Кэл бежал с холма.
Ноги проваливались в рыхлый снег. В ушах стоял не свист — ветра не было, — но давящий гул и стук крови. Лямки рюкзака впивались в плечи даже сквозь набитую синтепоном куртку, а его днище с силой било по ногам. Казалось, с каждым шагом вниз он становился все тяжелее и тяжелее — и скоро под его весом Кэл упадет и покатится с холма под хруст собственной шеи.
Но Кэл не падал.
Он продолжал бежать, рывками отдаляясь от нагоняющего его тумана.
Оборачиваться не требовалось — Кэл знал, что туман спускается с холма вслед за ним. Ощущал его вязкое дыхание, слышал скрип его шагов на снегу. Туман извивался и полз вниз, смеясь над попытками Кэла его опередить. Насмехаясь, давал фору… Как хищник, загоняющий жертву в западню.
Деревня внизу была видна так отчетливо, но почему-то совсем не приближалась…
Кэл бежал с холма.
Кэл бежал от смерти.
Он никогда не походил на своих родителей.
Отец его был задумчивым и тихим человеком. Меле Мо’олело — хранитель знаний островов, — он занимался в основном архивной работой. Не сыскать такого потустороннего создания на Гавайях, которого бы отец не знал. Большую часть времени он проводил в кабинете, разбирая архивы, или в ратуше с охотниками. Очень худой и невысокий, отец говорил негромко, никогда не повышал голос, много молчал. В общине считалось, что он лучше всех умеет слушать. Местные вообще часто приходили в ратушу просто так — рассказать о своих проблемах, спросить у него совета.
Мама Кэла взяла многое от предков маори — маленькая, очень смуглая, она говорила на маорийском, пела «вайатахака», играла на путатаре, занималась керамикой, искусно мастерила амулеты и считалась немного себе на уме. Отец называл ее «творческой личностью» — Кэл этим очень восхищался — и уважал ее границы. А границ у матери было много: она любила работать и гулять одна, на семейных шумных посиделках скучала и хорошую книгу предпочитала хорошему разговору. Ей не стоило давать советы, потому что она и так всё знала, но и сама давать их не любила. В общине ее немного опасались.
Кэл же с детства был высоким и плечистым, с громким голосом и раскатистым смехом. Он любил разговаривать — много и с удовольствием, любил семейные вечера, подвижные игры, баловаться, ненавидел бумажную работу и ныл, когда приходилось читать, а керамика легко ломалась в его руках. Поставь их троих рядом — и не поймешь, что он их сын.
Ни на бабушку, ни на своих дядь он тоже не походил — все были разными, но и среди них Кэл все равно выделялся. «Ты привлекаешь больше внимания, чем святилище во время службы! Уймись, пожалуйста!» — ругалась бабушка, грозя, что иначе позовет деда.
На дедушку… Что ж. Возможно, больше всего он перенял от него.
Когда внуку исполнилось пять, Аилани Махелона заставил его просидеть до рассвета над списком всего, чего он боится. Вставать или выходить из зала, даже попить или в туалет, — запрещалось. На улице в ту ночь был ливень, а с горы до общинного дома доносились раскаты грома — словно где-то там, наверху, бушевал Кане-Хекили. По ногам дуло, было влажно и холодно, и час за часом Кэл уныло пытался придумать, чего же он боится. «Проиграть турнир по стрельбе» и «что бабушка узнает о том, кто разбил в октябре фонари» дедушку не устроят — пусть пятилетний, Кэл уже это знал. Дедушка всегда хотел от него ответов, которые Кэл не до конца понимал, даже когда их получалось дать.
Дедушка был молчаливым, строгим и даже немного злым. У него не хватало левого глаза и двух пальцев, но Кэлу казалось это о-о-очень крутым. Он уважал дедушку безмерно, но почему-то совсем не боялся — хотя всем, даже бесстрашной маме, он чуть-чуть внушал ужас.
Чего я боюсь:
1.
Может, дедушка хочет, чтобы он написал «духов»? Может, даже какого-то конкретного? Того, которого на прошлой неделе поймал дядя Накоа? Но Кэл его не боялся. Кэл вообще никаких духов не боялся, несмотря на то что ему еще не позволяли участвовать в изгнаниях. А он очень, очень хотел!
Кэлу только-только пять, но он уже знает, что он сильнее, чем духи. Все это знают.
Однажды он подслушал, как бабушка говорила маме, что в нем слишком много ки — бабушка была наполовину японкой — и что им, как родителям, будет сложно его воспитывать. Кэл почти обиделся — ничего не сложно, он уже лучше всех стреляет, а в лесу ориентируется не хуже дяди Кеахи! А то, что ему не хватает терпения досидеть до конца служб, или то, что он убежал с прошлогоднего хоо’купу и его искали всей деревней, — ну, так он уже объяснял, это не его вина, он просто увлекся!
Ничего не сложно. Кэл сильный и ничего не боится.
Так он и сказал дедушке, когда тот пришел на рассвете.
Оказалось, ответ неверный.
— Есть одна-единственная вещь, которой тебе надо бояться, — опасно сузив глаза, процедил тот. — И если ты ее не боишься, тебе придется научиться ее бояться. Потому что без этого страха ты не станешь жрецом. Не успеешь. Тебя убьет первый же навилиолело.
Навилиолело — Пожиратель языков — был любимой пугалкой дедушки.
— Ну и чего я должен бояться-то? — лениво спросил Кэл, потому что устал, замерз и не понимал, чего дедушка опять от него хочет.
В ответ ему прилетел сильный, как удар храмовой колотушкой, подзатыльник.
— Умереть, — раздался над Кэлом ледяной голос. — Ты должен научиться бояться смерти.
Кэл научится этому годом позже.
Еще позднее, уже в Управлении, его будут называть «бесстрашным», «парнем со стальными нервами», «хладнокровным». Американские агенты считали, что если он контролирует ситуацию, действует на опережение, не поддается страху, то, значит, его не чувствует.
Американцы ошибались. Возможно, потому и умирали: они терялись, когда сталкивались со страхом, думая, что не должны его чувствовать вовсе.
Секрет, которому из года в год учил Кэла дед, был в том, чтобы познакомиться со страхом, понять его, научиться узнавать в лицо. Различать, когда он твой враг, парализующий мысли, а когда — помощник, спасающий тебя от смерти. «Страх смерти, — говорил дед, не скупясь на затрещины, — это твой лучший друг. Не прислушаешься к нему — помрешь, понял?»
Кэл понял. Поэтому Кэл боялся смерти — и для него этот страх не был чем-то новым.
Он достиг границы деревни бегом — большими крепкими шагами, несмотря на то что хотелось валиться с ног, а мышцы рвало огнем.
В низине было тихо. Пустынно. Стоило войти в деревню, как корявая улочка с рассыпанными по ней домами молча повернулась к нему мертвым взглядом окон. Кроме собственного тяжелого дыхания — вдох-выдох, оседающий в воздухе пар, — ничего не было слышно. Кэл оперся грязными багровыми руками о колени, выравнивая дыхание и возвращая деревне подозрительный взгляд. Все те же повалившиеся частоколы, прогнившие стены, съеденные временем и погодой крыши… Все точно такое же, каким было, когда он уходил.
Снег медленно опускался крупными белыми хлопьями.
Кэл медленно разогнулся, пристально вглядываясь в немые хижины.
Или нет?
Он поудобнее перехватил нож, не удосужившись стереть с него остатки черной дряни. И двинулся вдоль домов — одинокая живая фигура посреди погребенной в белом цвете деревни, — напряженно прислушиваясь: не раздастся ли рядом звук, выдающий чье-то присутствие. Снег, идущий без остановки, укрыл все вокруг, спрятав улики: Кэл, словно первопроходец, прокладывал свои следы по непотревоженному белому полотну.
Хотелось бегом преодолеть расстояние до развалюхи Мойры и увидеть знакомые лица, быстрее рассказать о произошедшем, предупредить, обезопасить. Но неуловимая неправильность пейзажа заставляла Кэла делать медленные, осторожные шаги. Развитая годами охотничьей работы внимательность цеплялась за каждый неподвижный угол. Дом Мойры находился по правой стороне, ближе к центру улицы, и, чтобы дойти до него, надо было преодолеть черные окна и беззубые дверные проходы — но, глядя на них, Кэл ощущал растущее внутри напряжение. Он успел миновать два дома, когда краем глаза заметил тусклый блеск слева; свернул к изгороди и, остановившись, наклонился. Ну черт возьми.
Он поднял с земли фонарик — один из тех, что они привезли с собой. Ощущение чего-то неправильного перестало быть ощущением — и превратилось в мрачное ожидание беды.
Прозрачный пластик треснул по центру, будто фонарем прицельно по чему-то били.
— Что ж, — пробормотал Кэл, убирая фонарь в карман и угрюмо глядя на деревню.
Та замерла под безжизненным небом, ожидая, какой из ее страшных секретов он откроет первым.
Он двинулся дальше по улице.
— Уходим, — неожиданно сказал Доу, не опуская пистолет и продолжая вглядываться в то, что скрывалось за деревьями. В голосе его звучала… Кэл не стал бы называть это паникой. Скорее, нервозностью. Но очень и очень сильной нервозностью. — Быстро. Оставь вещи. Надо уходить.
Или все-таки стал бы.
Кэл мгновенно схватился за рюкзак и не спросил причину. Доу видел в темноте намного лучше него. И если там, в этой темноте, крылось что-то, что заставляло его говорить с таким страхом, то им действительно нужно было уходить.
— Оставь! — Доу начал двигаться спиной к противоположной стороне лагеря, не опуская оружие. — Будет нас тормозить!
— Если мы не вернемся с едой, то все помрем, — отрезал Кэл, со щелчком застегивая на груди тесный ремень, и тоже схватился за пистолет. — Меня это не замедлит.
— Ты не… — Доу бросил взгляд на свой рюкзак и спустя мгновение перебросил его через плечо. — Черт с тобой! Пошли! Быстро!
Здесь произошло что-то плохое.
Чем ближе к дому Мойры он подходил, тем глубже становились следы, которые уже не мог скрыть снег. Кэл нашел обрывок куртки — синей, значит, Джемма — у одного из крылец. Ткань легла в руку немым свидетельством: дальше его ждут только плохие новости.
От дома Мойры выше по улице убегала кровавая дорожка, еле виднеющаяся под снегом, мебель была разбросана по двору, но внутри Кэла встречала еще более мрачная картина.
Двери больше не было. То, что он нее осталось, проломанное, искореженное, Кэл аккуратно обошел, стараясь двигаться так тихо, как мог. Покалеченный буфет упал на пол, рассыпав вокруг себя деревянные обломки.
— Кто-нибудь? — спросил Кэл, прекрасно зная, что никто не ответит.
Его голос одиноко замер посреди разрухи. Тишина.
«Я вернусь».
«Ага. Знаю. На пятый день с востока».
«С первым лучом солнца!»
Прошлым утром он уходил отсюда плечом к плечу с Доу, провожаемый взглядом Джеммы и тревогой Нормана.
Сегодня, без света фонарей внутри, голосов и вечных споров, дом Мойры выглядел так, будто здесь никого никогда и не было — словно все эти сто лет он так и стоял в одиночестве, а все остальное лишь плод воспаленного воображения. Во всяком случае, Кэлу так казалось — до того момента, как он увидел столовую целиком.
Пентаграммы на полу, растоптанные огарки свечей, перевернутое ведро — когда Кэл аккуратно поставил его, оказалось, что в нем еще осталась чья-то кровь, — проломленный пол, опрокинутые скамьи… Рваный спальный мешок… Что-то из их вещей, раскиданных в полном беспорядке…
Кэл наклонился, рукой проводя по темным кругам на дереве. Посмотрел на свои пальцы. Снова кровь.
Что здесь случилось?
Был ли прав Норман, уверяя, что тут нет культистов? Или, может, кто-то из еще сохранивших рассудок туристов под влиянием Самайна… Нет, надписи здесь на латыни, латынь во времена пиктов еще даже не придумали…
Стоп. Не сейчас. Кэл двинулся вглубь дома и приоткрыл дверь свободной рукой, держа наготове нож.
Потом.
Сначала разведка, потом анализ.
По спальне тоже прошел погром. Хлипкую стену, где раньше было окно, попросту проломили, правая кровать почти полностью провалилась в пол, всюду валялись вещи из рюкзаков, будто кто-то задался целью перевернуть здесь все вверх дном… Или что-то искал. В комнате Мойры на своем месте обнаружился труп — но с нюансом. Вся комната в крови и ошметках: кто-то им знатно оттрапезничал. Между досок в полу Кэл обнаружил каменную маску из пещеры: стол тоже разворотили, но, слетев с него, она не разбилась, только испачкалась в крови.
Кэл забрал ее без какой-либо брезгливости, сунул во внутренний карман куртки.
Никого…
В доме, залитом грязным серым светом из полопавшихся окон, было пусто.
Кэл вернулся в столовую и задумчиво обошел призывные круги.
Кто-то ворвался сюда. Выбил дверь. Что было дальше, неясно — возможно, взял Джемму, Нормана и Киарана в заложники и провел какой-то ритуал. Кэл не особо разбирался в западной магии и смог определить только символы планет и какие-то общие сакральные знаки. Будь при нем телефон — он бы сфотографировал, чтобы… показать Норману.
На одну секунду Кэл позволил себе почувствовать волнение — идя сюда, он думал, что потерял только одного, но Глеада отлично посмеялась над ним, забрав их всех, — но потом на корню отрубил эти мысли. Поддаваться отчаянию сейчас значило умереть.
Давало надежду одно: тел нет, а крови не так много, чтобы свидетельствовать о чьей-то смерти. Возможно, ребятам удалось отбиться — с ними была Джемма, — но Кэл, сохраняя ледяное спокойствие, подумал, что не стал бы сильно на это рассчитывать.
Кто бы сюда ни ворвался и для чего бы ни провел ритуал, какой-то из своих целей он добился, иначе Джемма бы никогда не ушла оттуда, куда скоро должен был вернуться Кэл. Кто-то ее заставил.
Только вот… Кэл обернулся ко входу. Только вот люди не умеют выбивать двери так, чтобы ломать их напополам.
