Как поймать монстра. Круг третий. Книга 1

43. Во времени и пространстве

Кроме них здесь не было ни души.

Не так, как когда исчезли жители или когда они с Доу развлекались пытками на кухне, пока никого не было, — нет. Сейчас, расхаживая по разваливающимся комнатам, Джемма отчетливо ощущала, что дом, деревня, долина — все это давным-давно опустело.

Кэл с Доу ушли, и здесь, затерянные среди снегов, они остались втроем.

Впятером, напомнила она себе, замирая на пороге столовой. Нас должно быть пятеро.

Она. Норман. Блайт.

Теодор Купер. Брайан Суини.

Они оба где-то здесь.

И Джемма их найдет.

Единственной комнатой, которая устроила Нормана, оказалась столовая. Достаточно большая для ритуала и с сохранившимся в целости полом — это им подходило.

— Нужно вынести скамьи, стол, кресло… — сосредоточенно хмурясь, указывал Норман на мебель. — И тогда места должно хватить.

Джемма приступила тут же. Когда она чего-то хотела, ей не надо было повторять.

Впервые за слишком долгие сутки — сколько они длились? непохоже, что двадцать четыре часа, — она не чувствовала себя… поломанной. Даже сигилла на животе болела не так сильно. Джемма словно наконец смогла дышать свежим воздухом в мутной болотной трясине, которой стала для них Глеада. Ей больше не приходилось бороться с собственной командой, она не сидела прикованной к стулу и не испытывала сомнений в собственном здравомыслии — этого оказалось достаточно, чтобы вернулись силы. А еще — еще у нее появился четкий план действий.

Джемма всегда чувствовала себя лучше, когда у нее была цель.

Стоило ей спросить, сможет ли Норман в точности вспомнить всю цепочку заклинаний, чтобы провести ритуал, тот удивился:

— Ты думаешь, я гений с эйдетической памятью? Приятно. Но если я буду читать по памяти, то вместо головы Купера ты попадешь в голову лесного жука за сто пятьдесят километров отсюда. — И жестом фокусника достал свой знаменитый блокнот. — Здесь, конечно, не всё… Но сама структура ритуала меня заинтриговала, так что я ее записал. У нас с Роном было дело в Неваде, и он использовал эту схему, чтобы найти жертву местного икхари. Я не участвовал в охоте, просто помогал: ставил свечи, чертил круги…

Но Ронни хорошо объяснял. А Норман хорошо запоминал.

— И еще. Понадобится кровь. — Он поморщился. — Много… твоей крови.

Доу — а еще тот мелкий парень из аниме про алхимию и железные конечности — был абсолютно прав: энергия не может браться из ниоткуда. Все должно иметь свою цену, особенно — магия. Это то, чего не понимают многие доморощенные мамкины волшебники. Если хочешь, чтобы заклинание сработало, придется отдать что-то ему взамен.

А кровь — оккультный доллар, универсальная валюта. Но, в отличие от доллара, она никогда не девальвируется, ее курс никогда не упадет, ее значение никогда не обесценится.

— Ну еще бы, — хмыкнула на это Джемма. — Какая же вечеринка без маленького кровопролития, верно?

Из столовой всё вынесли — теперь мебель Мойры покоилась на снегу. Кресло же из ее комнаты приволокли в проход, чтобы сверху, вишенкой на торте, водрузить Блайта. Оставаться в спальне в одиночестве тот отказался наотрез.

Джемма протянула Норману нож, и он попятился от него с таким лицом, будто ему предложили по-дружески подержать бомбу с запущенным таймером.

— Я не буду! — возмутился он. — Это твоя идея, так что делай всё сама! У тебя что, какой-то фетиш?

Джемма ухмыльнулась, ловко проворачивая нож между пальцев и обхватывая рукоятку. Естественно, она предложила, просто чтобы посмотреть на его лицо. Она бы, конечно, доверила Норману свою жизнь, но не резать себя в непосредственной близости от артерий. Хватит с нее и Доу.

Рядом на табуретке было разложено содержимое аптечки. Насвистывая прилипчивый мотивчик, Джемма стянула куртку, взяла жгут и принялась затягивать его на плече.

