Волшебные меридианы. Книга первая. Картограф.

Глава 12

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Когда мы с поручиком остались одни, он спросил у меня:

– Отчего же сам не пошёл мужиков обучать? Они же вроде бы сами хотели, чтобы непременно ты их учил. У тебя бы и лучше получилось бы, чем у Прокопова.

– Прокопова? Прокопов, Прокопов, Прокопов. Это кто? Это Данилыч что ли? – предположил я.

– Натурально он, – подтвердил мою догадку Старинов. – Или ты и в заправду думал, будто он маркиз Чувырловский?

– Нет. Про маркиза Чувырловского, это я придумал. И про маршала танковых войск тоже, – сообщил я очевидные факты, крутя в руках тряпицу, принятую мною поначалу за полотенце, и снова приложил её к затылку. – Важничал он тогда очень, вот я его и подколол: не ты ли, мол, Светлейший князь Меньшиков? Ну и, прочая, прочая… А он, выходит, Прокопов… Ну, Прокопов, так Прокопов. Чем не фамилия для сержанта?

– И то верно, – потупившись проговорил поручик. – А почему ты сразу про князя Меньшикова подумал, а не про кого другого? Похож что ли?

– Да нет. Просто Меньшиков – он же по имени-отчеству Александр Данилыч. Вот и получается, тот Данилыч и этот тоже Данилыч. Ну, я и ляпнул первое, что пришло в голову… Типа раз ты такой важный, уж не тот самый ли ты Данилыч, который Светлейший князь Меньшиков? А остальное… ну, про маркиза там и всё остальное… реально со злости.

Толкнул я эту свою маленькую речь, а сам подумал: а ну, как тут за подобное оскорбление Светлейших князей предусмотрены какие-нибудь серьёзные санкции, типа расстрел через повешенье? На будущее надо за языком приглядывать. Не ровён час, налетят лихие людишки из правоохранительных органов и пришьют мне, сиротинушке, госизмену в особо крупных размерах.

От размышлений поручик оторвал меня несколько неожиданным вопросом:

– Андрей, а Светлейший князь Меньшиков, он кто? Не могу про себя сказать, будто бы всех Светлейших князей знаю, кто они такие, просто о нём никогда ни от кого ранее не слышал. Это командир твой бывший? Да?

Блин! А ведь я чуть-чуть не ляпнул, что Меньшиков – ближайший сподвижник Петра Первого. Вот чует, чует моё сердце, что-то у них тут не так. Ведь Алексашка Меньшиков – это личность такого масштаба, что не слышать о ней… о нём… не слышать о нём не мог даже самый заурядный офицер. Тем более поручик. Да и хрен бы с ним, что Старинов у нас из мореманов! Да хоть из кого! Ведь нельзя же в нашем времени не знать, кто такой Шойгу! Или Медведев. Или Рамзан Кадыров.

А этот не знает! В смысле, не знает не про Шойгу с Кадыровым, а про Меньшикова он не знает. У них тут что, не было ещё что ли Меньшикова? Да ну на хрен! Меньшиков он же это… он же с Петрухой вообще чуть ли не с детства…

Или у них тут и самого Петрухи не было?

Тогда кто сейчас президент? В смысле царь-то у них тут сейчас кто?

Блин! И ведь не спросишь.

– Так, Рома, про Меньшикова я тебе потом как-нибудь расскажу… Хотя, сразу предупреждаю: сам мало что знаю. Так, слышал от комбата, но это всё потом, сейчас нам с тобой нужно всё-таки обход территории произвести. И если где-либо усмотрим какие-то недостатки, то своевременно устранить. Понятно? А то не ровён час налетят лихие людишки… ну, дальше ты и сам знаешь.

Поручик согласно кивнул.

– Ну, раз ты всё знаешь, и тебе всё понятно, то тогда пошли, Роман Елизарыч, – произнёс я вставая. – Учиним ревизию.

