Виденье 47. Веди нас

Мастер Лотрак был тем ещё мудаком.

Не мудрено, что именно его Госпожа сделала своей правой рукой и глашатаем. Он вёл себя и говорил не как человек, а как какой-то големом, слепленным из высокопарного дерьма, наставлений, премудростей, надоедливых цитат и ядовитой критики. И лишь одно в нём навсегда заслужило уважение Дукана.

Опыт и знания. Недостижимые для Дукана в силу того, что его жизнь просто не могла быть настолько длинной. Он мог только гадать о масштабах своей неполноценности в сравнении с ним... Многое, конечно, можно было списать на магию. Например, их впечатляющую первую встречу. Тот просто вышел из кустов и сразу же перешёл к делу, а Дукану оставалось только гадать, как мастер нашел его в густом лесу, ведь ни одна живая душа не могла указать хотя бы примерное место поисков его убежища.

А вот выбор самой персоны Дукана вряд ли бы пронизан какими-то чудесами. Будучи таким высокопоставленным ублюдком, имея столько лет жизни и столько знакомств, уже куда проще найти нужных тебе людей. Первые пару дней Дукану невероятно польстило, что выбор пал именно на него. Но после того, как мастер Лотрак вдоль и поперёд рассказал ему расклады и итоги последней Битвы, Дукану стало страшновато. Возможно, он просто один из немногих квалифицированных людей, которые смогли пережить все эти события.

За их короткое путешествие Дукан не особо успел узнать его, и ни за какие коврижки не захотел бы продолжать это знакомство дальше.

Теперь он думал о самом паршивом, что было в старом мастере. Его наставления и критика. А точнее то, что он был совершенно и бесповоротно прав. Госпоже не повезло со слугами. Они были сделаны из глупости, дерьма и совсем уж маленьких щепоток храбрости и ума. И угадайте, какие материи всплывали в них куда чаще.

Дукан не далеко ушёл от общей массы, впрочем, как и отобранные Ей самой Избранные.

Во время их последних разговоров Мастер Лотрак был предельно точен в своих формулировках — Розари должна научиться бить больно и действовать скрытно, так чтобы она смогла нанести максимальный урон и не растратить свою жизнь глупо. Она будет сопротивляться, потому что он такой способ действий будет претить её характеру, но Дукан должен быть суров настолько, чтобы это вбилось в её голову.

Вроде бы простая задача. Хм.

Интересно, мастер знал, что Дукан просрёт всю его затею?

Скорее всего знал. Потому что с самой первой секунды это знал и Дукан. Не жди чего-то от людей, если не хочешь разочароваться — очень простой принцип, который древний мастер должен был поместить в свою черепушку не прожив и первые полвека своей слишком длинной жизни.

Он никогда не ждал от себя, что сможет быть не то, что хорошей учителем, даже сержантом, которому всего-то и надо орать, что есть мочи и раздавать тумаки. А когда увидел Розари — сразу понял, и она никогда не станет хорошей ученицей. Просто не тот материал.

— А сумки не слишком тяжеловаты? — буркнула Розари, поправляя лямку за спиной.

Раним утром они стояли за воротами лагеря и спешно собирались в дорогу. Время поджимало и им не следовало привлекать лишнее внимание.

— А ты что забыла, что тебе не нравится голодать? — усмехнулся Дукан. — Это только кажется, что до горы тут рукой подать, и что вы пойдете прямым путём.

— Старик прав, — кивнул Кальдур. — Нам точно будет не до поиска жрачки. Я снега наелся на всю жизнь на склонах проклятого Умудзука. Лучше потаскаю с собой.

— Ну-да, ну-да, припоминаю, — Розари закатила глаза, всё ещё борясь с сумкой.

— Берите-берите, детишки. Большего вам всё равно никто и ничего тут не даст. В лагере мало чего осталось, даже не смотря на помощь местных. Пришлось расстаться с парой фамильных камней, чтобы раздобыть всё это. Но не волнуйтесь, я не сентиментальный, какая разница с какими камнями лежать в могиле, с гранёными и полированными или с обычными?

— Спасибо, — буркул Кальдур, разобрался со своими сумками и подошёл помочь Розари.

