Когда настал день дуэли, о смерти, честно говоря, я не думал. В конце концов, я уже помирал один раз, так что дело, в общем-то, знакомое. Вообще, когда точно знаешь, что по сути — бессмертен, а прекращение физиологических процессов в биологическом теле — это лишь первый шаг к переходу в иное состояние, и, возможно, в иной мир, к таким вещам начинаешь относиться несколько проще.
Да, я тут успел попривыкнуть. И да, мне здесь было очень интересно жить. И здесь у меня появились люди и нелюди, к которым я успел привыкнуть и которых успел полюбить… Вот они-то и занимали большую часть моих мыслей.
Стоя в церкви, пожалуй, следовало думать о Боге. Но мне в голову постоянно лезли строчки из песни одной американской певицы про то, что «what if God is one of us?» В конце концов, каждый из нас несет в себе Его образ и подобие, и защитить детей Зборовского, которым могут навредить политические конкуренты неподкупного журналюги, или — убрать теплицу бабы Томы, или — прочитать еще одну лекцию оркам Вождя — все это казалось мне никак не менее важным и полезным, чем многочасовые молитвы. Без молитв, конечно, тоже тяжеловато: «суета сует и томление духа» — это вечный бич деятельных личностей, так что притормозить, постоять в тишине и прохладе каменных сводов, подышать ладаном и задуматься о вечном — очень неплохая идея, но…
— Радзивиллы… — прошептал мне в самое ухо Рикович.
Я скосил глаза и увидел, как делегация великого клана некромантов входит в церковь. Впереди шествовал лысый и чернобородый мужчина с бледной кожей, дородный, в традиционном кафтане-жупане, подпоясанный широким, тяжелым и безумно дорогим «слуцким» поясом и в обязательных желтых сапогах. Его темные, глубоко посаженные глаза, орлиный нос и презрительный изгиб губ тут же дали мне понять, кто это: Михаил Клеофас Радзивилл Скрежет, отец Кшиштофа, младший сын нынче уже мертвого Януша Старого и брат нынешнего главы клана — Николая Радзивилла Доброй Ночи. Вообще у этой семейки с прозвищами был полный порядок: Черный, Рыжий, Лысый, даже — Рыбонька и Пане Коханку, и теперь вот — Скрежет и Доброй Ночи… Каких только Радзивиллов не водилось на свете!
В церковь вошло человек двадцать, все — родичи, ни одного клиента или слуги. Семья эта была весьма многолюдна, и я потихоньку начинал понимать слова Кшиштофа про «проект, на который поставил все». Среди свиты Михаила Клеофаса оказалось достаточно молодых мужчин примерно одного со мной и Кшиштофом возраста, которые, скорее всего, были никак не менее амбициозны, чем мой противник. Не знаю, как там с магией, но что касается внешнего вида, богатства одежды и регалий, как минимум трое из них занимали в иерархии клана ступень не ниже кшиштофовской! По крайней мере, кафтаны, кунтуши и желтые сапоги имели совершенно одинаковую вышивку, да и количество золота и самоцветов также выглядело плюс-минус равным.
— О благорастворении воздухов и изобилии плодов земных Господу помолимся! — затянул дьякон с амвона густым басом.
— Подай, Господи! — громогласно откликнулся хор.
И тут церковные двери приоткрылись, и в притвор вошли Вишневецкие! Сам князь Иеремия — блистал! Он (о, Господи!), был наряжен в шикарнейшую соболью шубу, пальцы его, унизанные перстнями невероятной, кричащей роскоши, сжимали трость из цельного золота. Набалдашник трости представлял собой ограненный сферический кристалл, внутри которого сиял герб Вишневецких — тот самый «Корибут». Пышная седая шевелюра старика удерживалась золотым же обручем, и ни капли безумия на лице Збаражского владыки рассмотреть не удалось бы и самому внимательному наблюдателю.
Яся же, которая держала своего вельможного деда под руку, вызвала у меня едва ли не сердечный приступ от восторга. Нельзя ходить в церковь в таком алом платье, с таким-то разрезом! Да и декольте там, похоже, имелось сногсшибательное, я бы точно стал в него пялиться, если бы не песцовый полушубок, который был надет на девушку и невероятно ей шел. Княжна!
