Кальдур Живой Доспех IV

Виденье 42. Или я приду к тебе

Ночь стояла душная и безветренная.

Анижа вся покрылась липким потом и изнывала от жажды, но воду им не давать не спешили. Просьбы о ней, ещё недавно бывшие полными ненависти и негодования криками, теперь подзатихли и превратились в жалобные стоны, и не переставая раздавались в ночи.

Их разделили, перемешали и связали верёвкой по нескольку человек. Солдат, пытавшийся защищать её, кинул ей напоследок несколько добрых слов и приказал держаться. Было видно, что ему тяжёло оставлять девушку, но никакого выбора у него не было. Новыми товарищами по несчастью для неё стали пятеро мужчин: двое стариков, прибившихся к лагерю, двое молодых солдат и солдат постарше, всех пятерых она видела мельком и не знала по именам. На Анижу они внимания не обращали, держались спокойно, не разговаривали, и пытались поспать, не смотря на верёвки и бугристую землю

Счастливчики.

Сон легко шёл к ним даже в таких условиях, а Анижа вдруг поняла насколько устала и как мечтает выспаться. Но только не здесь, а где-нибудь в другом месте поспокойнее, где с ней ничего не сделают. Под таким же звёздным небом, с прохладой горного воздуха, в землях, где почти нет людей и царит такая приятная тишина, в уютной палатке и... с Кальдуром.

Что ж. Учитывая обстоятельства, скоро она с ним объединиться. Учитывая, как он умер, Госпожа должна была смилостивиться и отправить его к Вратам. Он ждёт её. Он все понял и избавился от своих демонов, что так мучили его. А если даже нет, то она поможет ему...

Это хорошая картина, только вот почему ей так страшно и почему она так не хочет... умирать? Потому что так должны вести себя все живые существа? У них есть только одна жизнь в одном теле, не смотря на чудо перерождения, никаких попыток переиграть эту жизнь не будет. Никто не знает, что там за гранью, не сможет рассказать, может быть, там на самом деле ужасно... и души, висящие в пустоты, только и думаю о том, как бы снова почувствовать что-то, оказаться живыми и снова обрести сосуд?

Или потому что она жрец, и обязана защищать любую жизнь до своего последнего вдоха? Почему эти люди вокруг так просто рискуют этим даром, и идут добровольно на смерть, будто так и задумано? Она была готова много раз пожертвовать собой, но ради кого-то, а не так вот, привязанная словно животное, которое готовят на заклание. Смерть не должна быть наполнена таким страхом... или же нет? Всё так и задумано, хищники часто едят свою добычу живьем, не смотря на страх, боль и душераздирающий визг, такими их сделала природа, а значит... так всё и должно происходить?

Лучше бы ей обо всём этом не думать. Достоинство и спокойствие — такие же благодетели Госпожи, как и милосердие, и прощение, которое должно чувствовать к врагам. Она должна быть такой, хоть и не чувствует в темниках что-то злое, и враждебное... Всё рушиться внутри от страха, все тексты молитв и сакральных суждений, что были ей опорой и ориентиром, не могут выдержать неизвестности от того, что ей только предстоит пережить.

Жрецов учат быть сильными и встречать любые невзгоды лицом к лицу. Только как это сделать, если силы внутри больше нет?..

По спине Аниже прошёл холодок. Громадина монодона снова засопела неподалёку. Чудовище зависло в воздухе практически неподвижно, тёмным пятном перекрывая вид и часть звёздного неба, дышало едва заметно, но не могло удержать в себе целого потока звуков. Анижа, как и большая часть пленников, уже перестали обращать внимание на левиафана, и почти не вздрагивали от каждого его движения или звука. Но присутствие его всё ещё давило, и в ту сторону смотреть не хотелось.

Мелкая дрожь ладоней и губ никак не унималась. То ли от нервов, то ли от усталости и напряжения, она никак не могла взять себя в руки. Глубокое успокоительное дыхание только сбрасывало её на грань панической атаки и совсем не расслабляло.

Она не знала, что будет дальше.

В лагере мало девушек. И каждый из патрулирующих ряды пленников темник смотрел на неё долгим и пронзительным взглядом, изучал её, улыбался ей странной и неприятной улыбкой. А ей очень не хотелось стать чьей-то добычей. Она снова и снова думала о судьбе девушек из своего монастыря.

Под этими взглядами она плотнее закуталась во всю одежду, что была на ней, натянула капюшон на голову, измазала землей лицо и руки. Глупо, но ей показалось, что это может хоть как-то защитить её.

В середине ночи трое охранников после непродолжительного разговора вдруг направились прямо к ней. Она попыталась отползти, но верёвка не позволила. В воздухе повисла гнетущая тишина, и темники, и невольники, понимая, что происходит, переглядывались напряжённо. Анижу отвязали, но взяли другого пленника — её соседа, солдата постарше, а её снова привязали к остальным. Вскоре они вернулись и увели по очереди ещё нескольких человек. Из расположенных рядом шатров и из землянки, где ютился Мадж и санитары, раздались крики, которые минута к минуте становились всё истошнее и страшнее.

Через час мимо неё провели сержанта, который пытался скрыть своё положение. Он не сопротивлялся, шёл спокойно, его лицо выражало усталость и лёгкое разочарование. Его увели в палатку подальше, и крики его были слышны не так сильно.