Сколько они бежали? Кэл не мог сосчитать. Это казалось бесконечной гонкой — с падениями, с разбитыми от сучьев и корней ладонями, с чем-то, что дышало им в спины и готовилось вот-вот схватить, стоит лишь обернуться.
Ужаса Кэл не чувствовал — только сосредоточенность. Он знал, как быть охотником, и знал, как быть жертвой. И знал, что если ты жертва, то делать нужно только одно — бежать.
Минуты сливались в одну. Может, это длилось секунды — а может, изнуряющие часы. Казалось, весь мир сузился до тяжести на плечах, мучительных усилий, чтобы удержать равновесие, сердцебиения в ушах, боли в ногах и руках и — спины Доу впереди, то исчезающей среди ветвей, то появляющейся снова. Кэл просто бежал за ней.
Может, это был вовсе не Доу.
Может, это была какая-то сила, завлекающая его дальше и дальше в чащу.
Может, их обоих убили в лагере и все это ему просто казалось.
Боль смазывалась в притупленную полосу.
Кэл продолжал бежать.
Он вышел обратно на улицу, не скинув даже рюкзак. Оставлять единственные припасы тут без присмотра он не собирался.
Неестественное безмолвие и неподвижность, которые снова встретили его на улице, породили внезапное воспоминание о лесе: будто бы Кэл действительно умер в лагере и все это его собственный лимб. Место, куда приходят неупокоенные души, не попавшие ни в христианский рай, ни в христианский ад. И теперь он здесь, посреди этой тишины, будет вечно искать тех, кого потерял?
Следы от пуль прямо в стене дома напротив вернули его в реальность.
Кэл ведь даже не христианин.
Пока он был внутри, туман успел окончательно спуститься в долину и обступил деревню неестественно ровным кольцом. Проглотил холмы и лес, встал серой густой стеной, в которой не было ничего природного. Ничего естественного. Словно рукотворный, своими ровными молочными стенами он свидетельствовал о том, что появился здесь не просто так. Кэл с трудом отвел взгляд, подавляя желание поторопиться и скрыться от него среди домов… От того, что там пряталось.
Удивительно, но вокруг колодца не было каких-либо признаков, что к нему приближались или около него разразилась особо кровавая баталия. Наоборот, следы будто огибали его и уходили дальше, к другому концу деревни.
На этой стороне улицы ситуация приобрела страшный оборот: здесь стреляли, кого-то тащили и дрались. Крыльцо одного из домов было проломлено, а стена и пол внутри дома обрушились, обнажая прогнившее деревянное нутро.
Кэл обошел крыльцо, присматриваясь к темнеющей глубине фундамента. Несмотря на месиво, следов вокруг, движения внутри не было.
Подойдя ближе и двумя руками приподняв кусок выпотрошенной оконной рамы, с обратной стороны Кэл заметил отпечаток ладони. Конечно же, кровавый. Но еще рама сохранила под собой отчетливый отпечаток ботинка, и след от этих катерпиллеров Кэл ни с чем бы не перепутал: кроссовки Джеммы. Покопавшись под другой рухнувшей частью стены, он обнаружил еще следы. Все они шли к дому, а не от него. Или здесь все и закончилось, или…
Кэл продолжил поиски.
Удача улыбнулась ему на заднем дворе — на почти заметенном участке он нашел еще следы, которые тоже вели к дому. А за поворотом оказалась тропинка. Шаги были широкие и смазанные… Джемма от кого-то бежала. Кэл следовал за ними, и чем дальше, тем сильнее внутри него тугим кольцом сворачивалась мрачная сосредоточенность. В неровном месте между двумя домами он очистил верхний слой снега, чтобы обнаружить очередные кровавые отпечатки. Как если бы Джемма упала на руки, а затем поднялась. И снова бросился бежать — по направлению к стене непроницаемого тумана.
Кэл развернулся прочь от цели ее бега — к тому, от чего она бежала.
В какой-то момент бесконечность оборвалась — так резко, будто закончилась пленка. Кэл повалился вперед, схватился за дерево, но все, что продолжал видеть, — это спина Доу. Темно-серая куртка. Пистолет в опущенной руке.
То, что возвышалось за ним.
«Стой!» — хотел крикнуть Кэл.
Но не успел.
Казалось, только-только рассвело — может, когда он выбежал из леса, не так давно. Но Самайн пожирал дни, стремясь превратить их в ночь, — и, вопреки всем законам природы, к тому моменту, как Кэл обошел большую часть домов, начало темнеть. Туман никуда не уходил: все стоял у порога деревни, такой же непроницаемый, такой же зловещий, только белел на фоне стремительно черневшего неба. Снег так и не прекратился.
Цепочка новых следов привела его к сараю между двумя домами. В отличие от многих построек в деревне, этот был сделан добротно: из потемневшего от времени дерева, с единственным оконцем под провалившейся крышей. Дырок от пуль или других разрушений не было. Кэл медленно обошел стену, держа нож наготове, — едва угадываемые отпечатки ботинок заворачивали за угол.
Он распахнул дверь и одновременно — увернулся от удара.
Ему попытались проломить голову узкой доской с гвоздями, которую Кэл сильным движением вырвал из чужих рук и откинул прочь. Оставшись без оружия, нападавший потерял равновесие и повалился спиной на землю. А потом начал отползать прочь с отчаянным всхлипом.
— Что, — спросил Кэл, не торопясь опускать нож, — здесь произошло?
Киаран смотрел на него снизу вверх так, будто увидел призрака.
Вместе с криком Доу реальность начала рваться.
Она трещала и кровоточила здесь, в месте, где границ больше не существовало. Здесь в реальность просачивались сны и кошмары, обретавшие черную, вязкую форму. Фраза мелькнула в голове, как вспышка: в Самайн раскрываются холмы — и кто знает, что оттуда приходит.
Пистолет Кэл потерял, чуть не оставив вместо него пальцы — но вовремя подставив нож. Черные руки-жилы потрошили куртку и рюкзак, и Кэл взмахивал ножом снова и снова, не переставая бежать — вырываться — бежать.
Кэл бежал на крик, на еще один, на эхо среди деревьев, но черных глаз и прорвавших реальность конечностей было слишком много. Его рука устала, а крики Доу превратились в один неразборчивый длинный звук. Кэл не знал, слышит ли его на самом деле. Он снова занес нож.
Куда он бежал? Откуда кричали? Кэл рванулся вперед — но вместо этого вырвался на свободу.
Белизна долины вытеснила из головы размытый крик. Нет, он никого не слышал. Уже давно. Доу вскрикнул только один раз — но Кэл не знал, когда это было. Он обернулся: там, под сенью леса, двигалась чернота.
Можно вернуться — и умереть. Но ты должен научиться бояться смерти — если знаешь, что именно тебя убьет, примешь правильное решение, даже когда реальность истончается, кошмары вырываются из-под холмов, а туман заволакивает разум.
Кэл знал это — и потому бежал с холма.
— Это не… это не они, это мы, — заикался Киаран Блайт, и его голос дрожал почти так же сильно, как его руки.
Гласные прыгали и опадали, хотя лицо было почти отрешенным. Только губы тряслись.
— Мы проводили… здесь. Мы провели здесь обряд.
Взгляд у него был пустой.
«Какой еще, к дьяволу, обряд?!» — спросил бы Кэл, будь он несдержаннее, эмоциональнее, будь у него на это силы или будь он, например, Джеммой. Но Джеммы тут не было, а Кэл — это Кэл, и поэтому он только молчал и слушал.
Пришлось притащить Киарана обратно в дом — Кэл не хотел рисковать, если вдруг кто-то еще появится. Нужна была передышка, нужны были ответы, нужно было время принять решение. Так что да: они вернулись в дом Мойры, как раз за разом возвращались до этого, и теперь сидели на той же самой кухне.
Только на этот раз Киаран выглядел не так, будто умрет в любую минуту, — а словно уже умер и прошел через преисподнюю. Сквозь дыру в куртке на плече виднеется рана; сам грязный, разодранный, весь в засохшей крови, с трясущимися, будто при Паркинсоне, руками. Вздрагивающий от любого шороха. Не в себе.
Во всяком случае, так он выглядел со стороны.
— Мне нужны подробности, — все равно сказал Кэл, не давая сочувствию и шанса пробраться внутрь.
Глаза Киарана были насыщенно-черными, такими, что и зрачков не видно. Взгляд дергано, истерически бегал по темной кухне, освещаемой двумя жалкими ручными фонарями.
Киаран боялся.
Это был другой страх — не тот, о котором твердила ему Джемма или который описывал Норман. Страх Киарана был старым знакомцем Кэла: пережитый кошмар. Сколько раз он видел подобное — не сосчитать. Этот страх превращал родные стены во врагов, а любой скрип — в звук когтей по полу. Заставлял мысли разбегаться, а слова — дрожать под языком.
Самый изученный страх. Тот, который легче всего подделать.
Затоптанные кровавые пентаграммы на полу столовой, со слов Киарана, нарисованы Норманом — но идея, конечно же, принадлежала Джемме. Залезть в голову к Куперу, едва Кэл выйдет за порог, — как раз то, чего стоило от нее ожидать.
Киаран рассказывал, пытаясь держать руки на коленях так, чтобы они не дрожали, но тщетно: его всего передернуло, когда он сказал:
— А потом пришли они.
Кэл стоял, прислонившись бедрами к кухонному шкафу и скрестив руки, и отрешенно наблюдал сверху вниз, как Киаран выталкивает из себя воспоминания:
— Из… из леса. Я думаю, что из леса, ведь был тот звук, сеть… Мы забаррикадировались, так сказала миз Роген, она стреляла в них из окон, но потом дверь… И они потащили меня туда… Я просто…
Он остановился сам, понимая, что его речь превратилась в кашу из пережитого ужаса. Киаран вообще многое понимал сам.
Он сглотнул, размял дрожащие пальцы — тоже грязные, тоже в крови. Попытался продолжить, но у него не получилось. И это все выглядело так взаправду, все это — его волнение, его страх, его пережитый ужас. Их можно было бережно взять в ладони, если захотеть. Рассмотреть. Убедиться. Поверить. Успокоить.
Кэл не чувствовал ни единой ноты фальши… И это заставляло его ее искать.
— Это была та же тварь, что напала на нас день назад? — спросил Кэл, чтобы вопросами помочь ему продолжить. Киаран кивнул. — Их было много? — Еще один кивок. — Они вытащили тебя на улицу? — Еще один.
Кэл вспомнил их там, в лесу. Вспомнил скользкие тела, вспомнил мышцы и сухожилия, сотканные из мглы, вспомнил силу, с которой они проламывали корни и ветки. Вспомнил черные сочащиеся пасти на том, что некогда было человеческими лицами. Кэл помнил все это — и поэтому спросил:
— Тогда как ты остался жив?
Взгляд Киарана замер где-то на полу. Он словно был там, снова переживал эту ночь, пытаясь найти ответ — почему я остался жив? — и некоторое время молчал, чтобы потом сказать неожиданное:
— Миз Роген.
Кэл бы засмеялся, но смеяться не хотелось. Конечно же. Миз Роген. Кто еще, если не она.
— Когда меня потащили. Я. Я плохо помню из-за боли. Она… Все произошло так быстро. — Предложение оборвалось, но потом он снова взял себя в руки и подрагивающими пальцами потрогал разодранный край куртки. — Оно схватило меня за плечо. Мне повезло, большей частью за куртку… Кажется, я помню, что… миз Роген бросилась вслед за мной. Думаю, она вырвала меня у этого существа из пасти, и она… она стреляла прямо ему в рот, но… Я не знаю… Было так темно. И там были другие, тут же, они тут же подскочили, словно ждали… Миз Роген стреляла…
Неизвестно, насколько помогают пули. Тот, самый первый, который прокусил Кэлу бок, — возможно, он умер только потому, что еще не до конца превратился. Кэл стрелял в человеческую часть, как-никак. Помогал ли нож — тоже вопрос, но как минимум замедлял их — это Кэл понял в лесу. Что угодно двигается медленнее, если отрезать ему конечности.
— Что было дальше?
Они не смотрели друг другу в глаза. Киаран бегал взглядом по полу и стенам; не бегал даже — метался. Возможно, эта ночь будет сниться ему в кошмарах, потому что он все еще был в ней, переживал ее снова и снова, чтобы дать Кэлу те детали, которые тот требовал.
— Я… Мы… Мы побежали, и миз Роген, она подгоняла нас… очень много стреляла. Мистер Эшли… Я, я, я не знаю, где он, — на этом моменте руки Киарана затряслись сильнее, а голос, обретший было хоть какую-то твердость, снова задрожал, — я, правда, мне так жаль… — Он прижал руку ко рту, будто хотел затолкать воспоминания обратно, но опоздал, потому что их было не остановить. — Было темно, но он держал меня, держал меня за запястье, когда мы бежали, я очень хорошо это помню, потому что, потому что я упал, и он поднял меня, и его чуть не сбила эта… И миз Роген сбила ее своим телом, но мистер Эшли все равно упал… А я… я поднялся, но там была еще одна, я ее слышал, и было так, так темно…
— Киаран, — требовательно перебил его Кэл. — Четче.
Но тот только помотал головой, и лицо его горестно скривилось.
— Я не помню, не помню, когда он отпустил мою руку, может, это я должен был его держать, я не помню, что он говорил, но… Я поднялся, и там была миз Роген, но мистера Эшли… Я больше его не видел, и мы побежали и… Его не было, он будто… Его там уже не было. — Он поднял взгляд, в котором плескалось так много ужаса, будто он сам только теперь понял, что тогда произошло. — Я, мне, мне так жаль!..
То, что он потерял Нормана, Киаран воспринял плохо. Он весь съежился, будто на пережитый шок начала грузно наваливаться тяжесть, которая могла раздавить горем, — и у этого есть название. Чувство вины выжившего. С ним Кэл тоже был отлично знаком.
О Нормане, исчезнувшем в темноте, как и о Доу, Кэл постарался не думать. Ни у него, ни у Киарана на самом деле не было на это времени. Пришлось силком выволакивать парня из его переживаний:
— Киаран. Киаран! — Тот, испуганно дернувшись, поднял глаза. — Нормана ты больше не видел. А Джемму?