Она демонстративно мне улыбнулась и накинула на голову шаль: благочестие, однако! А потом подошла — и встала рядом. Вишневецкий же прошествовал почти к самому аналою, туда, где стояли хозяева — Волк-Ланевские и почетный гость — Михаил Клеофас Радзивилл с присными.
Я уже думал, что на этом сюрпризы закончатся, ан нет, когда псаломщик закончил читать «Апостол», а священник — еще не вынес Евангелие, двери церкви снова тихонько скрипнули, и внутрь проскользнули два мужчины: один — брюнет с черными волосами до плеч, второй — лысый, оба — в ярких стильных костюмах, скорее приличествующих каким-нибудь конферансье или эстрадным певцам. Они были похожи друг на друга и — просто невероятным, сумасшедшим образом — на мою маму! И на Гошину, получается, тоже? Тот, длинноволосый, с хитроватым прищуром, вдруг подмигнул мне, а лысый — он показал большой палец.
И тут в моей голове всплыло внезапное: «Броник и Мечик. Бронислав и Мечислав, мамины братья. Из Минска». Ого! Вот так вот? У моей мамы не было братьев! Хотя-а-а-а… Там, на земле, мы в церковь ходили не часто, но когда захаживали — мама всегда ставила две свечи за упокой, и никогда не говорила — за кого. Я думал — за родителей своих, за моих бабу и деда. А тут — вот оно как! Индийское кино, право слово! Дяди… Родственники! Это было новое чувство: я слишком привык чувствовать себя одиноким волком, и теперь мне стоило привыкнуть к мысли, что есть еще кто-то, близкий по крови, кроме далекой и безразличной мне родни, проживающей в Эриваньской юридике.
— Твои? — шепнула Яся, кивая на этих двух элегантных джентльменов.
— Дяди, — уголком рта ответил я. — Сто лет их не видел. Чего явились?
— Узнаем…
Служба продолжалась. До поединка оставались считанные часы.
Студеный, влажный ноябрьский ветер носил по бронзовой поверхности арены опавшие листья, пытался забраться ко мне под пальто, заставлял почтенную публику морщиться и прикрывать лица. Человек пятьдесят уже расселись на каменных скамьях, расположенных амфитеатром. Они явно распределились по партиям: Вишневецкие — вдвоем, Радзивиллы — плотной группой, Волк-Ланевские — своим кланом, несколько незнакомых мне дворян — вокруг них. Бронислав и Мечислав Машевские — на самом верхнем ряду. Машевские! Девичья фамилия матери, однако…
Распорядителем дуэли выступил хозяин имения — Савелий Волк-Ланевский.
Кочерицы — родовое гнездо этого клана, где и должна была пройти дуэль — располагалось в 175 километрах от Вышемира и пятьсот лет назад входило в Вышемирский повет Минского воеводства Великого Княжества Литовского, и до сих пор дворянство этих земель, несмотря на новое административное деление, чувствовало некоторую общность с теми же Солтанами, Сиверсами и Горваттами. Поэтому они охотно предоставили свою арену для проведения дуэли.
И, кажется, болели они за меня. В конце концов, я был свой, вышемирский. А Радзивиллы — нет. И плевать, что некроманты были многолюднее, сильнее, богаче. Тутэйшы — местный — свой. Всё.
— Поединщики — на арену! — зычным голосом произнес пан Волк-Ланевский.
Мной овладело то самое хладнокровное состояние полного спокойствия и уверенности в том, что я делаю, которое появилось у меня только в этом мире, с появлением в моей жизни дракона. Я поднимался по гулким металлическим ступеням и рассматривал пана Савелия с чисто научным любопытством. Это был грузный светловолосый мужчина лет сорока, с окладистой светлой бородой и звероватым выражением лица, как будто предупреждающим: не влезай — убьет! Интересно — а их естественная магия, она какого рода?
