Камень Света

Глава 11

Казалось, магическая связь наших глаз длилась целую вечность. Потом огромным усилием воли Атара отвела взгляд и смущенно улыбнулась, словно бы поняв, что узнала обо мне слишком много – или я о ней.

– Прошу меня простить, надо закончить работу.

Девушка повернулась и пошла по холму, осматривая заросли деревьев на случай, если враг решит вернуться. Со сдержанным любопытством посмотрев на Мэрэма и мастера Йувейна, она подбежала к залитому кровью склону и принялась вырезать свои стрелы из мертвых тел. Атара пользовалась саблей с таким же мастерством, с каким мастер Йувейн – скальпелем. Переходя от тела к телу, она громко считала, начав с пяти. Сначала я думал, что она подсчитывает стрелы, но потом она дошла до тела предводителя, убитого вовсе не стрелой, и произнесла «четырнадцать». Пятнадцатым было тело обезглавленного ею мужчины.

Мэрэм и мастер Йувейн встали поближе друг к другу, а я вспомнил ее странное прозвище – Мужеубийца. Рэвар что-то рассказывал о группе сарнийских женщин-воинов, называвших себя Сообществом Мужеубийц. Говорят, некоторые женщины в племенах упражняются с оружием и, дав обет никогда не вступать в брак, присоединяются к внушающим страх Мужеубийцам. Членство в этом ордене длится практически всю жизнь, так как единственная возможность для Мужеубийцы сложить с себя обеты – это убить сотню врагов. Атара, убив четырех до того, как попала на этот ужасный холм, уже могла похвастаться большим количеством убитых, чем многие рыцари валари. А присоединив к этому числу еще двенадцать, стрелами и мечом, она совершила великий, хотя и страшный подвиг.

Я стоял и смотрел на то, как она отчищает кровь со стрел и прячет их в колчан, висящий за спиной. Вряд ли старше меня, высокая и крепкая. Черный кожаный доспех, укрепленный стальными пластинами, прикрывал ее торс, мягкие кожаные штаны защищали ноги. Длинные гибкие руки, украшенные золотыми браслетами, были обнажены и загорели дочерна. В золотистые волосы вплетались шнурки с бирюзовыми бусинами. Но взгляд мой привлекли ее глаза. Я никогда и не надеялся увидеть такие – словно сапфиры, словно синие алмазы или ярчайшая бирюза. В них светился редкий дух, и они казались мне более драгоценными, чем все камни мира.

Мастер Йувейн и Мэрэм наконец добрались до нас.

– О Боже, и вправду женщина! – воскликнул мой друг.

– Да, женщина, – ответил я, чувствуя внезапный укол ревности – такой интерес он выказал. – Позвольте представить вам Атару Мужеубийцу из племени кармэк. А это принц Мэрэм Мэршэк из Дэли.

Я также представил мастера Йувейна, и Атара вежливо приветствовала его, перед тем как вернуться к кровавой работе по добыванию стрел. И Мэрэм, и мастер Йувейн, да и я жаждали узнать, как одинокая женщина оказалась в ловушке на холме. Однако Атара прервала вопросы коротким движением головы.

– Прошу прощения, я еще не закончила с делами, – промолвила она, указывая на вершину холма, где в агонии бился ее конь.

Мы поднялись за ней на холм, но поняв, что она имела в виду, остановились неподалеку, не желая мешать. Девушка подошла к лошади, молодой степной мохнатке, чей живот был распорот ударом меча или топора; внутренности вывалились наружу и, дымясь, лежали на траве. Атара села рядом и ласково положила голову животного себе на бедро. Она запела короткую печальную песню, глядя в большие темные глаза, погладила длинную шею, а потом – я едва успел повернуть голову Эльтару в другую сторону – быстро перерезала ее саблей. Быстрее, чем я мог поверить.

Атара еще немного посидела на траве, уставившись в небо. Борьба между гордостью и печалью тронули меня. В конце концов девушка уткнулась лицом в шкуру лошади и тихонько заплакала. Я моргнул, стараясь не заплакать сам.

Потом она поднялась и подошла к нам. Ее руки и штаны были все в крови, как у мясника, но она не обращала на это внимания.

– Меня остановили в лесу, как раз когда я начала подниматься на холм, и потребовали плату за то, что я еду через их страну. Их страну!.. Я сказала, что эта страна принадлежит королю Киритану, а не им.

– А что ты еще могла сделать? – понимающе кивнул Мэрэм. – У кого есть золото для уплаты пошлин?

Атара вернулась к лошади, вытащила из вьюка кошелек и подбросила его на ладони. Внутри звякнули монеты.

