Потрясенные внезапной пропастью между нами, ни я, ни Мэрэм не могли заснуть. Следующим утром, после завтрака из фруктов и сливок, который я с трудом проглотил, мы постучались в огромные двери храма – и получили отказ. Женщина-охранница сказала, что не может нас пропустить, пока мы не прошли очищение.
– А как его пройти?
– По воле Владычицы, разумеется.
– Какой из них? Владычицы Нимайю или Владычицы Эа?
Охранницы – если их так можно было назвать – хихикнули, словно вопрос задал ребенок.
– Только Владычица Эа может очистить своими слезами. Но Владычица Нимайю – это ее руки, так что ступайте к ней, если вправду желаете очищения.
– Желаем, – ответил я за всех нас через Лильяну. – Мы бы хотели увидеть Владычицу Нимайю, чтобы обсудить очищение.
Как оказалось, Владычица Нимайю не могла встретиться с нами этим утром. Она занята вопросами чрезвычайной важности, объяснила стражница; нам придется подождать.
– Ах, подождать? – проворчал Мэрэм, когда двери перед нами захлопнулись. – Как долго ждать? Еще два дня, и корабль уплывет – будем мы на борту или нет.
– Так подождем два дня, если нужно. А тем временем почему бы не исследовать остров? Камень Света может быть где угодно.
Мэрэм и я пошли каждый своим путем, выбирая различные дороги через городские улочки или через поля и леса, окружавшие озеро. Меня удивило, что мэйанцы позволили нам расхаживать по своей земле с оружием. Но не в их обычаях было лишать кого-то простых свобод, которыми наслаждались даже дети. Их доверие глубоко меня тронуло. Они не боялись нас и проявляли лишь природное сочувствие к нашему желанию обрести то, чем, казалось, сами владели всегда. Ибо мэйи были самодостаточным народом. Они находили счастье не в воспоминаниях о славе прошедших веков и не в мечтах о будущем вознаграждении, но в камне или листе, ветре и цветах. Сияние солнца на мраморе прекрасного храма радовало их больше, чем золото. Смех детей, игравших на пастбищах и полях, заменял им музыку. Мэйи были неразрывно связаны с землей и находили в этом союзе огромную радость.
Я провел утро, бродя по огромному саду к западу от храма. Там среди дубов и вишен, где по облицованным камнем каналам стекали в озеро небольшие ручьи, я обрел покой. Легкий ветерок, из-за которого лето больше походило на весну, остудил мой гнев. Вокруг скромно работали мэйанцы, если только их воодушевленный и радостный труд можно было назвать работой. Я понял, что у них считалось привилегией быть избранным для того, чтобы сажать растения и строить низкие каменные ограды, которые прекрасно сочетались с ухоженной землей. Я смотрел, как, не выказывая никакого неудовольствия, они пачкают руки в грязи и навозе. На самом деле сад был так прекрасен, что, казалось, никакое уродство не в силах испортить его совершенства. Не то чтобы сюда не могло проникнуть зло, однако его порождения – страх, ярость, ненависть – были здесь неуместны. Слушая птиц, восхвалявших весь мир, я обнаружил, что хочу оставить снаружи возникшую неприязнь к Мэрэму (и самому себе), как хотел бы снять грязную обувь, перед тем как войти в чистый дом, или снять доспехи, перед тем как сесть ужинать с семьей.
Хотя я на самом деле не думал, что найду камень Света на подстилке из бархатцев или в воде одного из бесчисленных каменных фонтанов, я все равно невольно искал его. Но по мере того, как солнце взбиралось к зениту и источало медовый свет на листья и озеро, я начал забывать, зачем прибыл на остров мэйи. Ибо жажда и страсть, стремления и мечты с трудом прорастали в этой зачарованной почве. Часами я сидел, впивая красоту здешних цветов: белладонны и лютиков, лилий, тысячелистника и роз. Их ни с чем не сравнимый аромат затмевал день. Чувственность земли в этой затерянной Долине была так полна и свежа, что оставляла мало места иным желаниям.
Под вечер я подошел к каменной скамье, расположенной около двух необычных деревьев, на невысоком холме у северной кромки сада. К своему удивлению, я увидел, что это асторы, с серебряной корой и золотыми листьями. Хотя они и не были так чудесны, как те, что росли в лесу локилэни, их длинные прекрасные ветви устремлялись в синее небо, словно впитывая его свет. Огненная гора, видневшаяся как раз за тихим озером, великолепно обрамляла сияющие кроны деревьев. Конечно, превращение острова в рай было не насилием над природой, а ее лучшим и полнейшим выражением: что может быть естественнее, чем мэйи – глаза и руки Матери, счастливо трудившейся на земле? Я вдруг понял, что не хочу покидать их, словно пересек почти весь Эа только для того, чтобы отыскать свой истинный дом.