Она безвольно опустился руки, завернула голову через плечо и с беспокойством оглядела лагерь.

— О твоём навсегда замолчавшем друге я тоже позаботился, — Дукан кивнул ей, кивая в сторону лазарета, где ещё поправлялся Гнарт. — Плохо я тебя воспитывал. Не надо заводить друзей и знакомы на фронте. Гиблое это дело. Жаль, что ты не усвоила.

Розари кинула неловкий взгляд на Кальдура и казалось даже чутка покраснела. Он отошёл от неё, не заметив, и его глупый вид выдал, что они наконец-то готовы отправляться. Дукан ещё раз оглядел их и усмехнулся.

— Плана у вас так и нет... но это может и к лучшему, Госпожу хоть не насмешите... Ладно. Пускай направление укажет вам сердце, но прежде чем двигаться всегда включайте голову.

На лице Кальдура отразилась мыслительная работа по поводу придумывания ответа, но он быстро отвлекся на долговязую фигуру нелепо ковыляющую к ним.

— Опаздываешь, — поприветствовал Маджа Дукан.

— Так-то у меня работы не поубавилось, — недовольно ответил тот.

— Принёс?

— Да. Вот, забирайте, — Мадж протянул им ещё небольшую сумку, и Кальдур стиснул зубы, узнав её. Когда-то принадлежала Аниже. — Ваще доспехи конечно большое чудо, но мир этот не на чудесах стоит. Кончаются они быстро, эти ваши чудеса... В общем, там бинты и препараты от усталости, ран и от отправления. Не пучьте глаза, жабки мои, я потратил пару часов своего сна, но в каждую баночку запихал бумажку с описанием чего и как. Не пропадёте. Доброго пути.

— Спасибо, Мадж, — поблагодарил Кальдур.

— Вы оба всё ещё выглядите тревожно. Напомню, что вам нужно больше отдыхать.

— Ага, глядь! — поперхнулась Розари.

Мадж скрылся так же спешно, как и появился. Кальдур и Розари застыли перед Дуканом в нелепых позах и прятали глаза.

— Ну, стало быть, тут наши дорожки расходятся, — прокашлялся Дукан. — Вы знаете, где меня найти, если понадоблюсь. В добрый путь.

— Пока, старик. Береги себя.

— И вы себя не просрите, детишки. Удачи.

***

Терпеть он не мог прощаний, как собственно и приветствие.

Так много он пожал в своей жизни рук, произнёс приветственных слов и явил фальшивых улыбок, что эти ритуалы теперь казались ему чем-то бесполезным и обременительным. Встретятся они ещё раз или нет — дело лишь одной удачаи.

А пока нужно занять себя работой.

Ночью он пошёл в лес к одному из своих тайников. Кряхтя и шепча ругательства вырыл мешок, сокрытый меж корневищ двух древних дубов. Достал оттуда изрядно попахивающие шмотки, снятые с мертвеца и потратил остаток ночи на их стирку и сушку. Их прежний владелец помер на поле бое и оказалось размеров близких к Дукану. Так уж вышло, что ещё тёплым он попался на глаза Дукану и разыгралась в нём бережливость и запасливость. Обычная походная одежда, без отделки и качества, с грубой ниткой и материалов, не подходила Дукану по положению и в этом-то и крылось её главное преимущество.

В лучах рассветного солнца он выбрил голову только что наточенным ножом, морщась от порезов и стараясь не смотреть на любимые и ухоженные белоснежные пряди, падающие в ручей. Смахнул так же бороду, оставив ужасные кривые усы, втёр в одежду и кожу побольше пыли и грязь, опустил плечи, понурил голову, выпил пару глотков дерьмовейшего самогона и стал всем своим видом, поведением и запахом неотличим от обычного обитателя лагеря.

И если признаться — такой спуск на дно был для него всё ещё неприятным, пускай и привычным. Не то, чтобы он был влюблен в свой кошелёк, одежду и внешность, просто то, каким Дукан был в обычной жизни открывало перед ним многие двери. Мало какой простолюдин желал спорить с ним, чинить ему препятствия — это сильно облегчало все виды его деятельности.