— Пни мне ведро, юный Стропикаро, — попросил она Блайта, полусонно смотревшего на нее из кресла.

Тот осоловело повел глазами, обнаружил ведро рядом со своей ногой и потянулся, но Норман его опередил.

— Лежи, пожалуйста, — раздраженно усадил он Блайта обратно, подхватил ведро и с грохотом поставил перед Джеммой. — А ты бы могла встать сама.

— Отвернись, — дружелюбно предложила ему Джемма, работая кулаком и устраивая ведро между ног. — А то хлопнешься в обморок.

— После всего, что было?.. — проворчал Норман, но совету все равно внял.

Джемма резанула твердой рукой, прямо поверх появившейся над сгибом локтя вены.

Норман просил примерно о половине литра — фигня, как сходить донором кровь сдать. Единственная проблема — голод: восстановить кровопотерю в ближайшее время будет нечем. Да плевать!

Кровь полилась в ведро с громким звуком.

Лес, лес, лес, лес, лес. Лес.

Везде этот опостылевший лес.

Ветки хлещут по лицу, вокруг, куда ни глянь, все одинаковое, а корни то и дело цепляют мыски ботинок. Будто говоря: не ходи. Будто пытаются заставить тебя остаться, сгнить в этом гребаном лесу…

Сайлас поклялся себе: если выберется отсюда — никаких миссий на природе в ближайшие пару лет.

Если выберется…

Шли молча. Так быстро, как могли. Махелона возвращал их по собственным меткам на деревьях и курсу, который помнил, но выпавший за эти дни снег и абсолютная однообразность пейзажа то и дело сбивали с пути и осложняли дело.

Сайлас не знал, смогут ли они выбраться. Впервые в жизни у него на руках не было никаких данных, которые позволили бы сделать хоть какое-то предположение — хоть один маленький гребаный вывод. Демоны не создают зон критических аномалий, черт побери.

Но вот боги — возможно.

Сайлас сказал себе заткнуться.

Почти через сорок минут молчаливого и мрачного пути они пересекли глубокую канаву, которую когда-то проходили на пути в деревню. На этот раз оба обратили внимание — потому что теперь знали, чем это когда-то являлось.

— Река была полноводной. — Махелона оперся на поваленное дерево, останавливаясь по пути вниз. — Теперь, если знать, что это берега… Смотри, какие крутые. Это тебе не нынешний ручеек у деревни. Тут был действительно сильный поток.

Рана, которая зияла в его животе ночью, не доставляла ему проблем: оказалось, от персонального энергетического вампира можно получать пользу. Сайлас, чувствуя себя полностью изможденным на восходе дня, подумал об этом с желчью. Он бы не хотел быть с кем-то связанным — люди в личном пространстве? спасибо, нет, — но жуткая тяжесть в руках и ногах заставляла завидовать бодро скачущему Махелоне.

— Смотри лучше по сторонам, — посоветовал ему Сайлас, спрыгивая следом. — Этому козлу может не понравиться, что мы уходим из его охотничьих угодий. И Чужой, который тебя надкусил, может снова появиться.

— Ну нет! Тут ты неправ, друг. На Чужого он похож не был, скорее, на Венома…

Сайлас слишком устал даже для того, чтобы закатить глаза.

В молчании они шли не только потому, что не осталось настроения трепаться. Просто в молчании можно было услышать, если где-то хрустнет ветка. Кончились счастливые деньки, когда они бродили по этим жизнерадостным холмам в безмятежном легкомыслии: теперь лес показал, что у него есть зубы. Целая пасть, полная клыков… Оружие из рук никто из них не выпускал.

Тем не менее, когда они взбирались на другую сторону, бывшую некогда берегом, Сайлас высказал неожиданно пришедшую мысль:

— Может, можно разрушить плотину? Восстановить круг. Сработает?

Махелона с легким кряхтеньем забрался на самый верх, с облегчением выпрямился, а затем покачал головой:

— Прежнего русла уже не существует. Река хлынет в долину и затопит тут все к чертям.

— Эта перспектива тоже выглядит невероятно привлекательно. Ну, как по мне.

Земля хранит в себе магию. Вода — смывает. Недаром у древних эзотериков она считалась символом обновления и очищения. А обновление и очищение — именно тот рецепт, который не повредил бы этой долине.