Тряпицу свою решил на обход не брать: в руках мешаться будет, а положить не куда, карманов-то нет. Разве что за пазуху сунуть. Я представил, насколько нелепо буду выглядеть с имитацией полотенца за пазухой, и ужаснулся.

Не скажу, что мне стало себя жалко, но я как-то очень остро ощутил необходимость произвести впечатление человека солидного им заслуженного. И как это сделать?

Возможно, я бы и придумал что-то менее вычурное и более эффектное, если бы располагал большИм количеством времени, но именно временем я сам же себя и ограничил, позвав поручика проинспектировать укрепрайон.

Мысль о том, что на обход территории нужно взять с собой бинокль, не показалась мне стопроцентным благом, но именно она завладела всем моим сознанием и разогнала все остальные мало-мальски здравые идеи к чертям собачим.

Телескоп в ихнем времени уже должны были изобрести. То ли Ньютон, то ли Коперник, кто-то из них его уже придумал. Так что им я бы Старинова не удивил, а вот на счёт бинокля у меня такой уверенности не имелось.

Долго зависать в бесплодных попытках сосредоточиться, я посчитал неправильным и, просив поручику: «Я сейчас!», полез в рюкзак за биноклем. В конце концов, Рома у нас человек не просто военный, а аж даже военно-морской, подзорную трубу, по-любому, видел. Ну а, бинокль… так и скажу, дескать, это две спаренные трубы. Для удобства смотрения в оба. Типа пластунам выдают такие, но не всем подряд, а только особо отличившимся, навроде меня.

Тут я не кстати вспомнил о наличии именно на моём экземпляре «дарственной надписи», выполненной сапожной иголкой на пластиковом корпусе прибора. Надпись была сделана сослуживцами, солдатами-срочниками в день присвоения мне прапорских звёзд. Со временем она поистёрлась, но читалась довольно отчётливо. Надпись гласила:

«Андрюшке-Кукушке прапорщику Российской армии»

Если поручик станет приставать на предмет содержания, так и скажу: «Подарили друзья-сослуживцы, шутники и раздолбаи». Типа у нас в батальоне так принято. Или, накрайняк, если уж совсем тупердяйничать начнёт: обзову его лошарой провинциальным и пошлю на нижний уровень небытия море Спокойствия бороздить.

Но если не считать сие, прямо скажем, неоднозначное письменное посвящение, то с таким «пластунским» девайсом выглядеть я буду жутчайше круто. И респектабельно. Наверное.

Может быть, как раз его-то и стОит упрятать за пазуху? Не от поручика, конечно, а от праздных зевак.

Не-е-е, не стОит. Если не уверен, то или не делай совсем, или делай так, как будто уверен на сто тыщ мильёнов процентов. Типа, ты делал так уже раз сто. Ну, или хотя бы дважды.

Тогда шутки в сторону! Мы на войне! Ну, по крайней мере, все так думают.

Во-о-от. А на войне все средства хороши. Поэтому все предрассудки на хрен, а бинокль на шею, и идём проверять боеготовность!

– А это что у тебя такое? И зачем ты его на шею повесил? Это какой-то пластунский… И – он не договорил, наверное, не нашёл нужных слов.

– Да. Это такой пластунский. Абы кому не дают, только особо доверенным людям. Я как раз из таких. Пойдём, покажу, как пользоваться.

И мы вышли на обход. Первым на нашем пути, как и в прошлый раз, был Данилыч. Он же сержант Прокопов.

Теперь в манипуляциях с вилами участвовало народу примерно в половину меньше, чем тогда. В целом-то, мне без разницы. Я просто уверен, что никакие бандитствующие элементы на эту деревню в ближайшие пару дней не нападут. По крайней мере, те, на которых все рассчитывают. На всех остальных мои гарантии не распространяются.

– Видишь, здесь всё хорошо. По крайней мере, пока. Так что пошли. В другой раз налюбуешься, – не дал я поручику вдоволь поумиляться практическими занятиями по штыковому бою.

