Волшебные меридианы. Книга первая. Картограф.

Глава 15

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.

– Андрей, – в задумчивости проговорил Старинов. – Я вот всё думаю, а как же тогда высоту-то у гор меряют? Не лотом же?

Про лот я до конца не осознал, и на всякий случай, именно такой метод обсуждать не стал.

– А для таких вот работ как раз теодолиты очень неплохо подходят, – заверил я поручика, хотя, и тут стопроцентной уверенности у меня не имелось.

Ну, а как ещё? В принципе, этим незатейливым геодезистам пока и такое объяснение сгодится, а там наврём чего-нибудь если что.

Сгодилось такое объяснение геодезистам. Алёшенька вдруг воспрял духом и радостно воскликнул:

– Это про который ты говорил, будто бы он совсем как мензула? Только другой, вроде как посложнее?

– Да! – поддержал его поручик.

А Раков, походу, разошёлся:

– И ещё говорил, словно, без палитры не разберёшься. Наверное, рисовать разноцветными красками придётся? Да?

Я что-то не понял, а причём тут разные краски? Но вслух я этого спросить не успел, потому что поручик меня опередил:

– Алексей, а причём тут разноцветные краски? Мыслишь, в один присест со съёмкой и карту разом нарисовать?

– Рома, да я сам в толк никак не возьму, для чего палитра, – честно признался Раков. – Это вон Андрей уверял, будто бы без неё разобраться не сумеем. После блинов я готов ждать всякого. Отчего бы единым махом и чертёж не расцветить? А чего? И съёмку ведёшь, и карту одново искрашиваешь. Вот как у масонов.

Я, наконец-то изыскал возможность вставить свою реплику:

– Да не говорил я ничего ни про какие краски! С чего ты вообще взял всё это? Краски какие-то! Причём здесь вообще краски? Напридумывал тоже. Краски, блин! Что за краски? Говори, раз уж начал.

Подпоручик был изрядно потрясён такой постановке вопроса, хотя, подобная формулировка проблемы, на мой взгляд, вполне даже уместна.

– Да как же так, Андрей?! – изумился Алексейка. – Ты ведь сам говорил, мол, без палитры не разберёмся, приборы ещё предлагал достать… а сейчас вроде, как и не помнишь…

Я только что по лбу себя не хлопнул:

– Понятно! Только я не палитру предлагал достать, а поллитру.

– Опять ты всё путаешь, – возразил мне подпоручик. – Достать ты предлагал приборы, а без поллитры, говорил, что не разберёмся. Вот я и подумал будто ты красками сразу же чертёж земельный разцветить собираешься.

– Подожди, Лёша, – остановил я его. – Ты про какую поллитру сейчас речь ведёшь? Давай уточним, а то я сам уже запутался.

– Ну как же? У ремесленников, какие художествами разными промышляют, доска для красок поллитрой зовётся. – Обозначил свой взгляд на вещи заурядный господин Раков. – Или что-то другое собирался сказать?

– Етит твою мать! Профессор! Доска для красок – это пАлитра, а пОЛЛитра – это бутылка с водкой! – Попытался расставить все чёрточки над Ё я. – Согласен, слова очень похожи, но обозначают разные вещи. Так что ни рисовать, ни раскрашивать, я и сам ничего не собирался, и вам не планировал предлагать. Ну, что? Разобрались? Или ещё вопросы остались?

Раков посмотрел на сосуд из зелёного стекла и спросил:

– Значит, говоришь, штоф, по-вашему, по-пластуновски, поллитрой называется? Я тебя правильно понял? Никогда допрежь не слыхал.

Вот так вот, да? Получается, теодолит господам землеустроителям как бы и без разницы вовсе, хотя это им очень даже по специальности, но вот про поллитру они спросили. Настоящие офицеры! Хоть и заурядные.

Был у нас в бригаде один капитан, любил он разные устаревшие словечки вворачивать, вот он-то и разъяснил как-то раз, что ведро, как мера объёма жидкости – это не десять литров, а двенадцать, и штоф, как его десятая часть, соответственно тоже не литр, а побольше, ну и про пузырь естественно не забыл.