Когда свет дня стал угасать за щитообразными листьями асторов, на тропинке показался Мэрэм.
– Я слышал, что ты здесь, – промолвил он, подходя к каменной скамье.
Я подвинулся, давая ему место присесть, кивнул в сторону асторов.
– Ты видел, Мэрэм?
– Да, видел. Прости за вчерашнее. Я был глупцом.
– А я был больше чем глупцом. Ты меня простишь?
– Простить тебя? Простишь ли ты меня?
Тут мы обнялись, и пропасть между нами исчезла, как будто ее никогда и не было.
– Нашел какие-нибудь признаки камня Света?
– Камня Света?.. Нет. Но я нашел любовь.
Он рассказал, что все утро хитроумно и настойчиво ухаживал за Лалайи, однако его усилия, похоже, только развлекали ее. А потом она приложила пальчик к его словоохотливым устам и предложила себя с такой же простотой, с какой садовник делится вкусными красными вишнями.
– Я был глупцом, думая о войне, когда любовь была прямо под рукой, – сказал он. – Почему я был таким глупцом?
– Может, потому, что даже больше любви ты жаждал отыскать камень Света?
– А, камень Света… Насчет этого у меня новости. Леди Нимайю согласна на наше очищение. Мы должны встретиться у озера следующим утром. Затем, полагаю, мы сможем осмотреть храм.
Я вернулся вместе с Мэрэмом в гостевые комнаты и присоединился к нашим друзьям за превкусным ужином. Настроение потихоньку поднималось, ибо пища была того редкого, придающего сил качества, которое можно было отыскать лишь здесь и нигде более. Лильяна красноречиво восхваляла прелести острова, напоминая нам, что на протяжении эры Матери такими был почти весь Эа. Альфандерри обучал мэйанских детей игре на мандолине. Они тоже многое ему показали – не только свои песни, но и простоту безыскусных голосов, приведших Альфандерри ближе к Песне, которую он так желал спеть. Мастер Йувейн, с Лильяной в роли переводчика, бродил по городу, собирая истории о прошлом мэйи и пытаясь решить загадку их происхождения. Он также начал учить их язык и в течение месяца надеялся его записать. Атара с утра прошла полпути по склону огненной горы, желая получше осмотреть остров. И теперь, глядя через окно на озеро мечтательными глазами, она сказала, что не хотела бы никогда его покидать.
Только Кейна, казалось, не тронула местная магия. Допив остатки вина, он принялся расхаживать по комнате.
– Не спорю, мэйи создали для себя рай. Но если Красный Дракон когда-нибудь пошлет сюда хотя бы один боевой корабль, тут останется только пепел.
Эти мрачные слова напомнили нам о цели нашего путешествия. Спать мы отправились в несколько более мрачном расположении духа, желая отдохнуть и приготовиться к следующему дню.
Утром, едва солнце встало над горизонтом, мы пришли на восточный берег озера. Почти совершенная голубизна неба отражалась в спокойных зеркальных водах. По гладкой поверхности скользили сотни лебедей с белоснежными крыльями и изящными длинными шеями, такими же прекрасными, как линия небес.
Мэйанцы со всего острова уже собрались, чтобы стать свидетелями предстоящего события. Они были одеты в простые белые одежды и сидели на низких скамьях, расставленных вдоль берега. Наметанным глазом, привыкшим оценивать количество людей в битве, я насчитал по крайней мере пять тысяч человек.
Мы стояли у самой нижней скамьи; лишь ряд белых мраморных ступеней, уходящих под воду, лежал между нами и тихо плещущими волнами. В десяти футах от нас, в том направлении, куда вели ступени, на мелководье возвышались три колонны – вероятно, остатки большей постройки. Лильяна, тихо переговорив с одной из служительниц храма, сказала, что когда-то озеро было не так полноводно – оно поднялось, потому что его наполнили слезы Владычицы. Я понял, что нам тоже предстоит погрузиться в воду, и ужаснулся, так как вода выглядела ледяной.
Вскоре с шестью помощницами пришла леди Нимайю. Ее грациозное тело покрывало белое, как оперение лебедя, платье, вышитое красными розами. Владычица встала спиной к озеру, глядя на нас и на тысячи своих людей на лужайке. Сильным чистым голосом она сказала, что мы по своей воле захотели очиститься.