Чем дальше они уходили от деревни, тем все более незнакомым и неприветливым становился лес. «Приветливость», конечно, никогда не было подходящим словом для Глеады, однако Сайлас точно не помнил здесь такого бурелома. Валежник не просто попадался все чаще: всю землю покрывали сухие мертвые деревья. Туда, где между древними толстыми дубами открывался манящий проход, они не шли принципиально — Махелона сказал, что это увело бы их на юго-запад и привело, скорее всего, обратно.

Метр за метром они продолжали перелезать через стволы и кустарники, игнорируя хлещущие по лицу ветви и заросли крапивы и плюща.

— Он нас не выпустит, — сказал Махелона, прервав часовое молчание, когда они остановились перевести дыхание.

Это была не прогулка — спринт, потому что мысли об оставшихся в деревне толкали в спину.

— Мы как на поводке… Чувствуешь?

— Ждет, что мы предпримем. — Сайлас глотнул воды из бутылки. — Ублюдок. Чувствую себя подопытной крысой.

Никто из них не прогадал. Первый сюрприз они обнаружили на расстоянии трех часов ходьбы от деревни.

Когда внизу пригорка Сайлас увидел тропинку из красного снега перед собой, он на самом деле не удивился. В их положении ждешь чего-то подобного.

Ни он, ни Махелона не произнесли ни слова, взбираясь на очередной холм и следуя за кровавым следом: нечего тут было говорить, только оружие держать покрепче. Шокирующий поворот, как и положено финалу, встретил их на самом верху, прямо на крошечной поляне среди деревьев.

Сайлас скривился — вот же черт.

— Могу поспорить, — невесело присвистнул Махелона, — раньше этого трупа здесь не было.

Кровь бултыхнулась в ведре с неприятным влажным звуком.

— Этому дому не помешал бы косметический ремонт, — пробормотал Норман, ставя ведро перед собой и с сомнением оглядывая пустое пространство с раздолбанными половицами.

Джемма посмотрела на наручные часы. Половина восьмого утра. Кэл и Доу ушли три часа назад. За окном наконец рассвело, и теперь свет пробивался сквозь грязные окна серыми полосами.

— Расскажи, что будешь делать, — попросила Джемма, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором лежал Блайт. Удивительно, но эта рухлядь под ней не рассыпалась.

— Творить безрассудство, — вздохнул Норман.

Ну, с этим у них никогда не было проблем.

Джемма еще раз посмотрела на ведро у его ног. Голова слегка кружилась — проходили, почти привыкли, — а слабость разливалась по телу — тоже ничего нового, — но до вечера у нее было время прийти в себя. Ну, она надеялась, что оно было.

Время в этом месте играло в грязные игры.

Блайт сонно посмотрел на них. Временами его вырубало, и тогда глаза под посиневшими веками тревожно метались, а просыпался он быстро, от любого шороха. Норман накормил его витамином Д в каплях — но тот усваивался только с едой, а никакой еды у них не осталось. Да и неизвестно, усваивается ли у леннан-ши витамин Д вообще… В любом случае за эти дни Блайт столько раз был на грани того, чтобы бесславно откинуться, и все еще дышал, так что Джемма не особо переживала. Кажется, мальчишка куда крепче, чем выглядит. Может, он вообще бессмертный.

— Не спать, — щелкнула она его по уху, и Блайт дернулся. Поднял к ней лицо, и в уголках его губ Джемма отчетливо увидела раздражение. — Сейчас умный дядя проведет лекцию.

— Джемайма Роген, оставь его в покое.

На мгновение ей показалось, что Блайт сейчас покажет ей язык, — но он всего лишь отвел взгляд, чтобы посмотреть на развернувшегося к ним Нормана.

— Так. Для проникновения в чужое сознание нам понадобится… как бы это сказать… Точное попадание в цель.

Норман взял в руки мел, заблаговременно выуженный из кучи вещей, которую теперь представляло содержимое их рюкзаков. Мел в пальцах Нормана смотрелся органично: как в руках учителя, выступающего у доски. Может, если бы не паранормальная чертовщина, ворвавшаяся когда-то в его жизнь, он бы сейчас был… ассистентом профессора. Доктором наук. Историком. Археологом. Антропологом. Если бы когда-то давно призрак не решил мучить именно его семью и ему не пришлось столкнуться с тьмой лицом к лицу, Норман мог стать кем угодно. С его-то мозгами.