– Но их же теперь меньше стало! – в ответ изумился Старинов.

– Боишься, что это может сказаться на боеспособности? – предположил я. – Не кручинься! Воюют не числом, а умением. И, кстати, нам пора. Туда, где за тучей белеет гора. Туда, где синеют морские края. Туда, где гуляем лишь ветер, да я.

Рома за каким-то хреном повернулся назад. Что-то там повысматривал, а потом спросил:

– Зачем нам в горы? И никакие они не белые, это ты зря. Волга она, конечно, река широкая, только до синих морских просторов не дотягивает.

Я проследил за направлением его взгляда. Это он что, всё так буквально воспринял? Хотя, чего это я? Лермонтов у них тут ещё не родился. Так что вряд ли они здесь в школе его стихи учили.

– Это я так, образно. Стихи такие. Понимаешь? Белеет парус одинокий в тумане моря голубом… И всё такое… Ты вообще стихи читал когда-нибудь? Наверняка же, читал. Вот и это тоже стихи были. А нам сейчас не туда… в смысле, не туда, где белеет или зеленеет гора, а… – тут меня неожиданно посетила Муза, хотя, и ненадолго, конечно, но всё же посетила, и я изрёк:

Туда, где Алёшенька Раков

Возводит свой прочный блокпост.

Или форпост. Короче, придём, увидим, что там господин подпоручик возвёл. И возвёл ли.

И мы двинулись дальше.

Вышли на околицу деревни. Ну, или как тут у них называется граница жилой зоны и территории посевных площадей? Видели несколько групп дозорных, увлечённо во что-то играющих на удалении в полверсты от деревни. То, что они именно играют, я сумел очень даже неплохо разглядеть в бинокль.

Рома Елизарович также изъявил желание осмотреть территорию с применением пластунской оптики. Осматривал он её долго, надо полагать, тщательно, во всех направлениях, и даже на предмет угрозы с воздуха. Когда же, наконец, оторвавшись от редчайшего в здешних краях прибора, заметил на нём «дарственную надпись», а заметив, ещё и прочитал, то просто в лице переменился:

– Андрей, тебе его что, сам Государь даровал? Только он может офицера Андрюшкой называть. А ещё чтобы приказать на таком дорогом подарке выгравировать… Это же… это же… ты, видимо, сильный восторг в нём вызвал. Да! Верно! – Рома отчего-то весь подобрался и посмотрел на меня с восхищением. – Очень сильный, раз он тебе и фамилию разрешил переменить на Кукушкина. До преж дворянского звания. Ты, должно быть, подвиг совершил? Расскажешь?

Очень заманчиво было оставить поручика в плену подобных заблуждений, но… Но всё тайное рано или поздно становится доступно широким массам обывателей, поэтому пришлось Романа Елизарыча разочаровать:

– Если бы так! Уж не посетуй, а только Государь к этой писанине никакого отношения не имеет. Да он, может, и вовсе о моём существовании не подозревает. А посланьице мне сослуживцы накарябали, как раз по случаю присвоения мне звания прапорщика. Да, и ещё, фамилия у меня Кукушкин, а Андрюшка-Кукушка… просто прозвище, оно, вроде как, в рифму получается, вот и… – я развёл руками, показывая, что есть вещи, с которыми нужно просто смириться. – В общем, я не настолько крут, как ты, наверное, подумал. Геройских подвигов пачками не совершал… За исключением тех редких случаев, когда подвиги были совершенно неизбежны и даже необходимы.

Я вгляделся в отрешённое лицо Старинова. Создавалось впечатление, будто бы ему сейчас рассказали, что чудо, в которое он всю жизнь верил – это всего лишь фокус, и для убедительности показали секрет.

– Не кручинься, – сказал я поручику и дружески хлопнул его по плечу. – Пошли лучше посмотрим, чем там занят наш юный друг. И насколько большой редут ему удалось соорудить. А уже по результатам осмотра решим, оставить всё как есть, или внести изменения в конструкцию созданных им укреплений.