По такому случаю все мы облачились в струящиеся белые одеяния мэйи. На удивление мягкие, они были сделаны из той же пушистой козьей шерсти, что и наши одеяла. Я, конечно, снял кольчугу, и Кейн тоже, но мы все еще носили мечи: он – потому что так хотел, я – потому что не мог оставить свою душу.
Все последующее свелось к простейшей церемонии. Леди Нимайю сказала о горестях, которые все вынуждены терпеть и которые способно смыть лишь большее горе матери. В течение долгих веков, с самого начала времен, слезы Матери собирались в этом озере, дабы народ мэйи мог испить горчайшей боли мира и возрадоваться его прелести.
– Ибо ради этого мы в мучениях появляемся из утробы Матери: мы должны научиться познавать радость.
Без дальнейших слов она повела нас вниз к озеру. Как я и боялся, вода была ужасно холодной, буквально обжигающей. Но вскоре, когда мы опять стояли на лужайке перед ступенями, солнце согрело нас, изливая золотое сияние на наши промокшие одежды и мокрые волосы. Его свет был как никогда чист и нежен; глядя на зеленую долину, мы увидели, что мир необычайно хорош.
Мэйи, сидя на траве, дружно приветствовали наш маленький подвиг. В первых рядах я заметил улыбавшихся Пилари, Ризу и их детей.
Леди Нимайю выступила вперед.
– Лишь в очищении может быть истина, красота и благородство. И любовь, из которой они проистекают. Ты все еще ищешь этого, Вэлаша Элахад?
Хотя вопрос относился ко мне, было ясно – она ждет, что я стану говорить за нас всех. Слабый ветерок как раз пробрался под мокрые одежды, холодный и бодрящий, как само озеро.
– Да, – сказал я, чувствуя, что леди Нимайю испытывает меня или же призывает увидеть правду, которую воды озера так ясно открыли мне. – Мы ищем золотой джелстеи, который называют камнем Света. Мы ищем Чашу Небес.
При этих словах Мэрэм застонал. Лишь присутствие Лалайи, одной из служительниц храма, утихомирило его. Лильяна не хотела переводить мои слова, но я требовательно кивнул, и она подчинилась. Потом я показал свой медальон и объяснил значение различных символов, изображенных на нем.
– Хорошо, что ты добровольно сказал нам правду. – Леди Нимайю подошла к остальным моим друзьям, чтобы посмотреть на их медальоны. – Позволь мне поступить так же. Вчера мы советовались с Морским народом. Они рассказали нам, зачем вы прибыли сюда – вы ищете сияющую вещь, называемую джелстеи.
Известие о том, что мэйи способны говорить с Морским народом, потрясло меня. Лильяну тоже. Она уставилась на леди Нимайю ореховыми глазами, полными удивления и зависти.
– Как это было в эру Матери, мэйи не нуждаются в синих джелстеи, чтобы беседовать с китами, – пробормотала она, взглянув на свою фигурку.
Похоже, леди Нимайю поняла ее без перевода.
– Морской народ ничего не знает о золотой чаше. Не знаем и мы. Подобной вещи на нашем острове нет.
Разочарование было подобно кислому фрукту. Я не мог вытерпеть разбитых надежд своих друзей.
– Может, камень Света спрятан так давно, что мэйи позабыли о нем?
Снедаемый горечью, я невольно бросил взгляд на храм.
– Говорю тебе, камня Света у нас нет. Но вы можете искать его, в храме или где хотите.
Эти новости были малоутешительными, словно обещание вожделенной пищи, данное голодному человеку взамен настоящей трапезы.
Мэрэм не сводил глаз с Лалайи, мастер Йувейн, Лильяна и Альфандерри смотрели на меня. Кейн, нахмурившись, глядел в землю. Мы проделали такой далекий путь – казалось, наш поиск должен закончиться здесь, на затерянном острове у кромки мира.
– Теперь, когда вы вкусили слез Матери, – продолжала леди Нимайю, – вы вольны оставаться с нами, сколько пожелаете. Мы были бы только рады, если бы вы жили с мэйи всегда.
Я не умел читать мысли, однако знал, что все мои друзья думают о данной ими клятве: поиск камня Света не прекратится, пока болезнь, раны или смерть не повергнут их. Но разве не может тело, целое физически, истощиться от череды иссушающих жизнь ран? Не может душа болеть? Не может надежда умереть?
