Как приручить дракона – 3

Глава 15 Демократия

— … ну, как узнала — как узнала? Если ты разговариваешь на три голоса, борода у тебя то появляется, то исчезает, а лицо покрывается чешуей и из ноздрей идет дым — что я должна подумать? — развела руками Яся. — То, что ты нулевка — это ежику понятно, это всякий маг просто находясь рядом с тобой чувствует. Значит — ты не метаморф, потому что метаморфозы — это тоже магия. И на действие проклятья списать нельзя — вам проклятья как об стенку горох… Зоотерика — тоже в сторону. Зоотерики они один раз ветку развития выбирают, и в ней двигаются. То есть тот же рептилоид может стать очень крутым рептилоидом, но медведиком, например, никогда ему не быть, так что из бородатого мужика в ящера и обратно — не-е-ет, это не сюда. А еще слух в магическом сообществе прошел летом, что под Гомелем в Мнемозинской хтони почил в Бозе некий старый-старый дракон, которого считали мертвым очень-очень давно. Шкура у него белая, и звали его Малютой… Так что чес-слово, я вспомнила, что ты там из больнички в тех числах выписался, ну и все твои эти заходы про двойную и даже тройную жизнь и о-бал-де-ла! Это что же — я невеста дракона? Это так романти-и-и-ично!

— Однако! — такой реакции я точно не ожидал. — Романтично?

— А как же? — она принялась зачем-то поправлять мне прическу. — Знаешь, в сказках я всегда болела за драконов. Дракон — он страшно умный, страшно красивый, а еще — большой, солидный. Обычно — с деньгами и жилплощадью. Но ты не подумай, я не меркантильная! Мне просто принцы никогда не нравились. Принцы они такие… Фу! Прискакал, раздолбал всё вокруг и целоваться лезет! Разве ж это подход? Вот обаять девушку, забрать к себе и терпеть ее несколько лет в своей башне — вот это другой вопрос…

— Ну, башня у меня пока так себе, — я обвел глазами обстановочку вокруг.

Табачников и Комиссаров хозяйничали на кухне, а мы расположились в одной из комнат Горыньского особняка: обдрипанная была эта комнатенка, скажу я вам…

— Лиха беда начало! — отмахнулась Вишневецкая. — Ужасно классный дом, чес-слово, я тут один раз только была, лет в двенадцать, и в него влюбилась! Дед мне этот домишко в качестве приданого обещал, но теперь — фигушки. Другое пусть выдумывает… Теперь это рыцарский… Те есть — драконский замок, да? То есть — и то, и другое сразу! Сложно с тобой, Пепеляев! Давай лучше пулю вынимать, а?

— Ну, давай… — без особенного энтузиазма согласился я.

Для этого ничего такого особенного делать было не нужно, разве что размотать повязку, которую Вишневецкая наложила сразу после дуэли. Пуля торчала между чешуйками, слегка зацепив ребра. Особенных болевых ощущений я не испытывал, скорее — зуд и неудобство, как при занозе. Интересно — это теперь так всегда будет, или как? Не чувствовать боли — интересный бонус… Что касается крови, то сразу натекло порядочно, судя по испорченной песцовой шубке, но теперь драконий организм справился. Оставалось только…

— А-ца-ца! — удивленно проговорил я, когда она вытащила из меня пулю плоскогубцами.

Ну что за варварство? С другой стороны — никакого другого подходящего инструмента у Котофея и Клима не нашлось. Пришлось пользоваться тем, что есть… Хорошо, не щипцы для углей!

— А-ца-ца? — переспросила Вишневецкая. — Ты как-то удивительно немногословен! А где тут стакан с водой?

— А зачем тебе стакан с водой? — я наблюдал, как чешуя вокруг ранения втягивалась в кожу.

Рана выглядела не дюже погано, так — нормально. Неглубокая, не кровоточащая. Дракон, похоже, вредничал — желал, чтобы я слегка помучился, и потому не залечивал ее до конца. Но на этот счет я был спокоен — до свадьбы заживет. У меня тут целая Яся орудовала, она мигом ее обработала, залила какой-то пеной из баллончика и наложила повязку.