***

— Вставайте, собаки! Чего разлеглись!

— Встать!

— Подъём!

— Живо поднялись!

Рассвет встречали под лай собак, пинки, удары плетью и крики темников. Толпа надзирателей вдруг утроилась, пришла к движению, оказалась между рядом пленников, и с невиданной до этого злобой начала гнать всех на окраину лагеря — туда, где раньше томились пленные темники.

— Воды! Дайте воды! — просили солдаты в ответ на удары и выкрики, но темники их не слушали, только сильнее били и гнали к клеткам.

Места на всех не хватило, даже при условии, что народа туда набивали, как судака в бочку. Ей не досталось ни одного удара, только пара грубых выкриков, и тычок дубинкой в спину. Анижу, как и многих «счастливчиков», привязали к прутьям снаружи. И не понятно было, кому повезло больше — тем, что едва дышали в тесноте, но были защищены телами товарищей, или те, кто остался под палящими солнцем и взглядами охранников снаружи.

Силы у неё кончились давно. Только её усадили у клетки и закончили вязать руки, а она уже была готова сдаться и сомкнуть глаза. Но руки онемели тут же, спина свело от неудобной позы, и не было никакой возможности расслабиться, прижимаясь к прутьям и слушая тяжёлое дыхание тех, кто внутри.

Зато дали воды. Такую маленькую поварёшку из такого большого и полного воды бака. Её едва хватило, чтобы промочить горло и распухший язык, и только усилило и без того невыносимое чувство жажды. День обещался быть жарким, и похоже, что это могла быть и последняя порция воды на сегодня. Проклятия и крики недовольства проводили процессию с водой, а Анижа думала, о том, что раненные, потерявшие много крови, уже не справятся.

— Хотят нас ослабить, — прозвучало изнутри клетки. — Но у них это не выйдет.

Она поймала внутри клетки уставший взгляд говорившего. Старый и спокойный ветеран обращался к Аниже и всем кто нуждался и выглядел потерянным, пытался подбодрить и настроить на нужный лад. Не сказать, что у него получилось.

— О чём они говорят, Мрак их дери? — раздался раздражённый голос из самой глубины и толчеи внутри клетки. — Нас казнят? Или что? Что делать? Умолять их или плевать им в лица, когда подойдут? О Госпожа, дай мне сил пройти это чёртово испытание...

— Не успеваю немного за их речью, — ответил ветеран. — Обсуждают приказы.

— Ну? — заинтересовался третий голос. Говорившего человека не было видно, его прижимали к прутьям с другой стороны клетки — Чего замолчал? Какие?

— Говорю же, не разобрать. Вроде собираются по-быстрому всю округу прочесать и дальше двигать.

— Куда двигать?

— Назад, похоже. Что-то им тут совсем не нравится. Торопятся. Но не похоже, что напуганы или что к подвоху готовятся.

— Надеюсь, Воким уже треплет им вовсю нервы и скоро придёт за нами...

— Надейся, а сам не оплошай. Мы может и не доживём до того момента…

— Ты же, братец, и в Шестую воевал, — обратился к ветерану из клетки молодой, но уверенный голос. — Как быстро они нам глотки перережут знаешь?

— Даже Госпожа не знает. По-разному было, если ты за опыт спрашиваешь. Бывало возвращались с их земель из поена спустя годы, я слышал. А бывало и глотки сразу всем резали без разбору. Не надо их за людей считать, и надеяться на их человечность тоже не нужно. Бросят нас на корм чудикам своим, если не сделаем ничего.

— Как-то поздновато метаться. Прутья пускай и из дерева, но Воким распорядился, чтоб они толщиной с запястье были.

— Жить захочешь, ещё не так заметаешься, — презрительно ответил ветеран. — Надо возможность ждать. И тут же делать что-то. Пока не ослабли.

— Заткнитесь оба! Не пугайте сестричку, а она вон чуть живая от ужаса. Надо было её в клетку пихать, чтоб темникам на глаза не попалась.

Разговоры вдруг затихли, и Анижа поймала на себе сразу несколько сочувствующих взглядов.

— Это да, братцы. Нам-то легко, мужикам, нам глотки порежут или повесят, да и дело с концом. А её… терзать будут…

— Да заткнись ты, кому сказал! Не кликай лихо, может оно мимо проползёт!

***

Она сомкнула глаза лишь на секунду и тут же с ужасом проснулась, всё ещё зная, что происходит и где она находиться, но не понимая, сколько прошло времени и не упустила ли она ничего важного.

Она всё ещё была привязана к прутьям снаружи. Внутри клетки мешанина из людей пыталась дремать, или молча смотрела по сторонам. Становилось всё жарче, и жара выматывала людей всё сильнее.

Её руки выглядели плохо. Бледными и обескровленными, она почти не чувствовала ладони и кончики пальцев, но чувствовала верёвку, которая всё ещё врезается и терзает кожу. Паника снова накатила на неё, перебила дыхание и заставила рвануться прочь от решетки. Прутья скрипнули, в неё упёрлось несколько осуждающих взглядов, но только боль от впившейся ещё сильней верёвки остановила её.