Больше он не Дукан, а Доган, обычный крестьянский мужик, винодел и алкаш, прибившийся к отряду после взятия Кархарта. Личность, у которой можно спросить табачку, с которой поделиться выпивкой и пошленькой историей, но жизнь которого ничего не стоит и на которого всем плевать. Идеальная маскировка.

Совсем недавно его прошлая одежда сильно подвела его.

Он бы мог сопровождать Вокима, но решил, что слишком устал от бесконечных вылазок по лесам и дырам, в которых прятались остатки войск темников, решил, что ему пора отдохнуть день-другой, и отправился в лагерь.

Его отряд отборных головорезов на удивление быстро бросил оружие и потерял волю к сопротивлению, попав в примитивную засаду. Всё-таки свежие и обученные темники из нового отряда были совсем иными соперниками в сравнении с усталыми и израненными юнцами, которых они чуть ли не месяц отлавливали по лесам.

А дальше началось весельё. Стоило им забрать доспехи Дукана и хорошенько рассмотреть его недешёвую одежду и он сразу же попал в список "офицеров". Не мудрено. К обычным солдатам, если у тех не было репутации садистов и извергов, идущей впереди них, темники относились более менее, они всего лишь исполняли приказы. А вот на тех, кто отдавал те самые приказы, и лежал груз вины по их мнению. А значит, они должны были за всё заплатить.

В первый день его крепко избили.

Обычно так бьют не в целях допроса, а чтобы человек уже не поднялся. Казнь в сущности, медленная и довольно болезненная. Отбили ему рёбра, печень, почки, голени, всё лицо превратили в кровавую кашу. Было так тяжёло и больно дышать, он думал, что второй день уже не переживёт.

Пережил. Даже с учётом, что его продолжили бить, не жалея сил. Правда уже на опыте — так чтобы он пока не сдох, но уже появилась желание разговаривать.

И конечно же он говорил. Говорил без умолку, как только они начали слушать, а не бить. Молчать в таких ситуациях — просто глупо. Да, есть масса легенд и прекрасных баек, как великие герои и героини, выдерживали чудовищные муки, но не выдавали своих...

Всё чушь.

Если ты хоть раз видел настоящий допрос, то знаешь — ломаются все. Вопрос, конечно, времени и таланта палачей, но если последние не полные имбецилы и не заряжены на скорую расправу — любой человек сломается. Да и какая разница, если не сломался ты, то сломался твой товарищ, и они всё равно узнают всё, что хотели. А ты зазря лишился зубов, носа, ушей, или чего похуже.

Дукан говорил со спокойной совестью.

Многого он не знал, а многое просто не было тайной. Таков был уклад лагеря Вокима и его офицеров. Если какие-то тайные планы у него и были, то он в слух их не озвучивал, держал в голове, обсуждал только с действительно близкими и проверенными людьми. Поток правды позволял Дукану держаться на плаву и восстанавливать силы, и это был единственный шанс удержать внутри куда более опасные знакомства с Избранными Госпожи и их дела, которые как ни крути должны были оставаться в тайне как можно дольше.

Если бы дошло до них, Дукан бы ещё попробовал помолчать.

Проклинал бы себя за это, если бы пережил. Покалеченные руки, ноги, пальцы и внешность остаются с тобой навсегда, их уже особо не поправишь, если нет приятеля-чудотворца, конечно.

И самое забавное — у Дукана был другой выход из всей этой ситуации. Они не тронули запрятанные в одежду драгоценности, не сняли кулон и оставили Ниврока на его запястье. Интересно, сколько людей эта волшебная удавка бы успел убить, прежде чем темники поняли в чём дело? Он бы мог забрать их генерала с этим странным именем, его офицеров, ну или сделать что-то такое... что они уже не забудут.

А мог бы отдать приказ задушить себя. Вряд ли внутри этой штуки есть хоть какая-то подобие личности, которой бы этот приказ не понравился.

Хорошо, что не отдал. Пригодиться для королевы. Хоть какой-то выйдет толк.

Пока одежда сохла прямо на его теле, он, греясь у костра, и потягивая трубку погрузился в свои мысли.

Был когда-то у него сын.