– Мне не жаль золота, просто не хотелось обогащать разбойников.

– Но тебя могли убить!

– Лучше смерть, чем позор.

Мэрэм уставился на девушку с удивлением, так как его принципы были прямо противоположными.

– Когда жители холмов поняли, что я им не заплачу, они разозлились, – продолжила Атара. – Они сказали, что возьмут с меня больше, чем пошлину. Один из них ударил мою лошадь топором, чтобы не дать убежать. Мою лошадь! В Вендраше того, кто намеренно ранит в сражении чужую лошадь, оставляют на съедение волкам.

Мэрэм печально покачал головой.

– Лучше уж волкам, чем медведям, – пробормотал он.

К чести Атары – и ее чувства юмора, – она оценила неудачную шутку и мрачно улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубы.

– Как ты вообще здесь оказалась? – спросил я. – И зачем взобралась на холм?

Атара махнула рукой в сторону остроконечного каменистого гребня.

– Я думала, что увижу оттуда Нарский тракт.

Мы с неожиданным пониманием переглянулись. Я пояснил, что должен попасть в Трайю на седьмой день солдры, чтобы присоединиться к ищущим камень Света. Того же хотела и Атара.

Девушка поведала нам о своем путешествии. Слухи о великом поиске достигли и племени кармэк, так что она попрощалась с друзьями и поехала на север вдоль западной стороны Шошанской гряды. Только держась близко к высоким пикам, она могла надеяться пересечь Длинную Стену, что протянулась на четыре сотни миль через равнины от Шошана до Синих гор. Эта стена три долгие эпохи защищала богатые земли Алонии от сарнийцев, но не задержала одинокого воина, решившего ее объехать. В Горной цитадели, там, где камень Стены незаметно перетекал в синий гранит Шошана, Атара отыскала тропу, ведущую в обход через леса. Ее неприхотливая степная лошадь еще могла находить себе пропитание на каменистой тропе, в то время как конь побольше, Эльтару, например, просто переломал бы себе ноги. Так, спустя многие годы, в Алонию вновь проникли сарнийцы, пусть даже в лице одинокой воительницы из Сообщества Мужеубийц.

– Но сарнийцы не воюют сейчас с Алонией. Почему бы тебе было просто не пройти через ворота?

Атара бросила на меня странный взгляд, и я почувствовал, что она начинает раздражаться.

– Войны между нами нет. Другие воины, да и все остальные, могли бы проехать мимо Пору к Трайе. Но такую, как я, через ворота не пропустят.

Поэтому она поехала от Стены на север, в холмы, в поисках ущелья в Шошанских горах, тогда как мы ехали туда же, но с другой стороны.

– Я надеялась сегодня выехать на дорогу. Она где-то недалеко.

– Ты не увидела ее с вершины? – с беспокойством спросил Мэрэм.

– У меня не было времени осмотреться.

Все вместе мы поднялись на самую вершину холма. Как я и думал, северная часть его была словно срезана ударом гигантского топора. В сорока или пятидесяти милях отсюда облака клубились над северными отрогами Шошанских гор. Похожий на вату туман скрывал холмистую местность; мы смогли разглядеть лишь зеленые изгибы среди серебряных водоворотов. Но прямо перед нами в небольшой долине сквозь деревья шла серо-голубая каменная лента. Она была шире, чем все дороги, когда-либо виденные мной, и я решил, что это и есть древний Нарский тракт, построенный для того, чтобы соединить Трайю и Нар еще перед эрой Мечей.

Теперь вставал вопрос, что делать. Мэрэм, конечно, предпочтет иметь под ногами каменную мостовую, тогда как я лучше бы снова укрылся в лесу. Под раскидистыми кронами огромных дубов я чувствовал себя в большей безопасности, чем на открытой местности. Однако мастер Йувейн заметил, что если люди холмов все-таки решат настаивать на уплате пошлин, они могут напасть на нас в эти холмах откуда захотят. Так что, сказал он, мы все-таки должны спуститься к дороге. Атара согласилась с ним, хотя добавила, что люди холмов вряд ли решатся атаковать нас снова, особенно после того, как сила оружия рыцаря валари теперь соединилась с силой ее лука.

– А как насчет моего лука? – запротестовал Мэрэм. Он держал мой охотничий лук так, словно бы он принадлежал ему. – Разве не моя стрела заставила их отступить?

Атара глянула вниз, туда, где стрела Мэрэма все еще торчала из травы.

– О, ты прав, замечательный выстрел! Может, тебе даже удалось прикончить крота или пару земляных червей.

