Глава 21 Репрессия

Когда Яся узнала, что я не приеду в Мозырь, то просто собралась и заявилась ко мне сама. Ну да, не та эта девушка которая будет у окошечка сидеть с платочком, плакать и суженого ждать. Села в кабриолет и примчалась со страшной скоростью!

Я об этом не подозревал, спал мертвецким сном на своем диване, и даже ножкой не дрыгал. Благо — новоиспеченный депутат Зборовский давно перебрался в свою квартиру, и весь в какой-то трухе и обойном клею орудовал там вовсю уже пару дней. Циклевал полы, переклеивал обои, менял кое-какую мебель — кровища отмываться никак не желала.

Если быть честным, то я не очень привык просыпаться от поцелуя. Чаще всего в последнее время мое пробуждение начиналось с орущего какую-то лютую орочью дичь будильника на телефоне. Почему? Потому что идея поработать на «голую ставку» изжила себя почти сразу (кто бы сомневался!), и большую часть недели я что-то где-то заменял, и чаще всего перся в школу к восьми утра. То есть — вставал в полседьмого, в кромешную осеннюю темень. Так что утренний подъем у меня почти постоянно у был связан со стрессом.

А тут — целуют и гладят по голове, и приятно пахнут, и шелестят какими-то шуршащими упаковками, от которых пахнет тоже классно, но по-другому! Это просто райское ощущение, правда!

— Чес-слово, ты как лев! — сказала Яся и очень приятно почесала мне голову. — Волосы на подушке — как грива!

— Однако! — я с трудом открыл один глаз и посмотрел на девушку, которая в ярко-красном полупальто сидела на краешке дивана. — А как ты в квартиру проникла? По водосточной трубе?

— Хм! Да нет, через дверь, она не заперта, — Яся встала и принялась расстегивать пуговицы. — А у тебя тут ничего, миленько! Как будто и не холостяк живет: порядочек, чистота, шик-блеск, чес-слово! Ты что — вправду идеальный муж?

Выглядела Вишневецкая, конечно, шикарно: высокие ботфорты, замшевые лосины и джемперочек по фигуре — ух, просто загляденье!

— Дверь открыта? Это я, конечно, дал маху… — я привстал на локтях. — Задолбался вчера… Сегодня… Страшно!

— Ну давай, приводи себя в порядок, я пойду завтрак готовить, — девушка повесила пальто на дверцу шкафа, стянула волосы в тугой хвост самой обычной резинкой и закатала рукава стильного джемпера, постепенно превращаясь в эдакую решительную хозяюшку.

— А который час? — уснул-то я примерно в пять утра, так что вопрос был непраздный.

— Десять! — весело откликнулась Яся, двигаясь в сторону кухни. — А где у тебя фартук?

— Рядом с раковиной… — откликнулся я, пытаясь вспомнить нечто очень важное, что должно было произойти уже сегодня.

На кухне зажурчала вода, потом — чиркнула о коробок спичка, пыхнула газовая плита. Звякали вилки и тарелки — Вишневецкая явно взяла власть в свои руки. Что там такое можно было приготовить — понятия не имею, но пахло аппетитно. Свесив ноги с дивана я сел, ухватил себя за виски ладонями и уставился в стену. Голова была дурная, думалось очень плохо. Что я должен сегодня сделать?

А потом меня осенило: Радзивилл! Радзивилл и его артефакты! Вот дерьмо! Подскочив, я тут же уселся обратно: мы договорились встретиться у моста через реку Ведрич в шестнадцать часов. Времени — вагон! И место примечательное, и мне хорошо знакомое, еще по делам с мозырскими барыгами.

— Однако… — постепенно в моей голове все вырисовывалось в некую стройную картину, но до адекватного состояния было далеко.

Недосып — страшное дело! Или дело не только в недосыпе? Не важно! Я откинул одеяло и рванул в ванную, приходить в себя окончательно.

* * *

Если сегодняшнее пробуждение я посчитал райским, то продолжение утра — ангельским! Кофе в большой чашке, на тарелках — круассаны с начинкой из яичницы, всякой-разной зелени, помидоров, огурцов, оливок и мягкого сливочного сыра, жареные пончики — еще горячие, горкой на блюде лежат, убеленные сахарной пудрой как Эверест — снегом. Ну и Ядвига Сигизмундовна, сидит в фартучке аки Аленушка, ладошкой щечку подпирает. Мечта в чистом виде!

— Мне неловко, — признался я.

— Это чего это? — глаза девушки стали круглыми. — Потому что ты из душа и в одних штанах? Так я вроде видала тебя всякого, и вообще, ты — вон какой, красивый-поджарый, чего стесняться-то?