— Дуэль между ясновельможным паном Кшиштофом Радзивиллом из клана Радзивиллов и вольным рыцарем Георгием Пепеляевым-Гориновичем, состоится здесь и сейчас, — проговорил Волк-Ланевский, разведя руки в стороны. — Причина дуэли — оскорбление словом и оскорбление действием. Дуэль пройдет на пистолетах, поединщики делают по одному выстрелу с дистанции в тридцать шагов. Пистолеты одноствольные, однозарядные, заряжающиеся с дула. Оружие предоставляет принимающая сторона — Волки-Ланевские. Буде у кого-то из поединщиков возникнут вопросы в нашей предвзятости или бесчестности, я всегда к вашим услугам, — Савелий вперился по очереди в каждого из нас своими ярко-зелеными глазами и, убедившись, что мы вполне ему доверяем, продолжил. — Арена — стационарный негатор, сертифицированный Министерством… То есть — Чародейским приказом. Любая попытка применить магию в рамках этой площадки приведет поединщика к эфирному и физиологическому истощению и — бесчестью.
— ХО-ХО! — зашевелился дракон. — А ДАВАЙ СПАЛИМ РАДЗИВИЛЛА И ПОКАЖЕМ, КТО У ХАЦЕ БАЦЬКА? ОНИ СДУРЕЮТ, Я ТЕБЯ УВЕРЯЮ.
Он прекрасно знал, что я замыслил. И ему это не нравилось. Дракон хотел одержать победу и начать войну с Радзивиллами — пусть и в одиночку. А я — нет. У меня вон дачка, котик и собачка. И свадьба — к лету. Может быть…
— Ваши светлости, ваши благородия… — снова раздался голос хозяина. — Пусть секунданты выйдут осмотреть оружие и высказать особые пожелания поединщиков.
Рикович и Жевуский подошли к Волк-Ланевскому, и каждый по очереди донесли наши пожелания.
Я пребывал все в том же хладнокровном, даже — равнодушном состоянии, наблюдая за всем происходящим отстраненно.
— Итак, пожелание от пана Кшиштофа Радзивилла… — прочистил горло Волк-Ланевский. — Стреляться до смерти, сделать столько выстрелов, сколько потребуется,. Подносить заряженные пистолеты поединщикам до тех пор, пока один из них не скончается на месте. Это предложение — отклоняется в виду неуместности и несвоевременности. Правила дуэли были оговорены договаривающимися сторонами и пересмотру не подлежат.
Радзивиллы на своих скамьях зашумели, и, мне показалось, что они были слегка недовольны Кшиштофом за такую его эскападу. Сам-то он стоял в двух шагах от края платформы, скрестив руки на груди, и смотрел на носки своих желтых сапог. Он делал вид, что ему наплевать. Но ему не было наплевать, уж я-то знал. Он ведь всё поставил на этот проект, да?
— Пожелание от его благородия Георгия Пепеляева-Гориновича, — после этих слов пан Савелий с видимым интересом посмотрел на Ясю, которая крепко держала деда за локоть, и, кажется, одобрительно кивнул. — Медицинскую и любую другую помощь после окончания поединка ему оказывает только и исключительно его невеста — пани Ядвига Вишневецкая.
Радзивиллы снова загудели, но на сей раз на них глянул Иеремия Вишневецкий, и шерсть на его шубе сама собою вдруг стала дыбом, глаза приобрели очень скверное выражение, а губы растянулись в страшной резиновой улыбке, обнажая крупные, не по-стариковски крепкие зубы. Вот теперь безумия тут было через край! Михаил Клеофас Радзивилл сделал примиряющий жест рукой, выставив вперед руку с открытой ладонью, и сумасшедший князь молча кивнул и принял свой прежний умиротворенный облик.
— Пожелание принимается! — провозгласил Волк-Ланевский. — Пани Вишневецкая — можете переместиться на первый ряд. Вы квалифицированный медик?
— Я справлюсь, — ответила девушка, вставая с места.
Она спускалась по лестнице своей изящной, грациозной походкой и с тревогой глядела на меня. Я постарался ей улыбнуться — получилось не очень. У внутреннего состояния а-ля хладнокровная тварь были и отрицательные стороны.
— Что ж, начнем, пожалуй… — Савелий сошел с арены, в два шага добрался до инкрустированного золотом рычага-активатора, который был установлен на авансцене, и потянул за него.