Леди Нимайю посмотрела на Атару и меня. Ее лицо источало солнечное тепло.
– Постройте себе дома, женитесь, если хотите – между собой или на ком-нибудь из нашего народа… Мать улыбнется вашим детям и назовет их мэйи.
Атара посмотрела на меня, и жажда в ее глазах ранила мое сердце.
– А-а, понял… – пробормотал Мэрэм, все еще глядя на Лалайи. – Эрийцы были здесь, желая все завоевать. Но мэйанцы завоевали их.
Некоторое время мы стояли в тишине, распространившейся и на толпу за нами. Солнце, висевшее высоко в небе, подсушило наши одежды. Под водопадами света по озеру мирно скользили лебеди.
– Может быть, золотая чаша все-таки где-то на острове, – сказал Альфандерри. – Я не против искать ее остаток жизни.
– И я, – кивнул мастер Йувейн. Его чистые серые глаза теперь отражали пушистые белые облака небес.
– И я, – согласилась Лильяна.
Кейн, от которого я ждал укора, устремил бездонный взгляд в синие воды озера.
– Атара, мы дали клятвы, – сказал я, поворачиваясь к ней.
Наверняка благородная Атара согласится с тем, что клятвы должно выполнять.
– Клятва священна. Но жизнь еще более священна. Я никогда не чувствовала себя такой живой, как здесь.
– Ты видела такое – что мы останемся здесь?
Я был уверен, что она ответит обычными словами пророков о том, что различные тропы в будущее переплетаются как ветви терновника. Но Атара удивила меня.
– Да, видела. Если мы выберем эту дорогу, то наши жизни будут долгими и счастливыми и благословлены множеством детей. Весь Эа может сгореть в огне, но здесь будет только мир.
Только мир, – подумал я, глядя на зеленые пастбища долины. – Не мира ли я желал? Не за этим ли я в первую очередь искал камень Света?
Я заметил, как леди Нимайю изучает мое лицо, но боялся, что не смогу отыскать желаемые ответы в ее мягких темных глазах, так напоминавших мне глаза матери. Я не знал, куда смотреть, чтобы обрести мудрость, которая поможет мне выбрать путь… и вдруг случайно увидел Огонька, мерцавшего над водами озера.
– Наши дети должны узнать здесь мир, да?
– Да, должны.
– Но что будет с их детьми? И детьми их детей? Сколько времени пройдет до того, как Красный Дракон отыщет этот остров и все здесь уничтожит?
– Может, сотня лет. Может, тысяча или никогда – я не знаю.
– А остальные земли Эа? Вендраш, Алония, Меш?
Атара просто смотрела на меня алмазными глазами, открытыми в будущее.
Потом я услышал в душе неумирающий огненный голос. То же пламя, я знал, горело в Атаре и всех моих друзьях.
– Я не могу здесь остаться.
Глаза Атары наполнились ужасной печалью.
– И я.
– И я, – сказала Лильяна, глядя на мастера Йувейна.
– И я, – кивнул тот. – Камень Света будет найден – если не нами или остальными, что были в Трайе, то Красным Драконом.
Так каждый из нашей компании прошел через невыразимое пламя, чтобы вспомнить о цели и устремить свою волю к ее достижению. Даже Мэрэм оторвал взгляд от Лалайи.
– Не хочу покидать этот остров, но, похоже, таков мой долг.
– Ваше предложение остаться здесь очень любезно, – сказал я, поворачиваясь к леди Нимайю. – Однако нам надо продолжить поиск.
– Искать джелстеи, что вы называете камнем Света?
– Да, камень Света.
– Но почему вы должны рисковать жизнями, чтобы отыскать эту вещь?
Я в тысячный раз спросил себя, почему так важно отыскать золотую чащу. Ответ, теперь я знал точно, заключался не в том, чтобы обрадовать отца и братьев, и даже не в том, чтобы завоевать руку Атары. Что до исцеления от вэларды и киракса, усилившего этот дар… страдания одного человека не имеют значения. Если бы я только нашел силы, то принял бы на себя всю боль мира и вручил камень Света кому-нибудь более достойному, дабы чудовище, подобное Мелиадусу, никогда больше не появилось на свет и злые места вроде Вардалууна не оскверняли мир.
– Я должен найти камень Света, чтобы исцелить земли Эа и сделать их подобными вашей. Ради этого я готов сражаться со всеми демонами ада.
Лильяна перевела мои слова, и печальная улыбка легла на лицо леди Нимайю. Она склонила голову, будто сознавая чистоту моей цели и в то же время находя ее слишком мучительной. Пока множество людей на лужайке за нами шептали тихие слова одобрения, она долго смотрела мне в глаза.