Вот используя знания, полученные в своё время от сослуживца, я решил прояснить своим новым знакомым ситуацию. Ну, насколько смогу.

– Поллитра, – говорю. – Это такая мензурка, бутылка стало быть, на четыре чарки водки. Выпьешь, и всё сразу понятно становится. Ясно?

– Эвон как ты завернул! – восхитился Старинов. – Без поллитры, видать, и впрямь не разобраться! Алёшка, давай доставай мензулу!

– А мензурки? – подхватил шутку Раков.

– Мензурки, Алёша, вечером. Если доживём, – ответил ему командир.

Ну, вот те здрасьте! Помирать наш Елизарыч собрался.

– Эй! Рома, Рома! Ты чего? Ну-ка, прекрати мне эти упаднические настроения! – наехал я на поручика. – Ты здесь кто? Ты здесь командир. И ты никакого права не имеешь паниковать.

– А я разве паникую? – удивился главный военный землемер.

– Да ты только что кричал тут: «Мы все подохнем! Мы все подохнем!» Вон и Лёха не даст мне соврать. Лёх, он же кричал, что до вечера не доживём? – подмигнул я Ракову.

Тот не подвёл:

– Натурально. Так и было. До вечера сказал, не доживём, и почему-то водку пить не разрешил. Вот это вообще непонятно. Раз всё одно не доживём, так отчего бы и не выпить напоследок?

– Поговори у меня! – ну, очень строгим голосом осадил его Старинов. – А ну, марш караульную службу нести. Где твой редут? Вон и иди туда. А то ишь чего, солдатиков там без присмотра оставил и ещё водку пить собирается!

– Да! – поддержал я командира. – Не время сейчас водку пьянствовать и безобразия нарушать. Ты, Алексей, иди, посмотри, чем у нас личный состав занимается, поруководи ими маленько. А мы тут пока разные землемерные технологии обсудим, а доступные так ещё и отработаем. А ты иди, иди.

Раков встал, с очень обиженным видом надел треуголку, сделал высокомерное лицо и, щёлкнув каблуками, удалился.

Старинов мрачно посмотрел ему в след и, поднявшись, глухо проговорил:

– Пошли.

На улице мы отыскали один из возов, и Елизарыч вытащил оттуда приборный ящик.

Мензула, как я и предполагал, являлась упрощённой версией теодолита. Очень упрощённой. Шкалы, предназначенные для измерения углов, отсутствовали как класс. Да там, в общем-то, углы измерять никакой необходимости и не возникло.

Если совсем просто, то мензула – это столик на трёхногом штативе. На столике бумага. Сверху крепится алидада с диоптром и линейкой.

Алидада – это такая приблуда, сантиметров сорок длиной, с боку у неё линейка с непонятной шкалой, а сверху диоптр. Диоптр только называется так серьёзно, почти по-научному, а на деле вообще детский сад. С одного конца у него вертикальная планочка, в ней маленькая дырочка. Через неё смотришь на другой конец, там другая планочка, в ней дырочка побольше и вертикально натянута тонкая проволока. Задача состоит в том, чтобы, глядя в маленькую дырочку, увидеть проволочку и навести её на какой-то объект. Всё.

А нет, не всё. Потом, специально назначенные люди, измеряют расстояние от тебя с прибором до этого самого объекта, говорят тебе, а ты переводишь его, расстояние, в масштаб карты, которую рисуешь, отмеряешь и чертишь по линейке отрезок нужной длины. Вот, теперь всё.

Это вам не теодолит! Там одни поверки, да юстировки делать замучаешься. Так ведь потом нужно ещё и угол замерять, и не просто так, а с точностью до минуты. Расстояние тоже сам меряешь. После это всё надо записать, а потом ещё и исчислять кучу всего-всего. Короче, теодолит в сто тыщ мильонов раз сложнее.

Но с теодолитом я был более или менее знаком, поэтому процесс обучения надолго не затянулся. И уже к обеду я мог поклясться, что делаю всё не хуже самого Старинова.

Но во всём этом присутствовал один интересный нюанс, я ещё не решил, как с ним поступить, и отложил на потом. Дело в том, что угол измерять всё-таки нужно было, но уже очень потом и при состыковке листов в большую карту.