Кем бы стала Джемма, если бы тот вампир не решил прокусить ей трахею у черного входа «У Занзи»? Кто знает. Может, до сих пор запивала бы водкой гадкий привкус чужих языков в барных туалетах. Мухлевала бы на микрозаймах. Заработала бы рак печени. Откинулась к тридцати.

— …Нужно знать, в чье сознание попасть, где этот человек и в каком он времени… Ты задала вопрос и не слушаешь меня?

— Меня рубит, — призналась Джемма, массируя глаза.

Голос Норман изменился:

— Может, это Ку…

— Нет, — покачала она головой. — Я ощущаю недостаток пол-литра гемоглобина, а не вторжение чужого нытья.

Она открыла глаза, честно пытаясь вспомнить, что говорил Норман. Захотелось подать сигнал в космос: пожалуйста, если очередной подменыш захочет их убить, пусть сделает это не сейчас, потому что сейчас она и пистолет-то сожмет с трудом. Блайта убьют первым — он даже с кресла встать не сможет, — а Норман запутается в ногах и упадет, так что это будет проигрыш всухую.

Пусть этот серый рассвет, едва-едва заглядывающий в окна, побудет мирным еще немного.

— Ну, с одной стороны, это нормально. — Норман тревожно нахмурился. — А с другой — мне категорически не нравится, когда здесь происходят нормальные вещи, потому что ничем нормальным они не заканчиваются.

— Философский факультет в Беркли многое потерял.

— Ха-ха. Действительно, почему бы нам не посмеяться.

Джемма сдалась:

— Ладно, я… Так что там? Я тебя слушала. Нужно знать, в чей сон проникать, где цель и в каком она… э-э-э… измерении? — Она глубже повалилась на кресло, чувствуя, как туго перетянутые бинты на животе больно впиваются в кожу под ребрами. Теперь они с Блайтом, сладкая парочка, сидели почти вплотную. — Поставишь мне пятерку?

— Времени, — поправил ее Норман. — Нужно знать, в каком времени находится цель.

— А, ну да, — Джемма медленно кивнула, — а то вдруг она случайно укатила в пятидесятые…

— Снова шутка про «Назад в будущее»? Повторяешься. — Джемма не смогла вспомнить, когда она успела так пошутить. Норман уже продолжал: — Естественно, цель находится в каком-то определенном времени. Если ты захочешь связаться с духом из прошлого — тебе придется обращаться к прошлому. Все логично.

В окно неожиданно ударил ветер — Блайт у Джеммы под боком вздрогнул, а стекло тонко затрещало внутри рамы, будто сноп снега смог бы его разбить. Скорее всего, смог бы: здесь все держалось на честном слове.

Джемма хотела сказать: «Это всего лишь ветер», но не сказала ничего.

— Три цели, — произнес Норман, разорвав тишину, наполненную свистом ветра. И, наконец перестав смотреть за окно, снова вернулся взглядом к полу. Откашлялся. — Три цели, три круга. Так что я буду рисовать усложненный трикветр. Эннеаграмму, додекаграмму и октограмму, вписанные друг в друга. — Он поочередно показал на три разных места на полу. — Я почти не занимался колдовством, — вздохнул, — и у меня нет опыта. Знаешь, как сложно вписать друг в друга три печати разного типа?

— Понятия не имею, — ответила Джемма. — Обычно, когда гоэтики зовут потусоваться, все круги уже нарисованы, а какой-нибудь дурачок с «Некрономиконом» вызывает дух покойного деда.

— Надеюсь, ты в курсе, что «Некрономикона» не существует, — пробормотал Норман, раскрывая свой блокнот.

Он снова взглянул на пол, а потом отошел от стены, прикидывая, откуда начать. Дневник в одной руке, мел в другой — он стоял посреди комнаты, задумчиво ее осматривая. Грязный, напуганный, но уже погруженный в то, что любил больше всего, — в теорию и эксперимент. Странно, но эта картинка очень ясно отпечаталась у Джеммы в голове. Как фотография. Ей показалось, что, когда все закончится, она ее вспомнит, не зная почему. Иногда некоторые моменты жизни просто отпечатываются. Они не важные и явно не поворотные, но мозгу все равно — он просто… сохраняет их.