— Ну, в фильмах пулю все время зачем-то бросают в стакан с водой, — пояснила девушка. — Красиво выглядит. Куда, кстати, плоскогубцы положить?

— Мне! — из-за двери появилась усатая-полосатая рожа Табачникова. — Мне положите. И пулю оставьте, я из нее грузило сделаю, буду налимов ловить. А правда, что наш хозяин — дракон?

— Ага, — кивнула Яся. — Зеленый и страшный.

— Аф-аф! — высунулась физиономия Комиссарова с высунутым языком. — Афигенно! Давай пойдем в подвал и сожжем там все! Хозяин — огнедышащий дракон же, да?

— Комиссаров, ты — балбес! — заявил Котофей. — Если хозяин все там спалит, то как же мы раздобудем ценное имущество? В золе будем вынюхивать? Бесхозяйственный ты, вот что!

— М-м-мда… — Клим почесал ногой ухо, задумавшись.

И как это у него вообще получилось? Он же прямоходящий!

— Ну что, нормально? — я посмотрел на повязку. — Можно ехать?

— Куда ехать? — удивилась Яся. — Я думала — мы тут остаемся ночевать…

— А уроки? У меня завтра в девять… А! — если б я мог, я бы сам почесал ухо ногой. — Ну да, что тут ехать, в принципе, успеем с утра. А деда ты куда пристроила?

— А у деда телепортатор в посохе, он уже дома в свои игрушки рубится небось, и сыр кушает. Так что ты не отвертишься — пойдем осматривать владения! Но сначала — осмотрим тебя! Очень хочется на дракона посмотреть…

— ДА, ДЕТКА! — обрадовался дракон. — ТЕПЕРЬ-ТО Я МОГУ ТЕБЕ ПОКАЗАТЬСЯ ВО ВСЕЙ КРАСЕ!

— Не во всей, — оборвал его я. — И не надейся!

— Я? — глаза Ядвиги вдруг стали немного обиженными.

— Н-н-н-нет, прости, — я растерялся. — Тут такое дело… Ну… Я — дракон о трех головах, понимаешь, вот и…

— А! Триполярка, или типа того? Бывает! — она отнеслась к этому легко, даже слишком. Может быть, из-за деда? — И что — ругаешься сам с собой?

— Все реже и реже, — признался я. — Но сейчас дракон бунтует, хочет во всей красе предстать, а я — боюсь!

— Чего боишься? — она погладила меня по волосам.

— Что он победит. Он такой… Амбициозный парень. У него планы — у-у-у! Грандиозные. Надо сдерживать.

— ДА ЗА КАКИМ ХРЕНОМ? — возмутился дракон. — ВОЗЬМЕМ ВЫШЕМИР, УБЬЕМ РАДЗИВИЛЛОВ, РАЗБЕРЕМСЯ С БАЛАНСОМ, ПОРЕШАЕМ ВОПРОСЫ С ЦАРЕМ… НОРМАЛЬНО БУДЕТ! ЧТО ТЫ КАК ЦАЦА? ДЕТЯМ ТВОИМ СОПЛИВЫМ ТОЖЕ ЛУЧШЕ БУДЕТ! ХОЧЕШЬ — ЧАСТНУЮ ШКОЛУ? ХОЧЕШЬ — АКАДЕМИЮ? ХОЧЕШЬ — ВЫШЕМИР СТАНЕТ КАК ОКСФОРД? ДАВАЙ ДЕЛАТЬ! ПРОСТО ПРЕДСТАВЬ — МАЛЬЧИШКИ В КОРИЧНЕВЫХ ПИДЖАКАХ В КЛЕТОЧКУ, ДЕВЧОНКИ — В ШОТЛАНДСКИХ ЮБОЧКАХ, КАМПУС ОГРОМНЫЙ, АУДИТОРИИ СВЕТЛЫЕ, ЛАБОРАТОРИИ, МАСТЕРСКИЕ, СПОРТЗАЛЫ! ГЕРБ — ТРЕХГЛАВЫЙ ДРАКОН, ВЫШИТ У ВСЕХ НА ЛАЦКАНАХ! ОЛИМПИАДЫ — ВСЕ НАШИ, ИНИЦИАЦИИ — ЧЕРЕЗ ДЕНЬ! ЭТО БУДЕТ ЮРИДИКА, МЫ ТУТ И МАГИЧЕСКУЮ АКАДЕМИЮ ПОСТРОИМ, С КВИДДИЧЕМ И ЧИРЛИДЕРШАМИ!