Мало кто знает об этом. Плод его неуёмной и молодой любви с дочерью пекаря. Бастард, особо не нужный ни одной из семей. Девчонка, с которой Дукан немало отмиловался в амбаре, да и её родичи выглядели совершенно нормальными людьми. Будь у них хоть какая-то родословная, отец Дукана быть может и позволил бы им жениться. Ничто не предвещало беды, и даже рождение такого ребёнка никто не воспринял, как нечто неприятное.

Только вот ребёнок был неприятным.

Словно на голову ему осёл наступил или что-то такое случилось. Лишён он был напрочь способности послушаться. Ни розги, ни ремни, ни чего потяжелее, ни разговоры, ни угрозы не помогали ему набраться ума разума.

В тринадцать лет семья пекаря сдала его назад Дебонарам, потому что уже не могла справиться. Юнец начал пить, и если в трезвом уме он был невыносим, то на хмеле превращался в настоящего демона. Его пробовали учить, Дукан в том числе, но то ли все они оказались паршивыми учителями, то ли на мальцы была самая настоящая печать Мрака.

Кончил он плохо.

Был заколот неизвестным за одной Госпоже ведомо какую обиду. Врагов у него было столько, что Дукан даже сейчас, со всем его опытом и знаниями, просто бы не смог найти убийцу.

***

Вернулся он к обеду.

В лагере было уже так много красно-белых, что он даже припомнил городскую ярмарку в Соласе много-много лет назад.

Шатры командиров окружили настолько плотным кольцом стражи, что даже у него хватило ума не пробовать пробраться туда или хотя бы постоять поближе и погреть уши. Не спасла бы даже раздобытая где-нибудь красно-белая форма и каменное лицо, так они были бдительны и подозрительны. От фанатиков и дебилов, набранных с городской стражи, с которыми они столкнулись в столице, не осталось и следа. Жалко конечно, но теперь стоило вести себя предельно осторожно. Не из-за того, что его жизнь была в опасности, а чтобы у него оставалась возможность добраться до жизни королевы, если придётся.

Переговоры длились с обеда до самого вечера, несколько раз в шатёр заносили кувшины и скудную трапезу, несколько раз туда заходили новые чины в красно-белой форме. Разговор был напряжённым, это чувствовалось по лицам стражников и редким выкрикам изнутри шатра. Дукану оставалось только гадать, что там происходит и припоминать свой опыт в подобных встречах.

Когда речь заходит о власти и её делёжке — границы у людей слетают напрочь. Нет сильнее хмеля, способного запудрить голову, и к которому будет тянуть хлеще тяги к воде с попойки. Там бы он смог увидеть её истинное лицо. Лицо безумицы, которая жаждет лишь того, чтобы все вокруг плясали под её дудку, словно марионетки, и уже не готова отказаться от будоражащего чувства всемогущества. Либо глаза усталого человека, который грезит о том, как тяжёлая гора ответственности за чужие жизни и будущее покидает его плечи, хотя бы на секунду, чтобы он мог вздохнуть спокойно... но который понимает, что жизнь истечёт быстрее, чем бремя его власти.

Ноги и спина Дукана уставали несколько раз, и он покидал свой бесполезный "пост" размяться, отлить, перекусить на ходу и утолить жажду. Уже ближе к вечеру охрана шатров расступилась и на белый свет вышел измождённый Воким и хрупкая королева. Позади них столпились офицеры с обоих стороны и по их лица были одинаково напряжёнными и усталыми. Чёрт его пойми куда там зашли эти переговоры.

— В общем так, братцы! — гаркнул Воким толпе, когда воцарилась относительная тишина. — Королева и её войско шествует к горе Ногх. Сами знаете зачем! Передовой отряд уже должен быть на полпути, и народ со всей страны стекается к Неопалимой. Оттуда армия начнёт свой поход на проклятых иноземцев. Наших братьев и сестёр столько, что у темников не будет и шанса. Мы вырвем их когти из этой земли!

— Да! — раздались выкрики из толпы.

— Давно бы так!

— Ура!