По ту сторону решетки видели её испуг, но сил и желания успокоить и подбодрить её не осталось ни у кого. Пришлось справляться самой. Насколько позволяла веревка, она отвернула голову от клеток, и старалась беспристрастно изучать то, что происходило в лагере и что делают темники.

Ночью они так же не спали. Их количество увеличилось не менее чем в два раза — подошли остатки обоза и силы обеспечения. Они суетились, всё ещё перерывая лагерь и утаскивая людей на допросы. Первые избитые и запытанные жертвы были возвращены в клетки. Ещё человек десять казнили через повешенье, закрепив верёвки на дозорных башнях. Спустя час тела сняли, к радости всех присутствующих — никто не хотел созерцать это зрелище. Чуть позже характерный визг и силуэты вдалеке видали пять вирмов и их всадников, которые миновали лагерь и устремились дальше за горизонт.

Монодон улетел к обеду в противоположную сторону.

Темникам он так же внушал страх. Раненые и совсем зелёные солдатики могучего Морокай с трудом перебарывали себя и забирались в бездонное чрево, чтобы отправиться домой. И даже суровые ветераны старались держаться от качающегося на ветру левиафана подальше, поглядывали на него изредка, словно ожидая какого-то подвоха. Как только громадная чёрная туча скрылась за горизонтом дышать стало как-то полегче.

Их снова напоили, но так же скудно.

От жажды и духоты ей мерещилось всякое. Она знала, что это просто воздух клубится от жара, а устала голова её подводит и работает не так, как нужно, но легче от этого не становилось.

Скорее бы пришла Розари и освободила её. За глоток воды и развязанные руки, Анижа бы позволила снова поцеловать себя, даже бы ответила на поцелуй, как бы противно и противоестественно это не было... Жаль, что только одна Избранная у них осталась.

— Приди, Кальдур, — едва слышно прошептала она. — Или я прийду к тебе сама... но я так не хочу... прости меня...

Но пришёл не Кальдур. Она увидела трех темников, идущих прямо к ней и смотрящих на неё ещё издалека. Их лица ничего не выражали, ни похоти, ни злобы, ни даже усталости от жары или бессонной ночи. И это напугало её ещё сильнее. Пока её отвязывали, она кричала и отбивалась. Она понимала, что сделает только хуже, что лучше отвернуться и не сопротивляться, чтобы они не делали, но не могла перебороть это. Изнутри клетки донеслось только несколько вялых проклятий, никто даже не попытался заступиться за неё.

Пока её тащили, она тихо всхлипывала, и всячески пыталась замедлить своих мучителей, но те молча подняли её над землей, так чтобы она не могла упираться. У шатров её всхлипывание переросли в тихий вой, внутри её скроют от глаза и будут делать с ней...

Её почти что закинули под полог, и сквозь слёзы она увидела внутри совсем не то, что рисовало воображение. Никаких верёвок или кровати, рабочий стол, заваленный картами и документами, двое писарей, сосредоточенно пишущих под диктовку, стул в центре и сидящая на нём властная фигура.

Это был тот, что перед строем предлагал им работать и сдать офицеров. Без доспехов он выглядел ещё более старым, но уже не таким угрожающим. Он расселся в плетёном стуле, раскинув ноги в стороны и давая им подышать без сапог, дымил трубкой, пил нечто травяное и пахучее из небольшой кружки, и задумчиво произносил слова, делая между ними длинные паузы. Стражи так же молча поклонились ему и вышли. Он коротко кивнул им, закончил диктовать приказы несколькими короткими предложениями, и шатёр следом покинули и писари.

— Не бойся, девочка, — по его губам скользнула лёгкая улыбка. — Тут тебя никто не тронет. Им не велено. Как тебя зовут?

Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и утереть кулаком слёзы, прежде чем ответить.

— Анижа.

— Просто Анижа? — странно спросил темник, уперевшись в неё взглядом.

— Да.

— Меня зовут Зинродант, я происхожу из клана Серых Волков, иногда меня называют просто Волк, но не из-за клана, а из-за моей репутации и жесткости. Я командую десятью тысячами душ, и я здесь, чтобы освободить эти земли.

— Очень приятно, — выдавила из себя Анижа.

— Ты выросла здесь, девочка? — он поставил кружку на столик и чуть наклонился к ней, внимательно разглядывая.

— Нет, ближе к западу.

— Почему оказалась тут, в военном лагере?

— Мне просто… больше некуда было пойти, — ответила она честно.

— Ты целительница?

— Я только учусь.

— Кто твой учитель?

— Мадж, он тут главный. Ну был главным…

— Он рассказывал про тебя, — темник кивнул, и снова смерил её изучающим и неприятным взглядом. — Что у тебя есть… хм… особые таланты? Это так?

— Я хорошо зашиваю людей, господин. И немного умею делать отвары. Я быстро учусь. Но если бы я была действительно талантлива, то раненые бы у меня не умирали.

Ответ удивил его на несколько мгновений, но удивление быстро сменилось снисходительной улыбкой, будто Анижа ребёнок, только что сморозивший глупость. Он подумал несколько минут, подымил трубкой в её сторону, снова заставив её съёжиться.

— Ты когда-нибудь видела жрецов, Анижа?