Едва слышный гул раздался под землей, но для меня ровным счетом ничего не изменилось. А вот Кшиштоф дернулся! Почувствовал, как его отрезало от вездесущего эфира, про который так часто говорили маги. Теперь все, братец-некромант. Кина не будет, электричество кончилось, однако! Пойти бы сейчас и физиономию ему начистить, вот это был бы номер…
— А ДАВАЙ! — обрадовался дракон. — ЭТО ВСЯКО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ТЫ ЗАДУМАЛ. ТОЧНЕЕ — НЕ ДЕЛАТЬ… УНИЗИШЬ ЕГО — ОН ЖЕ ОТ ТЕБЯ НЕ ОТСТАНЕТ ВООБЩЕ НИКОГДА.
— Это будет только между мной и им. Это мне и нужно… — проговорил я.
— Что-что? — удивленно переспросил меня Рикович, который как раз поднес мне пистолет: здоровенную колесцовую дуру времен очаковских и покорения Крыма.
На самом деле — век эдак шестнадцатый-семнадцатый, но кому это интересно?
— Ничего-ничего. Как этим пользоваться? — я ткнул пальцем в сей экзотический карамультук.
Кстати, изящный такой карамультук, с насечкой, инкрустацией и здоровенным шаром из слоновой кости на рукояти — для баланса, похоже. Наверное, если взять его за дуло — можно хорошо так по башке надавать врагу. Или если швырнуть — тоже больно будет.
— Ты что же — не тренировался? — глаза Ивана Ивановича стали буквально квадратными. — Ты идиот, Пепеляев? Если он тебя убьет…
— То ты ничего не будешь делать, — погрозил я ему пальцем. — Слышал мое последнее желание? О теле позаботится Вишневецкая. А ты потом ожившего покойника встретишь и чаем напоишь, однако. Кстати, мне нужны деньги, готов ударно поработать на зимних каникулах. Да и сейчас, если на выходные подыщешь что-нибудь — я согласен…
— Какие, к черту, выходные… А-а-а, у тебя туз в рукаве, да? — он покивал своим мыслям. — Ладно. Но если сдохнешь — я попрошу, чтоб тебя кто-нибудь оживил — и опять убью. Слишком много на тебе завязалось, Пепляев, слишком много… Ну, это — дела будущего. Смотри: вот тут вот взвести, вот сюда нажать. Целься чуть ниже, примерно ему в яйца, тогда попадешь в грудь. Рука у тебя твердая — справишься.
Я молча кивнул и снял с себя пальто, подал его Ивану Ивановичу, оставшись в жилетке и белой рубашке, и забрал у секунданта пистолет. Нормально он лежал в руке, удобно. Приятная такая тяжесть. Рикович хлопнул меня по плечу и двинулся к Вишневецкой. Яся о чем-то у него спросила, но он покачал головой: может, она ко мне подойти хотела?
— ЕСЛИ ПУЛЯ НЕ ПРОБЬЕТ МОЗГ НАСКВОЗЬ — СПРАВЛЮСЬ, — подал голос дракон. — НО ПООБЕЩАЙ МНЕ, ЧТО МЫ СОЖЖЕМ ИХ ВСЕХ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ!
— Если рыпнутся — будем жечь, — сказал я. — Надоели мне эти игры. Теперь мы знаем, с кем имеем дело.
— ТЫ ОБЕЩАЛ!!! — обрадовался дракон.
— К барьеру! — махнул рукой Савелий Волк-Ланевский.
От края арены я пошел к барьеру, согнув правую руку с оружием в локте и направив ствол пистолета вверх.
Барьер располагался шагах в десяти и представлял собой что-то типа буквы П из темного-темного дерева. Я в мельчайших деталях видел Кшиштофа, его красивое, но рыхлое, налитое кровью лицо и красные глаза. Капельки пота на его носу и лбу, слипшиеся длинные волосы… Он что — пил перед дуэлью? Или употребил еще что-то? Радзивилл двигался танцевальной походкой бывалого бойца, он целился в меня, держа пистолет на вытянутой руке, и тоже — ловил каждое мое движение. Кшиштоф имел право пальнуть в меня в любой момент, не дожидаясь выхода к барьеру.
Я — тоже.
Но никто из нас не стал стрелять до поры — слишком далекое расстояние. Добравшись до стрелкового рубежа первым, я стал боком, так, чтобы мой силуэт был как можно меньшим, и прикрыл пистолетом голову.
— Ну, стреляйте! — закричал кто-то нервный со зрительских мест. — Стреляйте же!
