Это было даже забавно: чтобы подтвердить статус аристократа — нужно обязательно ехать в Гомель. Гомель — город губернский и насквозь земский! Но Дворянское собрание располагалось именно тут. И всем ясновельможным панам и напыщенным баринам приходилось покидать уютные песочницы своих юридик и ехать в махровую земщину, где — подумать только! — им необходимо в одних и тех же очередях с простолюдинами заряжать электрокары на общих станциях, столоваться в ресторанах, где нет отдельного зала для привилегированных сословий!
Конечно, в земщине в общем и целом значимость зависела от наличия денег — капитала материального или связей, авторитета и репутации — капитала социального. И дворяне даже без сословных привилегий и магических способностей в этом плане могли дать фору огромному большинству мещан, но… Даже сама возможность равенства претила некоторым чересчур аристократичным натурам.
Так что если уж такому отпрыску древнего и могучего рода и требовалось по делам заехать в губернский центр, обычно это происходило в закрытом кортеже из бронированных электрокаров. Никаких летающих машин на кристаллических магонакопителях: в земщине будьте добры по бренной земле передвигаться!
Меня такие вещи вообще не напрягали. Я и аристократ-то без году неделя, да и вообще — в Гомель поехал на электричке. Чтобы «Урсу» не гонять. Ладно, если честно — в здешнем Гомеле движение на дорогах было даже более дуроватым, чем в привычном мне областном центре родной Синеокой Республики. А тонкости местных ПДД я до сих пор не уяснил, и то, что прокатывало в провинциальном небольшом Вышемире и в разудалой вольнице Мозыре, в Гомеле могло подвести меня под монастырь. Ну, или, как минимум, стоить разбитой машины. Ни денег, ни времени на починку, ни тем более желания остаться без единственного средства передвижения, которое гарантировало мне регулярные встречи с Вишневецкой, я не имел. Поэтому — доехал из Вышемира в Гомель в пролетарских условиях пригородного поезда.
Ну, бабули с клунками, студенты с музыкой, деды с велосипедами и вместо цыган — снажьи бабы в странных одеяниях и с кучей детей. Интересно, как тут вообще обстояло дело с кочевым народом? Может, и не вышли они вовсе из Индии в свое время? Я слыхал, что чёрные уруки в Государстве Российском жили таборами и кочевали вдоль трактов — местного аналога федеральных трасс — останавливаясь на окраинах аномалий и в сервитутах. Но уруки — это, скорее, кто-то вроде команчей или там — новозеландских маори пополам с конан-варварами, чем представители народа рома.
В общем, у меня хватало, о чем поразмыслить в дороге, разглядывая осенние пейзажи за окном.
Потолкавшись в тамбуре, я спрыгнул на перрон, отошёл чуть в сторону, вдыхая с детства приятные мне железнодорожные запахи, потянулся… Эх, хорошо! Ни одна зараза не определит в рыжебородом типе в «оливе», берцах и с рюкзаком за плечами цельного рыцаря и владетеля собственной юридики! Так, один из многих демобилизованных в связи с окончанием полномасштабных боевых действий на Балканах. Война, кстати, действительно почти закончилась сама собой вместе с быстро издыхающей Балканской Федерацией — и это было хорошо.
— Добрый день, сударь. Старший сержант Кочевряженко, железнодорожное управление милиции города Гомеля… Ваши документики, пожалуйста!
— Однако! — сказал я и полез во внутренний карман кителя.
В земщине в ходу были самые обычные бумажные паспорта, для выезда в сервитут, опричнину или любую юридику полагалось оформлять себе либо ай-ди браслет, либо идентификационную пластиковую карточку. Паспорт у меня имелся, я протянул его стражу порядка, и тот внимательно его пролистал, а потом достал планшет и медленно стал вбивать туда данные.
— Что-то не так, това… — я вовремя дёрнул себя за язык, едва не обозвав его «товарищем». — Господин милиционер?
— А-а-ага! — он удивлённо пялился то в планшет, то на меня. — Тут какая-то ошибка? Вы дворянин? Но почему тогда… Хм! Нет, все правильно, комиссован из действующей армии по контузии, бла-бла-бла… Но…
— Дорогой вы мой человек, — сказал я. — Аристократом я стал совсем недавно, буквально — пару дней назад, и — если быть честным — для меня это скорее большой геморрой и головная боль, чем радость жизни. Скажите, у вас ко мне есть какие-то претензии или подозрения? Мне просто сильно-сильно нужно попасть в дерьмовое Дворянское собрание, оформить бумаги и бежать обратно на поезд — он у меня через три часа. Мне в Вышемир надо, я бабе Томе обещал теплицу убрать.