Норман, стоящий посреди пустой ободранной комнатушки. Серый тусклый свет, заливающий хлипкий деревянный пол, окосевшие дверные проемы, избитые лица. Сосредоточенные глаза. Мел в пальцах. Свист ветра.

— Что такое трикветр? — едва слышно спросил Блайт.

Джемма посмотрела вниз: глаза приоткрыты, но по непрестанно умирающему выражению непонятно, спит он, бодрствует, жив или помер.

— Штука из сакральной геометрии. — Она поудобнее устроилась на подлокотнике, поставив локоть на спинку и подпирая голову рукой. — Ну, это фигуры, которые имеют смысл. Для магии.

Норман примерился, сделал несколько шагов вдоль пустой стены. Потом, словно определившись с местом, кивнул сам себе, отложил блокнот, присел возле окна. Джемма продолжила говорить, следя, как он делает первую, набросочную линию мелом:

— Круги используются не только для барьерной защиты, их вообще по-всякому можно применять. Призывать кого-то, например, искать… Вон, оказывается, даже вламываться людям в головы. Трикветр — это троекружие. Типа трилистника в «Зачарованных». Хотя ты зумер, ты их не смотрел… Редко используемый тип кругов: обычно достаточного одного, реже — двух.

— Vesica piscis, — пропыхтел Норман. — Пересечение двух кругов. И ты неправильно рассказываешь.

Ну конечно.

Он поднял голову, убрал испачканными в меле пальцами волосы с лица и с самым умным видом на свете сказал:

— Один круг — одна цель. — Даже палец поднял. — Один круг, когда хочешь кого-то вызвать. Один круг, когда хочешь кого-то удержать внутри. Если хочешь сначала одно, затем другое, их можно поместить один внутрь другого. Например… ну…

— Ты когда-нибудь видел, как в кино, в страшилках, запечатывают какую-нибудь стремную фигню? — помогла Джемма. — Какой-нибудь предмет ставят в центр круга, типа шкатулку там, зеркало, кувшин. В кино привирают, потому что вообще-то нужно два круга. Один — призвать, второй — запечатать. Вот не знаю, как вы, а я уверена, что джинна из «Аладдина» в лампу так и поймали.

— А джинны тоже существуют?

Норман упреждающе уставился на Джемму. Та с этим взглядом согласилась:

— Ты не хочешь об этом знать.

— Опять? — устало вздохнул Блайт.

— Слушай, о досках Уиджи, джиннах и зомби неподготовленному уму точно не стоит…

— Зо… Что?

— Давайте вернемся к кругам, пожалуйста, — перебил Норман. — Если и есть вещи в мире, о которых я никогда больше не хочу слышать, то эти вещи начинаются на букву «з». — Он откашлялся. — В общем-то, Джемма права. Есть системы, которые не позволяют сущностям, плотным или бесплотным, выбраться из определенного места: они могут быть запечатаны в чем-то, как… хорошо, как в лампе Аладдина, или заключены во что-то, из чего не могут найти выход. Если твои цели совпадают — это два круга, один внутри другого. Но если твои цели не могут быть вписаны друг в друга, а должны выполняться параллельно, ты должен их пересечь, а не вписывать.

Джемма не особо разбиралась в таких подробностях. Иногда по работе приходилось иметь дело с псевдомагами и оккультным дерьмом, но в целом достаточно было хорошенько треснуть кого-то по голове, чтобы решить проблему. Но Норман, конечно же, знал обо всем на свете. Может, в следующий раз стоит попросить его починить мотор в тачке или добыть антивещество в нейтронном коллайдере.

— …Например, найти что-то в пространстве. Один круг будет отвечать за искомый объект, другой — за пространство. Пересекаем, а не вписываем. — Норман улыбнулся. — Vesica piscis.

— Ты сказал «троекружие». — Джемма отпила уже остывшей воды, а затем впихнула стакан в руку Блайта — пусть держит или пьет, плевать. — Три цели, три круга, три стремных названия. Зачем нам третий?