В ответ тот потер лицо ладонями, пытаясь сосредоточиться, несколько раз начинал и обрывал себя, но потом нашел нужный момент:
— Да. Миз Роген. Я помню, что мы бежали по улице… Она стреляла… И мы были у того домика, и потом…
— Там, где я тебя нашел?
— Да, да, — он несколько раз кивнул. — Мы, кажется, мы петляли и потом наткнулись на него… Она прикрывала меня и отстреливалась, но потом, потом у нее кончились патроны, и мы спрятались, они вроде нас потеряли, я не уверен, но… Мы сидели там…
Он надолго замолк, однако на этот раз молчание было немного другое, более… сосредоточенное. Киаран все еще держал собственное лицо в ладонях — так и замер с пальцами у висков, уставившись куда-то в одну точку. Взгляд был осмысленный. Напряженный. Кэл видел это — и не перебивал его молчание. И постепенно, с каждой новой обретенной мыслью, проясненным воспоминанием, лицо Киарана наполнялось безысходностью, растерянностью и — стыдом. Наконец Кэл наклонился, чтобы поймать его взгляд, и приказал:
— Расскажи мне.
«Расскажи мне, что бы там ни произошло. Я должен это знать».
И Киаран заговорил:
— Мы спрятались. — Он сглотнул. — Да, мы спрятались под домом, и у нее закончились патроны, а я даже не помню… был ли у нее нож или какое-то другое оружие, или… Не помню. — Он покачал головой. — Помню только эти звуки… Как они шевелятся вокруг. Такие… будто влажные, и что-то скользит…
Да. Кэл понимал, о чем он говорил. Такой рассказ — в него легко можно было поверить.
— И еще темнота, — Киаран сдержал дрожащие губы, — везде, всюду, такая плотная, понимаете, ощутимая. Как туман, если бы туман состоял… из ничего. Я, наверное, сходил с ума от страха, потому что мысли так путались, и время тянулось ужасно странно, миз Роген что-то говорила, но так медленно, а я… — Он прикрыл глаза. — Не знаю. Я не справлялся. Последнее, что я хорошо помню, — это как миз Роген сказала, чтобы я спрятался в доме, когда будет шум, потому что она сейчас отвлечет их. Очень четко помню, потому что испугался остаться один, но она встряхнула меня… Повторила, чтобы я спрятался внутри…
Кэл хорошо знал приемы Джеммы. Она никогда не рисковала теми, кто был под ее присмотром, — и если ей требовалось отогнать тварей от небезопасного укрытия, чтобы другой успел спрятаться, то она бы пошла на это.
— Она ушла. А потом раздался, — Киаран сморщился, — такой… звук. Очень громкий, как будто…
— Что-то проломили?
Киаран вздрогнул, будто вместе с озвученной догадкой услышал этот звук вновь. И задрал голову — он только слышал, не видел, понял Кэл. Не видел, что там сейчас. Или делал вид.
— Да, — медленно согласился Киаран, его застывший взгляд был устремлен мимо плеча Кэла. — Да, точно… Как будто что-то проломили. И… я сделал то, что она сказала, забрался наверх, в дом, и я… И я просто… я… — Он снова сжал руки, так сильно, что под грязью и кровью пальцы стали совсем белыми. Очень многих сил ему стоило произнести: — Я остался. Я… не пошел проверить…
Будь на месте Киарана Норман — такой несчастный, растерянный, виноватый, — Кэл бы положил руку ему на плечо, уверенно встряхнул и сказал: «Все в порядке, ты следовал ее приказу».
Но здесь был Киаран. Кэл смотрел на его низко опущенную голову, на этот вихрастый затылок, на напряженные плечи — и не двигался. Продолжал стоять, молча глядя на него сверху вниз. Обдумывал. Анализировал. Сомневался.
Разорванная куртка. Ошметки ткани и пуха. Заледеневшие руки, алые от холода под слоем грязи и крови. Кэл хорошо мог себе представить, как Киаран бежит вслед за Джеммой в полной темноте, зажимая рану на плече. Падает в снег, оборачивается, смотрит глазами, полными паники, себе за спину — туда, где остались силуэты, сплетенные из черноты, — но Джемма дергает его с колен, и они снова бегут, пока не вваливаются в первое попавшееся по пути укрытие.
Кэл как наяву видел: вот Киаран сидит, зажимая себе рот рукой, и сквозь биение собственного сердца — оно подскочило к горлу и бьется словно прямо в ушах — пытается прислушаться. Скрипнет ли снег? Хрустнет ли где-то деревянная ступенька? Это ветер или чье-то дыхание?
Несмотря на сбивчивую речь, Киаран описал очень емкую картинку. Даже стараться не нужно, чтобы в такую поверить. Ведь эта тварь уже нападала на них. Кэл пережил это и сам — в лесу. Что может быть правдоподобнее?
— А где мистер Доу? — наконец с трудом вытащил себя из воспоминаний Киаран. И спросил с надеждой: — Он ищет, ищет остальных?
Мистер Доу.
Миз Роген.
Мистер Эшли.
Ну и где они все?
— Мистер Махелона?
— Я не знаю, — ответил Кэл.
Получилось резче, чем он думал.
Киаран нахмурился, но Кэл не спешил ему помогать, и тогда он почти жалобно произнес:
— Я… я не понимаю.
Они ведь все тут привыкли его жалеть. Святая вода в лицо, угрозы, полынь, оставляющая кровавые полосы на запястьях, недоверие — он многое пережил, а никто из них не был настоящим мучителем. Никому из них не нравились чужие страдания. Все они на свой лад рано или поздно начинали ему сочувствовать.
— Они пришли не только сюда, — наконец заставил себя заговорить Кэл. — Мы добрались до лагеря, и они погнали нас обратно, в сторону деревни. Где-то по пути…
В уши забрался чужой крик, но Кэл не хотел о нем рассказывать.
— …нас с Сайласом разделили. Я не знаю, где он сейчас.
Он опустил большую часть. Что ему рассказать? О галлюциногенном трипе, в который превратился этот побег? Про то, как он в последний раз выпустил из виду Доу — и тот пропал точно так же, как Норман? Это бессмысленно. И возможно — Кэл посмотрел на Киарана — излишне откровенно.
Тот сбился с дыхания, словно еще одно плохое известие его добьет — и вот-вот столкнет в подступающую истерику. Он сжимал и разжимал руки, пытаясь справиться со страхом, и у него вырвалось тонкое:
— То есть… мы, мы остались одни?
Кэл смотрел за окно — туда, где под черным небом серел туман и где в снежной глуши он растерял всех, кого сюда привел. Страх, туго вплетаясь в нервы, сжимал его, когда Кэл думал о телах, которые мог найти в этом тумане. Он обронил короткое:
— Да.
И вот как интересно получалось. Он — Кет Круах, Самайн, пусть называет себя как хочет, — разделил их всех, раскидал по одному… Методично отрезал друг от друга темнотой и своими черными руками. Всех. Кроме них двоих.
Ты ушел, оставляя всех в целости. Когда ты вернулся, здесь был только он. Не об этом ли предупреждала тебя Джемма? Посмотри на факты. Факты спрашивают: и почему же остался только он?
Кэл отвернулся от окна и повторил за Киараном слово в слово, глядя ему в глаза:
— Мы остались одни.
Что такое страх?
Чувство. Эволюционное преимущество. Попадание адреналина и норадреналина в кровь, когда кортикотропин, выделяемый гипоталамусом, достигает надпочечников. Защитный механизм психики. Реакция лимбических структур на неожиданный раздражитель.
Впервые столкнувшись со страхом смерти в шесть лет, Кэл многое о нем узнал. Он научился различать оттенки: полезный страх, конструктивный, тот, который поможет выжить. Страх, сковывающий тебя, парализующий; тот, который приведет к смерти. Инстинктивный страх. Страх прошлого. Страх будущего. Затаившийся страх.
И сейчас, стоя над спиной Киарана — голой, дрожащей, в разводах крови, — Кэл ощущал знакомое чувство. Он стирал кровь с его шеи одноразовой салфеткой, вымоченной в антисептике, смотрел на открытую рану: следы зубов и разодранная кожа. Выглядело правдиво. Подтверждало его рассказ.
Но опасение — предвестник страха — все равно было с ним. Никуда не уходило.
Пока Кэл перебинтовывал ему плечо, Киаран начал с самого главного: с Купера.
Кэл не чувствовал злости, несмотря на ловушку и предательство коллеги по цеху. Первой его мыслью было — сделал бы он для Джеммы то же самое? Пожертвовал бы другими и рискнул бы миром, если бы на горизонте маячил призрачный шанс ее спасти?
Вряд ли бы он смог себе такое позволить. Но винить Купера все равно не получалось: Кэл знал, что Джемма бы сделала это для него.
То, что новоявленный предатель оказался еще и медиумом, он воспринял без удивления, только сказал: «Это все объясняет». Кажется, Глеада отучила его удивляться.
— Когда мы будем искать остальных? — поморщившись, когда Кэл затянул бинт, спросил Киаран.
Он начинал отходить: речь стала тверже, к лицу возвращался цвет, вымытые руки почти не дрожали. Возможно, рана тоже скоро затянется. Кэл знал, что это большей частью его заслуга, но сейчас роль батарейки заботила его не так сильно, как вопрос: могло ли «остаться вдвоем» быть частью какого-то плана или всё, у него уже паранойя? Способен ли Киаран…
Откуда ты знаешь, на что он способен, а на что нет? Только с его слов? Хороши доказательства.
— Когда ты придешь в себя, — коротко ответил Кэл, — а я подумаю.
Что делать с туманом. Как вернуть Доу. Как искать Джемму и Нормана. Стоит ли доверять Киарану. Стоит ли уже что-то предпринять насчет него, потому что ситуация зашла слишком далеко.
— Готово. — Кэл отошел. — Что еще там было? В голове Купера.
Подрагивая от холода, Киаран нырнул в свитер — рваный и в засохшей крови, но другой теплой одежды все равно не было — и в куртку с разодранным воротником.
Кэл отвернулся от него. Натянув поглубже шапку, пряча волосы, о которых не готов был сейчас думать, он принялся вытаскивать из рюкзака запасы, собранные в лагере. Перебирал. Прикидывал. Слушал не оборачиваясь, держа Киарана на периферии зрения.
— Она все время разговаривала. В смысле, миз Роген. Это было жутко. Периодически она будто обращалась к нам, рассказывая, что видит, но большую часть времени это было… как поток сознания. Как будто она не в себе… Она даже говорила по-ирландски.
Говорить о том, что предшествовало нападению, Киарану нравилось куда больше — да и помнил он все гораздо четче. На фоне их довольно прискорбного нынешнего положения даже вчерашний вечер был оазисом спокойствия. Безопасности.
— Что говорила?
Киарана откашлялся:
— Марвола’эди’р’Гдау. Это какая-то очень старая форма, я не уверен в переводе, но лексически очень похоже на что-то вроде… «Бог должен умереть»? Она все время повторяла эту фразу как заведенная. Иногда даже казалось… — Он поймал бутылку с соком. — Спасибо. Иногда казалось, что это как будто не она говорит. В смысле, не о себе. Был момент, когда она увидела мистера Купера в первый раз, и сначала она говорила внятно, но потом…
Он затих, крутя бутылку в руках.
Неожиданный прилив злости заставил Кэла сжать один из герметиков с консервированной едой. Злости не на то, что Киаран запинался в своем рассказе, нет. Раздражение огрызнулось на то, как слаженно звучал его рассказ. На то, что его эмоции — вместе с этими запинками, нахмуренными бровями, беспокойными руками, — казались такими настоящими.
— Как будто, кроме него, появился… еще кто-то? Речь шла о какой-то потере, возможно, об убийстве, потому что она постоянно говорила про нож… И что все умерли из-за того, что она что-то не смогла сделать.
Кэл не чувствовал лжи.
— Я дословно не помню, но она точно говорила о какой-то попытке, которую провалила… И я просто не знаю. Может, это слова мистера Купера, но когда миз Джемма говорила его фразами…
Может быть, он не мог ее почувствовать. Кто знает, как леннан-ши умеют обманывать, кто знает, может, Киаран давно забрался ему в голову, как Купер к Джемме. Может, все это время они думали, что здесь обрабатывают только одного — а оказалось, сразу двоих.
— …Речь у нее была совершенно другая, прямо с каким-то акцентом. А когда говорила этим… его голосом, Самайна, у нее был страшный, тонко-хриплый такой, знаете, голос… А тут? Не знаю. Очень странные были интонации…
Может, никакого обряда не проводили и все это красочный рассказ, выдумываемый на ходу. Может быть. Какие у него доказательства обратного?
— Мистер Махелона?
— Мы можем только гадать, — бодро ответил Кэл. — Но ставлю сотку на то, что Купер не знает древнеирландского.
— Вы…
— Ого, митболы со стручковой фасолью!
Ответом ему было сбитое с толку молчание. Кэл ничем не мог помочь Киарану. В нем поднималось ощущение — опасное, словно ходьба по весеннему льду, — что зреющие подозрения могли… выйти из-под контроля. И кто знает, чем тогда это закончится.
— Мистер Махелона, — неуверенно, почти растерянно начал Киаран, — что мы будем делать дальше?
Растерянность звучала, как обычно, искренне.
— Ну, надеяться, что ты ешь митболы со стручковой фасолью. — Он кинул Киарану упаковку. — Приятного аппетита.
Пока Киаран ел, Кэл нашел в комнате Мойры тряпку — она была заляпана кровью, но его это не смутило, — завернул в нее маску и спрятал на нижнюю полку уцелевшей этажерки. Проверил оставшееся оружие. Два ножа, два пистолета, найденные в комнате, две пачки патронов, кинжал из серебра без лигатуры. Остальное по мелочи. Четыре фонаря.
Пережевывая сушеную рыбу, он почесал заросший бородой подбородок. Пересчет прервал голос Киарана:
— Можно вопрос?
— Валяй, — легкомысленно согласился Кэл, стремясь делать вид, что ничего не происходит.
Что сосущие под ложечкой сомнения не разрушают и не подтачивают хрупкий мир, и так давший крен после кражи амулета.