— Дворянское собрание? Теплицу? — сержант Кочевряженко смотрел на меня как на идиота, а потом его лицо заметно расслабилось: — Не успеете за три часа точно. Можете пойти сразу взять билет на вечерний гродненский пассажирский. В этом Дворянском такие крючкотворы сидят, у-у-у-у… Они вас замордуют!
— Да? — у меня тут же испортилось настроение. — Что — все так плохо?
— Я брата из юридики прописывал сюда, в Гомель, а это через них делать надо… У-у-у, там беда бедой. Но есть один плюс, — он вручил мне паспорт. — Буфет у них хороший. Кофе варят настоящий, африканский, и колечки заварные с творожным кремом у них — отличные. Когда этот террариум вас достанет — обязательно вспомните мои слова. Всего хорошего, господин Пепеляев-Горинович. Надеюсь, когда вам подпишут все бумаги, вы останетесь нормальным человеком.
И ушел. Вот и думай — зачем мне нужна была эта встреча?
Постояв немного, я вышел через арку на Вокзальную площадь и по Замковому проспекту зашагал к Дворянскому собранию, очень надеясь, что милиционер ошибся, и все не так страшно. Или, например, что для меня, как для аристократа, все будет несколько быстрее. Собрание-то, в конце концов, дворянское!
— На кой черт тебе Вышемир? — на чистейшем русском спросил Кшиштоф Радзивилл.
Эта встреча в буфете была для меня действительно серьёзной неожиданностью. Я устал, как скотина, бегая по кабинетам, заполняя бланки и подавая заявления. Мне казалось — в таком мире, как Твердь, при здешних-то технологических и магических возможностях, никаких проблем быть не должно! Но! Дворянское собрание не зря размещалось в земщине. В родословную книгу, которая хранилась в Александровский Слободе при дворе Государя, меня внесли чуть ли не мгновенно — и дистанционно. Тут хватило свидетельства Вишневецкого и подтверждения от Риковича. И в своей личной юридике я мог делать все, что угодно и с какой угодно скоростью. Но тут…
— Домовая книга на особняк у вас есть?
— А где план-схема от землеустроительной службы?
— Нужна справка о составе семьи с места предыдущей регистрации.
— Заполните форму номер шесть на каждого из проживающих в юридике на момент вашего вступления в права собственности… Конечно, вы могли прислать поверенного в делах… Ах, у вас нет поверенного? Что ж, тогда вам в кабинет номер восемьдесят два, на третий этаж, там вам дадут список из семи сотен четыреста девяноста двух необходимых справочек…
Пока я проходил все эти круги ада и терся в кабинетах, мне в голову пришла догадка: они просто отыгрывались на мне! Эти клерки ненавидели аристократов, им доставляло истинное удовольствие мучить тех, кто обладал правами и привилегиями, недоступными простым смертным. А поскольку всякие магнаты и князья сами такими делами не занимались, отдавая их на откуп тем самым поверенным, то гроздья гнева чиновничьего обрушивались на только-только получивших личное дворянство магов, прошедших инициацию второго порядка, и на таких, как я — мелкопоместных аристократов из свободных родов.
Стоит отметить — свободных родов, не состоящих ни в одном из великих кланов, практически и не существовало. Наверное, в великом княжестве на пальцах руки их можно было пересчитать, и чаще всего — либо такие везунчики сидели на каком-то действительно ценном ресурсе (как, например, Старобинские — на калийной соли), или — были магами уникальной специализации и невероятной силы. Ну, и я ещё теперь имелся, весь из себя уникальный. Уникальный и взмыленный: я устал, как собака, пока бегал. И когда оказалось, что некая Татьяна Никифоровна, которая должна была поставить последнюю треугольную печать, чтобы мой домен в утвержденных границах наконец стал экстерриториальным владением некоего Георгия Серафимовича Пепеляева-Гориновича и его прямых наследников, ушла на обед, то это стало последней каплей.
Я пошёл в буфет есть колечки с творожным кремом и пить африканский кофе.
А тут, в этой обители казенной земской роскоши, среди пыльных портьер, политуры и ковровых дорожек, за самым дальним от прилавка столом, уставленном целой батареей бутылок из-под алкоголя, в потертом бархатном кресле восседал Кшиштоф Радзивилл собственной персоной, без охраны и без вечного Жевуского.
— На кой черт тебе Вышемир? — вот что он спросил, буравя меня тяжёлым взглядом.