Я с трудом сдержал улыбку, глядя, как Мэрэм густо покраснел. И хорошо, так как Атара тут же принялась за меня.

– Я слышала, что валари – великие воины.

Да, – подумал я, – Телемеш или мой дед – или мой отец – великие воины.

Атара указала на тело оглушенного мной человека.

– Наверное, тяжело быть великим воином, если боишься убить врага.

Ее глаза, прекрасные, словно алмазы, могли приобретать каменную холодность и твердость. Я словно голым себя почувствовал.

– Да, тяжело.

– Тогда зачем ты поехал меня выручать?

Мой дар, так легко помогающий понять намерения других, часто оставлял меня в неведении относительно собственных. Что я мог ей ответить? Что я испытал сострадание к ее тяжелому положению? Что боюсь почувствовать что-то большее? Лучше уж промолчать… Я перевел взгляд на туманную пелену, клубившуюся вокруг холма.

– Так или иначе, ты мне действительно помог, – сказала она наконец. – Ты спас мне жизнь, и теперь нас связывает долг крови.

– Ты ничего мне не должна.

– Должна. И я буду рядом с тобой до тех пор, пока не выплачу долг.

Я моргнул, услышав это странное заявление. Сарнийский воин едет вместе с рыцарем валари? Волки не ходят с львами. Сколько раз за все это время орды сарнийцев вторгались в Утренние горы – чтобы потерпеть поражение и откатиться назад? Сколько валари убито и сколько сарнийцев? Даже воительница из Сообщества Мужеубийц вряд ли смогла бы подсчитать точно.

– Нет, – повторил я. – Нет никакого долга.

– Конечно же, есть. И я должна выплатить его. Думаешь, иначе я поехала бы с вами?

Глядя, как она нетерпеливо двинула рукой, словно желая сломить мое сопротивление, я понял: пожалуй, она предпочла бы путешествовать в одиночку или даже сразиться со мной ради собственного удовольствия.

– Если люди холмов вернутся, вам понадобятся мои лук и стрелы.

– Мы, валари, всегда неплохо действовали мечами – даже против сарнийцев. – Я прикоснулся к своей кэламе.

Атара, все еще державшая в руках саблю, посмотрела на ее изогнутое лезвие.

– Да, оружие у вас всегда было лучше.

– У вас есть луки.

– В горах их не просто использовать. К тому же нам всегда не везло.

– В битве у реки Песен вам не повезло в том, что Элемеш был превосходным командующим.

Мы так, наверное, весь день препирались бы, если бы мастер Йувейн не заметил, что солнце не станет ради нас останавливаться и ждать, кто победит в споре. Он также указал на то, что у Атары нет лошади.

– Ты уверена, что хочешь ехать с нами? – спросил я. Потом рассказал ей о Кейне и о том неизвестном, что, как мы полагали, охотился за нами с тех пор, как мы покинули Эньо.

Если я думал напугать ее, то не преуспел в этом. В ответ на мой вопрос она просто улыбнулась, словно я предложил ей игру в шахматы, в которой она с удовольствием поставила бы на кон не только свою сумку с золотом, но и саму жизнь.

Доверять ли такой женщине?.. Конечно, она враг моих врагов, но ее народ также враждовал и с моим народом. Мог ли враг легко стать другом?

– Я отдам свою жизнь, чтобы защитить тебя, – просто сказала она. – Но я не смогу сделать этого, если не поеду вместе с тобой.

Как я мог не верить этой храброй женщине? Похоже, она имела достаточно воли для того, чтобы сдержать слово. Я видел яркий свет в ее глазах и истинное благородство, глубоко тронувшее меня. Также я боялся огня, рождавшегося в моей душе: если бы я дал ему волю, он бы меня испепелил. Но и бежать от этого невыразимого пламени, как я всегда делал, было невозможно. Как тогда я смогу защитить ее от любой опасности?

– Прошу, поедем с нами. Мы будем рады твоей компании.

Я пожал ей руку, чувствуя теплую кровь на ее ладони.

Почти час мы потратили на подготовку к дальнейшему путешествию. Мастер Йувейн заново перевязал меня, а Мэрэм отыскал большую часть охотничьих стрел. Так как лошадь Атары погибла, пришлось снять вьюки с одной из наших лошадей. Атара с великой неохотой согласилась ехать на Танаре. Хотя здоровенный гнедой мерин был достаточно сильным, он уже очень давно не ходил под седлом. Конечно, он был рад, когда с него сняли сумки с едой и снаряжением, но замотал головой и стукнул копытом, когда Атара положила ему на спину свое седло. Впрочем, у нашей новой знакомой, похоже, был дар усмирять лошадей Быстро доказав Танару, кто здесь главный, она объехала на нем вокруг холма и заявила, что лошадь годится, пока она не купит лучшую в Суме или Трайе.