Для измерения углов поручик использовал обычный пластмассовый транспортир.

Да шучу! Железный, конечно. Он точнее. А из пластмассового только дымовухи в школе хорошо делать.

Транспортир у поручика был серьёзный. На все триста шестьдесят градусов и с делениями аж на полградуса. Такой, если заточить, в довольно смертоносное оружие превратиться может. Но поручик его, почему-то не затачивал. Берёг, наверное.

Так вот, получаемые таким путём данные периодически требовалось умножать то на синус, то на косинус, а то и вовсе на тангенс измеренного угла. И мне стало интересно послушать, как же поручик собирается находить их значения.

Оказалось всё просто: у него имелась тетрадь, в которой он добросовестно зафиксировал предусмотрительно исчисленные кем-то когда-то значения синусов, косинусов и всё остальное прочее подобное. По сути дела – таблица Брадиса в урезанном варианте. Вот и вся разгадка.

Нужно ещё будет понаблюдать за процессом арифметических действий поручика, а то, может быть, удастся как-нибудь повыгодней запродать возможности инженерного калькулятора на базе телефона. Жаль только заряжать его здесь негде, а то бы…

А то бы пиццу заказали. Или роллов.

Да не-е-е… откуда здесь пицца? И доставки, наверное, тоже нет. И кому звонить, если телефон тут только у меня?

Появился Данилыч. Опустошённую миску он, как и обещал, помыл. Сержант прошёл в избу. Глядя ему вслед, я спросил у Старинова:

– Как считаешь, не стоит ли Прокопову вместе с частью команды, которую он сам же и отберёт для ночного дежурства, лечь спать прямо сейчас. А чего? Пускай отдохнут перед бессонной ночью.

Я бы, конечно, так и сделал, но это я, а Елизарыч пусть пока командует, как хочет, его же отряд, не мой. Редкий боец откажется от возможности лишний часок вздремнуть, потому как если даже солдат спит – служба всё равно идёт. Старая солдатская мудрость.

На этот раз поручик «своевольничать» не стал, а поступил вот прямо так, как посоветовал ему очень бывалый я. Хорошо. Хоть тут можно быть спокойным.

Когда Данилыч отбыл, Рома вознамерился вернуться к геодезическим упражнениям, но мне удалось пресечь эти поползновения в зародыше:

– Елизарыч! Родной! Успеем ещё бумагу перевести. Как по мне, так на сегодня и этого предостаточно. Пошли лучше позиции осмотрим. Пока время позволяет, а то, чего доброго, стемнеет уже.

На счёт стемнеет, это я сильно преувеличил, конечно, но поручик и тут со мной согласился. Прямо чудеса какие-то, до чего покладистый стал.

При очередном обходе охраняемой территории мы с поручиком не увидели ничего экстраординарного. Так сказать, незаурядного. Несколько групп мальчишек слонялись в полях и лугах на некотором отдалении от деревни, и даже вид не делали, будто за чем-нибудь наблюдают. Что с них возьмёшь? Дети.

«Ополчение» разбрелось по домам. Ну а, если надзирающий орган в лице сержанта Прокопова отсутствовал, то отчего бы им действительно не разбрестись? Да и сколько можно-то палками махать? Даже у профессиональных военных тренировки не длятся вечно. Так что тут мы с Елизарычем никаких отклонений от генерального плана не усмотрели.

В самом ответственном месте, на блокпосте у выезда из деревни, служба неслась на удивление исправно. Один солдат, как и положено отдыхающей смене, мирно дрых, укрывшись дерюжкой, другой производил «работы» по укреплению укрепления, ну а, третий под чутким руководством Алексейки наблюдал за подступами к рубежам приютившей нас деревушки.

Нас с поручиком заметил солдат из бодрствующей смены. Тот, который чего-то там мастерил, модифицируя фортификационное сооружение. Он бросил своё занятие и что-то сказал Ракову и начал приводить свой внешний вид в относительный порядок. В принципе, нормальная реакция на появление начальства. У остальных с рефлексами тоже был полный порядок. Спящий продолжил отдыхать, третий солдат обернулся посмотреть на приближающихся нас, а подпоручик, вернув их к выполнению прежних функций, скоренько направился к нам навстречу.