Он не был мертвецки пьян, нет. Его поза, выражение лица, жесты — все этого говорило о том состоянии насыщения организма этанолом, которое принято называть «в лёгком подпитии».
— Чего ты в него вцепился? Что, мало городов в России? — он двинул ногой под столом, и ещё одно кресло, напротив, со скрипом отъехало, приглашая меня присесть. — Иди сюда, Пепеляев. Поговорим начистоту.
— Возьму творожных колечек и сразу приду, — кивнул я.
В конце концов — почему бы и нет? Здесь, в этом мире, похоже, ведение странных бесед становилось неотъемлемой частью моей жизни… Буфетчик глядел на нас с плохо скрываемым страхом. Ладно, ладно — не на нас, на Радзивилла. Работник общественного питания протирал лысину на башке мокрым насквозь платком, моргал обоими глазами сразу и много суетился.
— Чего изволите-с? — никогда до этого я не слышал этого лебезящего «-с» в конце.
Ничего такого — это всего лишь сокращение от «сударь», но звучало подобострастно. И, конечно, он не ожидал услышать в качестве ответа запрос на творожные колечки и кофе. Судя по батарее напитков не менее, чем сорокаградусной крепости, которые расположились перед Радзивиллом, буфетчик думал, что я закажу абсент, не иначе. Но кофе сделал, и на мою попытку забрать заказ с прилавка снова засуетился:
— Бросьте, бросьте-с! Я сам все принесу!
Так что я прошёл к столу Радзивилла, снял китель, повесил его на спинку кресла и сел. Кшиштоф в это время с хрустом откручивал пробку у очередной бутылки. Пил он что-то дешевое, никак не соответствующее статусу «некоронованных королей Литвы». Не гоблинское бырло, конечно, но и не «Вдова Клико» однозначно.
— Итак, Пепеляев… У меня, получается, три основных вопроса, — молодой Радзивилл набулькал себе в стакан водки, принюхался и сморщился.
Отсутствие этой принятой в кругах ополяченной шляхты белорусско-польско-русской говорки меня задело особенно сильно. Ну, такой феномен я наблюдал и в моей Беларуси: большая часть тех, кто показательно использовал родную мову на людях, в обиходе предпочитали русский язык. Я всегда легко мог переключиться с одного государственного языка на другой и вполне поддерживал идею про то, что «кали вы не ведаеце беларускую мову, то у вас няма сэрца, а если не говорите по-русски — то у вас нет мозга». Бесило лицемерие!
— Вопрос первый: зачем тебе Вышемир? Занюханный, загаженный городишко, в котором живут пятьдесят тысяч дебилов! Я ведь вижу, что ты делаешь, только не понимаю — как? — он хэкнул, выдыхая, и влил в себя огненную воду, скорчил рожу и стукнул стаканом по столешнице. — Это как у Воннегута… Знаешь этого кхазада? Он писал про такое вещество, какой-то особый лед… Ну, мол, бросишь крупинку в ведро с водой — и она вся мигом кристаллизуется. Вот ты и есть эта сраная крупинка.
— Это первый вопрос, понятно, — я разболтал сахар в кофе, отпил глоток и откусил хороший шмат колечка с творогом.
На самом деле не обманул милиционер. Было вкусно!
— Второй вопрос: кто ты есть такой? — он мигом набулькал себе ещё водки. — Ты думаешь — все вокруг тебя идиоты? Думаешь, никто не понимает, что героический поисковик, потомок древнего захиревшего рода и самая обычная нулевка не сумел бы всего этого натворить, м? Ты врезал мне лопаткой по лицу! Мне!!! Ты что — бил со скоростью звука?
— И третий вопрос? — честно говоря, меня пробрало.
Как в той присказке: задаёшь умные вопросы — получаешь умные ответы. Кшиштоф-то точно не был идиотом. Его образ кутежника и алкоголика, похоже, не совсем соответствовал действительности. Да и вообще — может ли некромант быть мертвецки пьян? Как на магов действует алкоголь? И если он так быстро разобрался со следом от МПЛ на своей панской физиономии — то почему бы ему не сделать из своего лица постоянно похмельную рожу? Но — зачем? Так или иначе — в моем случае он копал в правильном направлении, просто не знал, чего ищет.
— Третий вопрос… — Радзивилл поднял стакан и посмотрел на меня сквозь стекло и водку. — На кого ты работаешь? Нет, не так… Работаешь-то ты с Сыскным приказом, это понятно… Отличное кстати, прикрытие, красиво придумал. Вроде и внештатный консультант, а вроде и на государевой службе! Самое оно! Сколько занес? М-м-м-м… Не важно, не важно. Так вот, на кого работаешь — это неправильный вопрос. Правильный вопрос звучит так: кто за тобой стоит?