— Не-а, — помотал головой, хотя «красивый-поджарый» — весьма лестная характеристика, особенно от Яси, по отношению к которой у меня постоянно грозил развиться комплекс неполноценности, мол, соответствую или нет? — Просто я сейчас начну жрать изо всех сил, и это будет не очень изящно…

— Хи-и-и-и! — фыркнула Яся. — Изящно? Чес-слово, мне нравится когда мою еду едят как положено, а не двумя пальчиками! Давай, начинай уже!

Ну я и начал, а она смотрела на меня, и глаза у нее блестели. Похоже, у каждой женщины есть эти фишки: им нравится, когда за них дерутся (пусть и в фигуральном смысле), и нравится, когда их мужчина ест приготовленную ими еду. Круассаны были что надо, я такое и не пробовал никогда: чтоб яичница внутри! Ну и пончики — выше всяких похвал. Ясно, что не сама с утра напекла, но я, например, в Вышемире мест, где готовят такую роскошь, и сыплют столько сахарной пудры, не знал.

— О чем думаешь? — спросила она, когда я облизывал пальцы и пытался вытряхнуть из бороды кусочки застывшего сахару.

— О хочунчиках, — прошамкал я. — Что ты туда добавила? Какое-то магическое снадобье? Чего так вкусно-то?

— Так сделано с любовью — это раз! — она загнула один палец, а потом сразу второй. — И ты голодный как… Как дракон — это два. А еще — я поеду с тобой, это три и это не обсуждается!

— Гм! Поедешь? Куда поедешь? — я на самом деле врубился не сразу.

— Отдавать артефакты Радзивиллу! — всплеснула руками она. — В конце концов, поддержка водного мага тебе не повредит, а? Да и вообще — ты совсем рассеянный стал! Не помнишь, как мне звонил среди ночи?

— Я думал — мне приснилось… — действительно, что-то такое было, вроде как я когда уже по лестнице поднимался — звонил, но…

— Сначала — приснилось, потом — дверь забыл закрыть, а сейчас — пистолет выронил… — Вишневецкая смотрела на меня с прищуром. — Ты в порядке?

— Пистолет? — я обернулся и только вздохнул: на пороге ванной действительно лежал пистолет. — Однако… Не высыпаюсь, да и вообще — голова ватная какая-то…

— Вот и всё. Без меня — не поедешь. Могу в машине посидеть, в качестве водителя, если что. Я всё равно вожу лучше тебя! — заявила Ядвига.

— Это да, с этим спорить не буду, — согласился я и пошел прятать пистолет в тайник.

Мне было немного не по себе от того, что дракон помалкивал. Раньше он точно не упустил бы шанс поглумиться над моей неуклюжестью. А теперь — голова гудит, и дракона нет… Что бы это значило? Остаться без такого родного и близкого чудища в такой ответственный момент — страшновато! Спрятав оружие за бачок, я повернулся к раковине, глянул в зеркало над ней, на свою рыжую физиономию, и моргнул, переходя на драконье зрение: все работало! Глаза — горели! Но нужно было уточнить: а вдруг мне кажется?

— Ясь, Ясь, ты не пугайся, скажи — глаза мои светятся сейчас? — я выглянул в коридор.

— Ага! — беззаботно откликнулась девушка, ничуть не смутившись. — Как две паяльные лампы полыхают. А чего?

— А… Проверяю кое-что, — я моргнул. — А теперь?

— А теперь обычные симпатичные пепеляевские глазки. Мне так больше нравится, если что… Что-то случилось, Геор-р-р-гий? — промурлыкала она, вставая и подходя ко мне.

— Пожалуй, что и ничего… — я положил одну ладонь ей на талию, второй — погладил изящный изгиб шеи, и притянул девушку к себе, чувствуя ее горячее дыхание. — Слу-у-ушай, раз уж мы вместе едем, то у нас времени аж до шестнадцати часов, и я подумал, может мы…

— Только двери закрой сначала! — рассмеялась Вишневецкая. — На ключ!

* * *

Я ни капельки не волновался, хотя, наверное, стоило. Черт знает, на какие ухищрения может пойти Кшиштоф! Но, с другой стороны, я был уверен: никого, кроме Жевуского он с собой не приведет, слишком велика конкуренция в этой банке с пауками, что зовется кланом Радзивиллов. А еще — черта с два он со мной справится. Дам ему в морду, в крайнем случае, да и дело с концом.

— Ясь! — внезапно сообразил я. — А когда я все эти драконьи штуки использую — я все еще нулевка или уже нет?

— А сам как думаешь? — она вела машину, периодически поглядывая в зеркала заднего вида. Красиво у нее это получалось — руль, педали, кнопочки всякие… У Вишневецкой вообще всё получалось красиво. — Ладно, даю подсказку: в Мнемозинской Хтони тебя хуорны атаковали?

— Нет! — помотал головой я.