Пот с носа Кшиштофа капал на землю и на его желтые сапоги. Он всё целился в меня, подходя шаг за шагом к барьеру и держа пистолет на вытянутой руке, и, наконец, когда его пышный кунтуш узлом на поясе коснулся деревянной планки — нажал на спусковой крючок.
Выстрел из колесцового пистолета звучит так: щелк-бах! Это ведь не из «макарова» палить, там механизм должен провернуться… Я предполагал нечто подобное, некоторой теоретической подготовкой ведь озаботился заранее, а потому — был готов. Ровно в тот момент, когда раздался первый щелчок, и я увидел в глазах Радзивилла торжество (как же, я ведь даже не опустил пистолет, а он был уверен, что попадет в меня и убьет), и выстрелил — в небо, даже не потрудившись направить дуло в сторону противника.
В следующую секунду я почувствовал удар и рухнул на арену. И свет померк.
— Ты точно его подлечишь? — раздался мой голос. — Идиот же.
Я открыл глаза и увидел… себя! Не себя, который прям я, а Гошу Пепеляева. Он — безбородый, в оливковой форме Поискового батальона, со всклокоченной рыжей шевелюрой и в тяжелых ботинках с развязанными шнурками, он устроился в бордовом облупленном кресле, точь-в-точь в таком же, как Кшиштоф Радзивилл в буфете Дворянского собрания.
Напротив него расположился дракон — просто на заднице своей сидел, обвив хвост вокруг ног. Красивая тварь все-таки, хоть и страшная до чертиков. Зеленый, чешуйчатый, размером с крупного такого носорога. Физиономия выразительная: глаза горят, зубы — что твои кинжалы, дым из ноздрей, и вот это вот всё.
— ПОДЛЕЧУ, — отмахнулся лапой дракон. — ПОХУДЕЕТ, ПРАВДА, КИЛОГРАММА НА ДВА. ПУЛЯ ПРОБИЛА БИЦЕПС ПРАВОЙ РУКИ И ЗАСТРЯЛА МЕЖДУ РЕБЕР. В ОБЩЕМ-ТО ОН УМНЫЙ, ХОТЬ И ИДИОТ. ВСЕ ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛ. И ТАК БЫ ПОПРАВИЛСЯ, НО У НЕГО, ДУРНЯ, УРОКИ ЗАВТРА…
— Так, ребята, что это за педсовет тут такой? — я встал и тут же сел — что-то ударило мне под коленки.
Это оказалось дерьмовое бордовое кресло. Точно такое же, как у Гоши. На мне, правда, был надет костюм в клеточку, да и борода имелась, а так-то мы с этим парнем выглядели совершенно идентично.
— ЭТО ТВОИ… МОИ… ЕГО… НАШИ, В ОБЩЕМ — НАШИ ЧЕРТОГИ РАЗУМА. НУ, ИЛИ БРЕД ВОСПАЛЕННОГО СОЗНАНИЯ, КАК УГОДНО, — любезно пояснил дракон. — ТЫ ВОТ ЧТО МНЕ СКАЖИ: ЧТО ДАЛЬШЕ ДЕЛАТЬ БУДЕШЬ?
— Выздоравливать, — пожал плечами я. — Детей учить. Дачу ремонтировать. Жениться — это если в долгосрочной перспективе.
Чертоги разума выглядели так, будто со всех сторон включили лампы дневного света, из дым-машины напустили туману, чтобы скрыть пол, и запихали во все это два кресла и нас троих. Так себе обстановочка, бедновато. Я бы даже сказал — скудненько!
— А с Радзивиллами что делать будешь? — спросил Гоша. Его скромность обстановки, видимо, не смущала. — Кшиштоф ведь не отстанет. Ты зря не стал стрелять в него, теперь он будет думать, что ты оказал ему неуважение. Теперь тебе только смерть инсценировать остается. Если получится — тогда да. Тогда можно бы…
— ИДИОТ! — сказал дракон. — ВЫ ОБА — ИДИОТЫ. ОН ЖЕ НЕКРОМАНТ, КАКАЯ ИНСЦЕНИРОВКА? РАСКУСИТ ПО ЩЕЛЧКУ ПАЛЬЦЕВ!