Дом вокруг них тихо поскрипывал, прислушиваясь к разговорам, которые теперь казались слишком тихими. Кэл держал оружие на столе, каждые две минуты поглядывая в окно и стараясь не поддаваться усталости. И чувству, будто он где-то допустил непоправимый поворот, который в итоге и привел их всех сюда.
Если ты позволишь себе в этом погрязнуть, то уже не сможешь никому помочь.
— Вы сказали, что «это все объясняет». Про мистера Купера. — Краем глаза Кэл видел, как Киаран пытливо на него смотрит, выгребая пластиковой ложкой холодное овощное рагу. — Вы имели в виду его способность приходить во снах или что-то другое?
Несмотря на пережитый ужас, голова у парня работала на всех парах. Снова возвращаясь к ревизии рюкзака, Кэл, не глядя на него, объяснил:
— Ну, маги, типа… они, конечно, люди, из плоти и крови, и все такое. Гомо сапиенс. Но их способности — они вообще далеко за пределами человеческих. — Он взмахнул рукой с банкой говяжьих консервов. — Есть в Ирландии всякие телешоу про экстрасенсов? Видеть прошлое. Предсказывать будущее. Двигать предметы. Вот это все?
— То есть маги — это экстрасенсы? — прищурился Киаран.
— Дело не в том, какие фокусы они показывают. Дело в том, что у них… э-э-э… внутри? Они как бы… рождаются на границе. Границе нашего мира и того, что есть за ним. И всю жизнь живут одновременно и там и тут. И так же, как мы взаимодействуем с нашим миром, — Кэл достал из рюкзака футболку и выкатил из нее бутылку розжига, — они взаимодействуют с тем, что есть на той стороне. Типа проводники. Так что видеть прошлое, предсказывать будущее, двигать предметы — все это они могут, конечно, но это всего лишь след…
Вместо очередной упаковки с едой рука наткнулась на что-то жесткое — и на свет Кэл достал сигаретную пачку. Сигареты принадлежали не Доу — очевидно, туристам, но, скорее всего, это он кинул их в рюкзак для себя. Блин, Доу. Вот и главная причина, почему ты вообще поперся в этот лагерь, да?
И все равно остался без своих чертовых сигарет.
— …следствие. Ну и я сказал, что это все объясняет, потому что Самайн, где бы он ни был, сидит на «той» стороне. И вряд ли может оттуда выйти, иначе здесь уже был бы задорный апокалипсис. — Кэл покрутил пачку в руках. — Я не Норман, конечно, но, надеюсь, ты хоть что-то понял.
Киаран некоторое время жевал, обдумывая его слова, а потом выдал:
— Какое-то подозрительное везение.
— Шерлок?
Тот пропустил шутку мимо ушей, задумчиво отправил в рот еще одну ложку, а потом развернул мысль:
— Когда мы только шли сюда, вы говорили о магах. И сказали, что сейчас их почти не встретишь. Здесь же, в глубине Глеады, существует Самайн. Покоится здесь с древности, в очередной раз просыпается — и у него как раз оказывается маг. Как-то чересчур для обычной удачи… даже демонической.
— Ну, Купер же оказался здесь не просто так. Он выехал вслед за Суини и…
И вот у него как раз оказывается в друзьях маг.
Который, сойдя с автобуса, отправляется прямиком в гостеприимный ирландский лес, даже не разбираясь, что к чему.
Киаран пытливо спросил:
— О чем вы думаете?
— Слушай, ну-ка. — Кэл наконец перестал разбирать рюкзак и повернулся к нему лицом. — Вот вы все — ты, Норман, Джемма — все время твердили, что Самайн копается у вас в башках. Достает воспоминания и все такое. А Суини мог вообще знать, что Купер маг? Они ж друзья детства. Джемма постоянно про это твердила.
— Насколько я понял из разговора миз Роген и мистера Купера — д… — А потом до Киарана дошло, к чему он ведет. Даже интонация сменилась на более энергичную: — То есть если Самайн поймал мистера Суини, то тоже об этом узнал. И заставил его привести мистера Купера сюда. Может быть, он даже действительно держит мистера Суини живым, хотя я, если честно, не представляю как… Но он нужен ему. Для того чтобы контролировать мистера Купера. — Киаран задумчиво покусал обветренные губы. — Всё упирается в него. Вообще всё.
— Верно, — Кэл отправил в рот еще кусок рыбы, — значит, что бы он ни задумал, Купер незаменим как самый важный гость. Персона ви-ай-пи. Мистер президент.
Отсутствие Джеммы, которая поддержала бы шутку, резануло по нервам, но Кэл проигнорировал себя и продолжил:
— Если Самайн все еще связан с этой землей и планирует окончательно освободиться, то, что бы он ни задумал, Купер играет прям, — он несколько раз ткнул пальцем в стол, — решающую роль.
Итак, что у них есть: демон, когда-то запечатанный на три замка, два из которых люди сами же и взломали. Четверо охотников, которых этот демон заманил в Глеаду и удерживает здесь, но не убивает. Один маг. Одна причина, по которой они все здесь ему нужны.
Открыть финальный замок. Но каким образом?
— Здесь не работает связь, мистера Суини он отсюда не выпускал… — Киаран нахмурился. — Как он заставил мистера Купера приехать? Прилететь сюда с другого края света?
— Ну, во-первых, Америка не на краю света, это все твой европоцентризм, — хмыкнул Кэл, — а во-вторых, если DHL сюда заглядывает редко, то что насчет, — он изобразил пальцами кавычки, — «потустороннего звонка»?
Киаран отложил свой пакет с овощами, мгновение смотрел на Кэла, а потом поднял руки и вопросительно повторил его жест:
— «Потустороннего звонка»?
— «Потустороннего звонка», — кивнул Кэл и согнул пальцы еще раз.
— «Потустороннего звонка».
— «Потусторо…» Ладно, не смотри на меня так. Я имею в виду: Купер же может являться людям во снах. С Джеммой это сработало. Причем Джемма его в глаза не видела, а эти двое знают друг друга с пеленок. — Для Кэла звучало вполне логично. — Что, если… Не, я просто предполагаю, но — а вдруг у Суини и Купера есть типа канальчика для связи? Один охотник, другой искатель, опасная работа, мало ли что может произойти. Типа, я не знаю, как это может работать с технической точки зрения, конечно, но…
Киаран внезапно завертел головой, потом поднялся со стула и принялся шарить по полу. Кэл молча наблюдал, пока Киаран проверял проломанные доски и заглядывал под перевернутую мебель — а потом, видимо, что-то нашел. Сначала Кэлу показалось, что из-под кресла он достал книгу, но тут же узнал ее — это был дневник Нормана. Киаран смотрел на обложку, и на лице у него прорисовывалась горечь.
Когда Норман пропал в прошлый раз, Киаран его совсем не знал. Для него этот американец был лишь одним из тех, кто напал на него и связал, а затем увозил все дальше в лес от привычной жизни и безопасности. Но в этот раз — кого он вспоминал, глядя на дневник?
Кэл отстраненно думал: конечно, к Норману можно быстро привязаться. Он хороший. Но действительно ли он тебе так нравился — или все это живописно разыгранное шоу?
Бережно прижав к себе дневник, Киаран повернулся к Кэлу.
— Мы использовали его в ритуале, но я не вижу его тут… Не знаю, куда он мог деться… Амулет, — пояснил Киаран. — Он оставил его в Мэноре специально, чтобы связаться с миз Джеммой и заманить нас сюда. Он знал, как эта вещь работает.
Мысль была до идиотского очевидной. Откуда еще ты знаешь, как работает магическая приблуда, если не пользуешься ею?
— Потому что у них с Суини такой работал, — закончил за него мысль Кэл.
Киаран пытливо и серьезно вглядывался в обложку дневника Нормана. Он выглядел как ребенок, которому впервые дали в руки какую-то серьезную взрослую вещь — ключи от папиной машины, молоток, спички. А детям, как известно, не стоит играть со спичками. Мог ли конкретно этот ребенок оказаться кукушонком и спалить весь дом, пока ты спишь?
Погруженный в собственные тяжелые мысли, Кэл едва не вздрогнул, когда Киаран разорвал тишину:
— Только вот… В Мэнор он нас, конечно, привел специально. Но это было до того, как он попал в Глеаду и дал Самайну гейс. Думаю, этот амулет был для мистера Купера… запасным планом? Страховкой. Чтобы связаться с теми, кто придет за ним, если что-то пойдет не так. Предупредить, если у него будет такая возможность.
Существовало два типа людей: одни, лишившись присутствия лидера, терялись и становились беспомощными, отдаваясь во власть ситуации; другие же адаптировались и начинали принимать собственные решения. Оставшись без Джеммы, которая запускала все в движение вокруг себя, без Нормана, который раскручивал любое наблюдение до наглядных теорий, без Доу, который критиковал и страховал, Киаран — Киаран по инерции продолжил делать то, что делали они.
Прежде он был лишь пассивным наблюдателем, которого вели за собой на привязи. Но сейчас в хижине будто снова зазвучали интонации Нормана, и, глядя на сидящего на полу Киарана, уже листающего дневник, Кэл подумал: чтобы выжить, он пытается делать то, чему научился за эти долгие дни, — думать, как они. Это что-то значило.
И только усугубляло подозрения.
— Тебе нужно доесть, — прервал его раздумья Кэл и указал на ополовиненный пакет на столе. — Потом мы решим, что делать. Дай-ка мне его записки.
«Мы» было слабо замаскированным «я». Киаран все равно кивнул, поднимаясь с пола, и послушно передал ему дневник.
Но после того как Кэл пролистал его в поисках несоответствий, не нашел и отложил, Киаран притянул дневник обратно к себе.
Между бровей у него пролегла задумчивая морщина, когда, раскрыв его с самого начала, он погрузился в чтение.
Туман не был неподвижен. Медленно перетекая и извиваясь, полупрозрачные клубы стелились по земле и ползли в сторону деревни, но, истончаясь, умирали в снегу, так и не дотянувшись. Кэл мрачно поглядывал на эти поползновения, пока шагал. Туман, шевелясь, безмолвно наблюдал в ответ.
Киаран на ходу медленно ел вяленую курицу из модного герметичного зип-пакета, который сейчас смотрелся даже дико: будто из другого, «наружного», мира. Еще немного таких мыслей — и Кэл правда скорее удивится машине, чем телеге.
— Это все так страшно, — пробормотал Киаран, глядя на светло-сизое небо. — Здесь все с концами сошло с ума.
Когда они вышли на улицу, выяснилось, что сутки окончательно перестали идти как положено — спустившись по ступенькам под падающий снег, они оказались в рассветной серости. День кончился меньше двух часов назад, когда Кэл тащил ошалевшего Киарана в дом, а теперь вот, здрасьте, — с добрым утром.
Ничего хорошего эта гонка по световому кругу не предвещала.
Дом Мойры пришел в полную негодность: нужно было найти другое место для ночлега. Тот дом, под которым прятался Киаран, до сих пор казался Кэлу самым удачным вариантом: достаточно крепкий, стоящий на сваях, с высоким крыльцом и, главное, дверь на месте. Киаран говорил, что в темноте не мог разглядеть, что там внутри, — что ж, при дневном свете можно и посмотреть.
Попав внутрь, первым делом Кэл изучил дверь: к его облегчению, там оказался заржавевший, но все еще крепкий засов. «Почему ты не заперся?» — спросил он у Киарана, но тот только покачал головой. Пробормотал, что оцепенел от страха и не мог ни о чем думать. Кэл ничего не ответил.
Здесь было пыльно, а следы запустения покрывали чужой быт: все вещи оставлены так, будто хозяева столетие назад на минутку вышли из дома — и не вернулись. Центральная комната маленькая, но с печью, которую Кэл начал обстоятельно обследовать.
— Мистер Махелона.
Кэл промычал что-то вопросительное, с силой пытаясь вытащить заржавевшую заслонку.
— Вы ведь мне не верите.
Заслонка поддалась с громким лязгом.
С таким звуком взрывается граната, опускается лезвие гильотины, выпускается стрела — звук, которому предназначено все изменить. Так и эти слова — Кэл знал, они сказаны здесь и сейчас для того, чтобы что-то поменять. Чтобы разбить его тщательно собранную между-нами-все-нормально декорацию.
Киаран оказался не из тех, кто верит декорациям. Он так и стоял у входной двери — то ли готовился сбежать, то ли для того, чтобы запереть собой их обоих здесь.
— С чего ты взял? — крутя заслонку в руках, спросил Кэл. Потом вернул ее на место. Годится. Нужно будет нарубить дров, и в принципе можно…
— Потому что вы уходите в лес, оставляя ирландского монстра с вашими друзьями, а возвращаетесь на место бойни, где друзей нет, а монстр есть. Звучит не очень… надежно.
Он явно обдумывал то, что будет говорить. Готовился. Подбирал слова.
Обычно Кэл бы сказал себе: ну пацан волновался, от такого разговора как бы зависит многое? Но сейчас голосок, взращенный последними событиями, тихонько шептал: или он заранее знал, что тебе говорить. Как тебе говорить. Страдания не так уж и сложно разыграть.
— Ну, знаешь… — Кэл прошелся по комнате, — это прям здорово… — остановился у комода и потянул на себя ящик, — что ты можешь смотреть на нашу ситуацию… объективно.
Кэл никогда не умел изящно уходить от разговора. А Киаран был въедливым, как жук-усач, и продолжал настаивать:
— Не отшучивайтесь, пожалуйста. Вы ведь понимаете? Чтобы выжить, сейчас мы должны хотя бы в чем-то доверять друг другу?
«Послушай, — шевельнулось внутри, — как он заговорил. То жалостливое „не важно, верите ли вы мне…“, то внезапное „мы должны доверять друг другу“. С чего бы это?»
— Во. Звучит как что-то, сказанное тем, кому нельзя доверять.
— Так вы… вы правда… вы не верите в то, что я рассказал?..
— Слушай, — Кэл выдохнул, опираясь рукой на комод и оборачиваясь к нему, — тебе реально нужны ответы вот прям щас?
Киаран уставился на него этими своими невозможными глазами:
— Да.
— А, — Кэл хлопнул ладонью по ящику, — понял! Ну супер. Тогда нет, я тебе не верю.