Командир военных геодезистов послушно двинулся вслед за мной, вот совершенно как сомнамбула. Или как там инфузории в туфельках правильно называются на мёртвом языке Латинской Америки? Во-о-от… а это была… был… это был инфузория в сапогах и треуголке.

Старинов настолько углубился в свои мысли, что напрочь лишился какой-либо инициативы, поэтому дальнейший ход ревизии мне пришлось взять в свои руки. Я просто пошёл по направлению к месту предполагаемого нахождения форта имени подпоручика Ракова.

– Андрей! – внезапно окликнул меня плетущийся сзади поручик.

Я обернулся. Старинов ускорил шаг и вскоре поравнялся со мной:

– Андрей, что же это получается?! Ежели вы там у себя в полку… я хотел сказать в бригаде… ежели вы у себя в бригаде таковые подарки на пожалование заурядного офицерского чина друг другу дарите, то что же тогда у вас принято подносить на возведение в дворянское достоинство?

Блин!!! Он издевается что ли? Ну, откуда я могу нахрен знать, что там одни дворяне другим дарят? Наверное, сверхпородистых лошадей или сабли со стразами. А может, борзых щенков или крепостных крестьян.

Это ещё хорошо, что я ему не сказал, что подарок не от других офицеров, а от, можно сказать, рядовых солдат. Он бы, наверное, тогда умишком бы тронулся, пытаясь такое осмыслить. Ребята, понятное дело, бинокль этот нигде не покупали, а, скорее всего, попросту где-то прихватизировали, но мне всё равно было приятно. Поручику же обо всём этом знать абсолютно ни к чему, а то и вправду спятит.

– Рома, не забивай себе голову всякими пустяками. Вот вы сами дворянам что дарите? Небось оружие какое-нибудь, лошадей. Так?

– Так, – подтвердил мою догадку Старинов. – Пистолеты обычно дарим. Позолоченные шпаги – наградное оружие. Его только высокие чины даровать могут за беспримерный подвиг. А от офицерского собрания пистолеты поднести, вот самое уважение и есть.

– Рома! Вот и у нас точно также. А с биноклем, там отдельная история вышла. Уж прости, вся насквозь секретная.

Поручик погрустнел и до самого Алёшкинова блокпоста не проронил ни слова.

Если считать направление, по которому мы вчера попали в деревню, въездом, то свою огневую точку Алексейка должен был расположить как раз на выезде. Раков ничего не перепутал, и форд строился именно там.

Мы осмотрели редут подпоручика. Последний возводился по всем правилам фортификационного искусства. Тот факт, что строился он из какого-то подручного хлама, не играл никакой роли. Жаль только, что за дорогой в это время никто не следил.

– Алёшка! У тебя глаза помоложе, глянь-ка, кто это там к нам пожаловал? – приставляя ладонь козырьком ко лбу, «попросил» я Ракова.

Тот с готовностью повернулся в указанном мною направлении.

– Что-то не вижу я никого. А далеко ли хоть? Верста будет или дальше? Ближе-то нет никого, – сообщил он после пары минут наблюдений за местностью.

– Я что-то тоже никого не вижу, – поддержал его Старинов, и вдруг его осенило: – А ты чего в эту смотрелку-то свою пластунскую не глянешь? В биноболь-то свой. Уж в него-то всё поди разглядишь, и какой масти кобыла, и сколько у неё зубов во рту. Достань, да поглядим.

Сейчаззз!!! Только шнурки поглажу.

– Рома, то, что там никого нет, я и так вижу. Я не для того разговор затеял, чтобы биноклем похвастаться, а с целью обратить внимание господина подпоручика на необходимость ведения наблюдения за потенциально опасным направлением.

Старинов с Раковым переглянулись.

– Что он сейчас сказал? – спросил Алёшенька у Ромы.