— И Нью-Васюки станут центром вселенной — скрипнул зубами я. — Давайте, я покажу вам имаго, м? Тоже — страшновато. Но хотя бы размеры плюс-минус человеческие, не сокрушу тут всё!

— О! А давай! Драконьих имаго я тоже только на картинках видала — про Яна Жижку! — обрадовалась Вишневецкая. — Подожди, на стол накроем сначала, а потом уже покажешь… Сначала хлеб, потом — зрелища!

В общем, мы отлично провели время.

Ели яичницу со шкварками, пили чай из самовара — с баранками, халвой и, конечно, с колбасой. Бродили по домену, знакомились с местными красотами, дышали осенним листобоем. На берегу озера Табачников вытащил из темной воды «морды» — такие интересные приспособления для ловли карасей, на вид похожие на канареечные клетки, и продемонстрировал добычу — нескольких блестящих карасей, на зажарку. А на опушке дубравы Комиссаров подстрелил из двустволки пару куропаток — чтобы кроме рыбных, в доме водились и мясные закуски.

Потом снова осматривали дом, планировали ремонт и лазили смотреть покосившуюся крышу: на самом деле там было все не так страшно, как показалось в первый раз, и готовили ужин. Табачников играл на гитаре, Комиссаров пел романсы — и весьма недурственно, с такой мужественной хрипотцой. Хорошо было!

А ночью, когда мы с Ясей в обнимку устроились на огромной старинной кровати, покрытой шкурами, в подвале снова начали скрежетать, шатать трубы и стонать.

— Если я встану, — сказала Вишневецкая сонным голосом. — То разверзнуться хляби земные, и сотен пять кубических метров артезианской водички окажутся прямо на цокольном этаже, чес-слово.

И как по волшебству вытье и скрежет прекратились! Вот что значит хозяйка в доме.

Определенно, с Ясей мне серьезно повезло, и, засыпая, внезапно осознал каким дурнем был, когда выкинул ее визитку, и потом полночи ворочался, обсасывая эту мысль так и сяк. Ну, знаете как это бывает.

Я с утра завез Вишневецкую в Гомель — у нее там были какие-то дела в университете (да-да, маги с классической наукой вполне себе сотрудничают), а потом двинул в Вышемир. Рана ныла, но в общем — вести машину не мешала. Конечно — после того как уснул часа в два из-за дурацких мыслей, и проснулся в шесть голова была дурной, но на неком автопилоте я заехал на квартиру, переоделся и двинул в школу.

Приходить ко второму уроку — это отдельное счастье. К этому времени все обычно отсуетились, в дверях не наблюдается никакого столпотворения, работа идет полным ходом… Но не сегодня.

Сегодня в школе происходило нечто невообразимое

По первому этажу носилась Ингрида Клаусовна, командуя техничками, которые расстилали красную ковровую дорожку. Кругом было полно знамен: алое, с золотым двуглавым орлом — Государства Российского, такое же алое, с белым крестом Евфросинии Полоцкой — Великого Княжества Белорусского, Ливонского и Жемойтского, а еще — флаги с гербом Вышемира, и всякие другие. Кох вешал на стену большой портрет Государя: Иоанн Иоаннович вроде бы и улыбался, но смотрел на всю эту суету явно неодобрительно. Училки носились туда-сюда как наскипидаренные, в лучших своих брючных костюмчиках — розового, голубенького и салатового цветов. Что я пропустил?