И вернулся к исследованию ящика. Внутри оказалась посуда — оловянные приборы, все в пыли.
— Ну тогда…
Настырный мальчишка все не затыкался. Кэл как будто успел его узнать: такая разговорчивость в Киаране просыпалась или когда он чувствовал себя в безопасности, или когда в нем играло упрямство.
— …самое безопасное решение — убить меня прямо тут.
— Ух ты, — без тени шутки в голосе произнес Кэл, поднимая одну из ложек и рассматривая ее на свет. — Радикально.
Чистое золото. Опять.
— А какая разница. Все мои действия рано или поздно заканчиваются тем, что вы хотите меня пристрелить.
Кэл опустил ложку, подкинул ее в ладони, а потом опять посмотрел наверх.
— Даже если я ничего не делал.
Окно здесь было маленьким, практически под самым потолком — отлично, меньше хрупкости в конструкции. Твари прорваться не смогут.
— Даже если я просто выжил.
— Что ты там бубнишь себе под нос, — не выдерживая, бросил Кэл. — Я тебя услышал. Сейчас не до этого. — Он обернулся. — Или живи с моим недоверием, или иди жужжи на улицу, у меня нервы тоже не железные.
Они уставились друг на друга, оба неожиданно раздраженные. Кэл не понимал, как он может дать Киарану то, что тот хочет, — доверие, — если это доверие может в итоге его прикончить. Кэл хотел, чтобы Киаран помолчал, потому что ему надо было подумать. Киаран, видимо, хотел говорить, потому что не мог умолкнуть, когда нужно.
— Я не бубню себе под нос, — звеняще громким голосом заявил Киаран, делая шаг от стены. Ого. Ну давай. Вперед. Выходи на прямую конфронтацию, смельчак. — Я с вами разговариваю.
Кэл злился редко. Когда его что-то радовало — он радовался, когда расстраивало — огорчался, но когда злило — Кэл сосредоточивался. За злость и раздражение обычно отвечала Джемма, Кэл же был противовесом, подушкой безопасности, страховочным ремнем. Да и разозлить его было очень трудно.
Но у Киарана — о, у Киарана опять получилось.
И чувствуя, как в него пробирается непривычная, редкая гостья, Кэл с грохотом захлопнул ящик. Развернулся к парню целиком, будто это злость сама толкала его в спину. «Ну и что ему от тебя надо, — шептала она на ухо, — чего он к тебе докопался?» А другой голос, голос подозрений, вторил ей: «Откуда в нем внезапно столько сил на сопротивление?»
— Ну давай, — враждебно сказал Кэл. — И о чем же ты со мной разговариваешь?
Возможно, Киаран уже пожалел о том, что начал все это — Кэл уловил пугливую тень, пробежавшую по его лицу, — но отступать было поздно. Он уже его разозлил.
Сам Киаран это тоже понял. Он сжал челюсти, как будто уговаривая себя на злость, на то, чтобы дать ей выход, на то, чтобы не бояться. Остатки неуверенности стекали с него, словно старая кожа, — и в эту минуту на Кэла решительно смотрел парень, которого все бесповоротно, вконец задолбало.
— Думаете, я их всех убил? — Киаран упрямо выпятил подбородок. — Сговорился с Самайном и Купером? Заманил вас сюда, устроил все эти прятки по деревне, сам себя чуть не прикончил, дождался, пока вы отойдете подальше и — что? Что дальше-то? — Он выпрямился, вытянулся весь, как напряженная стрела. — Сожрал их, а одежду закопал под забором?
Под конец его голос звенел в тесной комнате, а в английском неожиданно прорезался сильный ирландский акцент, коверкая знакомые слова. Кэл ничего не ответил на этот выпад — а что ему сказать? «Да, примерно это я и думаю»? Так и не нужно — Киаран это прекрасно видел. Читал по его лицу. И в ответ кивнул.
— Ну да, я и Самайн. — Мрачно бросил: — Отличная из нас парочка. Я… боже мой… — Он указал рукой в сторону двери. — Я просил вас! Закончить это там, в лесу, когда вы нашли меня! Вы не послушали, вы потащили меня сюда…
И Кэл перебил его, чтобы снова — снова, снова, снова, снова, снова, снова — повторить треклятый вопрос, который задавал ему чаще всего. Вопрос, который раз за разом выдавал его беспомощность и неспособность принять решение.
— Чего, — со всей тяжестью спросил он, — чего ты от меня хочешь?
— Чего я хочу? Ладно! Дайте мне хоть одну, одну-единственную стоящую теорию, мистер Махелона! — повышая голос до крика, потребовал Киаран, и его почти колотило от нервов. — Объясните мне, как я во всем этом замешан! Найдите мне место в этой истории с Самайном!
Он тяжело выдохнул на последней высокой ноте. Накопившееся напряжение наконец нашло куда ему излиться — в крик. Кэл сглотнул, впервые видя столько громких эмоций на его лице. Как палитра, Киаран расцвел мазками долго сдерживаемых чувств: обиды, страха, ярости, непонимания; они раскрасили его злым румянцем, вытесняя обычно сдержанную невыразительность его лица. Глаза у него были влажные, живые и очень, очень отчаянные.
— Теорию, значит… — Под напором его гнева Кэл пытался удержать в руках хрупкое спокойствие, только цокнул языком, хотя чувствовал, что еще чуть-чуть… — У Нормана опять научился?
— А я смышленый, — зло огрызнулся Киаран. — Господи, да как вы себе это представляете, я бы… Как я вообще смог бы справиться с миз Роген?! Да хоть с кем-нибудь?!
Кэл отрезал:
— Если бы я знал, мы бы тут сейчас не стояли.
— Я похож на того, кто может убить человека?!
— Да откуда я знаю, что ты можешь, а чего нет?! Ты уже врал на этот счет!
Кэл отшвырнул ложку в сторону, будто она здесь была в чем-то виновата, а не сам Кэл. Киаран дернулся, но продолжил напирать:
— И мистер Эшли, я мистера Эшли… что, серьезно? — Он издал странный удивленный звук. — Единственного человека, который…
— Который что? — сорвался Кэл и бросил ему в лицо: — Верил тебе? Ну и где? Где сейчас мистер Эшли?
Ни капли не завуалированное обвинение подействовало на Киарана как удар в лицо: он дернулся, стиснул кулаки, до хруста сминая пачку, и с яростью ответил:
— Если бы я знал, то предпочел бы быть с ним, а не здесь с вами!
Кэлу хотелось это закончить. Кэл не собирался это продолжать. Кэл…
— И меня… меня достало! — Киаран перечеркнул воздух рукой, словно перечеркивая и все рациональные желания Кэла. — Слушать! Ваши! Обвинения!
— Ты сам пристал ко мне с этим разговором! — тоже повысил голос Кэл. — В самое неподходящее для этого время!
— Ну да! — Киаран всплеснул руками. — Давайте, скажите, что я специально вас отвлекаю от копошения в чужом комоде! Не хочу, чтобы вы там нашли обглоданный мной труп миз Роген!
— Очень похоже на то! — прорычал Кэл.
— Очень похоже на то, что вы полный придурок!
Их крики замерли на самых высоких звуках — и тишина после них звенела, как после взрыва. Глядя на то, как вздымается грудь Киарана, на его сжатые кулаки, Кэл не понимал, как допустил это. Где его хваленая выдержка? Непробиваемое спокойствие в сложных ситуациях? Где это все?
Выплеснутые эмоции постепенно растворились в холодном воздухе, который как будто привел их в чувство. Киаран сжал губы, а Кэл отвел глаза:
— Да. Я полный придурок. А теперь дава…
— Я никого. Не убивал. И рассказал вам правду, — вполголоса сказал Киаран. И с тихой настойчивостью посмотрел прямо на него. Взглядом, который трудно было выдержать. — Вы ведь чувствуете. Вы бы поняли, если бы я вам врал.
И тогда Кэл произнес:
— Именно поэтому.
— Что?
Он прикрыл глаза. Он устал. Вот оно. То, что обнажил этот крик. Как же он устал. Устал от бега по лесу, от потерь, от тревоги и от того, что за всеми этими изматывающими подозрениями перестал чувствовать себя собой.
— Я не ощущаю твоей лжи, — без сил сказал Кэл, понимая, какие же тяжелые у него руки. Как болит спина. Как ноет бок. Чувствуя, как силы быть обычной версией себя — энергичной, твердой, бескомпромиссной — уходят, оставляя взамен сухое опустошение. — Мне кажется, будто все, что ты говоришь, — правда. А значит, возможно, я уже не могу отличить ее от иллюзии.
Он тяжело оперся на комод.
— А значит, возможно, мне уже нельзя доверять самому себе.
Он открыл глаза, чтобы встретить горестный, беспомощный взгляд Киарана. Да. Ты тут ничем не поможешь, парень. Это не то, что может зависеть от тебя. Не то, на что ты в силах повлиять.
— Как я могу доверять тебе, если перестал верить себе? — спросил Кэл. — Именно поэтому я тебе не верю.
И наконец признался:
— Именно поэтому я тебя боюсь.
А страх делает меня безжалостным.
Правда, произнесенная вслух, расплескалась в холодном воздухе резкими волнами и осталась, когда пар от дыхания осел. Чужеродная в этом месте, она колола их обоих своими неудобными углами, которые не получалось сгладить и замаскировать. Здесь, где тайны должны были опутывать тебя изнутри, вытащенный на свет секрет Кэла ощущался непристойным в своей наготе.
Киаран пробормотал:
— Мистер Махелона, я…
И затих, понимая бессмысленность всего, что мог сказать. Правда висела между ними, скользила по их каналу, по их связи, туда и обратно, загнанная точно в такой же тупик, в котором оказались они сами. Кэл не знал, что ему сказать, чтобы убрать это выражение с его лица. Кэл не знал, должен ли он его убирать. Кэл не знал.
Не знал.
Спустя долгое, долгое молчание Киаран глубоко вдохнул — он набрал воздуха и снова выдохнул его, успокаиваясь, чтобы потом негромко — весь запал кончился — произнести:
— Когда-то вы сказали, что если начнете меня подозревать — то убьете без раздумий… Потом вы меня подозревали. — Он зажмурился, смаргивая влажную поволоку, но все же упрямо открыл глаза. — И почти решились убить. Но почему-то не сделали этого. Теперь подозреваете снова.
В его взгляде была удивительная твердость, которой не хватало голосу.
— Вам придется определиться, потому что дальше так продолжаться не может.
Да. И это была очередная правда, с которой Киаран первым сорвал покров недомолвок и увиливаний, — неподъемная, но от нее никуда не деться.
— Или решите, что вы доверяете мне, или… Ну в самом деле, — он измученно покачал головой, — достаньте пистолет и сделайте то, что собирались сделать с самого начала. Не… не мучайте ни меня, ни себя.
На этом разговор закончился. Киаран опустил взгляд, отступил назад, повозившись, достал из внутреннего кармана дневник Нормана и наглухо уткнулся в него, сползая спиной по двери.
Пока Кэл продолжал исследовать дом, они больше не разговаривали.
Когда он закончил переносить вещи, снова стемнело.
У Кэла имелись идеи — он всегда был мастером по нахождению способов выжить, добраться, смочь, — но сейчас они представляли собой сплошную кашу. Хотелось лечь и долго-долго не подниматься. Дать себе время отдохнуть и к чему-то прийти. Поспать хотя бы.
Недоступная роскошь.
Уже здесь, на новом месте, Кэл закончил разделять припасы на две части, поел, дал ногам отдохнуть. Усталость сковывала движения, но больше всего он страдал не от физического изнеможения, а от беспорядка в мыслях. Присев на колченогий табурет и еле-еле пережевывая еду, он пытался ухватиться хоть за какое-то решение, но ни в одном не чувствовал уверенности. И это было самое поганое. Уверенность — его оружие. Неуверенность — криптонит.
То, что Киаран заснул — беспокойным, полным тревожащих образов сном, — Кэл ощутил раньше, чем увидел. Парня наконец вырубило: общая усталость, конфликт, пережитый стресс и кошмарная ночь пересилили страх, что извне снова может прийти смерть. Он свернулся в своем неизменном, пусть и порванном спальном мешке на единственной кровати в единственной маленькой спальне. Слегка ворочался, морщился во сне. Иногда вздрагивал или сбивчиво дышал и постоянно ежился: в непрогретом доме стояла холодрыга. Кэл некоторое время наблюдал за ним от дверного проема, прежде чем тихо, стараясь его не разбудить, вышел на улицу.
Еще с одним таким разговором он не справится, а силы надо беречь — когда эти сумерки закончатся, ночь предстоит долгая. Пустынный туман, запеленавший деревню в кокон, все так же зыбился поодаль. Стоя на крыльце, Кэл неодобрительно сощурился на него, как на нежеланного гостя, никак не хотевшего уходить.
На заднем дворе как раз была подходящая разваливающаяся ограда: за нее Кэл и взялся, вооружившись старым заржавевшим топором. Выискал самые длинные доски, выкрутил особо мешающиеся гвозди и ножом обстругал слишком лохматые стороны, чтобы избежать заноз. Скинул годные в одну стопку, на расчищенную от снега землю. Остальное — в кучу. Простая физическая работа действовала на Кэла хорошо — постепенно дышать стало легче.
Голова освободилась от мыслей, оставляя только стук и треск дерева. Эта болезненная пульсация — комок из опасений, страха, сомнения, тревоги — медленно, неохотно рассеялась в студеном воздухе вместе с паром, вырывающимся изо рта. Медитация никогда не была коньком Кэл, и, когда дома это поняли, отправляли его колоть дрова или таскать воду. «Вдыхай свои эмоции, — говорил дед, — и выдыхай их наружу».
Вдох. Выдох.
Прямо сейчас — ни о чем не думай. Просто работай руками. Сосредоточься на взмахе топора. На движении ножа. На треске дерева.
Вдох. Выдох.
Прошел час или два, когда Кэл наконец удовлетворился высотой набранной кучи деревяшек. Он успел вспотеть и согреться, а руки горели и покалывали, натертые рукоятью топора. Сумерки продолжали висеть над деревней, ни капли не поменявшись с тех пор, как он вышел из дома. Все такое же серое небо, все такой же серый снег. Все тот же туман.
