интересовавшего его острога.

Скорее всего, не найдёт. Вряд ли на карте конца двадцатого века, а тем более начала двадцать первого отображались остроги. Очень вряд ли.

– Бугуруслан какой-то… так… а сюда если? Ох, ты! Богатое! Богато живут, наверное. Вот жаль, что нам нынче не туда, а то, глядишь, и мы бы разбогатели! А рядом Коноваловка. Понятно, почему они там все богатые!

Поручик откинулся, смеясь над собственной шуткой, а Алёшенька, видимо тоже желая повеселиться, вскочил с места и с возгласом: «Ну-ка, где?», чуть не опрокинул мяску с капустой. Я уже успел испугаться за карту, но обошлось.

– Смотри-ка! Палимовка! – удивился возобновивший изучение местности Роман Елизарович. – А почему она здесь? Бузулук какой-то… Ничего не понимаю.

Он еще поводил по листу пальцем, а потом посмотрел на меня и спросил:

– Андрей, а почему вот эта дорога чёрная?

Она железная, а чугун и даже сталь, из которой, собственно, и делают рельсы, это продукты чёрной металлургии. Ну и, каким цветом рисовать дорогу из чёрных металлов? И, кстати, а паровоз у нас в каком веке изобрели? Наверное, не в этом. Да если бы даже и в этом, то всё равно такой разветвлённой сети железных дорог тут существовать ещё не могло. Так что вряд ли стоит господам заурядным офицерам сообщать всю правду.

– Не знаю, Роман Елизарыч, – «сокрушённо» вздохнул я. – Сам так и не разобрался.

– Плохая у тебя карта! – вдруг заявил поручик. – Вон смотри сколько всего понарисовано. Надо, не надо, а оно есть. И что? А главного… главного нет. Где остроги? Хоть один покажи! Нету! Леса – какие-то зелёные пятна, гор вообще нет. Мост через Волгу! Это же уму не постижимо! Ну, какой мост? Скажи на милость, какой мост? А острогов ни одного!

Он разочарованно выдохнул, и продолжил хаять мою карту:

– Нет, Андрей, это не чертёж, а лубочная картинка. Уж не знаю, какие масоны его составляли, но пользы от неё – кот наплакал, да и того, поди, нет.

Он снова откинулся, а Алёшка, воспользовавшись моментом, изъял у него изделие Роскартографии для самостоятельного изучения.

Я не стал себя пяткой в грудь бить и рубиться за точность «масонской» карты, просто предложил повнимательней к ней отнестись, заметив, что вряд ли он – Старинов – знает названия всех деревень Самарского уезда.

И чуть не засыпался, сказав, что, судя по надписям, её серьёзная контора клепала, ткнув в доказательство пальцем в аббревиатуру СВ АГП, которая расшифровывалась, если я сейчас ничего не вру, как «Средневолжское аэрогеодезическое предприятие». Хорошо ещё вслух этого не успел сказать.

Подпоручик пьяный, пьяный, а год выпуска прочитать всё-таки сумел, и вот тут я, по совести сказать, завис основательно.

– Дак она ж старая! – выпалил он. – Пятьсот лет назад составляли. А ты говоришь точная. Да с чего ей точной-то быть, коли ей пять веков?

Я уставился на выходные данные: там русским по белому значилось, что для издания была использована картографическая основа тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Ну, да, старая, но не пятьсот же лет. Или Алёшка спьяну обсчитался, или это я чего-то не понимаю. Значит, пришло время глупых вопросов.

Чтобы поддатому человеку задавать «глупые» вопросы, нужно прикинуться ещё более пьяным, чем он, вот тогда если он даже что-нибудь и заподозрит, то потом всегда отбрехаться можно. Я предложил для ясности ума выпить ещё по одной. Выпили.

– Чёй-то она старая? – закусывая квашеной капустой, спросил я подпоручика.

– Потому что вот! Пятьсот лет ей, понял? – ответил мне тот.

Старинов забрал у него карту для детального ознакомления с выходными данным.

– Пятьсот одиннадцать лет ей, потому и старая! – сообщил ещё более пьяный, чем мы с поручиком Алёшенька.

– Пятьсот девять, балда! – поправил Старинов. – Считать не умеешь! – потом повернулся ко мне и, по всей видимости, ища во мне поддержки, спросил: – Сейчас какой год?

Я попытался выглядеть осоловевшим и в свою очередь поинтересовался у подпоручика:

– А какой сегодня год? Вчера пятница была… а сегодня какой?

Тот некоторое время тупо смотрел на меня, наверное, не понимал, как можно забыть год, в котором живёшь, но потом всё же выдавил из себя:

– Две тыщи чи-ты-ри-ста ди-вя-носто сидьмой.

Ни хрена себе! Так я, что, не в прошлое попал, а в будущее, что ли? Странненький тут у них постапокалипсис, странненький! Неожиданный такой!

Стоп! А мосты тогда куда подевались? А дороги! Не могло же всё это сгинуть совсем без следа.

– Ат раждиства х-хри-стова? – стараясь выглядеть поневменяемей, уточнил я.

– Чи-во-о-о??? – поручик удивился сильнее, чем я ожидал.

Я очень надеялся, что глаза мои в этот момент выглядели как два куска замутнённого стекла. Икнув для верности, я «пояснил» свою мысль:

– Двещи триста носта сьмой ат жтва стова?

Поручик залился громким хохотом:

– Ну, ты, братец, и напоролся! Две тысячи четыреста девяносто седьмой год от основания Рима! Хотя, тебе… тибе, поди, и вовсе… – он вздохнул. – Без разницы! Ладно, спать давайте укладываться! Завтра рано вставать!