– У тебя нет меча, – наконец сказала она, поглядев на рукоять моей кэламы. – Если ты должен сражаться, то тебе он понадобится.
Она взяла меня за руку и повела по ступеням к кромке озера. Я не знал, каковы ее намерения. Может быть, она хотела очистить меня от крови, что придется проливать во исполнение этой мечты.
Несколько раз глубоко вздохнув, она вдруг отпустила мою руку и одна пошла по ступеням в воду.
– Что она делает? – закричал Мэрэм.
Я тоже удивился, как и все остальные. Мэйи уставились на леди Нимайю, а она в последний раз глубоко вдохнула и исчезла в озере. Крики беспокойства дали мне понять, что это вовсе не часть известной им церемонии очищения.
Мое сердце забилось быстрее, словно это я задерживал дыхание. Я уставился в воду и будто увидел, как леди Нимайю плывет к каменному алтарю, покрытому илом и поросшему прядями озерного мха. Но потом горы двинулись, выбросив в небо пламя и заставив землю поколебаться, по поверхности озера пробежала сияющая рябь, и заглянуть в его ледяные глубины стало невозможно.
– Куиври Лаис Нимайю? – воскликнул молодой паренек за моей спиной. Теперь и он, и еще многие вскочили на ноги, указывая на озеро. – Куиври Лаис Нимайю?
Давление в моей груди переросло в боль, ужасную боль, практически невыносимую. Я не мог двинуться, таким глубоким был холод в моих членах, приморозивший меня к берегу.
Потом лебеди закричали и взмыли в небо под гром бьющих крыльев, а гладь озера рассекла рука, сжимавшая меч. Секундой позже из воды появилось лицо леди Нимайю, окруженное сияющими черными волосами. Она вдохнула и поднялась к нам по мраморным ступеням, держа меч высоко над головой.
– Меч Пламени, – прошептал Альфандерри. – Меч Света.
Даже не смея поверить словам менестреля, я узрел меч достаточно яркий, чтобы носить такие имена. Длинный, как кэлама валари, клинок сверкал серебром, а его кромки были так остры, что, казалось, рассекали сами солнечные лучи.
Мэйанцы стояли молча, служительницы храма взволнованно перешептывались, мои друзья переглядывались, а глаза Кейна вспыхнули, как черные угли, когда леди Нимайю приблизилась ко мне, чтобы вручить меч.
Я сомкнул ладони вокруг рукояти из черного нефрита, украшенной изображениями лебедей и семью звездоподобными алмазами; самый крупный алмаз, со множеством сверкающих граней, служил навершием.
От прикосновения к мечу по моим жилам потек огонь. Сверхъестественное пламя пробежало от изогнутой гарды к невероятно острому кончику серебристого клинка. Меч был очень тяжелым, словно бы и вправду сделан из серебра, и в то же время необыкновенно легким, будто само солнце наполняло его сиянием и заставляло рваться в небо.
Как такое удивительное оружие попало в воды озера?
Леди Нимайю указала на меч и начала рассказывать.
Давным-давно, в другую эпоху, рыбак по имени Элкайю забросил сети, надеясь поймать серебристого лосося. Вместо этого он зацепил что-то тяжелое и, вытянув сеть, обнаружил серебряный меч. Элкайю был удивлен – не только самой находкой, но и тем, что на мече не было ни следа ржавчины, хотя он и пролежал несчетные годы в соленых морских водах. Элкайю принес меч своей Владычице, которая почувствовала в нем великую силу. Однако ощутила она и то, что меч был брошен в морские воды для очищения, и приказала погрузить его в воды озера. Владычица, конечно, состарилась и умерла, но передала знание о мече своей преемнице. Так и повелось: многие сотни лет тайну меча хранили Владычицы озера. За века возникла легенда о том, что однажды истинный владелец меча придет за ним.
– Должно быть, это ты, сэр Вэлаша, – сказала леди Нимайю, указывая на кэламу в моих ножнах, чья рукоять также была украшена лебедем и звездами. – И этот меч , как ты его зовешь, наверное, тот самый джелстеи, о котором говорил Морской народ.
Да , – подумал я, уставившись на сияющее чудо, – да .
– Серебряный джелстеи, – повторил мастер Йувейн, глубоко дыша. – Так это за ним прибыли мы сюда…
На мгновение все притихли, глядя на длинное лезвие, сверкающее в утреннем свете. Кейн, любивший хорошую сталь едва ли не больше жизни, дольше и пристальнее прочих всматривался в него.