Мне на ум приходило только слово «проверка», но ковровая дорожка и знамена здорово сбивали меня с толку. А когда Кох, повесив царя, полез вешать еще и наместника — то у меня начали появляться смутные сомнения.

— Зачем царя повесили? — спросил я у вахтерши.

— Тьфу на вас, Георгий Серафимович, что ж вы такое мелете-то? — мелко начала креститься женщина. — Прости, Господи! Нельзя царя вешать! Дай Бог Государю-Батюшке еще лет сто жизни, или чтоб я померла раньше, чем он… Это Кох портреты крепит, у нас же это… Досрочное голосование начинается!

— Ага-а-а-а! — взгляд Ингриды Клаусовны в этот момент сфокусировался на мне. — Хуеморген, Георгий Серафимович! Или как вас теперь называть — ясновельможный пан? Ваше благородие?

— Да хоть горшком называйте, Ингрида Клаусовна, только в печку не ставьте, — растерялся я. — Какое из меня, к бесам, благородие?

— Немедленно — ко мне в кабинет! — скомандовала она.

— Никак нет, Ингрида Клаусовна, у меня география у восьмого класса! — щелкнул каблуками я.

— Значит — после урока! — она приблизилась ко мне вплотную, и хотя была ниже меня сантиметров на пятьдесят, все равно умудрялась смотреть сверху вниз!

— Никак нет, Ингрида Клаусовна, я веду в столовую восьмой класс!

— Тогда…

— Никак нет, Ингрида Клаусовна, у меня обществоведение у десятого класса!

— В таком случае… — она сняла очки и строго на меня посмотрела, почти как Государь с портрета. — В таком случае я сама приду к вам на урок!

— С превеликим удовольствием, у нас как раз тема по общественно-политическому устройству земщины в Государстве Российском! — обрадовался я.

— Фер-р-р-дамте шайзе… — прошипела она. Лицо директора превратилось в маску, полную страдания. — Знаете, где у меня это общественно-политическое устройство уже? Им арсшлехт!

Похоже, нашего стального лидера, несгибаемого вождя, неунывающего директора проняло всерьез. Выборы — это такое дело… Они и мертвого проймут. Особенно, если принимаешь участие в их организации.

Ингрида Клаусовна некоторое время рассматривала меня, изучая как будто под микроскопом, а потом вдруг ее лицо озарилось нехорошей улыбкой:

— Вы будете наблюдателем от общественности, вот что!

— Йа-а-а-а? — это был удар под дых.

— Йа-йа, — кивнула директриса. — Натюрлих. Мы выдвинем вас от коллектива. И выберем единогласно. В избирательную комиссию я вас не затащу, но мне оно и не нужно, у меня там Элессаров сидит. Кох будет дежурить вместо сторожихи. А вы будете наблюдателем.

— Да в чем, собственно… — уела она меня капитально, я со своими «никак нет» и рядом не стоял.

— Вот и посмотрите, как это самое общественно-политическое работает… А то вы молодой, думаете, что все знаете, во всем разобрались… — она усмехнулась. — Так что в субботу с восьми утра до полуночи, пока голоса не посчитаем, присутствуете на участке для голосования и наблюдаете. Верочка вам бумажки подписать сегодня даст, а коллектив, считайте, уже проголосовал за вашу кандидатуру.

Обожаю демократию…

Кузевич почесал нос и сказал:

— Ну как? Ну, совершеннолетние, психические здоровые жители выбирают своего представителя в уездное земское собрание, от определенного количества населения… У нас в Вышемире от двух тысяч, да? На этом собрании уже народные представители выбирают кого-то из своего числа в губернское собрание, а тамошние — в Государственную Думу, которая имеет право законодательной инициативы. Эти законы уже на подпись Государю идут — одобрит, не одобрит. Так вроде…

— Кое-что ты пропустил, — покачал головой я. — Одного звена не хватает.