Облокотившись на остаток изгороди, Кэл перевел дух. Собственное тяжелое дыхание было единственным звуком на километры вокруг, но сейчас это успокаивало, а не напрягало. На этом звуке хорошо сосредоточиваться.
Дом стоял на краю деревни, и теперь с его заднего двора Кэлу приходилось таращиться в тягучее никуда — через сто метров земля уступала туманной завесе. Кэл вглядывался в нее, будто в человека. Будто она могла что-то ему сказать. Выдать свои тайны.
За долгие недели здесь все они стали… восприимчивее. Тяжелые миазмы магии, которой была пропитана эта земля, со временем оставили свой след на каждом: Кэл наконец почувствовал присутствие необъятной чужой воли. Как до него чувствовали ее Норман, Джемма, Доу, Киаран — наконец, Его воля пробралась и под кожу Кэла. Установила с ним контакт. Как взгляд какого-то висящего над Мордором глаза Саурона, воля Самайна заполонила каждый угол в округе.
Она появилась здесь раньше, намного раньше. Но только сейчас, с пустой, незамутненной головой, Кэл отчетливо ее чувствовал.
День за днем Он был тут. Медленно смешивался с их мыслями, играл их страхами. Обволакивал, как туман — деревню. Подступал все ближе.
— Н-да уж, — невесело хмыкнул Кэл, берясь руками за последнюю оставшуюся секцию изгороди и отклоняясь назад.
Туман заинтересовано колыхнулся, будто в ответ на его мысли. Ну-ну, дружок. Ну-ну.
Теперь даже не скрываешься. Думаешь, что уже победил.
Кэл отпустил перекладину, продолжая смотреть прямо на туман. Сделал шаг назад. Обошел изгородь.
Туман шевельнулся, как под порывом ветра, хотя никакого ветра и в помине не было. В ответ Кэл наклонил голову, словно пес, увидевший что-то интересное.
Когда он медленно двинулся в сторону полосы, отделяющей обычный мир от скрытого за пеленой, снег почти не хрустел под его ногами. Притих, как и все вокруг.
Кэла всегда было тяжело выбить из равновесия: он, словно игрушка-неваляшка, каждый раз упорно возвращался в спокойное состояние. Не потому, что не боялся смерти — спасибо деду, — но потому, что все свои слабости он и сам прекрасно знал. Не прятал их в стыдливую глубину. Слишком мало рычагов. Мало хрупких механизмов.
Кэл был простым, как толстый железный брус.
Но даже на него этот гребаный демон нашел управу.
— Для этого он тебе нужен, да? — спросил Кэл, когда между ним и туманом осталось не больше пары метров. — Ты ведь хотел его убить. А потом оказалось, что это отличный трюк, чтобы запудрить мне мозги.
Он остановился, глядя на перетекающую дымку.
— Эх, — вздохнул Кэл, — некрасиво, друг.
Запудрить мозги. Вывести из равновесия. Разломать механизмы.
— Знаешь, вот что забавно… Хоть ты и демон там, — хмыкнул он, — или бог… А методы-то у тебя все равно как у самого обычного доморощенного призрака.
Духу нужно, чтобы ты был разбит, так говорил Доу. Нестабилен, потерян, не доверял окружающим, погряз в страхе и неуверенности.
Норман говорил чуть иначе: «Это подготовка». Доведение до нужного состояния, прежде чем приступить к основной части.
И оба они были правы. Он их мариновал, этот сукин сын. И то, что Кэл жив, — не его собственная заслуга, а чужая прихоть. Прежде чем умереть, он должен быть подготовлен.
Кэл достал из кармана сигаретную пачку и задумчиво повертел ее в руках, продолжая глядеть на туман.
Голоса Нормана и Доу звучали будто из далекого прошлого. Когда они это говорили? К чему? Кэл не помнил. Но, глядя на туман, в котором, возможно, где-то там сейчас слепо бродили оба — или лежали на белом снегу их тела, — Кэл проникся благодарностью за старые добрые умные мысли. Стоя здесь, перед пустотой, в одиночестве, он наконец отпустил себя — позволил себе то, что запрещал с тех пор, как пришел сюда: сожалеть.
Отодранная полиэтиленовая упаковка слетела с пальцев. Гонимая отсутствующим ветром по подмерзшему снегу, она тут же была утянута туманом — тот поглотил ее без остатка.
Был и еще один человек, который оказался прав.
«Это не он, Кэл. Мы привели с собой в этот дом кого-то другого».
Кэл спрятал огонек зажигалки в ладони — а потом убрал руки в карманы, затягиваясь и глядя в непроницаемый туман. Табак горчил во рту.
Они не поговорили об этом, когда расходились. Не сочли нужным. Да и времени не было. Кэл смотрел на Джемму, а Джемма смотрела на него — и они оба это понимали. В их работе нельзя ставить личные отношения на первое место, и, вооружившись этим правилом, они всегда составляли отличную команду.
Ни одиночка Доу, ни ведомый Норман ничего не могли сделать, когда костяк этой команды начал распадаться. Очень умно, оценил Кэл. Почти стратегически умно. Расколи самый крепкий камень — и все остальное посыпется само.
Именно поэтому Самайн начал с них. Нашел трещину в самом уязвимом месте между ними — и с хирургической точностью начал работать скальпелем.
«Ведь ты не хочешь быть спасителем. Трудно кого-то спасать, когда тебе все равно».
«Только вот мне не все равно», — подумал Кэл. Стоило сказать это, когда они прощались. Но он не стал. Теперь жалел.
Но их работа всегда была на первом месте. Опасная, неблагодарная и сложная работа — в которой единственным плюсом был приличный баланс на банковском счете. И люди все равно брались не ради денег — может, только единицы. Было что-то другое, что толкало их на этот путь. Сострадание. Желание помочь. Спасенные жизни. Решение загадок. Избавление мира от угрозы.
Но начиналось все, конечно, с личной истории. У каждого из них была такая.
То, что привело тебя сюда. То, что привело Кэла в Кэрсинор, к кофейне, где он попросил сироп со вкусом вселенской тьмы у смазливого пацана в переднике, — а затем, сегодня, к этому туману. То, что привело Джемму к тому решению, когда, спасая Блайта, она скрылась в ночи, полной чудовищ. То, что привело Доу в тот лес, в ту минуту, когда Кэл беспомощно потерял его из виду. То, что привело Нормана к бабке-призраку, выбравшей его своим голосом, к пентаграмме из чужой крови, к чужой руке, которую он отпустил.
Кэл глубоко затянулся, наблюдая, как пепел с сигареты медленно исчезает в тумане.
Сейчас они все оказались порознь, разделенные туманом — продолжением Его воли. Но разделил Он их гораздо, гораздо раньше — когда они перестали друг друга слушать. Он вытравливал им нервы, сеял сомнения, рождал предубеждения, за руки уводя их в разные стороны друг от друга. Он подарил каждому по секрету, который никому нельзя было рассказывать. Когда они говорили друг с другом, то слышали только подозрения и недоверие.
И Кэл подумал о последнем человеке, который тоже мог оказаться прав.
Он подумал о Киаране, лежащем под этими сваями, — в крови, напуганном, вцепившемся красными пальцами в снег. О том, сколько правды Кэл слышал в его голосе — и как пристально разбирал каждое слово на составляющие, силясь найти там ложь. Он никогда в жизни не был таким подозрительным. Кэл доверял себе и своему чутью отличать ложь от правды.
Но этот — ирландский — Кэл так боялся оказаться обманутым, что превратился в невротичного параноика. В антипода самого себя: в человека, который никак не может принять решение.
— Ну что, приятель, — вздохнул он, мощным щелчком отправляя окурок в туман. Жри, жри, мой хороший. — Как-то облегчили мы тебе задачку, да?
Он размял шею, глядя на то, как под невидимым порывом ветра зашевелился туман.
— Ну хорошо. Давай-ка прогуляемся.
Ночная темнота накрыла деревню вместе с приходом сильного снега.
Он ложился на плечи и шапку, на лицо и руки, приходилось сдувать его с лица. Кэл громко топал, затаскивая ворох деревяшек на крыльцо, и успел только занести ногу на верхнюю ступеньку, когда дверь поползла вперед и в проем протиснулся Киаран.
Ну черт. Не успел.
— Вы!..
На лице его — паника, а в руке — оставленный Кэлом на столе серебряный кинжал. Кэл протянул руку, чтобы забрать его — как минимум потому, что дурак себе что-нибудь прожжет, если случайно дотронется до лезвия.
Киаран отдернул руку с кинжалом.
— Где вы были?!
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он очнулся один и чуть не сошел с ума от страха. В последний раз, когда он оказался ночью в этом доме, случилась сцена из «Сайлент Хилла».
— Кое-что проверял, — ответил Кэл. — Слушай, отдай-ка мне но…
— Что-то проверяли? — Киаран вцепился в рукоять кинжала так, будто она его единственный друг в Глеаде. Что ж, не совсем ложь, но знай он, что кинжал серебряный, то потерял бы и этого друга тоже. — Что-то проверяли? А разбудить меня и взять с собой вам в голову не пришло?
Кэл выдал «ну э-э» и сделал рывок, выхватывая у него опасно близкий к лицу кинжал. Киаран тут же сцепил руки вместе, выглядел он все еще испуганным.
— Вас нигде не было! Я обыскал комнаты, вышел на улицу, звал вас…
Вот черт. Киарану не нужно было произносить это вслух, чтобы Кэл услышал: «Решил, вы меня бросили». Нет, правда. Вот черт.
— Я не подумал об этом, — пробормотал он, протискиваясь мимо внутрь дома. — Извини.
Испуганный гнев покинул Киарана, как воздух — воздушный шарик. Он прополз за дверь вслед за Кэлом, дернул задвижку, но ничего не сказал. Только смотрел, как Кэл сбросил деревяшки на пол и деловито принялся рыться в рюкзаке. Кэл чувствовал этот взгляд лопатками.
Ну да. Естественно, Киаран подумал, что его с легкостью могли кидануть — после такого-то разговора. Это, конечно, совсем не в духе Кэла — дожидаться, пока кто-то заснет, чтобы слинять, это вообще-то довольно мерзко, но, кажется, за последние дни они все наделали кучу вещей, которые «не в их духе». Винить Киарана в этих мыслях Кэл не мог. Как и в этом страхе.
Он включил дополнительный фонарь и открыл печь. Забрасывая туда старую бумагу, обнаруженную в доме, он уже понимал, что сам должен начать этот разговор.
Киаран так и застыл, стоя в двух шагах, такой потерянный, будто все еще не знал, что ему чувствовать по поводу возвращения Кэла. Кэл вздохнул, поднимаясь с корточек и поворачиваясь к нему:
— Ладно, мне правда…
Киаран отпрянул от его руки, словно от ножа, рвущегося к горлу, — и ладонь Кэла замерла в воздухе между ними. Воцарилась странная, наполненная неловкостью тишина. Он хотел только отодвинуть пацана за плечо, чтобы взять с комода зажигалку.
Киаран настороженно смотрел, как Кэл медленно опустил руку. А потом на удивление требовательно спросил:
— Где вы были?
Кэл взвесил — говорить ему или нет, но Киаран с ходу уловил эту мысль на его лице и оттого почти обвиняюще нахмурился. Пришлось уклончиво ответить:
— Ну… я… прогуливался.
— На следующий день после того, как здесь всех растащили эти… сверхъестественные твари? — неверяще спросил Киаран, глядя на него как на безумца. Ну, в отсутствие Джеммы должен же кто-то выполнять ее обязанности. — Ну и где? Где вы прогуливались?
— Немного тут, немного там… — Потом вздохнул и, все-таки взяв зажигалку, вернулся к печке. Поджег бумагу. И, когда затрещал разгорающийся огонь, сказал: — Проверил, что в тумане.
— Вы… что? Вы… с ума сошли? Вы ходили туда?
Все, что попадает сюда, он поглощает без остатка.
Шаг за шагом Кэл погружался в туман все дальше и дальше, будто заходил на глубину — заплывал за безопасные буйки, где вода становится темной и неизученной. Тут даже двигаться оказалось сложнее, будто сам воздух уплотняется и тяжелеет.
Кэл посмотрел вниз: снег закончился. Под ногами была рыхлая свежая почва, пустая и мертвая, как и это место. Он больше не в долине. Но тогда где?
Он заходил все дальше в туманную глубь, где не было никаких ориентиров. Он перестал слышать свои шаги и свое дыхание, будто и сам постепенно растворялся.
Он ничего не чувствовал.
Иногда поднимал руки к лицу, чтобы проверить, есть ли они до сих пор.
Он потерял счет времени.
Туман уводил его в мир, где реальность перестала существовать; где понятие «время» истончилось, обнажая удивительную правду: ничего не существует в прошлом или будущем, все существует одновременно. Эти мысли текли сквозь разум Кэла, словно случайно его задевая, — они появлялись, тянулись и исчезали, пока он медленно двигался сквозь туман и текущие мимо века.
Постепенно они проступали перед ним, раскрывая мир, спрятанный от посторонних глаз.
Вот человек в тускло-зеленой тунике с кожаным поясом — Кэл не видел его лица, потому что он закрывал его руками. У его ног — тело в черном одеянии, лицом вниз. Спина проткнута мечом, прямо между лопаток — словно кто-то пытался навсегда вколоть его в эту землю.
Вот бородатый европеец, одетый в походный костюм, будто скопированный из фильмов, — он плачет, склонившись над женщиной, замершей на коленях. В руках у него револьвер, а у нее на руках — кровь.
Кэл пошел дальше.
Здесь были и другие. Все одеты в разное — Кэл видел и совсем средневековые наряды, и более современные костюмы. Женщин. Мужчин. Одного ребенка. Но всегда по двое: один мертвый, другой живой, одинаково замершие во времени.
Девять жертв. Девять палачей.
Кэл продолжал идти вперед.
Постепенно туман расступился, чтобы выпустить его на волю, — мысли вернулись в привычное русло, набрали скорость. Ногам стало легче идти.
Когда Кэл вырвался наружу, туда, откуда пришел, над деревней разливалась ночь.