— Конечно, — ответила она спокойно. — Монастыри и храмы стоят почти во всех деревнях и городах. Тяжёло прожить жизнь и не встретить ни одного из них.

— А здесь... здесь ты встречала жрецов?

Вопрос повис в воздухе на несколько мгновений. Зинродант улыбался лёгкой и непринуждённой улыбкой, но в нём действительно проступили черты волка, словно кожа натянулся на холке и оскалилась пасть, уши пригнусь к голове и он был готов к прыжку... во всяком случае так рисовало воображение Аниже. Она снова почувствовала как мысли ускользают от неё, как жажда душит её, как её язык распух и с трудом ворочается во рту. С трудом она сглотнула пару капель слюны.

— Нет, господин, я не видела. Было бы хорошо, если бы они помогали.

— Да-а-а, жаль, что они оставили вас, — Зинродант укоризненно покачал головой. — Не знаешь, куда они подевались?

— Подевались? — Анижа с трудом смогла изобразить удивление. — Не должны были никуда подеваться. Тут просто места дикие, господин, мало храмов. И мало жрецов.

— И правда мало, — он впервые отвёл от неё взгляд и уставился на улицу, словно Анижа стала ему противна. — Ты будешь лечить наших солдат, Анижа?

— Да, господин, — Анижа хотела добавить, что все жизни ценны одинаково, но вовремя себя остановила. — У меня ведь нет выбора?

— Конечно, есть, — он повернулся к ней и улыбнулся неприятно. — Просто другие варианты тебя вряд ли понравятся. Лечи наших солдат и живи. Что такое?

Он увидел, как она поморщилась и ему это не понравилось.

— Господин, а если не спасу кого-то? Много кто умирает от этой войны, а я могу так мало...

Он снова посмотрел на неё снисходительно, а Анижа впервые поняла, что действительно звучит и выглядит глупо, но на этот раз — это ей только на руку. Зинродант смягчился и окончательно потерял к ней интерес, вальяжно махнул рукой в её сторон.

— Каждый делает, что может. Старайся, и мы увидим. Согласна?

— Да, господин. Я буду стараться.

Он что-то громко произнёс, в палатку вошли солдаты, взяли её подругу и повели прочь. Только они преодолели полог палатки, ноги Анижи подкосились. Стражи просто поволокли её как куклу дальше, ещё метров десять или двадцать, пока она не вспомнила, как нужно ходить. Она была в безопасности, ей ничто не угрожало, во всяком случае пока...

***

Наполовину разгромленный лазарет возвращался к своей деятельности.

Только теперь койки были заполнены бледнокожими и татуированными солдатами другой стороны. Анижа немного воспряла духом, когда ей дали возможность уцепиться за то, что она знает и умеет. И даже облегчённо улыбнулась, увидев, что под одним из тентов были собраны и её бывшие пациенты, слишком тяжёло раненные, чтобы ютиться в клетках с остальными.

— Раненых много, — деловито поприветствовал её Мадж, не поднимая глаз от стола со склянками и реагентами, сосредоточенно готовя какое-то зелье. — Много запущенных и не леченых. Их ещё доставляют из лесов и пещер по округе. Даже близко не могу сказать, сколько окажутся на этих койках. Скорее всего лазарет придётся расширять. Наша задача — поставить легко раненных на ноги, а всех остальных долечить так, чтобы они не умерли по дороге... Лечи, как знаешь, но тихо и не высовывайся, умоляю тебя.

Анижа кивнула, на ходу пытаясь сообразить, как ей высказать слова благодарности за то, что Мадж, очевидно, посветил ей немало слов на своих допросах и этим спас её от участи, о которой у неё не было сил думать.

— И ещё одно, — сказал он намного тише и проследив, что охранники отошли далеко. — Старайся делать так, чтобы они выживали, но больше не могли воевать. Понимаешь меня? Или они вернуться снова кромсать наших парней.

Анижа попыталась воспринять смысл его слов, не смогла и просто кивнула, оглядывая то, что осталось от её "кабинета" и спального места. Темники перевернули всё вверх дном, забрали всё опасное и ценное на их взгляд. Мадж успел восстановить лишь малую часть и рук у него не хватало. Из двух десятков помощников и санитаров в лазарете остались лишь пятеро: одноногий ветеран, двое совсем юных мальчишек и пара ребят покрепче, пострадавших в прошлых боях и потерявших способность ходить и выносить тяготы похода.

— Что-то ещё? — буркнул Мадж, видя как она замешкалась.

— А чудовищам мы тоже будем помогать? — спросила она, всё озираясь по сторонам и пытаясь прикинуть с чего ей начать.

— Понятия не имею, но видимо они с ними не живут всё-таки. Я бы точно не жил. Держал бы их в клетках подальше отсюда. Не видел я тут чудовищ, будь спокойна и не высовывайся, и всё будет нормально. Ты плохо выглядишь, Анижа... Тебя били по голове?

— А если они угонят нас к себе? — проигнорировала она вопрос, но закатила глаза, чтобы он понял, что она в порядке.

— Значит будем лечить там, — ответил Мадж. — Я бы так далеко не заглядывал, подруга. Они может и фанатики, но не дураки, не будут так просто разбрасываться полезными людьми. Так что будь полезной, Анижа, и всё с тобой будет хорошо. Давай за работу. Раненые сами себя не выходят. Теперь с нас три шкуры снимут за любого, кого хоронить придётся.