– Элькэлэдар… Да, это Элькэлэдар.
Альфандерри, стоявший рядом, положил ему руку на плечо и запел:
Элькэлэдар, Элькэлэдар!
Огня и Света меч святой,
Что Пробуждающим зовут
От тьмы эпох и мглы ночной.
– Что это за слова? – спросил Мэрэм.
– Они из гораздо более длинной песни, рассказывающей о том, как Кэлькамеш создал Сверкающий меч, – сказал Кейн. – Это было во времена после Первого поиска, когда Морйин чуть не убил Кэлькамеша и забрал себе камень Света.
– Ты знаешь ее целиком? Может, споешь?
Альфандерри кивнул, потом неуверенно посмотрел на леди Нимайю и спутниц, расчесывавших ее спутанные волосы. Должно быть, он счел грубым петь на незнакомом языке – Лильяна, конечно, не могла достаточно быстро и верно перевести слова.
Однако леди Нимайю, осознав затруднение, попросила Альфандерри продолжать. Она сказала, что дух песни передаст его голос, а это самое важное.
И он начал петь:
Когда землей владел Дракон,
Меш древний воин посетил.
Кровавой мести жаждал он,
Ее огонь в себе таил.
И в нем другой огонь пылал,
Священнее и ярче нет,
В руках и сердце сохранял
Он Галадинов яркий свет.
Он пламя яркое средь звезд,
Лебяжьих стай, ночных холмов
К алмазным воинам принес,
В их земли вязов и дубов.
И в Годру воин тот пришел,
Что у серебряных озер.
Он пламенной своей душой
Поклялся меч сковать остер.
Элькэлэдар, Элькэлэдар!
Огня и Света меч святой,
Что Пробуждающим зовут
От тьмы эпох и мглы ночной.
Ковал не камень, не металл —
Клинок он тайно сотворил,
Взяв тайный, редкостный кристалл,
Что неизвестен ране был.
Силюстрия – как серебро,
Как шелк, алмазный твердый свет.
Дыханье ангелов светло
На ней оставило свой след.
Он десять лет ее ковал,
Кристалл выделывал, гранил,
В слезах и крови закалял
И душу в тот клинок вложил.
Алмаз – навершия хрусталь,
На рукояти – лебедь бел,
И семь алмазов как в янтарь
Искусно вплавить он сумел.
Элькэлэдар, Элькэлэдар!
Меч Истины, Меч Серебра,
Что Победителем зовут
Всей лжи, что в мире собрана.
И с Эрамешем в битву он,
К кровавым Сарбэрна полям
Ушел, надеясь, что Дракон
Настигнут ими будет там.
Лишь Зверя крови он алкал,
Того, что камень Света скрыл,
Того, что он всю жизнь искал,
И гнал его, сколь было сил.
Меч – серебристая звезда,
Взыскуя солнечный фиал,
В его присутствии всегда
Горел он ярко и сверкал.
И вот на Сарбэрна полях,
Средь раненых и мертвых тел,
Объял Дракона дикий страх,
Ведь он судьбу свою прозрел.
Элькэлэдар! Элькэлэдар!
Меч Видения, меч Судьбы,
Что Предвещающим зовут
Погибель тем, кто жаждет тьмы.
И в Трайе тот Дракон дрожал,
Таясь за прочным камнем стен,
Но воин, мести что взыскал,
И там найти его сумел.
Пришел с ним благостный король,
Борьбе конец положен был.
Длить не желал он кровь и боль
И вот, Дракона пощадил.
Забрал он кубок золотой,
Святую дружбу разорвав.
И воин с раненой душой
Меч в море бросил, все прокляв.
Так глубоко на дне морском
Серебряный джелстеи скрыт.
Но сказано давным-давно:
Что золотой он возвратит.
Элькэлэдар! Элькэлэдар!
Клинок бессмертный, древний меч,
Что Возвращающим зовут
И чистоту, и сердца речь.
Альфандерри замолчал. Взгляды всех собравшихся вокруг озера были прикованы к легендарному клинку.
Мэрэм медленно кивнул.
– Если Кэлькамеш действительно бросил меч в море в гневе на то, что король Эрамеш пощадил Морйина, тогда, похоже, волны пронесли его тысячи миль к этому острову только для того, чтобы случайно опустить в сеть Элкайю.
– Случайно!.. – хмыкнул Кейн. – Здесь кроется нечто большее, чем простая случайность!