— Слушай, все в порядке. Никто не умер. Видишь, я же тут? — И глядя на возмущенное лицо Киарана, добавил: — Я не собирался тебя здесь бросать.
— Да вы могли просто не вернуться! — Киаран лишь крепче стиснул скрещенные руки на груди. — Вас могли убить!
— Ты прекрасно знаешь, что я нужен ему тут. Ничего бы со мной не случилось.
— Это даже не безответственно, это просто…
— Киаран, — прервал явно намечавшуюся тираду Кэл и медленно — так искренне, как умел, — сказал: — Извини меня.
И это заставило Киарана споткнуться о собственное возмущение. Они стояли довольно близко, глядели друг на друга — и, несмотря на объявшую дом темноту, Кэл видел: он понимал, что кроется за этим извинением.
Может, не понимал, а ощущал. Кэл чувствовал, что все в Киаране нацелено на его эмоции. Это как… самый чуткий в мире локатор. Как датчики электроэнцефалографа на висках. Как приемник, настроенный только на твою частоту.
Поэтому Кэл повторил:
— Прости. — И развел руками. — Но я тут, верно? Меня не убили, тебя не убили. Отличный итог дня.
Что-то в лице Киарана изменилось. Чуть-чуть надломилось — чувством, которое сам Кэл прочитать не мог, потому что его собственные датчики не работали на этой частоте. Может быть, пока. Может быть, вообще.
Киаран ломко потер руки и неуверенно заметил:
— Вы… вернулись другим.
Самый чуткий в мире локатор, да?
— Насладился погодкой, — энергично согласился Кэл и все-таки вернулся к бревнам, — и прочистил мозги. Давай согреемся и приведем себя в порядок. Если мы не будем в порядке — мы не сможем никому помочь. Верно?
В ответ послышалось согласное междометие. Киаран подошел ближе, наблюдая, как Кэл подкидывает бревна в печь.
— Тебе понадобятся силы, — сказал Кэл, отряхивая руки, — ты мне нужен в хорошей форме, так что отдохни напоследок, поешь и промой рану. На все про все — пока не рассветет.
Брови Киарана сошлись в неуверенный излом, когда Кэл поднялся и прошел мимо него к рюкзаку.
— Мистер Махелона…
— Ты сказал мне определиться, — ответил тот на невысказанный вопрос. И, прежде чем вернуться к делам, закончил: — Я определился.
Им нужна была вода — и пока дом прогревался, Кэл повел их обратно до участка Мойры, чтобы наполнить ведра. Когда они вернулись, комната встретила их теплым воздухом, который после холода улицы казался обжигающим. Только сейчас Кэл понял, как же замерз.
В доме обнаружилась крошечная комната с большой бочкой — видимо, в конце девятнадцатого века здесь так мылись. Кэл не брезговал. Когда вода согрелась, он велел Киарану тщательно промыть рану, а затем ополоснулся сам.
Когда он вышел, Киаран сидел на полу у печи и читал с фонарем в руке. Низко склонив голову, он начал говорить сразу же, как Кэл закрыл за собой хлипкую дверь:
— Мистер Эшли все записывал. Все что мог.
— Что-нибудь интересное? — Кэл принялся вытирать влажные волосы какой-то старой кофтой Джеммы. — Слухи, грязные сплетни? Серена ван дер Вудсен снова вернулась в город?
— Вы… — Направивший на него фонарь Киаран выглядел воплощением укора. — Вы ведь знаете, в какой мы ситуации? Как вы можете продолжать шутить?
— Ну, типа, ртом, — насмешливо пожал плечами Кэл. — Так чего там понаписал Норман?
Киаран только покачал головой и вернулся к дневнику:
— Вот, послушайте. По ходу солнца равно по пути к жизни, знак вопроса. В неоязычестве путь изнутри наружу является основой медитации, неразборчиво, переход из одного состояния в другое. — Киаран поднял голову. Подсвеченный снизу фонарем, он словно собирался рассказать страшилку. — Мне он ни о чем таком не говорил. А запись недавняя.
— С волосами мокрыми сидишь. — Кэл кинул ему кофту, и Киаран неловко поймал ее, тут же спасая дневник. — Так, а из интересного?
— Тут еще про… год с чистого листа, христианство, плохо относится, язычница, знак вопроса. Святой Патрик, ну это понятно. Это про Мойру. Вот, продолжение: он идет внутрь, знак вопроса, снова: против хода солнца. Что это может значить?
— Он говорил, что бабка навешала ему непонятных загадок по самые уши. Ты голову-то вытри.
Киаран отложил дневник и накинул кофту на голову, рассеянно промакивая волосы.
— Там еще была фраза, я вам ее прочту, про то, что кому-то снятся сны, а сон — это как смерть, а по ту сторону смерти… Ммм… невозможно утаить правду? Вот я и подумал… Сны, конечно, снились миз Роген, но ведь не только ей? Миз Роген говорила мистеру Куперу, чтобы тот «проснулся», очень настаивала на этом. А что, если мистер Купер все это время просто… спит? Я имею в виду по-настоящему. Физически.
Рассуждения и мыслительный процесс его увлекли. Позволив себе рассуждать с Кэлом наравне, он снова переменился — когда вокруг не было тех, кто осуждающе цокал на каждое его движение, Киаран куда больше разговаривал и стал свободнее в словах.
— Типа летаргического сна?
— Или комы, — Киаран кивнул. — И поэтому, может, он мог связаться с миз Роген в любое время. И тут фраза была: единственный сон, который Самайн не хочет показывать, и куча знаков вопроса, как обычно. В общем, — он сбросил кофту на плечи, — я подумал, что, если…
— …Куперу снилось что-то, связанное с запечатыванием Самайна.
Киаран удивленно моргнул.
— То, что происходило здесь до хрена тыщ лет назад. — Кэл пожал плечами. — Что ты так смотришь? Я ведь не тупой. Если Самайн не хотел, чтобы Купер видел что-то, это что-то могло быть способом его запечатать. Или, что еще лучше, убить.
Киаран несколько раз кивнул — сам себе, обдумывая услышанное. Жаль было вырывать его из нового открывшегося ему увлекательного дела, но пришлось:
— Именно поэтому нам нужно подготовиться.
Естественно, Киаран не обрадовался такой перспективе.
— Мы пойдем куда-то? — Он зябко оглянулся на дверь.
— Ты хочешь пережить еще одно нападение этих тварей? Я — нет. Поэтому держи.
Кэл потянулся к столу и сунул ему в руки несколько из тех упаковок с едой, которые ранее отложил из рюкзака.
— Набей этим куртку, — распорядился он. — Внутренние карманы. И распори подкладку, если вместится мало, положи и туда.
Сам он отправился к рюкзаку и хаосу вещей, которые они перенесли из дома Мойры.
Больше Киаран вопросов не задавал — понял, что они уже не могут рассчитывать здесь на безопасное убежище. Не факт, что вообще получится сюда вернуться. Надо было подготовиться так, чтобы каждый из них продержался даже в одиночестве: поэтому Кэл выдал Киарану зажигалку, нож, запасной комплект батареек к фонарю, кое-что из аптечки и сам тщательно рассовал это по кнопочным карманам.
— Мы возьмем кое-что с собой, остальное оставим, — сказал он, напоследок проходясь по застежкам и убеждаясь, что ничего не выпадет. Киаран застыл перед ним, как ребенок, которого мама собирала в школу. — На случай, если они вернутся, пока нас не будет. Я оставил у Мойры записку, где искать, прибил прямо к двери… Все, запихивай еду, вот тут еще место есть.
— Куда мы пойдем?
— Тебе не понравится ответ.
Как будто Киарана это удовлетворило.
— В туман? — Он теребил пакет в руке, а в голосе сквозил тщетно скрываемый испуг.
— Нет. Запихивай, запихивай увереннее! Тебе это еще есть, поэтому позаботься о будущем себе.
Если вдруг они с Киараном разделятся, Кэл хотел быть уверен, что пацан не умрет от голода и холода. Пришлось проверить его знания о том, как разжечь огонь, как промывать раны, и другие вещи из набора начинающего выживальщика в ирландских лесах — с тестом Киаран справился на удивление неплохо. «Я вырос в деревне, — со вздохом отозвался он на озвученную Кэлом четверку с плюсом, — и могу о себе позаботиться». Кэл не был бы так уверен: в парне дай бог килограммов пятьдесят с фигом веса, и он понятия не имел, как вырваться из самого простого захвата. Они проверили.
Ну что ж, если не рукопашная, то… Подготовив себя и собрав сумку, последнее, что Кэл сделал, — протянул Киарану пистолет.
Тот уставился на его руку так, будто в ней была записка «Самайн — это я, сюрприз». Ошарашенно. С легким ужасом.
— Я знаю, что сказал, что могу о себе позаботиться, — Киаран сглотнул, — но не думаю, что…
— Хочешь главный закон выживания? Поделюсь мудростью. — Кэл взял его руку и через небольшое сопротивление вложил туда ствол. — Нет оружия — ты умираешь. Вот и все.
Пистолет безвольно повис в пальцах Киарана, и Кэлу пришлось своей рукой сжать их поверх, чтобы он крепче взялся за рукоятку. А потом Киаран озвучил настоящую причину своей оторопи, вкладывая ее в тихий, почти робкий вопрос:
— Вы доверите мне пистолет?
Кэл пожал плечами:
— Я тебе уже все сказал, разве нет?
Воспоминание об этих словах — «я определился» — словно сосредоточилось в той руке, которой он вручал Киарану пушку. Голоса, нашептывающего что-то вроде «А потом он возьмет и выстрелит тебе в спину», — больше не было.
Кэл снова ощущал себя собой. Человеком, который, единожды приняв решение, в нем не сомневается.
— Я… я просто… — Киаран неуверенно взвесил тяжесть пистолета. — Я знаю, что это нужно, но…
— Если меня не окажется рядом, ты должен будешь стрелять по всему, что хотя бы отдаленно передвигается на четвереньках.
— Ага, — отозвался тот, — и тогда случайно попаду в кого-нибудь из нас.
Кэл задумался. Согласился:
— Да. Справедливо. Забудь, что я сказал. Короче, смотри, мастер-класс, как не отстрелить себе ногу…
После небольшой инструкции он несколько раз заставил Киарана снять и поставить пистолет на предохранитель, после чего убедился, что тот надежно — но легкодоступно — спрятал его в карман, и принялся надевать куртку, когда его настигли слова:
— Я… я хочу кое-что вам сказать, прежде чем мы уйдем отсюда.
Кэл обернулся через плечо, мол, давай, но по лицу Киаран понял, что вряд ли это «кое-что» ограничится двумя фразами. Пришлось развернуться целиком.
Киаран нервно переминался с ноги на ногу и выглядел так, будто готовится прыгнуть с трапа в глубокую холодную воду.
— По поводу леннан-ши, — уточнил он, не глядя на Кэл.
— Покажешь мне, где спрятал труп?
— Что? — осекся Киаран.
Кэл обвиняюще поджал губы.
— Ты запорол мою шутку. — А потом хмыкнул. — Ладно, забей, я просто разряжаю обстановку.
Но Киаран уже понял, о чем речь, и даже слегка закатил глаза:
— Я не хочу признаваться ни в чьем убийстве. Но правда, есть кое-что, что вы должны знать, прежде чем… Я не знаю. Прежде чем мы умрем? — Его голос предательски дрогнул, выдавая весь страх, что бултыхался внутри, словно холодная вода.
— Вот это у тебя предсказаньица, конечно.
Киаран кивнул:
— Да. Да, в общем… — Он замолчал, подбирая слова, словно заготовил их, но теперь, когда Кэл на него смотрел, все растерял. Потом откашлялся. — Послушайте. Мы с вами можем чувствовать друг друга, потому что обмениваемся… энергией. Но это просто энергетический поток в обе стороны. Он может стимулировать регенерацию тканей, или придавать сил, или повышать тонус, или… Он может разное, это правда, вы сами видели… Но он не может заставить вас, — Киаран будто сожалеюще пожал плечами, — верить мне.
— Мы читали, что…
— Поверьте, я знаю, что написано в «Википедии», мистер Махелона. — Он издал тонкий грустный смешок. — Но «жертва» не впадает ни в какое магическое «очарование» от леннан-ши. Да, мы создаем с ними дуальную пару, такой… такое вот энергетическое партнерство. Но у леннан-ши нет магии, заставляющей кого-то потерять голову. Такая иллюзия не была бы настоящей, это ведь как, ну… подделка, — ухватился Киаран за подобранное слово. — А мы не можем питаться подделкой, нам нужны настоящие эмоции. То, что о нас пишут, это скорее… метафора.
Он выглядел все несчастнее и несчастнее, пока продолжал говорить. Нет, поправился Кэл, не несчастнее. Обреченнее.
— Леннан-ши по своей сути существуют, чтобы питать своих хозяев эмоциями, в которых есть потребность. Поэтому поэты и художники находили в леннан-ши муз, поэтому нас называли «покровителями» — мы подпитываем людей энергией, вдохновением, наполняем силой.
Киаран неуверенно поднял на него взгляд.
— Взамен мы питаемся их отношением… — Он запнулся, будто ему было неловко. — Привязанностью. Если положительных эмоций много — мы живы. Мы полны сил, мы можем пережить что угодно, потому что в нас течет не одна жизнь, а две. — Он заторопился: — Если их мало — не страшно, мы можем выживать, голодая. Но… если есть отторжение, безразличие, пустота — рано или поздно мы умрем.
И сжал губы так сильно, что те слились с белым лицом, прежде чем сказать:
— Если человек хочет, чтобы леннан-ши… Я имею в виду… Если человек хочет, чтобы леннан-ши был рядом, то леннан-ши не сможет уйти. Если человек хочет, чтобы леннан-ши был здоров, мы никогда не заболеем. Если человек хочет, чтобы леннан-ши оставался жив, мы не умрем, даже если нас отравить или скинуть со скалы.
Кэл остановил его ладонью. Потом помолчал, раздумывая над услышанным. Во время его молчания Киаран выглядел таким несчастным, будто он сейчас передумает, скажет отдать пистолет и действительно пристрелит его, — но Кэлу все равно нужна была пауза, чтобы понять то, что он сейчас услышал.