Теперь у нас было одной вьючной лошадью меньше, и я решил оставить фляги с бренди и пивом, которые Танар тащил с самого Сильвашу. Но это предложение ужаснуло Мэрэма; мой друг заявил, что, если это необходимо, он спешится и понесет фляги на собственной спине аж до Трайи – или пока все не выпьет. Атара упрекнула нас в том, что мы путешествуем с таким грузом. Сарнийский воин может проделать пять сотен миль по Вендрашу с одним кожаным плащом и сумкой сушеного антилопьего мяса.

В конце концов мы кое-как распределили груз между всеми шестью лошадьми и тронулись в путь. Пришлось еще остановиться у ручья, где Атара умылась, а потом мы спустились с холма в ту самую долину, которую разглядели с вершины. Некоторое время мы ехали под деревьями, потом показался просвет, там, где проходил Нарский тракт. Меня потрясла его ширина: словно бы каменная река протекала через лес. В небольших трещинах между камнями лезла трава, и там и сям из проломов прорастали деревья. Но дорога была еще пригодна для использования. Тут могла пройти целая армия.

Мы ехали на северо-восток остаток дня: вчетвером бок о бок, а вьючные лошади шли сзади. Если люди холмов и наблюдали за нами из-за зеленой стены деревьев, то никак себя не обнаружили. Я решил, что Атара права и они получили на сегодня достаточно. Впрочем, Атара и Мэрэм все равно не снимали тетивы с луков и держали их поблизости, прислушиваясь к подозрительным шумам и шороху листьев.

Мастер Йувейн рассказал нам все, что знал о людях холмов: они были потомками солдат армии Каллимуна, что вторглись в Алонию в начале эры Дракона. Командовал армией не кто иной, как Сартан Одинан, тот самый клирик Каллимуна, который отрекся от Морйина и провел Кэлькамеша в Аргатту для того, чтобы отыскать камень Света. После разграбления и сожжения Сумы сердце Сартана смягчилось, и он покинул своих кровожадных людей. Морйин отозвал оставшуюся без предводителя армию в Сакэй, так как завоевание Алонии казалось делом решенным. Однако многие из людей Сартана отстали, намереваясь еще немного пограбить. Когда солдаты короля Маймуна начали охотиться за ними, эти люди бежали в холмы, и теперь здесь живут их потомки.

– Сартан Одинан разрушил Длинную Стену с помощью огнекамня, – сказал мастер Йувейн. – После этого его армия проникла в Алонию. Так же, как сарнийцы в эру Мечей.

– Нет, сарнийцы не пользовались огнекамнями. Они тогда о них ничего не знали.

Наши лошади цокали копытами по каменной дороге, солнце постепенно склонялось за верхушки деревьев, а Атара углубилась в воспоминания о древних временах. Она рассказала нам о Талумаре Элеке, который объединил племена сарнийцев в год 2054-й эры Мечей. По ее словам, Талумар собирался завоевать Алонию, величайшее из королевств Эа. Армии Талумара осаждали неприступные укрепления Длинной Стены целый год, но безрезультатно. Потом, в один прекрасный день, загадочный человек по имени Кадар Мудрый прибыл в лагерь Талумара и привез с собой бочонки с красным веществом, которое называлось рилб, или Камнежог. Как объяснила Атара, рилб был лишь предшественником красного джелстеи, первым достижением в искусстве создания этих могущественных камней. Но и его силы оказалось вполне достаточно: он собирал солнечные лучи и заставлял гореть даже камень. Кадар Мудрый убедил сарнийцев вылить рилб под покровом ночи на участок Длинной Стены, что они и исполнили, понеся большие потери. Рилб выглядел как краска или как свежая кровь, и алонийцы решили, что враг сошел с ума.

Однако на следующий день, когда полуденные лучи солнца раскалили Длинную Стену, рилб вспыхнул, превратив камень в лаву и убив тысячи защитников Стены. Это страшное событие стало известно как Сокрушение Длинной Стены.

– Талумар был великим воином, – сказала Атара. – Одним из величайших среди сарнийцев. Но Кадар Мудрый обманул его.

Мастер Йувейн, забывшись, потер лысую макушку и с удивлением посмотрел на Атару.

– Если твоя история правдива – а в «Сэганом Эли» ничего не говорится об истории династии Элекидов, – тогда похоже, что Талумар большинством своих успехов обязан Кадару Мудрому.