Тот похлопал глазами, сглотнул, а потом выдал:

– Что-что?! На дорогу смотри, охламон! Вдруг там кто-нибудь подкрадывается, а ты и не видишь! Встань так, чтоб хоть одним глазом туда смотреть. Нападут со спины, ты и пикнуть не успеешь. Был Алёшка Раков, и вот уже нет его. А ежели ещё и тревогу поднять не успеете, то тут уж и нам несдобровать, – на этих словах он взглянул на меня, потом снова повернулся к подпоручику и добавил: – Вон разве что один Кукушкин и выживет.

Наш юный друг, явно не ожидавший такого натиска, даже в ступор впал. С полминуты он тупо хлопал глазами, а потом выдал:

– Да нет же там никого! Вон сам посмотри! Чистое поле. Ни оврагов, ни кустов, негде спрятаться. Как тут можно незаметно со спины напасть? Ка-а-ак?

Ну, не то чтобы совсем-совсем никак, но неподготовленному человеку, действительно, будет не просто. Я начал осматривать местность на предмет наличия неровностей и разного рода складок, уже даже размышляя, не преподнести ли самонадеянному заурядству урок для наглядности.

Ну а, чего? Вон между теми двумя группками «дозорных» неплохой бурьянчик. По нему запросто можно подойти к блокпосту метров на семьдесят. Не то чтобы прямо подойти в полный рост… но… Короче, я бы подпоручика снял.

От этих милитаристских фантазий меня отвлёк голос Старинова:

– Ох ты! А это что ещё там такое? – свой вопрос он сопроводил жестом правой руки с указующим перстом на конце: – Вон там, возле дерева… Вон-вон-вон! Видели?

Видели. Но вряд ли там притаился какой-то враг. Враг, не враг, а для скрытых действий он слишком открыто себя ведёт. Простите за каламбур.

– Андрей! Давай блинокаль скорее, пока не ушёл! – с азартом воскликнул поручик и даже руки ко мне протянул.

Я поднял бинокль к глазам. Само собой к своим глазам, не к его. В смысле, не к глазам поручика.

Метрах в пятистах от нас стояло слишком уж одинокое дерево, вот рядом с ним в траве и происходили какие-то движения. Всмотревшись, я определил возмутителя спокойствия:

– Это лиса! Может, охотится, может, ещё чего, но в одном могу поклясться: нападения на нас она точно не готовит. Да и оружия у неё с собой никакого нет. По крайней мере, не видно у неё никакого оружия. На. Может, ты чего углядишь, – с этими словами я передал бинокль Старинову, тот с благодарностью принял пластунскую оптику.

Похоже, моя шутка юмора про отсутствие оружия у лисы пришлась ему по вкусу:

– Верно, лиса. А это у неё что? Уж не мортира ли? А! Нет! Это хвост. Фу ты! Я уж перепугался! Прямо коленки затряслись. Ан, нет. Не мортира. Что ж, – произнёс он, опуская бинокль, но не спеша однако же возвращать его мне. – Тревогу поднимать не станем. Угрозы никакой нет, а буде она всё ж таки решится нас атаковать, приказываю: подпоручику Ракову отразить нападение наличными силами. Полагаю, вчетвером вполне способно от одной невооружённой лисы отбиться.

После отдания боевого приказа командир военных землемеров продолжил осмотр окрестностей. Само собой при помощи бинокля. Он бегло оглядел фланги и, скорее всего, не найдя ничего достойного внимания, обратил свой взор на рыжую бестию, продолжавшую свои замысловатые манёвры в районе сиротливо стоящего дерева непонятной породы.

– Это у него что такое? – поинтересовался Раков, указывая на мой бинокль. – Труба подзорная что ли? Странная какая-то труба. Двойная.

– Ну, в принципе, ты прав. Это бинокль. Такой прибор, как бы состоящий из двух подзорных труб. По одной для каждого глаза. Так и смотреть удобнее, да и видно, по правде сказать, лучше, чем в простую трубу.