— Поскольку ваш скромный слуга, — осторожно продолжил Воким, встретившись взглядом с королевой — получил ряд неприятных ранений и больше не может в полной мере выносить тяготы похода... В общем, я передаю власть над лагерем и этим отрядом королеве. Как и должно быть! Прошу вас скромно и с достоинством опуститься на колени и принести обед верности истинному правителю. Рад был служить вам братцы, но теперь время вам послужить этому королевству и отчей земле так, как распорядиться она! Славься Избет! Королева Эррезира!

Никто не спешил опускаться на колени. Глаза стражников, холодные и привычные к жестокости, уже искали среди них зачинщиков грядущего бунта, чтобы утопить восстание в крови на самом начальном этапе. Дукан пока держал позицию, но уже думал отступить подальше или вовсе покинуть лагерь, чтобы присоединиться к веселью чуть попозже, когда буря уляжется. Он с удовольствием приклонит колено, скажет любую глупость, принесёт любую клятву, если это пока сбережёт его жизнь. Для него этого ничего не стоит. Но будет стоить его врагам.

— Что ж! — ещё громче гаркнул Воким и воздел руки к небу. — Вы многое слышали, да. Но слухами земля полниться. Смотря в глаза вам, как смотрел миг назад ей, я скажу вам правду. Она поведёт вас лучше, чем я. И яйчишки у неё покрепче моих будут! Мы давно ждали такого правителя. И она пришла на наши молитвы.

Воким, как и всегда, говорил искренне и это покупало людей. На самом деле они не хотели делать никакой тяжёлый выбор, не хотели думать, и даже быть правыми. Они хотели, чтобы всё было понятно, чтобы их не обманывали, и чтобы они знали, что будет дальше. И Воким давал это им, как и любой другой успешный оратор.

Без криков ура, торжеств и прочего, они постепенно опустились на колени. Дукан так же повторил жест, чтобы не выделяться из толпы. Когда стоять остались только красно-белые, Воким и сам опустился к земле.

— Мы, славные воины Госпожи и защитники этой земли, присягаем тебе, королева Избет. Клянёмся тебе в верности и вверяем тебе наши жизни. Веди нас!

— Клянемся, — прозвучали разрозненные голоса из толпы. — Веди нас!

Королева смотрела на происходящее совершенно с изрядной долей холодка и безразличие. Дукан лишь на мгновение удалось поймать её взгляд, скользящий по толпе, и он сразу же понял, что будет дальше.

Люди ещё не начали подниматься с колен, а королева уже махнула рукой и Вокиму связали руки. Из толпы тут же раздались недовольные и даже злые крики, несколько человек бросились на охрану, но тут же были избиты. На самом деле ни сил, ни возможностей для какого-либо реального бунта тут не было. Воким поднял связанные руки над головой, призывая всех успокоиться и повернулся к королеве.

— Ну ты и сука, конечно, — изрёк Воким.

По толпе пробежал ропоток, красно-белые напряглись ещё больше, несколько ненавистных взглядов уперлись в Вокима, и если бы не хороший уровень дисциплины, кто-то из стражников бы позволил себе проучить его или даже убить на месте за такие слова. Королева и бровью не повела, оставалась совершенно холодной и спокойной. Дукан стиснул зубы — слишком уж это был пугающий признак. Избет точно знала, что делала и знала, что толпа за подобные свершения может захотеть её крови, и даже эту самую кровь легко получить. Только вот ей было совершенно плевать, никакого страха она не испытывала, и эта была не глупая бравада, а что-то ещё, чего Дукан пока понять не мог.

— Ты серьёзно думал, что получишь княжество на юге и целое состояние за то, что сделал? — она спросила у Вокима тихо, но услышали многие.

Офицеров оттеснили от Вокима, окружили его со всех сторон, впереди него и королевы появилась новая фигура, значение которой ни с чем нельзя была перепутать. Красная маска, скрывающая лицо и личность и только что наточенный длинный топор. Палач. Даже слишком театральный и официальный.

— Ну и хер с ним.

