Волшебные меридианы. Книга первая. Картограф.

Глава 7

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Как говорится: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Желающие могут поспорить, но я вот, к примеру, не стану, хотя ехалось мне действительно не слишком удобно. Телеги вообще не очень комфортабельный вид транспорта.

Вот так, сидя рядом с извозчиком первой телеги, я и ехал, плохо или хорошо, но ехал. По обеим сторонам от меня на своих лошадях двигались офицеры. Данилыч с парой бойцов был отослан в головной дозор метров на сто вперёд. Весь остальной караванчик, снова построившийся в походный ордер кильватерного строя, неспешно катил по пыльной просёлочной дороге Самара-Челябинск.

А, кстати, у них здесь есть такая трасса или нет? Его, Челябинск, когда основали-то? Не помню. Да, что не помню?! И не знал никогда. Надо будет при случае поинтересоваться. Или не надо?

А вот господа офицеры интересовались буквально всем. Ну, я бы на их месте тоже бы непонятного персонажа вроде теперешнего меня вопросами завалил.

– Андрей Иванович, – произнёс заурядный поручик. – Вы из каких мест в наши края?

Вот оно! Началось! Ну и, откуда же я? Ладно, сейчас что-нибудь скумекаем:

– Уж не посетуйте, любезный Роман Елизарыч, но этого я Вам сказать не могу. Не моя, простите, тайна. Служба была такая.

Хорошо, что я вчера этот сериал про экспедитора посмотрел, словечек разных нахватался. Хоть, какое-никакое, а подспорье.

Поручик хмыкнул и недоверчиво проговорил:

– Удивительно. Сами же говорили, будто бы, служба Ваша окончена, а сейчас секретничаете.

Подловил? А вот хрен тебе, ординарная посредственность!

– Да ничего удивительного, господин поручик. Служба закончилась, а тайны остались. Доводилось, небось, слыхать, что слово – серебро, а молчанье – золото? Ну, вот то-то и оно. Мы же не простую службу несли. На нас и разведка, и…

Я сначала хотел сказать «диверсии», но потом подумал, что у них тут такое слово, может быть, не в ходу. Даже начал было подыскивать подходящий синоним, как вдруг меня осенила догадка, что не надо ничего искать, прямо так и пойдёт:

– Да-а, и разведка на нас, и диверсии, и ещё кое-что.

– Диверсии? – удивился подпоручик Алёша. – Это что такое?

Класс! Вот именно такого эффекта я и добивался:

– Диверсии, Алексей Николаевич, – со значением произнёс я. – Это такие действия, которые мы, пластуны, иногда вынуждены производить в тылу врага. А нет-нет да и в ОЧЕНЬ глубоком тылу. Очень, очень глубоком. Порой в таком тылу, что это и не тыл уже даже, а вообще его, врага то есть, исконная территория. Территория знаете, что такое?

– Конечно! – ответил тот. – Вы уж нас за совсем-то дремучих не держите.

– Вот и прекрасно! – я поёрзал на этой фигне, которая то ли облучок, то ли кОзлы, делая вид, что стараюсь устроиться поудобнее, а на самом деле пытался придумать, про что мне им врать дальше. – Ну, так вот, бывает так, что надо пробраться на территорию вражеского государства и что-нибудь важное сломать, или поджечь. А ещё и сделать это всё так, чтобы они там все думали, что оно само как-то сломалось, или само загорелось.

– Территория вражеского государства? – удивлённо протянул младший из заурядных. – А какие у нас вражеские государства? Мы же войны ни с кем не ведём.

Я картинно всплеснул руками:

– Алексей Николаевич! Ну, вы прямо совсем как дитё малое! Да разве же обязательно войну везти? Враждовать и без неё можно. Есть же страны, с которыми у нас хорошие отношения, а есть и те, с которыми плохие. Вот вам и всё, ваше благородие.

Сказал и только что сам себе по лбу не треснул! Ну, какое «ваше благородие»? ЗАУРЯДСТВО! «ВАШЕ ЗАУРЯДСТВО» надо говорить! Сам же ещё и прикалывался над ними, и сам же забыл! Эх, блин! А всё сериал этот вчерашний! Вот только слово – не воробей, если уж вылетит, то его и не поймаешь, и не подстрелишь.

– Вашими устами, да мёд бы пить, – грустно улыбаясь, ответил мне подпоручик. – Ошибаетесь Вы на наш с Романом счёт, Андрей Иванович. Не благородия мы с ним покуда. Так, дети боярские.

А это ещё что за фигня такая? Разве боярские дети не дворяне? Очень надеюсь, что эти мои сомнения не отразились у меня на лице.

– Эт верно, – вздохнул Старинов. – Мне в поручиках года два походить придётся. Да и то ещё, наверное, не всё. Может, сразу капитана пожалуют, а, может, и не сразу… Алексею до дворянства и того дольше, – он повернулся к подпоручику и спросил: – Тебе до капитанского ценза лет пять ведь служить?

– Шесть! – усмехнулся подпоручик Алёша. – Шесть лет. Шесть долгих лет. Шесть очень, очень долгих лет.