— ЙА-А-А-А-А!!! — взревел дракон, пытаясь вырваться наружу, и я даже зубами скрипнул, сдерживая рык и не давая ему материализоваться.
Рев остановился у самой гортани, пламя замерло в груди, крылья, которые едва-едва не распахнулись за спиной, свернулись в клубок и сжались, скорчились где-то в районе лопаток… Я почувствовал, как на лбу у меня выступает горячий, обжигающий пот, и прикрыл глаза — не хватало ещё полыхнуть на Радзивилла своими чудо-буркалами…
И, бесы меня побери, Радзивилл аж подобрался! Он в своём кресле вдруг напружинился, его глаза прищурились, Кшиштоф весь стал похож на дикого зверя, легендарного пардуса перед прыжком! Он что-то почуял, точно!
— Та-а-ак! — сказал он. — Тут ведь все гораздо сложнее и гораздо проще одновременно!
Я вытер салфеткой лоб и взялся за чашечку кофе. Чашечка дрожала у меня в руках. Скотина дракон, а? А Кшиштоф — тоже скотина, но несколько другого плана: он был из тех людей, для которых разговор — это всегда монолог. Можно было особенно в нем не участвовать, просто дать ему высказаться. Мне-то это было как раз на руку, да.
— Знаешь, о чем я подумал, когда ты спалил тех бандитов? — поза Радзивилла снова приобрела некую вальяжность. — Я подумал, что на войне у тебя всё-таки произошла инициация. Такое бывает, редко — но бывает. Иногда первый порядок инициируется после двадцати одного, а второй — сразу следом за ним. И скорее всего инициация твоя — двойная, а то и тройная. У перестарков такое бы… Ну, сформировавшаяся личность, четкие направления развития… Ставлю сто против одного — ты пиромант и боевой маг! Пиромантия у тебя, Пепел, в крови! А боевой маг — потому что ты отбитый на всю голову поисковик, вы там без лопатки даже в сортир не ходите, да? А ещё — у тебя есть артефакт, ты нашёл его на Балканах — какой-то индивидуальный негатор, который скрывает твой и только твой дар, да? И ты его носишь с собой… Например — иногда на шее, а иногда — в этой твоей тросточке.
— ХИТРЫЙ ПАНСКИЙ СУКИН СЫН! — удивился дракон. — ИШЬ, КАК, НЕ ИМЕЯ УСЛОВИЙ, РЕШИЛ УРАВНЕНИЕ!
— Однако, пан путает небо со звездами, отраженными в поверхности пруда, — усмехнулся я. — Я могу честно ответить тебе на твои вопросы, но потом ты должен сделать для меня то же самое. Должен ведь я понять, с какой целью меня пристрелят через пару дней.
— О, кур-р-р-рва… — Кшитоф потёр лицо ладонями. — Ладно, ладно. Давай — ты первый. Клянусь, отвечу честно, но тебе от этого будет не легче. Итак, зачем тебе Вышемир? Ты хочешь сделать его своей юридикой? У тебя есть инвесторы для нефтедобычи?
— Нет, я не собираюсь делать его юридикой, земское самоуправление меня вполне устраивает. Нет, у меня не имеется инвесторов для нефтедобычи, — такие люди, как он, все меряют по себе, вот и все. Он просто не сможет поверить, что я был с ним честен! Да и наплевать. — Вышемир моя родина, ясновельможный пан. Я там родился и вырос. Днепровский кручи, тихие улочки, раскидистые каштаны на Земской, бабушки у подъездов и пацаны на турничках — это моя родина. Я хочу, чтобы моя родина была тихой, спокойной, чтобы дети каждый день ходили в школу, старики — в поликлинику, а мамы с колясками гуляли по тротуарам и никого не боялись. Чтобы горели лампочки, и в кранах текла вода, а на улицах подметали листья дворники. И я сделаю для этого все возможное. Это — мой любимый город.
— Пся крев! — выругался он. — Играешь со мной? Ла-а-адно, ладно… Я не отступлюсь, слышишь? Вышемир — это мой проект, я на него поставил все, что у меня было. Так и знай — я тебя уничтожу. А потом и всех остальных! Это — мой путь, Пепел. Не стой на моем пути!
Он вскочил, пинком отшвырнул стул, зыркнул на буфетчика и ткнул в меня пальцем:
— Вот он расплатится, — и широкими шагами вышел за дверь.
Однако, какая все-таки скотина!