Воким нахмурился при виде красной маски, сплюнул на землю, пожал плечами, неспешно подогнул под себя ноги, уселся на колени и коротко помолился. Кивнул своему палачу, словно это он командовал. Его подняли на ноги, взяли под руки, и застыли, ожидая приказа. Королева подождала пока восстановиться хотя бы какое-то подобие тишины и ровным голосом объявила:

— Воким Твердолобый, за дезертирство, предательство, ересь, оскорбление королевы, захват власти и ослушание приказов... но с учётом прошлых твоих воинских заслуг и признанных подвигов, я приговариваю тебя к милосердной смерти через лишение головы. Твоих офицеров я не трону, в надежде, что они не станут повторять твоих ошибок, ибо пока темники на этой земле милосердия во мне сколько капель воды в камне. Все они будут разжалованы до сержантов и будут нести службы со своими людьми, как и подобает.

Королева мотнула головой, и Вокима потащили за шатры. Дукану захотелось даже издевательски зааплодировать ей. Он не одобрял её решения, Воким нравился ему, но учитывая то, как она творит дела — это решение верное, и верное даже его исполнение. Она могла бы жестоко казнить Вокима на глазах у его людей, навсегда подорвав их веру к себе и мотивацию сражаться, но вместо этого она позволила ему "сохранить достоинство", как бы сделала его виноватым в глазах бывших подчинённых и отделила его от них.

До. И после. Очень умно.

Ропот толпы всё ещё набирал обороты, мало кто хотел так просто смириться с неизбежным.

— Молчать! — вдруг рявкнула королева и все затихли от проступившей в её голосе жёсткости. — Позвольте человеку умереть достойно, как воину, а не как предателю! В тишине и смирении, а не под ваш цирковой гомон!

Ей ответили несколькими оскорблениями, на которые стражники уже среагировали — устремились внутрь толпы, избивая всех дубинками и древками, пытаясь вытащить зачинщиков.

— Молчать! — снова рявкнула королева, останавливая и своих подчинённых, и Вокима.

Стражники замерли меж рядов бунтующих, и вдруг тишина наступила сама по себе. Все хотели услышать развязку.

— Мудак, — послышались последние слова Вокима, обращённые к палачу.

С небольшой заминкой топор ударился о тугой пень, ознаменовав кончину талантливого полководца. Королева вздохнула.

— Скажу только раз. Воким много дел натворил, но казнила я его за то, что он хотел бросить вас и договориться о сытой жизни.

— Бред! — крикнули из толпы.

— Вранье!

— И я сама не верю, что с усталых губ Твердолоба слетели эти слова! Отказываюсь верить и вас призываю. Помните его как генерала, мужчину и воина. А то, что случилось сегодня забудьте.

Один из офицеров Вокима вышел вперёд.

— Не врёт она. Я там был и сам слышал. Коли не верите — у остальных наших спросите... Забудем, братцы. Забудем.

Толпа замолчала окончательно, переглядываясь друг с другом лицами полными отвращения, разочарования или откровенного презрения. И стала расходиться. Королева тут же развернулась и скрылась под пологом шатра.

Что это было?

Игра, где она переиграла Вокима? Или его ошибка и слабость, которая действительно имела место? Кто она, чёрт её дери?

***

После потери командира обитателям лагеря дали ночь прийти в себя и собраться с мыслями.

Это ожидаемо вылилось в траурную и молчаливую попойку у костров. Прощались не только с Вокимом, но и с лагерем, уже ставшим домом, со старыми порядками, которые ушли вместе с Вокимом, с товарищами, которые навсегда останутся лежать в окрестных полях, и со своими жизнями, которые если даже и не кончаться, то уж точно не будут прежними после похода к горе Ногх.

Дукан шествовал от костра к костру, заливался из фляги разбавленным вином, курил трубку, кидал в рот нехитрые закуски, слушал и говорил сам.

— А ты чего лыбишься?— со злостью спросил здоровяк мелкого гнилозубого проныру.

— А чего тут не лыбиться? — тот отхлебнул ещё пойла и уставился в костёр. — Давненько короли нашей доли не нюхали. Внушает уважение. Пусть и баба, а рюшечки свои в грязи подмочила уже.

— Ты если королеву уважаешь, так говори уважительно! — одёрнул его сержант.