– Это хорошо, что вы пришли в аккурат сейчас, – затараторил он, приблизившись шагов на двадцать. – Андрей, дай скорее бинукуль. Там кто-то едет, – и показал рукой, где именно там, по его мнению, происходило нечто, достойное пристального наблюдения.

Я и без бинокля видел, что километрах в двух с половиной, может быть, даже трёх, двигался караванчик из пяти повозок. Совершенно безоружным взглядом наблюдалось и направление их движения. Абсолютно безо всякого напряжения глаз было понятно, что кто бы там не ехал, едет он мимо. Но бинокль я всё-таки достал.

Во-первых, мне самому стало интересно, что это там за движуха. Во-вторых, пресекать нужно только неразумную инициативу, а разумную, напротив, поощрять. В нашем случае, следовало поощрить Алексейку за бдительность. Дать ему позырить в вожделенный бинокль. Ну и, в-третьих, тот факт, что прямо сейчас караванчик двигался не в нашу сторону, а как бы даже, наоборот, не давал никаких гарантий, что ребятки не повернут к нам.

Это были телеги с крытым верхом. Кибитки очень походили на фургоны американских переселенцев. И вот кто это может быть? Сам я вряд ли догадаюсь, так что, пускай, ретивый подпоручик сам определяет их принадлежность. А я никаких опознавательных знаков на них разглядеть всё равно не сумел.

– Люли. – Заявил Раков после пары минут созерцания процессии и передал бинокль Елизарычу.

По идее мне бы надо было сразу предложить воспользоваться оптикой Роману, как старшему по званию и командиру, но я же собирался вознаградить Алексейку за усердие по службе, вот и вознаградил.

– Похоже на то, – согласился с выводами подпоручика Старинов.

– Чи-и-во-о? – поразился я. – Люли??? Это что ещё за люли такие? А ну, давайте, объясняйте, что за люли такие! А то щас сами люлей огребёте!

Изумились не только оба незатейливых офицера, судя по вытянувшимся рожам, солдатики тоже прифигели. А что именно их так ошеломило?

– Так! Ну-ка быстро рассказывайте, что за люли? Где люли? Какие? Зачем? – я отобрал у поручика свой бинокль и навёл его на колонну повозок.

Если подумать, то фургоны выглядели ни как грузовые, а скорее как пассажирские.

– Люли, они есть люли. Чингане, – донеслось слева. – Беспутные люди.

– Ты разве гитанов никогда раньше не видел? – удивился Раков.

– Чавелы, – выдохнул поручик.

Чавелы? Серьёзно???

– Цыгане что ли? – хмыкнул я.

Ответ Романа поверг меня… в ступор.

– Какие цыгане? Люли.

– Цыгане? Это ещё кто? – вопросил Раков. – Нет-нет, эти точно люли.

Ну, люли так люли. Не хватало ещё из-за каких-то люлей нервы себе трепать.

– И куда они едут, эти ваши люлякебабы? – поинтересовался я, хотя, куда вообще могут ехать цыгане? Ехать – это их образ жизни. Кочевой образ кочевой жизни.

– Да кто ж их знает? – пожал плечами Елизарыч. – Они, наверное, тебе и сами не скажут. Едут куда-то, а куда едут не помнят.

Тут меня одна мыслишка в самый мозжечок кольнула:

– Подожди, Роман! Сдаётся мне, едут они как раз из тех краёв, где вчера кучу народа поубивали. Как полагаешь, это не могут быть они?

Старинов аж хрюкнул, до того ему стало смешно:

– Кто? Люли? Ну, уморил! Да они вороны на дереве боятся! Какие из них разбойники?! Нет, ну, конечно, случалось, что кого-нибудь в пьяной драке и порежут, так ведь в пьяной потасовке чего не бывает? Их за такое бьют нещадно и гонют отовсюду. Так что не они это… – и поручик махнул рукой, обозначая несостоятельность моей идеи.

Я снова приставил оптику к глазам и попытался разглядеть хоть что-нибудь. Но тщетно.