Тут я нисколько не соврал. В простую трубу, хоть в стальную, хоть в пластиковую, вообще нет никакого смысла смотреть, а вот в подзорную куда как интереснее. Но в бинокль всё равно лучше. Раз природа зачем-то дала нам два глаза, значит, и смотреть мы должны в оба.

Подпоручик печально вздохнул:

– Мы пробовали. В навигацкой школе ещё пробовали. Брали две трубы и смотрели, – он внезапно развеселился: – Вот веришь, все как один полагали, будто в две трубы сразу смотреть будет лучше, и даже расстояние промерять станет способнее. Однако ж, никто, ни один не сумел навести обе трубы не то что на корабль на горизонте, а и даже на дом напротив себя. Вот какая, понимаешь, история.

Да. История занятная. Мы так не развлекались. Да нам бы и в голову такое не пришло бы. С одной стороны у нас попросту не имелось под руками двух подзорных труб, а с другой – уже готовых биноклей хватало.

Но всё равно прикольная молодость у Алёшеньки выдалась. Я умилился настолько, что даже ненадолго дал ему для обозрения местности свой бинокль, когда Старинов окончательно убедился в маловероятности угрозы авианалёта.

В отсутствии опасности воздушной атаки не преминул удостовериться и Раков. Он долго и тщательно разглядывал облака и опознавательные знаки на оперении барражирующих над нами птиц.

Наверное, мысль о том, что с неба на нас никто не нападёт, несколько расстроила подпоручика, ибо лишила его обоснования необходимости пялиться в бинокль и дальше. И Алёшенька с сожалением вернул мне прибор. Я сунул его за пазуху, сделав вид, что не заметил никакого интереса к нему со стороны остальных присутствующих. А вот нехрен! Ишь чего! Нашли игрушку!

С минуту мы стояли молча, потом заместитель главного военного землемера резко повернулся и, указывая куда-то чуть в сторонку от злосчастного дерева, воскликнул:

– Смотрите! Там ещё кто-то! Андрей, давай скорее бинколь: нужно посмотреть, что там делается! – даже руку протянул.

Все, даже троица солдатиков, помогавших подпоручику с организацией и постройкой блок поста, посмотрели в указанном направлении.

Я неторопливо достал прибор и спросил:

– Куда смотреть?

Подпоручик шагнул мне навстречу со словами:

– Давай, я сейчас сам посмотрю. Я-то приметил уже, я знаю где искать.

При этом протянутую за биноклем руку Алёшенька опускать не стал. Я же, в свою очередь, ничего передавать не спешил. Бинокль тебе? Свой надо иметь! А собственный я поднёс к глазам и поинтересовался:

– От дерева куда? Влево? Вправо? Дальше? Ближе?

Ответа я дожидался секунд пятнадцать. Наконец-то, Алексейка смекнул, что вот прямо сейчас бинокль ему никто не даст, и с плохо скрываемым сожалением проговорил:

– От дерева вправо сажен на сорок, наверное… а, может, на полсотни… ну и, сюда поближе… или нет, без бинокля плохо видно.

Ха-ха-ха! Без бинокля ему плохо видно! А как бы он с биноклем расстояние определил? Тут линеек нет, а теми, которые есть, нужно уметь пользоваться. Думаю, Раков подобным вещам всё равно не обучен. Кто бы интересно его научить мог?

Указанный сектор я осмотрел очень тщательно. Даже ещё тщательнее. Но ничего обнаружить так и не сумел. Вот интересно: это от недостатка опыта, или потому что там действительно отсутствовал кто бы-то ни было?

– Нет там никого, – сообщил я господам офицерам.

– Дай, посмотрю! – ответили оба почти одновременно, ну и, руки соответственно тоже протянули.

Бинокль я отдал Старинову. Как старшему по званию. Тот благодарно кивнул и приступил к изучению местности.