***

Пытки и допросы не прекращались и в следующую ночь.

Она едва держалась на ногах, но в отведённое ей время не смогла поспать толком из-за криков, среди которых теперь слышались и женские. Темники почувствовали себя куда вальяжнее, их позы перестали быть такими напряжёнными, дисциплина снизилась, отовсюду слышалась незнакомая речь, смех и даже причудливые песни.

Стоило ей только задремать на рассвете, как вдруг в лагере воцарилась почти полная тишина, от которой ей стало даже страшнее, чем от взрывов смеха, криков и хищных взглядов на неё. Она с трудом поднялась со своего ложа, и пошла смотреть, что происходит.

Недалеко от лазарета толпа темников сформировала широкий круг на полянке, растащила в стороны угли потухшего костровища и деревяшки, на которых сидели вокруг. В центр круга вытащили голого по пояс и синего от побоев солдата, которого Анижа раньше не примечала. Туда же вышло два темника: плотный и низкий, с тяжёлым лицом и массивной челюстью, и высокий и жилистый, который так же разделся по пояс, и обматывал руки бинтами, начиная с пальцев и до самого локтя. Басовитым тоном он кинул что-то на наречии темников избитому солдату. Его плотный товарищ перевёл почти без акцента:

— Он говорит, что его зовут Замин из клана Речных Змей, так же он известен как «Молоток». Он предлагает тебе обмотать руки и представиться, раз уж такое дело.

— Да пошёл он к чёрту, — солдат смачно сплюнул на землю и потёр садящую от побоев челюсть. — Я Раст. Если эта девчонка боится расшибиться об мой лоб, то пускай бинтуется. Настоящие мужики дерутся на голых руках.

Низенький темник долго переводил изречения солдата, а высокий отрывисто и пренебрежительно рассмеялся. Толпа его поддержала.

— Что происходит? — шепнула Анижа такому же недовольному, нервному и невыспатому Маджу, подошедшему сзади.

— Драться они собираются, что непонятного? — буркнул тот. — А нам потом лечить их.

— Зачем драться? Заставляют пленных что ли? — Анижа удивилась, мысли крутились в её голове ещё медленнее.

— Да не надо их заставлять. Раст скорее всего долго припоминал их мамаш и расхваливал, что каждого из них уделает как ребёнка. Вот и довыеживался. Не знаю, кто его противник, но судя по его спокойствию, он дерётся часто и хорошо. Ставки ещё сейчас будут делать. У нас такое Воким делать не позволял. А у них видно нету Вокима.

— Они же могут пострадать, — задумчиво протянула Анижа.

— Могут. И скорее всего пострадают. А чего поделаешь?

— Готхай, Замин! — крикнули из толпы. — Готхай!

— Уделай его, Раст! — громко крикнули со стороны палаток. — Заставь его пожалеть!

Кричал один из офицеров, такой же избитый и голый по пояс. Его только что вытащили с допроса, но увидев, как он оживился при виде товарища на полянке, тут же отвесили ему ещё пару ударов в живот и потащили назад.

Замин закончил бинтоваться, немного покрутил руками и корпусом, несколько раз нагнулся, распрямился и под одобрительные крики пошёл вперёд. Раст ответил ему ухмылкой, его перестали держать и так же вытолкнули к центру круга.

Когда они оказались напротив друг друга, высокий темник поднял руки к голове, чуть отклонил туловище назад и странными коротенькими шагами начал сближаться с расслабленным Растом. Тот скрестил на груди, встал широко расставив ноги и ждал соперника с ухмылкой. Как только между ними осталось меньше метра, Раст вдруг расцепил руки, сжал кулаки, и нанёс тяжёлый удар снизу вверх, закручивая корпус и неловко покачнувшись вперёд. Темник принял тяжёлый удар на согнутую руку и тут же ответил коротким тычком в нос Раста. Тот отшатнулся, скривился, глаза его налились кровью, он издал вопль и ответил темнику целой серией размашистых ударов, метя то в корпус, то в голову.

От натиска темник отступил назад, вращая телом и закрываясь руками, и избежал таким образом или ослабил почти все удары. Раст задышал тяжёло, покачнулся вперёд, опустив руки, и тут же темник нанёс ему тяжёлый удар откуда-то из-за головы. Раст неуклюже упал назад, ударился спиной и едва нашёл силы оторвать голову от земли и оглядеться невидящим взглядом. Замин был уже рядом и довершил дело прицельным ударом сапога в голову, но не остановился на этом — обошёл Раста сбоку и ещё несколько раз пнул в голову. Ещё от первого удара Раст не подавал никаких признаков сознания, а от последующих и вовсе мог погибнуть. Анижа замерла на месте от такой жестокости, но Раст вдруг пришёл в себя и зашёлся в кровавом кашле.

Плотный низкий темник снова вошёл вкруг и остановился рядом с Растом, снова переведя слова высокого:

— Замин говорит, что дерёшься как животное, он ожидал большего. Ты не достоин сражаться и называть себя воином. Тебе стоит отрезать язык за то, что ты позволил себе говорить. Но Замину не велено резать языки, пока вам, псам Светозарной ещё есть что сказать. Поэтому он заберёт твою ногу.