– Нет, Кадар обманул Талумара, – повторила Атара. – Ибо на самом деле Кадар был переодетым Морйином.

– Что? – Мастер Йувейн потер узловатые руки, словно бы в предвкушении пира. Я никогда не видел его таким возбужденным. – Красный Дракон начал подниматься лишь через пару сотен лет после этих событий!

– Нет, это был Морйин. Истории об этом рассказывались на протяжении двух эпох. Морйин хотел использовать Талумара для завоевания всего Эа. Он пытался сделать из него гуля и в конце концов погубил.

– «Сэганом Эли» гласит, что Талумар умер от лихорадки во время подготовки вторжения в Утренние горы.

– Если и так, то это была лихорадка, вызванная ядом и ложью Морйина.

Я невольно подумал о яде, пылающем в моих собственных жилах, и о том, что он в конечном счете может сделать со мной. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, пришлось задать еще вопрос.

– Сыном Талумара был Сагумар, не так ли?

– Да. Морйин и его пытался поработить.

– Тот самый Сагумар, которого король Элемеш разбил у реки Песен? Если ты говоришь правду, значит, Элемеш разбил тогда и Морйина.

– Некоторое время Морйин вел себя, как лучший друг сарнийцев, – грустно сказала Атара, покачав головой. – На самом же деле он наш величайший враг. Даже теперь он старается завоевать доверие племен, суля им алмазы и золото. Если Морйин победит сарнийцев, он победит весь Эа.

Хотя яркий желтый диск солнца продолжал сиять в небе, склоняясь на запад, казалось, мир неожиданно потемнел.

– И племена прислушиваются к его словам?

– Некоторые – да. Данлади и мэритук практически поклялись ему в верности. Говорят, что половина кланов уртака заключила союз с Сакэем.

При этих новостях я стиснул зубы – племя уртак жило в степях к востоку от гор Меша.

– А как насчет кармэка? Твой народ тоже хочет присоединиться к Красному Дракону?

– Никогда! Сайаджакс сам убьет любого воина, который решит присоединиться к Морйину.

Она рассказала нам, что свирепый старый вождь кармэка был ее дедом и приветствовал возможность отыскать камень Света как путь к падению Морйина. Так же считала и она сама.

Во время нашего пути я много думал о словах Атары. Думал я и о ней самой. Мне нравился ее сильный характер, а еще больше нравилась жажда к справедливости. Она обладала мудростью, которой я никогда не встречал у женщин ее возраста: не просто знанием никому не известных вещей, а ясным ощущением тех путей, которыми идет мир. Глаза Атары, казалось, не упускали ни малейшей детали в окружавших нас лесах, а чувство направления было едва ли не лучше, чем мое: она часто угадывала, где течет нужный ручей или как повернет дорога, невидимая за стеной холмов. Этим вечером на привале возле одного из таких ручьев я открыл, как хорошо она понимает животных. Девушка сказала, что, пока моя рана не затянется, я должен отдыхать и предоставить ей работу по устройству лагеря. Она также настояла на том, чтобы самой расседлать Эльтару и вычистить его. Когда я предупредил, что мой норовистый конь может убить ее, если она подойдет слишком быстро, она просто приблизилась к нему и сказала, что они должны стать друзьями. Мягкие интонации ее голоса, похоже, произвели на Эльтару магическое действие, так как он тихо фыркнул и позволил ей подуть в его огромные ноздри. Потом она долго гладила лоснящуюся шею, и я чувствовал, как в его груди зарождается благосклонное чувство.

Да, Атара присоединилась к нам не зря. Она была хорошим попутчиком, и всех нас пленили ее энергия и веселый нрав. Но от нее было и много хлопот. Во время нашего путешествия мастер Йувейн, Мэрэм и я полагались только друг на друга и выработали четкий распорядок. Атара все изменила. В вопросах хозяйства она была такой же дотошной, как в стрельбе из лука. Воду, по ее мнению, стоило брать только из середины ручья, чтобы не зачерпнуть вместе с ней всякой грязи, камни для очага должны быть выложены ровным кругом, а растопка аккуратно нарезана. Она, похоже, не знала устали. Думаю, для Атары всегда и во всем существовали правильный и неправильный способы, и даже самое ничтожное действие она рассматривала так, словно оно могло нарушить мировое равновесие.

В те редкие моменты, когда она расслаблялась и не была настороже, дикая жажда жизни била из нее фонтаном. Атара любила от души повеселиться над забавными историями Мэрэма. Той ночью мы все сидели у костра и пили бренди; девушка смеялась и пела, а я играл на флейте. Этот дуэт показался мне прекраснее всего на свете, и я мечтал, чтобы нам выдалась возможность все это повторить.