– Рома, – проговорил я, опуская бинокль. – А ведь это – идеальное прикрытие. Ну, вот смотри, взяли разбойнички, перебили люлей… – хотел сказать «наваляли люлям люлей», но это бы не отразило нужной картины событий, поэтому воздержался. – Ну, так вот, перебили они ваших люлей, переоделись в ихнее шмотьё, и теперь, сами прикидываясь люлями, на ихних же повозках куда-то едут. И никто, заметь, их не ловит. Потому как всё знают, что они, как ты выражаешься: «Вороны на дереве боятся». Не думал о таком повороте?

Похоже, что поручик о таком повороте, действительно, не думал. А вот сейчас задумался. И крепенько так… Мне даже показалось, что я слышу скрежет шестерёнок в его черепушке.

– Что предлагаешь? – спросил он спустя пару-тройку минут. – Догнать и проверить твою догадку? Или как?

Настала моя очередь скрипеть мозгами. Мне хватило секунд пятнадцать:

– У нас другая задача. Нам и тут-то что-то охранять не особенно нужно, но раз уж мы всё равно здесь, отчего бы и не организовать хотя бы видимость обороны посёлка. И людям спокойнее и нам тоже… А гоняться за кем-то по степям – это уж точно не наша забота. Тем более, что там, – я махнул рукой в сторону повозок. – Действительно могут оказаться просто люли. Ну, те самые, которые ворон боятся.

Свой холодный взгляд, подсвеченный вполне уже налившимся фингалом, поручик сопроводил словами:

– Для чего тогда ты мне только что про разные идеальные прикрытия говорил? Просто показать нам какой ты умный?

– И для этого тоже, – парировал я. – Это, Роман Елизарович, вот с какой целью было высказано: никто не должен расслабляться, нападение может произойти и с другой стороны. Вот они отъедут километров на десять, встанут там лагерем, а под покровом ночи подкрадутся и нападут.

– А киломертов на десять – это куда? – встрял в разговор Алексейка. – И далеко ли?

Вот ведь блин! Всё забываю, куда я попал:

– Я имел ввиду вёрст на десять… да хоть бы и на семь-восемь. Мы же их видеть-то уже не будем, значит, и думать про них не станем. А это притупление бдительности… А оно добром не кончается…

– Как планируешь обострять бдительность? По всей околице караульных наставить? Или ещё какие мысли имеешь?

Етишкин пистолет! Пора завязывать умничать, а то, я смотрю, мой новый друг Старинов уже наловчился на меня же всё обратно и сваливать. Надо, надо прекращать это дело…

А вот прям щас нужно отвечать ему, а то авторитет пропадёт:

– Караульных мы везде поставить не сможем, это и так понятно, а патруль человек из трёх-четырёх нам очень даже по силам. Именно так и предлагаю поступить, – а теперь самое время поручику его подначку возвернуть: – Кстати, ты, Рома, про патруль и сам вполне мог бы догадаться, решение не такое уж и мудрёное. Я бы даже сказал типовое…

– Я вот про патруль тоже подумал, – поспешил, на всякий случай, отмазаться Раков. – Ты просто опередил меня.

Ага! С языка снял.

За свою реплику Алексейка удостоился от поручика взгляда, содержащего в том числе и немаленькую долю презрения к кулацким подпевалам. Мне взгляд остался более нейтральной эмоциональной окраски. Можно сказать, равнодушный такой взгляд:

– Ну, что ж, Андрей, пойдём, пожалуй. Мы уже всё здесь с тобой посмотрели. А ты, Алексей, продолжай наблюдать. Если эти, – он ткнул пальцем в виднеющийся вдали караванчик. – Если они остановятся где-то не далеко… вёрст пять-семь, сообщи. Пошли, Андрей.

Не успели мы и пары шагов сделать, как сзади донеслась реплика Ракова:

– А не стоит ли господину прапорщику остаться здесь. Ему в свой бинокуль способнее за обстановкой наблюдать, нежели мне.