Альфандерри попросил Лильяну, и она рассказала историю меча на языке мэйи.
– Теперь я понимаю, почему он так долго пролежал в озере – да, наверное, еще дольше в море, – задумчиво произнесла леди Нимайю. – Много крови на этом мече.
Наверное, когда-то так и было. Но теперь, когда я поднял меч к солнцу, серебряная поверхность клинка отражала свет так совершенно, что казалось, ничто не в состоянии запятнать или испортить его красоту.
Мастер Йувейн, который мог размышлять над несколькими вещами одновременно – так ветер шевелит сразу всеми листьями, – кивнул в сторону меча лысой головой.
– Итак, перед нами Пробуждающий, о котором говорится в песне. Впрочем, мы должны убедиться в том, прежде чем Вэль возьмет его себе.
– Но, сир, как мы можем убедиться? – спросил Мэрэм.
– Проведем испытание. Если он и вправду из силюстрии, а не из какого-нибудь низшего джелстеи, то испытание пройдет.
– Какое испытание? – резко спросил я.
– Говорят, что серебряные джелстеи очень прочны – прочнее, чем материал камня Света.
Наставник подошел ко мне, чтобы получше рассмотреть меч, который я держал лезвием к земле.
– Море носило его тысячу лет по камням и песку. Есть ли на нем царапины?
Я вертел меч так и сяк, пытаясь найти на сияющем лезвии хоть легчайшую отметину. Но оно было гладким, как поверхность спокойного озера.
– Прочна силюстрия – прочнее адаманта, – сказал мастер Йувейн, глядя на два сверкающих камня в моем рыцарском кольце. – Почему бы не царапнуть лезвие алмазом?
Я снова посмотрел на удивительную поверхность меча, ибо хотел царапать ее не больше, чем собственный глаз.
– Он должен быть испытан, Вэль. Нам надо знать.
Сжав кулак, я прикоснулся алмазами к лезвию и провел небольшую дугу рядом с рукоятью. Серебро осталось нетронутым. Тогда я уперся одним камнем, найдя точку, где три грани сходились вместе, и прижал его так сильно, как только мог, пытаясь поцарапать меч. Но алмаз скользил, как свет по зеркалу, не оставляя даже легчайшего следа.
– Элькэлэдар, – почтительно произнес мастер Йувейн. – Это и есть Сверкающий меч.
Теперь, когда церемония была завершена, многие мэйи подходили поздравить нас и получше рассмотреть чудесный меч, так долго и тайно лежавший в их озере. Они вытягивали шеи, чтобы увидеть его, но никто не пытался дотронуться, да я бы и не позволил.
– Есть строки в песне, которые я хотел бы понять получше, – сказал Мэрэм, подходя ко мне. – Что значит, что он возвратит золотой джелстеи?
– Гм-м, это как раз ясно, – пожала плечами Атара. – Ты разве не слушал?
Она устремила глаза на меч и пропела:
Меч – серебристая звезда,
Взыскует солнечный фиал.
В его присутствии всегда
Горел он ярко и сверкал.
– Да, понимаю. – Мастер Йувейн потер сияющую макушку. – Эти строки говорят правду. Некоторые верят, что камень Света не просто пришел со звезд, но и является источником их света. Известно, что серебряный джелстеи был первой находкой в попытках создать золотой. Между ними существует глубокий резонанс. Говорят, что он любит камень Света, как зеркало любит солнце. Но вспыхнет ли он в его присутствии, как говорит песнь, я не знаю.
– Почему бы нам это не включить в испытание? – прорычал Кейн.
– Прекрасная идея. Я верю, что Морской народ сказал правду: на острове действительно был великий джелстеи. Но похоже, что не камень Света.
Я тоже верил тому, что сказали огромные киты, и все равно повернулся взглянуть на храм.
– Почему бы тебе не направить меч туда? – спросил Кейн. Я сделал, как он предложил, направив острие меча точно на храмовые колонны к югу от нас. Однако серебряное лезвие, хотя и полное света, не стало ярче.
– Он не здесь, – пробормотал Мэрэм.
Мы замолчали, и Лильяна использовала эту возможность, чтобы объяснить леди Нимайю и мэйи наши действия. Потом высказался мастер Йувейн, все еще смотревший на меч и чесавший голову:
– Может быть, помедитируешь, Вэль? У силюстрии есть и такое качество:
Применять ее
Нужно в тишине,
С чистым разумом,
Не питая страха.