— Кшиштоф — не отстанет, — согласился я. — Но воевать со всем Несвижем не придется. По факту все честно — я получил пулю, я проиграл, смыл оскорбление кровью. А то, что, фактически, снова унизил их непутевого отпрыска, продемонстрировав нежелание сражаться с ним — так это смотря с какой стороны глянуть. Может, я сам сдался, признавая их могущество, и они потешили свое тщеславие и успокоились? Понимаешь, какая штуковина, если бы Радзивиллам, как клану, Вышемир действительно был бы настолько нужен — то…
— … поддержать племянника явился бы сам Николай Доброй Ночи! — обрадовался Гоша. — Точно! Это все — инициатива самого Кшиштофа или — его отца, который специально стравливает между собой своих сыновей, пытаясь выявить наиболее перспективного. Кто-то из них станет наследником клана — потом, в далеком будущем! Как вам версия?
— Это почему? — тут уж настало мне время удивляться. — Наследовать должен ведь сын главы, или как оно устроено?
Дракон, кстати, тоже с интересом уставился на Гошу. Вот ведь — альтер-эго! Вроде бы все, что знает он, знаю я, но…
— Прозвище у него — Доброй Ночи — недаром! Детей у главного Радзивилла нет! И не будет… Я не помню, ну… — Гоша закинул ногу на ногу и помотал ботинком в воздухе. Шнурки тоже помотались. — Ну, бывает — забыл и всё! В армии что-то рассказывали. Он не то киборг, не то пидорг…
— Да ну, бред. Не бывает магов-киборгов! — отмахнулся я. — Но теория интересная. У них там, получается, внутриклановые Голодные игры, да? Кто из молодого поколения поимеет самый большой кусок — тот и станет наследником? А ну, как не один Кшиштоф в Великом Княжестве нынче шустрит? Сколько таких Вышемиров сейчас — больших и маленьких — в Беларуси, Жемайтии, Ливонии?
— БУДЕМ ЖЕЧЬ? — поинтересовался дракон и забил хвостом. — МОЖЕТ, НАС С ВАМИ СЮДА ДЛЯ ЭТОГО И ПОСЛАЛИ? МОЛ, СИЛЬНО ОБОРЗЕЛИ РАДЗИВИЛЛЫ, НАДО БЫ ИМ УКОРОТ ДАТЬ? МЫ, ДРАКОНЫ, ПРОСТО ТАК В МИР НЕ ЯВЛЯЕМСЯ, У НАС ЭТА, КАК ЕГО… СВЯЩЕННАЯ МИССИЯ. БАЛАНС СОХРАНЯТЬ!
— Будем собирать информацию, — сказал я. — Врага нужно изучить. Пока это все — голые теории, ребятки.
— Если ты знаешь врага и знаешь себя, тебе не нужно волноваться за исход сотни сражений! — проговорил Гоша, явно цитируя Сунь Цзы.
— СРАНЫЕ УМНИКИ… — огорчился дракон. — ВОТ И РАЗБИРАЙСЯ ТЕПЕРЬ СО СВОЕЙ НЕНАГЛЯДНОЙ САМ ТОГДА!
— … ы-ы-ыть! — я широко распахнул глаза и резко сел на заднем сидении электрокара. — Однако!
— Однако? — Ядвига, сидевшая рядом в той самой шубке, которая была залита кровью (похоже — моей), ошарашенно уставилась на меня. Глаза ее метали громы и молнии. — Вот как? Пепеляев, я тебя сейчас сама убью!
— Это можно, — согласился я. — А куда мы едем?
«Урса» тряслась по ухабам проселочной дороги, в окнах мелькали голые стволы деревьев.
— Домой едем, хозяин! — с водительского сидения на меня обернулась собачья рожа. — Нормально все будет! А хозяйка — не убьет, она — добрая. И симпатичная! И пахнет хорошо. Классная хозяйка!
— Лучшая в мире, — согласился я. — Ты ведь не сбежала, да?
— Не сбежала, — кивнула Яся и погладила меня по голове. — Хотя я теперь и знаю, кто ты.
— И как тебе? — поинтересовался я, снова откидываясь на сиденье и наслаждаясь нежными прикосновениями Вишневецкой.
— Ничего не понятно, но очень интересно! — призналась девушка. — Ты страшный. Но красивый. Ты дракон, да? Это как вообще?
— Так как-то, — ответили мы с драконом. — Оно само.