– Ну, ничего, ничего, – утешил его Старинов. – Совершишь два-три подвига, тогда, глядишь, тебя Государь и допрежь капитанства возведёт в дворянское достоинство.

Последние слова поручик произнёс как бы шутя. Наверное, и сам во всё это не верил. Или сомневался в способность своего младшего товарища проявить такой героизм, чтобы сам царь-батюшка впечатлился на столько, что безвестное заурядство в виде подпоручика Алёшеньки «допрежь капитанства в дворяне возведёт».

Честно говоря, из всего вышесказанного я более или менее уразумел только то, что вот эти двое пока ещё не дворяне. Но могут ими стать. Один через два года, другой через шесть.

Про подвиги это понятно, за них как раз в рыцари и посвящали. А рыцари – это и есть дворяне. Обращение «Сэр» именно к дворянам и применялось. Применяется. В Англии и по сей день всяческие «сэры» обитают. А королева до сих пор своих подданных в эти «сэры» посвящать не прекратила. Правда, только за особые заслуги. Типа за подвиги.

Ничего по-прежнему не ясно про боярских детей. Почему они не дворяне? Или бояре сами по себе, а дворяне сами по себе? Всё равно не понятно.

Вот ещё что примечательно, сам Пётр Первый ввёл правило, что с получением офицерского чина и дворянство тоже присваивается. Автоматически. Только, по-моему, не потомственное, а личное. А когда потомственное давалось, этого я не помню. Ну, правильно, мне же раньше не надо было.

И да, а я-то теперь кто? Раз я прапорщик, то не дворянин – это точно. Жаль, конечно, а то я уже совсем было собрался заявить, что я из этих… из благородных. Обломайтесь, Андрей Иванович! Курица – не птица, прапорщик – не дворянин. Мещанин?

О! А я, может, быть кучу подвигов совершил. Я же мог? Мог. Ну, вот! Государь меня, значится, в рыцари и посвятил, потому как я – самый что ни на есть геройский герой. Супергерой. Супергеройский супергерой.

Блин, не прокатит. Про содержание самих подвигов ещё можно сказать, что они все насквозь секретные, а вот почему я тогда до сих пор всего лишь прапорщик, тут я даже наврать ничего не смогу. И, кстати, кто тут у нас сейчас за Государя? Пётр Алексеевич или кто там после него был? Блин! И вот какого хрена я историю в школе не учил? А?

А год-то у них тут сейчас какой? Хоть бы это как-нибудь выяснить.

Из этих невесёлых размышлений меня вывел наш извозчик:

– Вашзурядство, господин прапорщик, а верно ли сказывают, будто пластуны весь день под водой через соломинку дышать могут?

– Правда, только не через соломинку, а через камыш, – ответил я и, не придумав ничего более подходящего, добавил: – В полпальца толщиной.

Извозчик разочарованно вздохнул и больше уже ничего не спрашивал.

– Андрей Иванович, а правда, будто пластуны такими ухватками владеют, что и безоружные против сабли выстоять смогут? – подхватил тему Алёшенька.

Как прикажите ему ответить? Сказать, что «Да», проверять полезет, а против сабли приёмов не знаю. Против ножа, против палки, против топора, против автомата со штыком справлюсь, а сабли… У нас же с саблями никто не ходит, вот и не надо было.

Если же, наоборот, сказать: «Нет», то ещё, чего доброго, уважать перестанет, а этого мне сейчас совсем не нужно. Что ж, когда не можешь дать однозначный ответ, дай неоднозначный:

– Не все. Я вот, например, совсем безоружный не рискнул бы, но если лопатку мою за оружие не принимать, то с ней я, скорее всего, против одного с саблей выстою.

Похоже, и этого поклонника я потерял. Во всяком случае, некоторая тень разочарования на лице у подпоручика промелькнула. Надо восстановить авторитет:

– Но вот если и противники тоже безоружные будут, тогда троих легко раскидаю.

Не впечатлило людей. Надо было побольше сказать, пятерых или вообще семерых. А троих – у них тут, наверное, любой дурак раскидает. Ладно, мне ведь, в сущности, особой необходимости-то и нет развлекать их. Я же с ними только до утра. А дальше они сами по себе, а я сам по себе.

И, кстати, надо им карту как-то втюхать, а то, сдаётся мне, не будет у меня на неё других покупателей. Хотя, покупатели-то, может быть, и найдутся, только искать их придётся самому. Что характерно, искать долго и упорно, теряя при этом драгоценное время. А этим карта, вроде бы, сейчас уже нужна стала. Тем более, что у них и род занятий как раз профильный, и задание соответствующее. Не продешевить бы ещё.

– Андрей Иванович, побывать в других странах, пускай даже и во враждебных, это же, должно быть, очень занятно, – прервал мои размышления подпоручик. – Отчего же Вы службу такую интересную оставили? Я бы, наверное, всю бы жизнь так служил.

Так, и почему же я службу оставил? Правду говорить нельзя. Даже в обработке она очков мне не добавит. Что же тогда наврать?

В смысле, что придётся именно врать, я не сомневался, ситуация, знаете ли, вынуждает. А вот что именно врать, вот в чём вопрос?