Утро следующего дня было ярким и чистым, миллионы птиц щебетали в лесу. Дорога вела через прекраснейшую местность. Холмы ярко-зеленого цвета сияли, будто огромные изумруды, а солнечный свет окружал их золотой короной. Дикие цветы росли повсюду, особенно вдоль дороги. Весна обновила землю, покрыла деревья свежей листвой, и каждый лист, казалось, отражал свет всех остальных, так что лес был залит сиянием.

Все вокруг поражало своим совершенством. Я любовался белками, суетившимися в поисках пропитания, и сладким запахом лютиков и маргариток, наполнявшим мои легкие при каждом вдохе. Но лучшим из творений этого мира мне виделась Атара. Когда мы вернулись на дорогу в Трайю, я поймал себя на том, что смотрю на нее все время. Иногда она ехала с Мэрэмом впереди меня, и я невольно прислушивался к их разговору. Я восторгался ее длинными загорелыми руками и струящимися светлыми волосами, и во мне пылала неутолимая жажда большего. Ее образ словно бы горел внутри меня: прямая, гордая, мудрая и преисполненная жажды жизни, истинная женщина.

На следующий день холмы остались позади, а лес стал ровнее. Не встретив ни единого человеческого существа, мы немного расслабились. Все утро я ехал рядом с Мэрэмом, тогда как Атара и мастер Йувейн голова к голове ехали впереди нас ярдах в тридцати. Атара рассказывала мастеру Йувейну сарнийские истории и саги, которые он записывал в свой дорожный журнал прямо на ходу. Я не мог не заметить, что Атара превосходно держится в седле, управляя Танаром при помощи сильных ног. А Мэрэм не мог не заметить моего внимания и немедленно принялся его комментировать.

– Ты влюбился, друг мой. Наконец-то влюбился.

Его слова застали меня врасплох. Удивительно, как мы можем не замечать таких вещей внутри себя, даже когда они очевидны.

– Влюбился? – с глупым видом переспросил я. – В Атару?

– Нет, в свою вьючную лошадь, с которой ты все утро глаз не сводишь! – Он покачал головой, огорченный моей тупостью.

– Но я думал, что это ты влюбился в нее?

– Я? С чего ты взял?

– Ну, она же женщина.

– Да, женщина. А я мужчина. И что с того? Жеребец чует кобылу… Но любовь , Вэль?

– Она очень красивая женщина.

– Да, красивая. Звезды тоже красивы. Можешь ли ты прикоснуться хоть к одной? Можешь ли ты обнять холодный огонь и прижать его к сердцу?

– Не знаю. Если ты не можешь, то почему могу я?

– Потому что ты не похож на меня, – просто ответил он. – Ты рожден для света этих невероятных огней.

Еще он сказал, что все те черты, которые привлекают меня в Атаре, его просто нервируют.

– К примеру, ее глаза. Слишком синие, слишком яркие – глаза женщины должны быть мягкими, как кофе, а не пронзающими, словно алмазы.

Я посмотрел на два алмаза в собственном кольце, но не нашел что сказать.

– Она тоже тебя любит, ты знаешь?

– Она так сказала?

– Да нет, в общем. Но это все равно, что отрицать солнце.

– Она не может меня любить. Любовь не приходит так быстро.

– Неужели? Когда ты появился на свет, много времени тебе понадобилось, чтобы полюбить этот мир?

– Это совсем другое.

– Нет, друг мой. Любовь существует . Иногда я думаю, что это единственная вещь в мире, которая существует на самом деле. И когда встречаются мужчина и женщина, они или открывают для себя пламя небес, или нет.

Я снова посмотрел на камни в моем кольце, сиявшие, будто две звезды.

– Ты не замечал, как Атара прислушивается к твоим самым незначительным замечаниям? Как светятся ее глаза, когда ты выезжаешь вперед? Можно подумать, что ты солнце с небес!

– Нет, нет, – прошептал я. – Не может быть.

– Да, черт побери! Она сказала мне, что ее привлекает твоя доброта и та дикая страсть в твоем сердце, которую ты всегда скрываешь. Она почти сказала, что любит тебя.

– Нет, невозможно, – повторил я.

– Слушай меня, друг, и слушай хорошенько! – Мэрэм схватил меня за руку, словно его пальцы могли втолковать мне то, что не смогли слова. – Признайся ей, вырази свои чувства. Потом попроси ее выйти за тебя замуж, пока ещё не поздно.