— Девятиугольная эннеаграмма будет отвечать на вопрос «кто»…

Вернувшись к рисованию, Норман махнул рукой на дневник на полу, и Джемма наклонилась, чтобы его поднять.

— Это самая легкая часть. Эннеаграммы просты, ты их постоянно видишь у тинейджеров, которые вызывают призраков… Правда, чаще всего они рисуют их по схемам из интернета, и поэтому все идет наперекосяк.

Джемма рассеянно пролистала дневник до закладки. Словам и буквам внутри не хватало места: они наседали друг на друга, липли к бокам, строчкам и краям листов, заполняли все имеющееся пространство. Однако попадающиеся рисунки — о, рисунки были подробными, с множеством мельчайших деталей, не чета каракулям Купера. Круги на нужной странице Норман изобразил с художественной точностью. Может, он бы стал архитектором? Художником? В нем таилось много талантов.

— Дальше — додекаграмма…

— Это какая? — сощурилась Джемма, крутя блокнот в разные стороны.

— Та, у которой двенадцать частей, по количеству часов в сутках. Ты неправильно держишь, переверни! — Вместо этого Джемма просто захлопнула блокнот. Бесполезно. — Знаешь, где еще ее используют?

Она щелкнула пальцами и выставила указательный:

— Попытка номер три! «Назад в будущее»?

На этот раз Норман все-таки рассмеялся. Потом сказал:

— Слишком много научной фантастики… В «Большом ключе Соломона». Додекаграмма — ключевой символ гоэтии для вызова духов и сущностей, затерянных во времени.

Блокнот с колена Джеммы исчез: это Блайт аккуратно взял его в руки и снова открыл.

— Я пропустила все, что ты сказал после наезда на научную фантастику.

Подначка осталась неотвеченной: Норман уперся в пол и скрючился, пытаясь вытянуть линию как можно ровнее. Потом продолжил:

— Для рисования додекаграммы мне понадобится дождаться трех часов дня, чтобы ровно в это время начать с Юпитера. В каждый из двенадцати часов я впишу планету, покровительствующую этому часу. Шабатай, Цебек, Мадим, Шемеш, Ногах, Кокав, Леванах… Всё — на древнем иврите. Затем буквенное значение. — Мел шершаво скоблил по полу. — Затем символ. Затем гематрия.

Он выпрямился, упираясь пальцами в пол, и оглядел нарисованный круг. Кажется, остался доволен.

— Главное — соблюдать порядок и время… Додекаграмма будет искать нужный объект во времени.

Три часа… К скольки же он закончит? Им некуда отсюда деться — пока Кэл и Доу не вернутся, они заперты в этой хижине, — но здоровая паранойя шептала Джемме на ухо: делайте все быстрее.

Он выдерживает паузу, но не дает вам фору.

— Сколько это займет? — спросила она, опуская взгляд на дневник в руках Блайта.

На бумаге троекружие выглядело непостижимо, несмотря на объяснения Нормана: знаки, черточки, фигуры с загадочным смыслом… Некоторые Джемма узнавала, другие ей были неизвестны, но весь ансамбль символов производил гнетущее впечатление.

— Я же тебе сказал, на это понадобится куча часов. Мы начнем только к вечеру… Ты должна успеть оклематься к тому моменту, как настанет время входить в круг.

— Ну, зато моя кровь пойдет почти на настоящее искусство. — Джемма подумала, а затем добавила: — Оккультное ар-деко.

Тихо и сипло подал голос Блайт:

— А третий круг? — Джемма скосила на него глаза. Он смотрел в блокнот. — Вы сказали, их три.

— Да, последний… — Норман потряс рукой и вернулся к рисованию. — Крестострел. Октограмма. Она символизирует звезду, с помощью которой волхвы смогли найти дорогу к младенцу Христу… В латышской мифологии ее называют аусеклис — воплощение первой утренней звезды. Порядок, созидание, равновесие, структура… Она отвечает за пространство.

Дорисовав, Норман с кряхтением поднялся. Теперь он стоял в центре трех пока что не слишком ровных меловых кругов — набросков будущего аркана. Оглядев их, он перевел взгляд на Джемму и Блайта:

— Кто, где и когда. Мы будем искать Теодора Купера во времени и пространстве.