— А ты глазки свои зажигал? Или чешуей покрывался? Может, по потолку бегал? — накидывала варианты девушка.

— Не-а! — до меня стало доходить. — А в подземельях Горыни, стало быть, зомби — тоже сущности в целом магические — на меня набросились! Но там я уже очешуел всерьез… Погоди, а Лясковичи? Когда я к Мартышке ходил?

— А там что было? Кидались на тебя твари? — она заинтересованно посмотрела на меня.

— Не особенно… Не помню, не заметил. Но глазками я смотрел. Но не чешуел… Однако! — это было занимательно — порассуждать про степень очешуения, когтистости и зубастости, необходимую для того, чтобы Вселенная переставала считать меня Георгием Серафимовичем Пепеляевым-Гориновичем, и я переходил в статус страшной огнедышащей рептилии по имени Пепел.

Пепел? З-з-з-замечательно, у моего альтер-эго теперь и имя есть… Впрочем, имечко привычное. Удивляться не приходится.

— Здесь поворачивать? — поинтересовалась Вишневецкая, сбрасывая скорость.

— Ага, направо есть съезд. Там на опушке притормози, дальше — пешком, дорога совсем убитая, — откликнулся я.

Мысль про то, что каким бы страшным драконом я не был, но агрессивное воздействие на меня магией вполне возможно теперь не давала мне покоя. Я видел, как коллектив колдунов глушил Инлуна, и стоит признать — получалось у них весьма бодро! Утешало одно — завалить они его без моей помощи так и не смогли, так что… Можно бодаться! Еще бы понять тему с менталистами — вот кто был реально страшен! Есть против них защита или нет? С другой стороны — пусть только попробуют покопошиться в моей башке, там и бес ноги сломит! Мы их с парнями на троих в чертогах разума отпинаем, думаю… Хотя вот парней-то я не чую, и это настораживает! Привык я к ним, сжился уже…

Кабриолет, шурша покрышками по грунту и ветвями сосен — по раздвинутой крыше, заехал в подлесок и остановился.

— У меня такое чувство, что тебя волнуют какие-то другие проблемы, а не тот факт, что ты собираешься отдать настоящему стоеросовому туебню ужасненько мощные артефакты! — проговорила Яся.

— М-м-м-мда, — кивнул я. — Пожалуй, так и есть. Этот самые стоеросовый нынешней ночью поклялся и кровью подписал бумагу, что не будет трогать Вышемир, меня и моих близких. А Несвижскую ординацию Кшиштоф пусть хоть с земли сотрет, я перспективе этой вращенье придавал, и осью оного являлся мой детородный орган!

— Хи-и-и-и! Это ты так по-Гомеровски их на хрену вертел, что ли? — девушка состроила презабавную гримаску. — Какой у меня велеречивый суженый-то, а? Ужас какой, страшно себе представить как ты мне через пару лет будешь сообщать о том, что наш ребенок покакал?

— Ыть! — я захлопнул пасть. — Однако! Все-таки нервничаю, видимо, вот и треплюсь… Пойдем, место встречи давно известно. Через минут пятнадцать наши визави появятся.

Мы покинули электрокар и зашагали по сырому лесу. Ветер шумел в кронах, под ногами шелестела лежалая хвоя, из наших ртов вырывались целые клубы пара: обожаемая температура «каля нуля» напоминала про скорый декабрь. Наверное, в сосновом бору мы выглядели чужеродно: элегантная девушка с внешностью супермодели, в красном полупальто и провокационных ботфортах, и мрачный рыжий молодой мужчина в коричневом пальто и костюме в клеточку. Хорошо хоть со штиблетами я связываться перестал.

Наконец, мы прибыли на место и Яся удивлено спросила:

— Муравейник, серьезно?

— А почему я должен облегчать им жизнь? — усмехнулся я.

— Да черт с ними, с гадами этими, ты муравьишек пожалей! — возмутилась Вишневецкая.

— Ты посмотри на них, это не муравьишки, это кони! Жирные, по три сантиметра, глянь! — отмахнулся я. — С них не убудет! И вообще — в качестве компенсации я приношу им сахар. Регулярно! Килограммами! Они животинки очень полезные…

— Это Formica polyctena, а не кони! И в длину они — максимум по сантиметру.Но про сахар — это ты молодец… Правда, ума не приложу, как тебе могут пригодиться муравьи, — она подозрительно глянула на меня.

За нашими спинами что-то ухнуло, грохнуло и вдруг запахло гарью. Понятия не имею, как перемещался Радзивилл, может быть — верхом на раскочегаренном самоваре по воздуху, или наискосок сквозь адское пекло, а может — у него реактивный двигатель в афедроне фурычил, и Кшиштоф его брюссельской капустой заправлял… В любом случае — и он, и Жевуский снова оказались подкопченными. Оба мага вышли из-под тени вековых сосен, дымясь, и быстро зашагали к нам.