– Это говоришь ты? – Я не мог поверить собственным ушам. – А ты многим делал такие предложения, а?

– Я могу остаток жизни потратить на поиски женщины, которая мне предназначена. Но ты – благодаря везению и милости Единого… ты ее уже нашел.

Той ночью мы разбили лагерь неподалеку от дороги на маленькой поляне, образовавшейся после падения огромного дуба. Ручей протекал в лесу ярдах в пятидесяти от того места, где мы расположились, земля заросла папоротниками и мхом. Мэрэм и мастер Йувейн рано легли спать, а я сторожил первым. На самом деле после того, что Мэрэм мне сказал, я бы все равно не заснул. Я сидел на плоском камне у огня и смотрел на звезды, когда Атара подошла и села рядом.

– Ты бы тоже поспала. Ночи сейчас короткие.

Она улыбнулась и покачала головой. В руках она держала пару камней и заготовку для древка, видимо, собираясь сделать новую стрелу.

– Я обещала себе, что сначала закончу.

Мы немного поговорили о смертоносных боевых стрелах сарнийцев, пробивавших доспехи, и о длинных луках, сделанных из слоев рога и сухожилий, чередующихся с деревянной основой. Атара рассказывала о жизни в Вендраше и об их жестоких, суровых обычаях. Она рассказала также о жестоком и суровом Сайаджаксе, великом вожде кармэка. Но о своем отце она говорила мало. Я только понял, что он был против ее решения вступить в Сообщество Мужеубийц.

– Должно быть, мужчине тяжело смириться с тем, что его дочь берет в руки оружие, – заметил я.

– Хм… Воина, видевшего множество битв и смертей, не должно это тревожить.

– Ты говоришь обо мне или о твоем отце?

– Я говорю о мужчинах. Они кичатся своей храбростью, а потом падают в обморок при виде женщины с луком в руках или капельки крови.

– Это правда. – Я улыбнулся. – Для меня невыносимо было бы увидеть, что моя мать или бабушка ранены.

– Ты их очень любишь, да? – Тон Атары несколько смягчился.

– Да, очень.

– Тогда ты должен радоваться, что валари запрещают женщинам воевать.

– Нет, ты не поняла. Мы не запрещаем. Напротив, все наши женщины – воины.

Я рассказал ей, что первые валари были исключительно воинами духа. Но в несовершенном мире мужчинам пришлось научиться военным искусствам, чтобы сохранить чистоту наших целей. Только валарийские женщины способны воплотить наши высочайшие стремления. Пока мужчины возятся с приспособлениями для убийства, женщины восславляют жизнь. От них исходят все дары – пища, рождение, воспитание детей – и сочетаются с истинно воинским духом, стремлением к чистоте, благородством и бесстрашием.

Женщины – источник жизни. Они – лучшие творения Единого.

Женщины четче сознают ясность и радость Единого. Женщины быстрее постигают искусство медитации и часто сами становятся учителями.

Воина валари учат трем вещам: говорить правду, владеть мечом и почитать Единого; двум из них его учит мать.

Я прекратил свою речь и стал вслушиваться в журчание ручья и шелест листьев. Атара немного помолчала, глядя на меня в мерцающем свете костра.

– Я никогда не знала мужчины, подобного тебе, – сказала она вдруг.

Я наблюдал за тем, как она шлифует древко двумя кусками песчаника, выглаживая и выравнивая будущую стрелу.

– А кто встречал женщину, подобную тебе? В Утренних горах женщины мечут в сердца мужчин иные стрелы.

Атара засмеялась и сказала, что целительство, рождение и воспитание детей – вещь нужная, и женщины в этом очень искусны. Но некоторые женщины искусны еще и в войне, а сейчас такое время, что убивать приходится часто.

– Бывает время срезать рожь и убрать ее в закрома. А теперь настало время для кровавой жатвы.

Она сказала, что на протяжении трех эпох люди опустошали мир; пора пожать то, что они посеяли.

– Но должен же быть и другой путь! – Я вынул меч и полюбовался, как его длинное лезвие сияет при свете звезд. – Этот путь неправильный. Мир создавался не таким.

– Может быть… Но он будет таким, если мы не изменим его.

– Как?

Она долгое время молчала.

– Иногда поздно ночью, глядя в воды спокойного пруда, я могу увидеть… почти увидеть. Там есть женщина, необычайно отважная и прекрасная. Таких женщин не было в Эа со времени эры Матери. А может, их не было даже тогда. Женщина из воды и ветра… ее красота грозна, как красота самой Ашторет. Это та красота, которую мир должен воплотить. Это красота, для которой рождается каждая женщина. Но такой я никогда не стану, пока люди не изменятся. Ничто не изменит сердца людей, кроме самого камня Света.