— Ты выжил в тот раз, — пробормотал он задумчиво, — потому что я…
— Да. Но если человек хочет, чтобы леннан-ши умер, леннан-ши умрет. В конечном счете, — он сглотнул, — мы полностью зависим от желаний своего хозяина. Настоящих желаний. Тех, что не подделать. Истории известны случаи, когда это нас спасало. Но куда больше — когда это нас убивало. Просто у фактов короткая память, а у человеческих фантазий — длинная, и они имеют свойство становиться легендами.
Они оба замолчали. Казалось бы, маленькая деталь — ну вот тебе еще факт, как работают «животворящие» ирландские леннан-ши, но на самом деле эта деталь ставила ситуацию с ног на голову. Меняла весь контекст.
Кэл задумчиво поскреб лоб:
— Ты этого не говорил.
— Я… я рассчитывал… — голос Киарана превратился в виноватый ломкий лед, — я думал, что если вы не будете знать… если вы не будете знать, что, пока вы меня ненавидите, на вас моя смерть никак не отразится, то побоитесь меня убивать, — наконец признался он на выдохе, глядя куда-то Кэлу в ботинки. — Я просто хотел еще немного… пожить. Даже связанным. Даже под дулом пистолета. Еще чуть-чуть. — Господи. — Даже зная, чем рано или поздно это закончится.
— Ты не знаешь, — жестковато оборвал его Кэл, — чем это закончится. Давай сейчас не…
— Мне говорили, что если я встречу своего х… свою жертву, то, скорее всего, умру.
«Ну что ж, вот откуда у тебя страсть к хреновым предсказаниям», — хотелось мрачно пошутить Кэлу, но, глядя на лицо Киарана — такое, будто он готов лечь на погребальный костер вот прям сейчас, — шутить расхотелось вовсе.
— Моя мать так говорила. Так что, несмотря на обстоятельства… Когда мы встретились… И когда все это началось… Я знал, чем это закончится. — Киаран все еще не смотрел на него, хотя говорил уже спокойнее. — Всю жизнь знал. «Дойтер крои андьюн го гил, эйх го гэйста». Это значит: «Человеческое сердце горит ярко, но быстро». В том смысле, знаете… Близкие отношения у людей недолговечны. А мы так не можем… Мама как-то сказала, что природа — жестокая шутница, потому что создала вид, заранее обреченный на вымирание.
Кэл никогда не отличался чуткостью, поэтому просто спросил:
— Она умерла?
— Я не знаю, — пожал плечами Киаран. — Она просто… ушла. Может, совсем забыла о том, что я существую, если ее человек подспудно этого желал. А может, он оставил ее, и она правда… — Он покачал головой. — Это не имеет отношения к нам с вами. Я хочу сказать… В тот момент, когда мы встретились, я уже знал, что, скорее всего, умру.
Кэл терпеть такое не мог, но не перебивал.
Киаран взглянул на него, будто чувствуя его осуждение, и заторопился:
— Но мне очень… Я хочу… — Он сделал неожиданный шаг вперед. К Кэлу. И слова его зазвучали уверенно: — Я хочу помочь вам найти мистера Эшли. И мистера Доу. И миз Роген, если уж на то пошло. — Он признался: — Я хочу сделать… что-то. Понимаете? Я больше не могу просто… сидеть в кресле, — он скривился, — лежать в спальном мешке. Валяться полумертвым. — Он настойчиво выдохнул: — Я не хочу бесполезно умереть, зная, что так ничего и не смог сделать.
Кэлу не понравился этот ответ. Люди, которые приготовились умирать, — уже покойники. Он смотрел Киарану в глаза, видя там будущее, которое не хотел видеть.
Дедушка бы отвесил пацану тяжелую здоровенную оплеуху.
Потому что Киаран ошибался. Для того чтобы выжить, необязательно доверять друг другу или что он там болтал. Для того чтобы выжить, нужны навыки, умение принимать решения в экстренных ситуациях, хороший удар и — мотивация.
Нужна причина, чтобы выжить. Ты должен бояться смерти, а не смиренно ее ожидать.
— Давай пока что остановимся на двух вещах, — Кэл поднял с пола рюкзак, — во-первых, я не хочу, чтобы ты умирал. Мне казалось, ситуация с моей раной и твоими самоубийственными замашками сделали это очевидным. Особенно с учетом только что сказанного. — Он уставился на Киарана. — Очевидным ведь?
— Да, я просто хотел…
— И во-вторых, — перебил его Кэл. — Мы подумаем, что нам делать с нашей, — он покрутил пальцем в воздухе, показывая то на себя, то на него, — проблемой. Когда Самайн будет снова гнить в аду, а мы будем далеко от этого проклятого леса. Ты перестанешь быть жертвой обстоятельств, а я уберу пистолет подальше. Вот тогда… мы сядем и поговорим.
Киаран отрицательно покачал головой:
— Нет, это…
— Это мое обещание. — Киаран замер. — Слышишь?
Он слышал. Кэл смотрел в его лицо — нерешительное, но уже не такое обреченное — и думал, что, может быть, возможно, не сейчас, — но он мог бы с этим жить. Взять ответственность за чью-то жизнь. Где-то в том будущем, которое никогда не наступит, если холмы раскроются, а Самайн никогда не закончится. Где-то в том будущем, которое можно попробовать себе представить, если они выберутся отсюда.
— Я обещаю тебе, что мы с этим разберемся. — Кэл деловито поправил воротник его куртки и решительно застегнул на нем молнию до конца. — Я обещаю, что не собираюсь становиться причиной твоей смерти, Киаран Блайт.
Киаран смотрел на него так, будто Кэл сказал что-то вроде: «Я не собираюсь становиться причиной твоей смерти, Киаран Блайт».
А, ну именно это он и сказал.
А потом кивнул на окно и продолжил:
— Если ты, конечно, не хочешь показать мне забор, под которым закопал Джемму.
Для того чтобы тащить заготовленные доски, Кэл запихнул их в спальный мешок и взвалил на спину. Киаран держался рядом, не задавая вопросов, пока они шли в рассветной темноте брошенной деревни, освещая себе путь тонкими лучами фонарей.
Когда Кэл наконец тяжело сбросил свою ношу у колодца и подергал веревку — цела ли? — Киаран безрадостно спросил:
— Так мы лезем вниз?
Вместо ответа Кэл энергично посветил в каменное горло фонариком и пространно начал:
— Я ж ходил в этот туман сегодня… — Или вчера. Понятие «сутки» здесь больше не работало.
Киаран скрестил руки на груди:
— Да, это я заметил.
— Фига ты злопамятный. Короче. — Кэл подергал веревку. Ага, цела. — Это не туман, а аттракцион.
Он затащил мешок на каменный бортик колодца и, поднапрягшись, сбросил его вниз. Спустя несколько секунд тишины раздался трескучий звук удара. Блин. Хорошо бы не все переломались.
— Ты идешь прямо, прямо, прямо, — следом отправилась лопата, и звук уже был погромче, потом рюкзак, — а возвращаешься ровно на то же место, откуда ушел. Я раза четыре пробовал и все равно приходил обратно. — Кэл оглянулся на Киарана, оценивая состояние его плеча. — В общем, через туман нам не пройти никак. Но, — он ткнул фонарем в черную глубину колодца, — есть другой способ.
Киаран обреченно проводил взглядом луч света, умирающий внизу.
— Вы хотите выйти из деревни, используя тоннели?
— Это потом. Сначала мы сделаем то, что собирались: найдем, где этот тип запечатан. Если это очаг, значит, он там. Если он запечатан, значит, должен быть сосуд. — Кэл дернул веревку, проверяя, хорошо ли она закреплена. — Ну чего, сможешь сам спуститься или тебя подстраховать?
Ладно, не стоило верить ему на слово — надо было подстраховать.
Они лезли по веревке прямо друг за другом, но Кэл приземлился как надо, а Киаран, явно плохо знакомый с физкультурой, почти навернулся. Ничего не сломал, конечно, и на том спасибо, но, когда Кэл его поднимал, не удержался и заохал от боли.
Еще один плюс, что он не человек: все заживает быстро. Не придется оплачивать медицинские счета.
— О-ох, — растирая ушибленную руку, сдавленно пробормотал Киаран, — и что мы…
Кэлу пришлось тут же его оборвать:
— Тихо. — Он ухватил его за локоть, и, когда направил фонарь в потолок, чтобы хотя бы немного осветить тоннель, неровное эхо теней снова ожило на стенах. — Слышишь?
Звук.
Звук странный, каменистый перекатывался эхом по стенам. Не скребущий, но очень похожий. Ритмичный. Он раздавался откуда-то из кромешной темноты, недобрый и угрожающий. Киаран испуганно замер и напрягся под рукой.
— Мистер Махелона…
— Ш-ш-ш-ш.
Кэл жестом показал оставаться за ним. Но стоило им сделать несколько шагов в ту сторону, как звук неожиданно прекратился. Тишина обрушилась на тоннель внезапно, вцепилась в нервы.
А потом он раздался снова.
Ритма в нем не было. Наоборот, звучало хаотично, с разными интервалами, с разной силой. Как будто… как будто кто-то скребся и стучал. Кэлу на секунду захотелось поверить, что это Джемма — пусть в приступе лунатизма или одержимости — снова до крови скребет по камням, но тут, рядом, живая. Но, к сожалению, этот звук был совсем другим.
Каменные стены, оживающие рваными шевелящимися тенями, вызывали в нем настойчивое дежавю. На мгновение Кэлу показалось, что сейчас он пройдет сквозь арку и фонарный луч мазнет по спине в синей куртке, склонившейся над разрушенным постаментом… Но в зале никого не было.
Кэл провел фонарем по неровным стенам, по разбросанной груде камней, а потом еще раз — но нет, пусто. От бегущего фонарного света на стенах возникали и исчезали тени, будучи единственными обитателями этой забытой богом пещеры.
— Звук стал громче, — прошептал сзади Киаран.
Пятно света плыло по каменным развалинам, пока не наткнулось на смазанные темные следы. Эта кровь осталась от разбитых ладоней — здесь, в самом центре комнаты, Джемма билась о камни.
Откуда-то снизу раздавался стук.
Догадка замерла внутри, сначала невесомая, но тяжелеющая с каждым глухим ударом снизу.
— Помоги мне, — приказал Кэл, — включи все фонари и разложи по полу.
— Вы что, оставите меня зде…
Но он уже шел обратно: вернулся в первый зал, где кучей лежали сброшенные вниз вещи, и нашарил лопату.
— Вы собираетесь… — Киаран не стал продолжать, когда увидел лопату в его руке. Все стало и без слов ясно, но Кэл все равно сказал:
— Ага. Собираюсь. — И, поудобнее перехватив тяжеленную рукоять, предложил: — Можешь оттащить мелкие камни, если хочешь.
Киаран выглядел так, будто откапывать источник жуткого звука в жуткой пещере не та мечта, которую он трепетно хранил с детства. Но выбора у него не было.
Освещения поприбавилось: теперь Кэл прекрасно видел весь небольшой зал, заваленный камнями. Неровный фонарный свет отражался от стен, создавая еще больше причудливых привидений — проснувшихся и взбудораженных. Кэл обошел самый большой, центральный валун, на котором, видимо, когда-то возвышалась статуя, примериваясь, как бы к нему подступиться. Стук почти прекратился, но когда он раздавался, то звучал где-то совсем близко.
— Мы это не поднимем, — тяжело пробормотал Киаран, отшвыривая другие валуны. — Оно весит… не знаю… тонну…
Кэл в итоге нашел подходящую на вид щелочку между булыжником и каменным дном и попытался всунуть туда острый край полотна лопаты — не влезло. Пришлось искать другую, но камень будто прирос к полу, ни поддеть, ни подковырнуть. Вокруг раздавался грохот булыжников, множимый эхом, — это Киаран отпинывал и откатывал раздробленные камни в стороны. Иногда они останавливались, чтобы прислушаться: стук то появлялся, то снова умирал. Наконец Кэл почувствовал, как вес камня тяжело надавил на руки. Ага. Нашел. Осталось суметь поддеть. Что ж, ты тяжелый, но лопата чугунная, а Кэл еще чугуннее.
— Эй, подложи-ка мне что-нибудь под черенок, — он кивнул на пол перед собой, — будем изобретать домкрат.
Получилось не с первого раза: валун действительно весил как дьявол. Но под конец, найдя правильное положение и навалившись всем весом, Кэл сумел сдвинуть его с места: сначала толстяк приподнялся на сантиметр, потом еще на один, пока наконец Кэл и Киаран не принялись толкать его руками — и тот не начал свой тяжелый переворот на бок, издав невероятный грохот.
Неожиданно испуганный успехом, Киаран пробормотал:
— Мистер Махелона, стоит ли нам вообще…
— Невежливо не открыть, — раздался глухой каменный удар, намного громче, чем раньше, — когда стучат.
Под глыбой обнаружилась каменная плита. Кэл поддел лопатой виднеющийся зазор между плитой и полом и, снова с силой надавив, смог ее приподнять. Потом сдвинул с места. И еще. И еще чуть-чуть — пока она не отъехала достаточно, чтобы можно было наклониться в открывшуюся черную нишу.
Когда Киаран перенаправил свет фонаря вниз, мазнув по стенам, на мгновение показалось, что даже тени в нетерпении припали к земле.
— Ну что, наша попытка номер два, — Кэл наставил на темноту пистолет. — Чем докажешь, что ты не злобный клон?
Он выглядел ужасно. Гораздо хуже, чем та, первая версия. Словно призрак самого себя: запавшие тусклые глаза, обтянутые сухой кожей кости, неестественные провалы щек, серые скатавшиеся от пыли волосы. Иссохший и погребенный заживо Теодор Купер напоминал живой скелет. Кэл с ходу мог назвать кучу диагнозов, которые поставили бы ему врачи: обезвоживание, авитаминоз, кислородное голодание, дефицит веса, скорая, на хрен, смерть.
— Я… я не… — ослепленный светом фонаря, прикрывая глаза серыми от каменной пыли руками, в полузабытьи бормотал Купер, — я больше не…
Кэл отвел фонарь чуть в сторону, но Купер продолжал бормотать и бормотать, пока наконец Кэл не расслышал окончание:
— Я не сплю.