Глядя на отражение своих темных глаз в полированных обводах меча, я вспомнил, что мастер Йувейн однажды рассказывал мне о серебряном джелстеи: это камень души и разума, что вырастает из нее. В этот момент, когда на меня смотрели тысячи людей и лезвие меча ловило яркий утренний свет, разум мой был каким угодно, только не чистым.
– Почему бы тебе не попробовать седьмую медитацию света?
Так я и сделал. Пчелы жужжали на цветочных луговинах к западу от озера, а я закрыл глаза и вообразил совершенный алмаз, паривший в воздухе. Этот алмаз – я. Ничто не может его испортить – и уж точно не мой страх потерпеть неудачу в поисках камня Света; у него тысячи граней, каждая из которых с совершенной ясностью впитывает солнечные лучи, собирая их в звездоподобном сердце алмаза в сверкающий свет…
– Похоже, там ничего нет, – откуда-то издалека донесся голос мастера Йувейна. – Вообще ничего.
Я открыл глаза и увидел, что клинок не изменился.
– Да, наверное, камня Света действительно нет на острове, – подавленно произнес Мэрэм. – Наверное, твои братья были правы, и он уничтожен.
– Нет, я чувствую его, Мэрэм. Я знаю, что где-то в Эа он существует.
С этими словами я снова вызвал внутри себя образ алмаза и направил меч к Саду Жизни на западе. Однако клинок не вспыхивал.
– Продолжай, Вэль, – подбодрил меня Кейн. – Попробуй другое направление.
Я медленно кивнул и направил меч к курящейся горе на севере – с таким же результатом.
– Снова, Вэль, снова.
Я ослабил захват вокруг украшенной лебедями рукояти так, чтобы семь алмазов, вставленных в нефрит, не резали мою ладонь, и устремил меч, что люди назвали Пробуждающим, к той части мира, где на востоке встает Утренняя Звезда.
– Горит! – неожиданно воскликнул Кейн. – Ты видишь, горит?!
Чувствуя, что не достаточно просто очистить разум, я открыл Элькэлэдару свое сердце, как открывал его братьям в редкие моменты доверия. И огонь вспыхнул жарче, очищая и воссоздавая тот тайный меч, что я нес в себе с рождения. Я ощущал, как два меча, внутренний и внешний, резонируют словно совершенно настроенные кристаллы, перезванивающиеся в гармонии более древней, чем время. Каждый из них будто подпитывался сущностью другого; яростный свет пульсировал по мечу, по моему позвоночнику и через сердце шел к рукам, сжимавшим Элькэлэдар.
– Он горит! – закричал Кейн. – Горит!
Я открыл глаза и увидел, что серебряный меч ярко сияет, словно наполненный светом. Руки мои задрожали, а кончик меча волнообразно переместился с юга к востоку.
– Так, камень Света находится где-то к востоку от нас, но, похоже, все еще очень далеко, – сказал Кейн.
К востоку от нас лежали Драконий залив, Суррапам и великие горы Полумесяца. И дальше: Эанна, Йаркона и древняя Библиотека в Кайшэме. А за ними еще более великие Белые горы Сакэя и равнины Вендраша. И наконец, Утренние горы Меша.
Мэйанцы собрались вокруг, с удивлением глядя на мой меч. После того, как Лильяна объяснила леди Нимайю насчет серебряного джелстеи, та кивнула головой и улыбнулась мне.
– Похоже, сэр Вэлаша, что ты покидаешь наш остров не с пустыми руками.
– Да, леди Нимайю. И спасибо тебе.
– Вы все-таки должны отбыть?
Я посмотрел на Атару, Кейна и остальных своих спутников.
– Да, должны.
– Но вы не откажетесь разделить прежде с нами трапезу? Я посмотрел на солнце, теперь висевшее высоко в небе «Снежная сова» отплывала завтра на рассвете.
– Пообедать с вами для нас честь.
Пока мэйи шли к храму и пиру, ждущему там, леди Нимайю тепло меня обняла. Потом прикоснулась раненым пальцем к клинку Элькэлэдара и посмотрела на меня яркими черными глазами.
Чтобы вложить в ножны новый меч, следовало сперва извлечь старый. Так я и поступил, с великой печалью в сердце глядя на обломок. Но была в сердце и великая радость, и, с позволения леди Нимайю, я забросил сломанную кэламу далеко в озеро. Она без следа утонула в темно-синих глубинах.
Потом я вложил Элькэлэдар в ножны. Завтра, подумал я, опуская руку на украшенную лебедями рукоять, завтра мы поплывем на восток, к восходящему солнцу.