Низенький закончил речь и кивнул Замину. Воин-темник кивнул в ответ, покачал головой, глядя на Раста, прыгнул что было мочи вверх и приземлился на колено поверженного солдата. Раздался хруст, Раст закричал и задёргался, пытаясь подтянуть к себе сломанную ногу.

— Вот же ублюдки, — шепнул Мадж. — На кой чёрт было ногу ломать? Валяться теперь Расту теперь сколько?

— Что нам делать? — спросила Анижа, морщась от криков несчастного.

— Жди, — отмахнулся Мадж.

Словно услышав их слова, низенький темник нашёл их взглядом и махнул рукой. Мадж выругался, заметался в поисках носилок, и гаркнул Аниже, чтоб готовила доску и бинты.

Пока они фиксировали ногу, Замин разматывал руки, поглядывал на Анижу и отпусках на чуждом языке шутки, от которой ещё не разошедшаяся толпа так же смеялась и смотрела на Анижу. Её руки снова дрожали, она старалась не показывать этого и работать быстрее. Вдвоём они подняли носилки и оттащили Раста в лазарет.

Орал он ещё долго. Дурман не был положен раненым с их стороны.

***

Вечером Мадж повёл её на осмотр солдат Вокима.

Выбить эту привилегию было не так просто, они оба поспали всего часа четыре, не дали никому умереть и обошли всех раненых темников раза на три точно.

Опоздали. Они из запытанных офицеров умер от ран ещё в обед. Слишком перестарались на его допросе. Хромой санитар и Мадж угрюмо стащили его с повозки, и увезли за лагерь — туда, где снова начали копать могилы, только работой занимались солдаты Вокима.

Анижа тем временем помогала как могла — меняла повязки, обрабатывала раны, кормила и мыла тех, кто не мог позаботиться о себе сам. Вернувшись, Мадж к ней присоединился, но его визит был не только частью долга. Едва слышно он начал говорить с ранеными о том, что заставило Анижу проснуться и слушать во все уши.

— ...Побег без плана — это самоубийство, — шикнул на одного из солдат Мадж.

— Есть кое-что, кхм, — раздался с другой кровати слабый голос офицера.

— Говори! — хрипло приказал сержант с забинтованным горлом.

— Воким распорядился... кхм... снять одежду с двадцати темников и закопать под своим шатром. Кхм.

— Что? На кой чёрт?

— Хотел сделать отряд, который бы ловил темников на живца… но не успел. Кхм.

— Дай-ка я тебя расцелую!

— Ой да пошёл ты... кхм.

— Не понял. Чем нам это поможет? — слишком громко спросил солдат без ноги.

— Вот ты дубина! Тише тут. Мы переоденемся в их форму и просто выйдем из лагеря.

Солдат без ноги посмотрел на заговорщика с примесью презрения и ненависти, но потом расслабился. Хриплый сержант, у которого обе ноги были на месте, оказался от такой перспективы не в восторге:

— Только вот кожа у вас слишком тёмненькая, чтобы это сработало, братцы. И языка вы их не знаете. И двигаетесь не так. Раскусят вас как пить дать. Сколькими жизнями остальные заплатят за вашу держать?

— Это если мы просто так попрём. Надо с умом сделать. Выгадать момент или даже создать его. Одни мы точно далеко не уйдём, у них собаки эти, гончие жуткие — далеко не уйдём. А если обоз поджечь и пленников выпустить, да немного крови пролить — у нас куда больше шансов будет. И пользы от нас.

— А чем не вариант? До прихода Вокима можем по лесам прятаться, как они, и кровушку им же пить, как они делали.

— А это вариант.

Мимо прошёл патруль, и тут же все заговорщики заткнулись. Анижа тревожно посмотрела на нервного Маджа, но тот только покачал головой. Он не хотел доверять темникам свою жизнь. И её тоже. Он не просто так позвал её сюда. Он хотел, чтобы она всё это слышала. И приняла решение.

Страх снова сковал её и не отпускал даже когда они вернулись в лазарет, и Мадж снова отпустил её спать.

***

Утром её разбудил не Мадж, а темники.

Рывком подняли её с земли, и молча потащили прочь из лазарета. В этот раз она нашла в себе силы не кричать и не вырываться. Надеялась на значок у себя на шее, и на то, что её не тронут, как и обещали.

Она снова оказалась в шатре Зинроданта.

Только в этот раз он встречал новое утро хмурым и неулыбчивым и был не один. Стол с картами был отодвинут в сторону, и его место заняли носилки, на которых лежал молодой парень, слишком бледный даже для темника, покрытый испариной и бредящий.

Анижа застыла в проходе, и молчание сохранялось достаточно долго. Зинродант не поднимал на неё глаз, смотрел не отрываясь на юношу и потягивал трубку.

— Знаешь, что с ним? — нарушил он тишину, и она вздрогнула.

— Нет, господин.

— Это мой сын, Умлих, — Зинродант вздохнул. — Его даже не ранило. Он был в походе и просто заболел. И эта болезнь не отступает. Наши целители не знают, что с ним.

— Мадж... — тихонько предложила Анижа.

— Скорее всего предпочтёт сделать так, чтобы Умлих умер, а я был в плохом настроении, — перебил её темник. — Я видел, как он смотрит на нас. И знаю, что у него в голове. Насколько хорошо ты училась у него?