Увидев Ядвигу, Кшиштоф Радзивилл издевательски раскланялся. Вишневецкая фыркнула и задрала нос. Мне почему-то показалось, что ей было немного обидно, когда выяснилось, что сватался он не по поводу чрезмерного увлечения ее неземной красотой, а из-за желания обладать старинными побрякушками. Вот негодяй, да? Как он мог⁈

— Ну? — молодой некромант дернул головой. — Где?

Я кивнул на муравейник. Радзивилл поднял бровь и глянул на Жевуского. Тот замотал своей жирной лоснящейся башкой. В глазах Кшиштофа зажегся мрачный огонек, по рукам поползли струящиеся ручейки праха…

— Только попробуй. Я нажалуюсь в Министерство магии, что ты портишь природу в земщине некромантией! — голосом школьной ябеды заявила Яся.

Я гыгыкнул, Радзивилл покраснел и шагнул к муравейнику, засучивая рукава дымящегося кафтана.

— Не надо только его ломать! — предупредил опрометчивый поступок я. — Ногой мох во-о-он тут расшвыряй, там чемодан…

Муравьи его все-так покусали, но не сильно. В самом деле — я ведь хотел, чтобы артефакты дождались нас в целости и сохранности! Кто в здравом уме станет лезть к муравейнику? Покосившись на меня осуждающе, Кшиштоф принялся ковыряться носком своего сапога в земле.

— Знаешь, чем некромант отличается от некрофила? — не удержалась Яся.

— Хох! — оскалился Радзивилл, нащупав ногой крышку чемодана. — Знала бы ты, с кем связала судьбу, тебе некрофилы бы невинными мальчиками показались!

— А я знаю! — гордо выдала Вишневецкая. — И мне все очень нравится!

— Нра-а-авится? — лицо Кшиштофа вытянулось. — Извращенка!

А потом он извлек чемодан и открыл его, и оскалился снова — уже очень злорадно.

— Наконец-то! — проговорил он. — Доспехи, замечательно…Бардзо мне сие подоба… Отличные доспехи, но это вторично, вторично. Гдзе есць персцень? О-о-о, яки буздыган… Пепеляев, где перстень?

— В крышке есть кармашек…

— О, так! Там есть, курва перстень… Прыйдзь до мне… — Кшиштоф ухватил перстень Николая Христофора Радзивилла Черного двумя пальцами левой руки, встал, и картинно сунул в него средний палец руки правой. — Та-а-ак!

Поначалу ничего не происходило. А потом на поляну как будто опустились сумерки! Даже я, будучи нулевкой, моргнул от неожиданности — все кругом стало каким-то серым, безжизненным. Молодой Радзивилл страшно закричал, его тело подбросило вверх метра на три, выгнуло дугой так, что хрустнули кости.

Вопль был нечеловеческим, диким.

Яся просто отпрыгнула мне за спину, и теперь выглядывала из-за плеча, а я стоял и врубиться не мог, что происходит? Наверное, для мага или просто — человека более восприимчивого, тут творился некий эпохальный катаклизм, я же просто видел своего недруга, который корчился и извивался в воздухе. А потом, спустя минуты две — рухнул на землю.

— Он живой? — прошептала Вишневецкая.

— Понятия не имею, — подходить к Кшиштофу у меня не было ни малейшего желания.

Я огляделся — пожалуй, Жевуский должен был позаботиться о своем хозяине, но толстяка и след простыл!

— Произошло нечто ужасное… — голос Ядвиги дрожал.

— Но-но-но, прекрасная паненка, — проговорил Радзивилл, вставая и отряхиваясь. — Ничего такого ужасного. Такое и подобное такому в этом мире бывало уже не раз, и ничего — небеса не рухнули, и конец света не случился.

Я готов был поклясться — тембр голоса Кшиштофа изменился, он стал ниже, глубже! Да и выглядел некромант теперь слегка иначе: под глазами как будто пролегла тень, черты лица стали более резкими, хищными, исчезла эта вечная гримаса самодовольства и расслабленности…

— А где этот жирный пёс? Сбежал? Ничего, ничего… Он всегда служил двум господам, и теперь умчался в Несвиж, рассказать о том, что произошло, — отряхнувшись, Радзивилл с удовольствием вдохнул сырой осенний воздух, потянулся, встав на цыпочки, и проговорил: — Как же хорошо быть живым, молодым и здоровым! И имя… Вы знали, что Христофор и Кшиштоф — это два варианта одного и того же имени? Очень удобно, мне почти не придется привыкать заново!

— Однако! — сказали мы с Ясей одновременно.

Я все понял, она все поняла, и он понял, что мы — поняли. Но что с этим делать — я ни бельмеса не понимал.

* * *
Загрузка...