– Ничто? – Я указал глазами на ее стрелу.

Атара усмехнулась.

– Надеюсь, что камень Света объединит сарнийцев. Хорошо бы, чтобы все люди объединились. И мужчины, и женщины.

– Это прекрасная ночь. А ты прекрасная женщина.

– Прошу, не говори так.

– Почему?

– Не говори таким тоном.

– Прости. – Я опустил глаза, а она снова взялась за стрелу.

Потом отложила и стрелу, и камни и повела рукой в сторону темных деревьев, окружавших нас.

– Здесь, в сердце лесов, не имеющих конца, мы далеко от Вендраша и от любого города. Но когда я рядом с тобой, мне кажется, что я вернулась домой.

– И мне так кажется.

– Такого не должно быть. Сейчас не время заводить дом или что-то еще.

– Детей, например?

– Да, детей.

– Ты не хочешь стать матерью?

– Конечно, хочу. Иногда мне кажется, что я ничего не хочу так сильно. – Атара посмотрела мне прямо в глаза и продолжила: – Но приходится делать выбор между тем, чтобы рожать детей и убивать врагов.

– Думаешь, если убить достаточно плохих людей, мир станет более пригоден для детей?

– Да. Поэтому я вступила в Сообщество и принесла обеты.

– И ты никогда не хотела сложить их с себя?

– Как Мэрэм?

– Сотня мужчин… – промолвил я, глядя на тени между деревьями. – Наверное, даже Азару или Кэршар не убили столь многих. Ни один воин валари, знакомый мне.

– Обет есть обет, – печально сказала девушка. – Мне очень жаль, Вэль.

Я вложил меч в ножны и взялся за флейту. Деревья плавно покачивались под звездным небом, ветер был прохладным и свежим. По другую сторону костра довольно посапывал Мэрэм, а мастер Йувейн шевелил во сне губами, словно повторяя строки своей книги. Но под мирной картиной таилась грусть, что затрагивала все, даже папоротники и цветы, а не только Атару и меня. Пытаясь выразить этот горько-сладкий вкус жизни, я заиграл песенку, которой научила меня бабушка. Слова застревали в горле, как сухие фрукты: «желания ждут, когда ты пожелаешь». Я хотел одного: быть каждый день с Атарой, не думая о войне, гремящей в отдалении.

Потом я играл и другие песни; Атара отложила свои стрелы и глядела на меня. В ее глазах отражались блики костра – и что-то еще. Невольно вспомнились слова, которые Мэрэм произнес несколько дней назад: «ее глаза, что к звездам окна». Он забыл строки своего нового стихотворения еще быстрее, чем жену герцога Горадора. Но я их помнил. Помнил я и те стихи, что он читал в пиршественной зале моего отца.

О, ты сияешь, как звезда

В глубоких небесах.

Кружась, мы падаем с тобой,

Как искорки в ночи.

Вот и потрескивающий костер выбрасывал во тьму снопы искр, а меня охватило странное чувство, что мы с Атарой однажды пришли с какой-то безымянной звезды. Когда она смотрела на меня, казалось, что мы туда возвратились.

Мы целую вечность просидели на камне под древними созвездиями, пока мир летел в пустоте, а звезды тихо мерцали. Целую вечность я смотрел в ее глаза. Что я видел там? Только свет. Даже если она каким-то чудом исполнит свои обеты, как удержать его? Могу ли я выпить море и все океаны звезд?

Она тихонько протянула руку и положила ее поверх моей. Прикосновение пронзило меня, словно молния. Вся ее невыразимая печаль наполнила мою душу – но и вся ее жажда жизни тоже. Тепло пальцев Атары не имело ничего общего со страстью или желанием близости, но обещало, что мы будем добры друг к другу и никогда не предадим. И что мы должны помнить, откуда пришли и кем должны стать. Это был самый священный обет из всех данных мной; я знал: и Атара, и я будем хранить его.

Когда люди стремятся превратить истину в ложь, хорошо быть уверенным хотя бы в чем-то. В тишине ночи мы затерялись в глазах друг друга, и наше дыхание слилось в одно.

Так за несколько часов я стал счастливее, чем был. Однако когда дверь в закрытую комнату наконец распахнулась, не только свет хлынул туда, но и терпеливо поджидавшая тьма. В своей растущей надежде, в жажде всегда быть с Атарой я не мог себе и представить, что мое сердце стало открыто для величайшего ужаса.