— С болезнями сложнее, чем с ранами, господин, — выдавила из себя Анижа. — Ваши колдуны...

— Должны точно знать, что с ним, чтобы помочь, но они не уверены... Говорят, что он подцепил это здесь, и они не понимают, как это работает. Они не смогут помочь ему. Посмотри, что с ним. Прошу тебя.

Анижа ещё немного постояла молча, взяла себя в руки, подошла ближе и склонилась над юношей.

— Жар. Но не сильный, — Анижа провела рукой по лбу несчастного, заглянула ему под одежду. — Кожа чистая. Нет язв и нарывов. Может только покраснение от солнца. Он обезвожен. Он часто ходит в туалет?

— Уже давно не ходил. И пищу не принимает. Четыре дня. Только поим его, но он и воду с трудом может принять. Тошнит и выворачивает, не может глотать, задыхается. Но самое странное... ему больно от ветра. Пришлось принести его в этот шатёр, потому что тут самая плотная ткань.

— Больно от ветра? — переспросила Анижа.

— Да.

Анижа наморщила лоб, сложила губы трубочкой и слегка подула на лоб несчастного. Тот застонал. Не подавая вида, она всё ещё изображала задумчивость, хотя точно знала, что с больным, и что у него нет никаких шансов без помощи магии. Бешенство — очень коварная болезнь. Его укусил дикий зверь, может быть безобидная белка или енот, который просто пробегал рядом и ещё даже не начал исходить пеной. Болезнь развивалась достаточно долго, чтобы след от укуса и память о нём забылись. Либо парень умышленно скрыл это происшествия, а может быть даже и знал, чем закончит.

Он прошёл стадию галлюцинации и агрессии быстро и тихо, так бывает... но темники всё равно должны были опередить болезнь. Или же?.. у них там нет такой?

— Ну? Чего ты молчишь, девочка?

— Это похоже на отравление, — осторожно произнесла она. — Я могу попробовать что-нибудь сделать, но не могу знать получиться ли у меня.

— Что ты можешь? Говори прямо.

— Нужно очистить его кровь и связать яды. Я приготовлю лекарство, но мне нужно то, что забрали из лазарета.

— Ты обманываешь меня? — он впервые удостоил её взглядом, неприятным и оценивающим.

— Нет, господин. Есть шанс, что я смогу помочь вашему сыну, — твёрдо ответила Анижа. — Но мне нужно, чтобы мне позволили делать работу и не мешали. Я не дам гарантий, болезнь запущена, юноша слаб. Но сделаю, что смогу. Я должна спасать всё жизни.

Он ещё некоторое время поизучал её взглядом. Она выдержала испытание с вновь проснувшейся твёрдостью и уверенностью. Наконец он кивнул, подозвал охрану и дал им ряд команд на своём гортанном языке.

— Иди. Они проводят тебя и дадут всё что нужно. Если чего-то не найдёшь, они отведут тебя к повозке с травами и снадобьями, может быть там будет что-то полезное.

***

— Ну? — нетерпеливо спросил Зирнодант, когда она вернулась и приступила к работе.

— Это не так быстро, господин. Если бы волшебное лекарство, которое бы помогло всем и сразу, я бы его тут же приготовило.

— Что это? — спросил темник, указывая на стеклянный шприц.

— Это устройство, чтобы откачать плохую кровь, господин. Я воспользуюсь им чуть позже. Господин, — Анижа встала, подошла ближе и посмотрела старому темнику в глаза. — Юноше нужен покой. А мне нужно сосредоточиться и не ошибаться. Не могли бы вы оставить нас?

— Наедине с моим сыном? — бровь темника устремилась вверх, он сделал непонятный, но резкий жест рукой.

— Я не причиню ему вреда. Вы должны довериться мне.

Он снова смерил её тяжёлым взглядом, замолчал надолго, набил трубку и несколько раз затянулся. Юноша забормотал что-то и скривился от дыма. Зирнодант тут же вытряхнул содержимое трубки на пол и растоптал ногой.

— Хорошо. Но это твой шанс на хороший или очень плохой исход, Анижа. Если ты хоть чем-то сделаешь хуже или причинишь вред Умхлиху, судьба твоя будет просто кошмарной.

— Не причиню, господин.

— Сколько тебе нужно времени?

— Возвращайтесь часов через восемь. Тогда и будет ясно, смогла ли я ему помочь или нет.

Зирнодант молча кивнул ей и твёрдым шагом пошёл на выход из шатра.

— И прикажите, чтобы никто нас не беспокоил.

***

Умхлих смотрел на неё непонимающими, но уже вполне разумными глазами человека с ясным разумом. Улыбался ей, чувствовал себя неловко и пил воду из фляги. Спустя обещанных восемь часов полог открылся и внутрь вошёл Зинродант, уставился сначала на усталую, но довольную Анижа, а затем и на сына.

— У тебя получилось! — радостно заявил Зирнодант. — Похоже, ему намного лучше. А ты молодец.

Анижа позволила себе ответить на его улыбку и слега приклонила голову.