Пришлось оборачиваться и давать гневную отповедь, благо, словей вычурных и подходящих эпохе в позавчерашнем фильме поднахватался:

на действительной воинской службе Господин подпоручик, смею Вам заметить, что я в настоящий момент являюсь всего лишь вольнонаёмным. В то время как Вы, Алексей Николаевич – офицер кадровый, сиречь состоящий на действительной воинской службе, со всеми вытекающими из этого факта следствиями.

О, как завернул! Аж самому завидно!

Этим коротким спичем я заработал восхищённо-одобрительный взгляд поручика и, практически жалобную, просьбу ПОДпоручика:

– Андрей, ну, хоть бинукуль-то оставь. Как мне за этими смотреть-то?

Свой надо иметь. Не маленький уже. Но вслух я этого говорить, конечно же, не стал, и без того Алёшеньку изобидели.

Короче, мы с Елизарычем отбыли, оставив нашего младшего научного сотрудника в компании троих низших чинов. Так сказать, д’Артаньян и три мушкетёра. В смысле, драгуна… три драгуна, а не мушкетёра… Ну, вы поняли.

По прибытии в «штаб» Старинов послал за Данилычем. Когда заспанный сержант явился, командир довёл ему вводную про люлей и изложил идею на счёт патруля.

Данилыч, почесав затылок, выступил с некоторыми соображениями по организации несения патрульно-караульной службы в тёмное время суток. В частности, он предложил для усиления привлечь десятка полтора колхозников, и обратился за поддержкой ко мне. Сочтя все его задумки достойными одобрения, я многозначительно покивал и чуть не прыснул, вспомнив сегодняшнее: «Маршал Танькиных войск».

Поручик «милостиво» отпустил его воплощать всё задуманное в жизнь.

Ближе к ужину из полей вернулись последние «дозорные», не заметившие, само собой, никого желающего напасть на деревню. Само собой фуры с люлями в расчёт не были приняты никем. И то сказать, они мало того, что и ехали-то чёрте где, так ещё и мимо. Там всегда кто-то ездит. Вот прямо дня не проходит, чтобы кто-нито да не проехал. Да и как в такой дали разглядеть, кто там едет? И чего вообще на них глазеть, если они и не к нам вовсе?

Не могу не согласиться с подобными постановками вопросов. Тем более, что про бинокли, который здесь, кстати, только у меня одного, тут и слыхом не слыхивали. Стало быть что? Стало быть, на клошаров этих никто внимание обращать и не планировал. Один только Алёшенька Раков бдительность и проявил.

Где он, кстати?

Ах, да! Где он ещё может быть? За чавелами наблюдает. Интересно, их всё ещё видно без оптики, или как?

– Рома, – позвал я почти задремавшего Старинова. – Пошли к Лёшику сходим, посмотрим, как там у него. Чем там люлякебабы заняты, глянем.

Поручик потянулся:

– Эк ты их! Люлякебабы. Это, вроде как, люли и бабы ихние что ли?

– Навроде того…

– Ну, пошли. От чего ж не сходить?

И мы пошли.

Как оказалось, и люли, если это они, и бабы ихние, если были и такие, так вот все они примерно с полчаса назад скрылись из виду за холмом, формировавшим здесь своей вершиной линию горизонта. Ну, и ладно. Трам-пам-пам.

Я оглядел окрестности в оптику и, передав прибор подпоручику, обратился к командиру группы:

– Роман, скоро стемнеет. Назначь тут старшего, а Лёху, давай, с собой заберём. Что ему тут делать? А они и втроём справятся. У них всей заботы тревогу вовремя поднять. Я думаю, это они смогут. Пальнули в воздух, и всё.

Отвёл начальника геодезической партии в сторонку и, отбиваясь от комаров, шёпотом добавил:

– Только кажется мне, что и этого не понадобится, потому что никто на нас сегодня нападать не будет.

– Хорошо бы, конечно, да только почём наперёд знать, как выйдет? – судя по интонации, никакой жажды подвигов отважный предводитель картографов больше не испытывал.

Поручик приказал одному из солдат быть за главного, и мы втроём отбыли в расположение.

Елизарыч потрогал налившийся под глазом синяк и поморщился.

– Больно? – участливо спросил Алексейка.

– А как же?! – ответствовал Старинов.