– Так уж жизнь сложилась, – развёл руками я. – Ещё раз простите, но подробностей не расскажу.

– Всё секретничаете, господин прапорщик? – вступил в разговор командир маленького отряда. – Сами помощи просите, да ещё в таком деликатном деле, как выправление документов, и сами же ничего о себе не говорите. Странно это. Не находите?

Умный он. И подозрительный. В смысле, подозревает меня. Это как раз понятно, я бы на его месте такого мутного типка, как я сейчас, тоже подозревал бы, но делать-то что?

– Дражайший Роман Елизарович, – начал я из далека, чтобы собраться с мыслями. – Ну, что Вы, право слово? Вы же как никак человек военный… должны понимать… секретность, она такая, не я её придумал. А про некоторые тайны скажу Вам так: они настолько страшные, настолько не подлежат разглашению, что при угрозе попадания не в те руки обязаны умирать вместе с секретоносителем. В данном случае со мной.

Поручик покосился на меня с некоторой усмешкой:

– То есть Вы скорее умрёте, чем расскажите нам свою историю? Я правильно Вас понял, господин прапорщик?

Я улыбнулся в ответ:

– Да. Но у медали есть и другая сторона. Если я Вам поведаю правду, то убивать придётся уже вас. Всех, кто окажется посвящён в тайну. Всех. Ну, разве что кроме этих, – я указал рукой на Данилыча, который со своими спутниками в этот самый момент въезжал на вершину очередного холма. – А может, и их тоже. Вы уверены, что желаете стать секретоносителями на таких условиях?

– Вот так значит? – усмехнулся поручик. – Выходит, что историю Вашу мы не услышим. Жаль, жаль. Но платить своей жизнью за рассказы о Ваших странствиях я покуда не готов, знаете ли. А ты, Алёшка, как смотришь на такую цену за повествования о путешествиях господина прапорщика?

Означенный Алёшка хмыкнул, повертел головой, типа осматривая местность, потом выдал:

– Я, признаться, рассчитывал сегодня послушать о загадочной жизни пластунов, но не для того, чтобы меня после этого сразу же убили. Нет-нет-нет, господин прапорщик, оставьте свои секреты при себе. Глядишь, они когда-нибудь и пригодятся более любопытным людям. А уж меня увольте.

Это что сейчас такое было? Это типа я их уговаривал послушать мои секретные истории? Да ну, на хрен!

Данилыч со своими на вершине холма остановился. Они там скоренько посовещались, после чего один из бойцов на рысях отправился к нам.

– Что у них там стряслось? – непонятно у кого спросил командир.

А действительно, что? Сейчас узнаем. Солдатику оставалось ехать с полминуты, не больше. А между тем, Данилыч на холме не выказывал никакого беспокойства, просто ждал.

– Вашзурядство! – выдал запыхавшийся кавалерист. – Деревенька показалась, версты не будет. Господин сержант спрашивают, не прикажете ли нам вперёд отправляться, квартиры для ночлега поискать, покуда не стемнело?

Я бы не сказал, что смеркалось, но через часок уже точно начнёт, так что, на мой взгляд, мысль здравая. Поручик тем временем переглянулся с подпоручиком и, кивнув ему, произнёс:

– Пожалуй, что да. Алексей, ты тоже поезжай, погляди, как там. Да выбери, где мы втроём расположиться сможем, и потолковать, так, чтобы не мешали.

Тот чуть склонил голову и со словами: «Будет исполнено!», умчался вперёд по направлению следования.

Он ускакал, а я остался думать, что сказанное солдатиком «Вашзурядство» прозвучало как «Вашзрятство». Вот это он сейчас случайно, или на самом деле так думает? Типа: «Зряшные вы ребята, господа самые младшие офицеры». Ну, посмотрим, посмотрим.

Не прошло и пяти минут, как наш небольшой караван поднялся на ту самую вершину холма, и мы смогли своими глазами лицезреть обещанную деревеньку. До неё, действительно было меньше километра. И, странное дело, все сразу как-то за торопились. А куда спешить-то уже? Ну, приедем мы в это село на пару минут раньше, что это изменит?

Кстати, это всё-таки не село, а деревня. Потому что в селе обязательно должна быть церковь. В принципе, это чуть ли не главное отличие в классификации населённых пунктов сельского типа. Здесь никаких церквей не наблюдалось, значит, это деревня. Да и дворов в ней, не сказать, чтобы много. Десятка три-четыре. Край полсотни.

Сейчас доедем, разместимся на ночлег, и вот тут господа заурядные офицеры начнут настоящий перекрёстный допрос с пристрастием. Надо будет наврать им чего-нибудь более-менее правдоподобного, пусть себе удивляются. Всё равно завтра мы распрощаемся с ними. Какая мне разница что они там себе на воображают, если мы с ними больше не увидимся? А и увидимся, тоже не велика беда. Так и скажу, мол, звиняйте, не корысти ради, а токмо волею обстоятельств, пославших меня подальше.

И это… почему они именно заурядные?

Блин! И не спросишь.