– Никого я там не вижу, – произнёс он, опуская оптику. – Видать, померещилось тебе, Алексей.

– Да нет! Верно вам говорю: было там что-то… или кто-то. Тёмное пятно мелькнуло. Дай бинкуль, посмотрю, может статься, вы вовсе и не туда глядели.

Старинов посмотрел на меня. Я кивнул ему, и он передал редчайший в местных широтах прибор подпоручику.

Раков почти что выхватил бинокль из рук командира и, жадно припав к нему обоими глазами, принялся выискивать «опасность». Судя по тому, что ничего долго не обнаруживалось, ему просто показалось. Или вообще, всё он придумал с этим… даже не знаю, как назвать… видением.

Старинов тоже так думал, о чём не преминул и сообщить товарищу.

– Да нет! Что ты?! Клянусь, был там кто-то, – возразил Раков. – Просто пока вы сами куда-то не туда смотрели, он уже спрятался.

– Ага! – скептически буркнул поручик. – Увидел, как мы на него в биноколь таращимся, и сразу в землю зарылся. Ты, Алексей, давай, не выдумывай. Андрей смотрел – не высмотрел, я смотрел – ничего не увидел, и ты тоже ничего потом не углядел. Так и выходит, нету там никого.

– Да говорю же, было! – вскинулся Раков. – Был кто-то. Спрятался просто и выжидает, когда вы уйдёте, тогда и нападёт.

Старинов тяжело и сокрушённо вздохнул, потом махнул рукой, мол, отстань, и, на всякий случай, дополнил всё это репликой из народной мудрости:

– Пуганая ворона куста боится.

На все сто я бы с ним в этот момент не согласился, поэтому ответил замечанием:

– Даже если у Вас паранойя, это совсем не значит, что за Вами никто не следит.

Оба офицера недоумённо переглянулись. Командир землемерного отряда вкрадчиво поинтересовался:

– Ты, Андрей, всё же полагаешь, будто притаился там кто, да и вымысливает случая поудобнее? Или попросту высматривает, чем мы тут занимаемся? Так думаешь.

Я вздохнул:

– Лучше перебдеть, чем не добдеть. Видишь суслика? Нет? И я не вижу, а он есть. Старая коптёрская мудрость. Постоим маленько, понаблюдаем, если там кто-то притаился, он себя непременно обнаружит.

Но в течение минут двадцати так никто и не проявился. Весь день мы здесь торчать не собирались. В конце концов, Алексей Николаевич – человек взрослый, даже офицер, хоть и заурядный, но всё же. И вот как взрослый заурядный офицер он и сам тут неплохо приглядит за действительностью, а нам пора, у нас там ещё ополчение не осмотрено.

С ополчением было всё просто и сложно одновременно.

Просто, потому что ничего сложного сержант делать их не заставлял. Так, «длинным коли», «коротким коли» и всё. На большее талантов у колхозников не хватало.

Чтобы Данилыч вот этим вот хлеборобов до смерти не загонял, его отозвали для консультаций. Пейзане, воспользовавшись моментом, разбрелись кто куда.

– Ну, что, Прокопов, какие тут у тебя успехи? Научил ли чему мужичков? – поинтересовался поручик. – Помогут отбиться от татей, или лучше не надеяться?

Об уровне боеготовности своих подопечных старый сержант высказался в том смысле, что в случае нападения бандюгнов на деревню, отряд добровольцев при удачном стечении обстоятельств сможет задержать продвижение противника вглубь территории на две полновесных минуты. И ещё заверил нас со Стариновым, чтобы на большее мы не рассчитывали. Доложив, Данилыч запросился к нормальным солдатам, туда, где все всё понимают, и был милостиво отпущен с приказом организовать дежурство.

Старосте, который стоял рядом и всё слышал, я порекомендовал подготовить смену для полевых дозоров, ну, или хотя бы сухпай им какой-нибудь передать. Тот покивал и отправился исполнять.