— Государственный Совет, — подняла руку Легенькая. — Верхняя палата. Но нас это не особенно касается, это дела аристократов. Они рассматривают законопроекты из Государственной Думы, только если те касаются магии или внешней политики, или внешнеторговых отношений. Но и через Думу идут предложения от Совета, если там речь идет о делах земских жителей…

Я едва не зааплодировал. Все-таки этот десятый класс — ребята замечательные. Зря на них ругаются, мол шумные и шебутные! Говорящие они — это да, но мне как гуманитарию, это настоящий бальзам на душу. Ну а некий коллективный авантюризм — он пока что ни им самим, ни обществу вреда не нанес. Максимум — выходки типа празднования на каникулах дня рождения Вадима на заброшке в Военном городке. Это, конечно, придурь, и классная руководительница, и директор, и сами ребятки имели бледный вид, но… Но ничего они не сломали, никого не побили, разве что граффити на полуразрушенных стенах рисовали и с гоблинами местными матом ругались. И никаких наркотиков, кроме пива, обнаружено при них не было. Да и не употребляли они, мне это доподлинно известно.

Неоткуда уже было взять в Вышемире всякую дрянь. По крайней мере — прямо в городе. По крайней мере — детям. Ну, а чтопивка попили на дне рождения… Ну плохо, да. Плохо! Но тут полкласса — спортсмены, вторая половина — ботаники. Не тот контингент, чтобы сильно алкоголем увлечься. Алкоголем увлекаются в основном те, кому по жизни заняться нечем, либо когда реальность вокруг сильно тусклая…

— … если бы у нас была юридика! — проговорил тот самый Вадим.

Я упустил начало его реплики, моргнул, и осознал услышанное:

— Однако, какая интересная мысль! — щелкнул я пальцами, включаясь. — А давайте подумаем, какие бы плюсы и минусы получил Вышемир, если бы наш город пожаловали какому-нибудь клану аристократатов, м?

— Деньги они будут вкладывать, может — завод какой-то откроют, сделают высокоскоростную сеть, и вообще — никакого призыва в армию! — выдал Ляшков. — И медицина там — ого-го! У нас вон трудовик с киберпротезом — это чудеса, а там — в порядке вещей! Главное, чтобы клан был богатый: Олельковичи там, или Радзивиллы, может — Сапеги! А если захудалые какие-нибудь, то вытянут из города последнее…

— Ага, — подал голос Кузевич. — Чип в башку и постоянная слежка. Туда ходи, сюда не ходи… И панам в ножки кланяться. Я лучше в армии год отслужу, чем всю жизнь пресмыкаться.

— Ну не в каждой юридике чипы ставят! — посыпались возражения. — Все зависит от клана! Все не так однозначно! Сейчас не девятнадцатый же век! Зато — магия!

— Магия и в сервитутах бывает, — Кузевич насупился. — Нет уж, если вам охота подпанками быть — это пожалуйста, но где-то не в Вышемире. Вон — можно к Солтанам, Горватам, Ясинским… Это прямо тут, десять кэмэ! Идите, посмотрите на райскую жизнь! По колено в навозе, и на все разрешения надо спрашивать — на ком жениться, где учиться, кем работать… Зато — на магию посмотреть можно, и шунт из башки торчит! И сеть высокоскоростная!

— Ладно, ладно! — поднял я вверх руки. — Действительно — положение дел в юридиках напрямую зависит от клана или рода, ей управляющего. А вот что касается сервитута — здесь имеются вполне конкретные правовые нормы и условия, при которых населенному пункту присваивается такой статус… Открываем тетрадки! Записываем… Сервитут от servitus или servitutis — обязанность, обязательство, повинность. Изначально — ограниченное право пользования чужой вещью в земельных отношениях…

Небо за окном темнело, из густых, лохматых туч уже падали первые капли, выбивая затейливый ритм на металлических подоконниках, стекая по оконным стеклам. Я диктовал ребятам термины и формулировки, и не мог избавиться от тягостного чувства: что-то должно было случиться. Что-то скверное.