— Похоже, что произошло настоящее чудо, — на мгновение Зирнодант разулыбался ещё сильнее, и вдруг его улыбка стёрлась. — А ведь нет никакого способа исцелить бешенство, кроме как чудо. Да, Анижа?

Анижа уставилась на него и в животе у неё неприятно похолодело.

— И всё-таки, ты жрица, — жестокая усмешка скользнула по губам Зинроданта. — Хотела втереться мне в доверие? Сыграть на моих чувствах? Выторговать что-то?

— Что? — Анижа обомлела. — О чём вы говорите, господин?

Зирнодант проигнорировал её вопрос, повернулся к спасенному и обменялся с ним несколькими ласковыми репликами. Тут же гаркнул несколько команд, вошли стражники, подняли носилки и унесли Умлиха прочь.

— Умлих не мой сын, — Зинродант снова повернулся к ней. — Он просто солдат, который сходил на неудачную охоту и чуть не умер. Иронично, что одна зараза помогла вычислить другую.

Он повернулся к ней спиной и вышел из шатра, оставив её одну. Она успела почувствовать оковы страха, которые стиснули её горло и плечи, и пыталась остановить поток оправдательных реплик, которые должна была сказать, но сказать не успел. Раздались команды и в шатёр ворвались темники.

От первых двух ударов она боли не почувствовала. Её голова метнулась в сторону, она перестала понимать, где верх, а где них, вдруг оказалась на полу, не успевая осознать, что происходит и что будет дальше. Град ударов сверху быстро сменилась на удары точечные, острыми уколами они осели в рёбрах, спине, животе, печени и почках. А потом с неё начали срывать одежду.

***

Когда боль скопилась и стала исходить из всего её тела, ей стало полегче. Её привязали к столбу рядом с шатром и подняли на высоту полутора метров, верёвки впились в тело, но если не двигаться, о них можно было и забыть. Осталось только две проблемы, сводившие её с ума — жара и жажда. И ни о чём другом думать она не могла.

— Где храм из которого ты пришла? — снова вышел к ней Зинродант. — Он где-то тут недалеко? Дальше Кархарта? В Тамботе?

— Вы уже сожгли его... — с хрипом ответила Анижа.

— Правда? Хм. А ты сбежала. Тоже хочешь, чтобы тебя сожгли, да? Во имя своей Светозарной Богини? Знаешь, мы больше не жжём жрецов. Перестали, когда поняли, что такими муками вам не отомстить. Вы принимаете это как должное, без осознания. Теперь мы оставляем вас висеть так, чтобы вы всё поняли. Это занимает очень много времени, но мы ведь никуда не спешим с тобой? Мы можем стаскивать тебя с этого шеста утром, делать с тобой всякое, и потом вешать тебя назад, пока ты не тронешься умом, и не знаешь, что есть кое-что ещё, кроме того, чему тебя учили.

— Я всё равно вас не ненавижу, — выдавила из себя Анижа. — Когда придут...

— Когда они придут, — перебил её Зинродант, — мы уже будем ждать их. Ты кстати увидишь это, буквально через пару дней, если верить донесениям разведки. И ты доживёшь до этого, я тебе обещаю. Смотри внимательно.

Он провёл рукой по палаткам и укрепления вдалеке. Не сразу ей удалось сфокусировать взгляд и разглядеть то, на что он указывал. Тёмно-серые фигуры больше не шныряли туда-сюда, и не кучковались у кострищ и шатров. Вместо них были фигуры в разношёрстной одежде солдат Вокими. А солдаты Вокима сидели в чёрно-серой форме в клетках, предназначенных для темников.

— Воким...

— Твой Воким бежал далеко отсюда и не предупредит людей о том, что лагерь захвачен. Они ничего не знают, идут к себе домой, расслабленные и довольные. У них не будет никакого шанса. И для твоей Избранной мы тоже кое-что приготовили. Мы ждём их, понимаешь?

Анижа не ответила. Снова попыталась сглотнуть и закашлялась.

— Так где ещё жрецы? Я не смогу поверить, что кучка грязных коновалов смогла так долго держать такой отряд бродяг без мора. Не молчи, глупая, чем скорее ты расскажешь, что знаешь, тем скорее всё это кончиться.

— Не было тут никаких жрецов...

Зинродант хмыкнул, покачал головой и пошёл прочь.

— Ну как знаешь. Упирайся, не упирайся — всё равно вас не останется. Посмотрим, сколько ты протянешь.

***

Новую партию раненых из леса везли на телегах.

Мысли о том, что с ними, как они получили свои раны, и как их надлежит лечить на несколько мгновений отвлекли её от жажды и ноющего тела. Один из темников, вдруг соскочил на землю и хромая направился прямо к ней. Стражник у её шеста остановил раненого тычком копья, и Анижа узнала в нём одного из тех, кого лечила в клетках, пока тот не сбежал. Он разругался с охранником в пух и прах, всё время жестикулируя и указывая на неё, но охранник лишь покачал головой.

— Ун бриттдин!

За отказом последовал новый тычок копьём. Расстроенный раненый встретился с Анижей взглядом, попытался показать, как ему жаль, пересилил себя, отвернулся и захромал прочь. Анижа проводила его безразличным взглядом, перевела его на голубое небо, прищурилась от солнце и попыталась улыбнуться.

— Приди, Кальдур... Или я приду к тебе.