– Терпи, коза, а то мамой будешь! – изрёк я любимую присказку нашего ротного.

– Чего? – чуть ли не хором удивились оба заурядника.

Вспомнил!!!

Вспомнил, где слышал это слово. Только не заурядник, а просто урядник. Было такое звание… или должность… чин, короче, какой-то такой был при царе.

И вот ещё что, были в те времена такие зауряд-прапорщики. Они, что характерно, по своему положению находились между прапорщиком и подпрапорщиком.

Понять бы теперь, как всё это устроено тут. У зауряд-офицеров…

– Андрей, ты чего сейчас такое сказал? – попытался вернуть меня в реальность поручик. – Коза какая-то… мама опять же… ничего не понятно. Говоришь вечно невразумительные вещи, догадывайся потом…

Ладно, сейчас просвещу:

– Казаки, когда выбирают себе нового командира, бьют его плёткой… нагайкой по-ихнему…

– Про то, что они плётку нагайкой зовут мы знаем, – безцеремонно перебил меня Старинов. – Ну, бьют они его, дальше-то чего?

– Вот бьют они его и приговаривают: «Терпи, казак – атаманом будешь!»

– Ишь ты! – воскликнул Раков. – А мне послышалось: «А то мамой будешь!» Представляете?!

– Мне тоже, – ухмыляясь, покивал поручик. – И ещё не казак, а коза. Вот ведь пропасть какая!

Алексейка растянул губы в улыбке и выдал:

– И мне про козу послышалось! Смешно, правда?

Старинов снова покивал.

– Да не послышалось вам, – заявил я. – Я вот именно так и сказал.

– А зачем? – изумился Раков. – Зачем про козу?

– Да чтоб смешнее было! Развеселить вас хотел, а то вы квёлые какие-то стали. Увидали ромалов вдали, и сразу затосковали по вольной цыганской жизни. Взбодрить вас хотел, – продекларировал я свои намерения. – Сейчас как? В табор к люлякебабам не тянет?

– К люлям – нет! – расхохотался поручик. – Только к бабам!

А я бы, конечно, и от люля-кебаба бы не отказался. На ужин. Где бы его ещё взять?

Ужин нас уже ждал.

От предложенной к ужину водки пришлось отказаться: когда ожидаешь ночного нападения, ни к чему заливать шары, даже если на самом деле ты его и не ожидаешь.

Раков попросил меня рассказать какую-нибудь историю из жизни пластунов. Что я ему мог рассказать? Как нас на вертушке в горы забрасывали, а потом мы там с автоматами и пулемётами носились? Или как со снайперками в тайге на китайцев… это тем более нельзя.

– Знаешь, Алексей, я что-то устал сегодня, давай в другой раз как-нибудь, – отмазался я.

Алёшка расстроился и в таком состоянии отошёл ко сну. А вот мне сон не шёл, не давал покоя сегодняшний разговор с господами офицерами. Когда я спросил у них, почему они оба начисто отмели версию с набегом кочевников, знаете, что они мне ответили? Не нападают степные кочевники. Совсем. Лет триста уже. А может и больше.

И как это понимать? Они что прикалываются так? Как это, кочевники и вдруг не нападают? Тут же и башкиры, и ногайцы, и эти… как их… не важно. Есть кому прискакать на резвых коняшках за дармовщинкой. От кого тогда оборонительный вал строили? Хотя, постойте! Вала-то я как раз и не видел. Да. Точно. Когда лесополосу перешёл ещё удивился, что его нет.

Получается, что я не просто в прошлое попал, а ещё и в чужое прошлое. Параллельное. Что это значит?

Да только то, что здесь всё что угодно может быть по-другому, абсолютно всё. Петра Первого запросто может не быть, Стеньки Разина, Пугачёва. И цыгане у них тут и не цыгане вовсе, а какие-то непонятно откуда взявшиеся люли. Заурядники, опять же… Не так у них здесь. Не так. По-другому…

А это плохо или хорошо? Будем посмотреть. А пока… а пока вот эти – Старинов с Раковым верят в меня, нужно их в этой вере укрепить. Сначала я им помочь должен, а уж потом, глядишь, и они мне помогут.