Дукан наблюдал за перепалкой с небольшого удаления, изучая лица и забавные манеры речь. Что-то подобное происходило по все лагерю, и Дукан насчитал уже три драки за первый час посиделок, что было значительно больше обычной ночи солдат. Он ещё понаблюдал за перепалкой и пошёл дальше.

— ...если конечно она не это... ну вы поняли, — осторожно и оглядываясь проронил высокий и худой солдат у костра на отдалении.

— Да слухи всё это. Ну ты же сам её видел, не темница она и не колдунья. Из крови и плоти, баба как баба. Характер только у неё... ну какой и должон быть у правителя.

— Да не слухи, — встрял третий, мигом переведя тяжёлый разговор в шутку. — Вы свою молодость и тупость то припомните! Вы там такого натворили, что вас бы самих в колдовстве обвинить! Будь у меня такой чин, я бы тоже в разгул пустился, хотя б не надолго.

— Ха-ха! Верно бздишь, братец! Я когда мелкий был чуть храм не сжёг!

— Да ты шо говоришь такое, дурень!

— А мене компоту не дали! Впрочем, я там и не жил, чтоб мне оттуда чего-то перепадало кроме розг.

— А я такого родителям о Госпоже наговорил в сердцах, когда меня выпороли, что меня в пору на костёр вести.

— Всё не без греха братцы. Вот вам могу по-честному сказать, что я на темниц падок, что хоть глаз выколи. А вы чего на меня вылупились. Я с ними не пойду никуда. Вот какую бы бледненькую бы у них увел, да женой бы себе сделал.

— Ну ты и придумаешь!

— А Вокима вам не жалко? — подал голос старый ветеран, держащийся, как и Дукан, на небольшой удалении.

— Жалко, — ответили ему. — Мужик был хороший. Не будь его, мы бы и не собрались и темников бы не погнали.

— Дело прошлое, — ответил высокий. — У королевы жестокий порядок... но может нам оно и надо, братец? Может, десять лет назад нам этого и не хватило. Что скажешь? Ты же был там, ясен хрен.

— Порядку мало было, особственно под конец. Только вот своим мы бошки не рубили и на деревьях не вешали. Не дело это.

— Брешешь! Чего у вас дезертиров и воров что ли не было?

— Мы с ними сами разбирались. Тёмную им устраивали, да отпускали. Им с нами воевать бок о бок, нельзя так со своими.

— А чо думаете... на счет того, что за него сказали? Чо он ну... продать нас хотел. М?

— Старому ветерану бы покоя, я не с вами по лесам бегать. Вот за это его головы лишать... ну слишком же, как вы, юнцы, не понимаете.

— Меня вот беспокоит, что он за нами так и не пришёл. Ежели бы не чудик этот шипастый — пропали бы мы. Заморили бы нас темники, или бы чего хуже погнали бы к себе в рудники, работать до смерти, а потом тварей их кормить своим мясом.

— Навроде он раненый был, да хорошо так, что не мог прийти.

— Не так он уж и плохо выглядел...

— Не веришь?

— Да, верю-верю. Мы скока с ним шли, а он же ничего такого не творил. Не замечен, сечёте? Мог бы прийти — пришёл бы. Да если б пришёл даже, то и чо? Раскидал бы всех в одного? Войска-то у него и не осталося считай.

— Ну такие люди есть, которые на словах персти Господи, а на делах у них внутрях говна не меньше твоего плещется. Пришёл бы, хотя бы ради приличия. Посидел бы в клетке с нами.

— А может быть, темники бы его так споро и не порешили, кстати... Хм.

— Дело прошлое. Тут королева верно сказала, не важно как Воким кончил. Запомним, кем он был.

— Да. Запомним.

— За Вокима!

— За Вокима!

— Не чокаясь, дурень! Куда стакан тянешь за мёртвого!

— За Вокима!

— Лёгкой дороги!

— Тёплой встречи!

— И пускай этот крепкий ублюдок родиться снова!

— За Вокима!

Не то, чтобы его сильно интересовало мнение простых бойцов и работяг в вопросе, в котором они никогда не разберутся, просто чтобы принять решение и разработать план ему нужна была пища для размышлений.

Он смотрел и на красно-белых, которых в лагере прибавилась настолько, что и он, и солдаты Вокима уже чувствовали себя пленниками. У них внутри никаких терзаний уже и не было, королеву они приняли как родную и были готовы лить за неё кровь.

Но что-то в них было такое, с чем Дукану дело иметь не хотелось. Черта, которую хотелось провести между солдатами Вокима и солдатами в красно-белом, была такой же навязчивой и жирной, как и черта между обычным человеком и темником.

И тогда Дукан понял.

Королева может и чиста, но служить ей он, как и многие вроде него, просто не сможет. Она нечто чужеродное. Некий сорняк, который портит всё поле. А сорняки нужно удалять.

***

— Так не выйдет. Воду теперь проверяют раза на три. Как и вино.

Сердце Дукана заколотилось бешено, руки мигом свело судорогой, и он лишь чудом удержал мешок с ядом, занесённый над открытой бочкой.

Вместо стражи в проходе застыла фигура в плаще и со странными даже для красно-белых знаками отличия.

— Поменял внешность, говор и походку. Умно. Я думал ты всё ещё с кайрам.

Вторая фраза звучала не так нервно, и Дукан вдруг узнал голос. Анфлис. Он был один и без обнажённого оружия. Значит, их встреча, при столь особенных обстоятельствах по крайней мере начнется с разговора.

— Умно? Не принимай меня за за салагу, — Дукан чуть разогнулся и прикинул, сможет ли он быстро освободить руки и достать меч. — Тут нужно будет очень сильно покапать, чтобы кто-то вообще припомнил Дукана.

— В общем, у тебя не выйдет. Остановись, пока ещё можно, — угрозы в голосе Анфлиса не было совершенно, напротив, он был скорее благожелателен.

— Или что? Крикнешь стражу?

— Очень бы не хотелось превращать всё это в дерьмой фарс.

— Что? Она всё ещё держит тебя за горло заложниками или положением?

— Нет. Моё положение при ней крепкое и свободное. Меня держит здравый смысл. И какого чёрта ты вообще задумал? Хочешь отравить всю воду? Отравишь всё командование, может зацепишь её, и что по-твоему, нам всем станет легче?

— Уже мне точно, сынок.

— Если сделаешь это, последний символ нашей борьбы падёт, а мы пойдём ко дну вместе с ним. Некому будет повести войско в битву.

— Незаменимых нет, — усмехнулся Дукан.

— Ты прав, но ты сам знаешь как тяжёло найти человека за который пойдут остальные. Ты и я, мы знаем и умеем многое, у нас есть опыт и виденье, мы могли бы управлять, но люди просто не послушают нас. Вокима больше нет с нами. Твоя знакомая Графиня умерла в походе. Фигур, которые можно было бы выставить на доску, просто нет под рукой, понимаешь? А нас не послушают.

— Не послушают, — согласился Дукан. — Но не стой у меня на пути. Это было тяжёлое решение.

— Я и не стою. Я предлагаю иной путь. Понимаешь? Мы тут договоримся.

— О чём?

— О том, как всё будет. Королева должна довести войска до гор Ногх. Войска должны быть объедены под общим командованием и вдохновлены сильным правителем. Войска должны опрокинуть темников, разломить их твердыню и тех, кто переживёт бой, за переделы нашей границы. Королевство должно быть освобождено. А лучше, чтобы был зачищен и остров Ногх.

— Прекрасный план для мясорубки, мальчишка. А как она собирается победить легионы тварей, с которыми человеки сражаться не предназначены? М?

— У неё есть и на это план, поверь мне.

— Допустим, она что-то сможет. Допустим, мы даже победим в этой войне. А что потом?

— Не потом, а во время. Королева героически погибнет и о ней сложат легенды.

— Мы выберем правителя, в котором у нас не будет сомнений. Не тебя и не меня. И не тех, кто всё просрёт в очередной раз. Быть может, нам даже придётся вырастить этого человек с пелёнок, чтобы он получился... таким как нам нужно. Нам нужен будет человек, который отстроит всё заново. Тот, которого послушают. Того, кто поведёт нас.

Дукан застыл на месте, подумал немного, отложил яд и снова прислушался. Анфлис говорил интересные вещи.

Загрузка...