— Твои ставки?

Сайласу не хотелось отвечать.

Тяжелый запах крови забивался в ноздри, словно вытесняя кислород. Плотный, насыщенный, он ложился на язык самым отвратительным желанием на свете.

Сигаретная пачка в кармане под пальцами жалобно просилась в руку.

Тело лежало посреди вытоптанной полянки в окружении валежника — как в гнезде. Мертвые глаза слепо уставились в небо — Сайлас поднял голову, прослеживая направление взгляда, — сквозь плотную завесу ветвей.

Оказывается, пока они шли, небо успело налиться предрассветным серым цветом.

— Трупы в этом лесу, как ягоды на кустах, — пробормотал Махелона, останавливаясь над телом и накрывая его своей большой тенью. — Куда ни ступишь — везде лежат.

Труп не был растерзан, как того ждал Сайлас. Мужчину — лет тридцати пяти, от силы сорока, европейца, со светлыми волосами и абсолютно обычным лицом — явно застрелили.

Он не походил на деревенских: современная синяя куртка, теперь пропитавшаяся кровью; дорогие ботинки, серьга в ухе. Преодолевая отвращение к себе, Сайлас втянул воздух глубже, ощущая, как сквозь пелену запаха крови прорываются другие.

Здесь было много людей.

— Несколько человек, — сказал он вслух. — Совсем недавно.

Махелона промычал что-то согласное, а потом, повозившись, расстегнул на теле куртку, обнажая залитый багровым некогда серый свитер.

— Он кого-то сильно разозлил… Глянь, сколько попаданий. Плечо, две пули в грудь, одна в живот. — Махелона почесал щеку. — Так не стреляют, когда имеют четкий план… Да, люди были. Здесь все истоптано.

Он принялся рыться в карманах, и Сайлас не выдержал — отвернулся и достал пачку. Две сигареты.

Всего две.

Он тяжело сглотнул.

— Знаешь, когда так стреляют? — спросил Махелона за его спиной. — Или когда выходишь из себя… Или когда мишень долго отказывается умирать. — Судя по звукам, он поднялся на ноги. — Тут следов как на побоище. Видишь ствол? Прямо перед тобой. Даже там две пули.

Сайлас поднял взгляд от пачки к дереву и наткнулся прямиком на две глубокие дыры. Он не мог сосредоточиться на словах Махелоны, пока голод конвульсивно прошивал желудок. В остаточных следах на поляне будто ощущалось что-то знакомое, но запах крови перебивал все вокруг.

Дерганым движением Сайлас достал из пачки предпоследнюю сигарету и зажигалку. Самый дешевый желтый «Крикет» — из аэропорта во Франкфурте. Предыдущую он куда-то дел при перелете.

— Сайлас? Посмотри.

Он щелкнул зажигалкой — и только потом повернулся.

В руках Махелона держал бумажник — и белый пластик ID-карточки.

— Ты так и не сделал ставку, — произнес он рассеянно. — Джеймс Койл, тридцать девять лет, Карлоу, Ирландия. Это водительские права.

— Какую ставку? — наконец спросил Сайлас. Вышло раздраженно, но не настолько, как он надеялся.

— Кто это такой, конечно же. — Махелона порылся в бумажнике, ничего не нашел и, наклонившись, аккуратно вернул его в карман. Какая нелепица. — Потому что ты мог бы срубить сто баксов, если бы поставил на то…

Выпрямившись, он что-то бросил Сайласу. Тот с легкостью поймал — на ощупь что-то металлическое, — а разжав ладонь, обнаружил на ней бронзовый кельтский узел. Классический апотропеический амулет общего типа.

— …что это ирландский агент.

Очередной. Ты хотел сказать, очередной ирландский агент, неизвестно откуда тут взявшийся, Махелона.

Бронза почти сливалась по цвету с темной кожей Сайласа, уже остывшая и холодная.

— Но раз ты не играешь со мной в азартные игры, перейдем к следующему вопросу. Из пистолета демоны не стреляют. Веномы тоже. Значит, это был человек. — Махелона медленно повел головой, вглядываясь в деревья вокруг. — Где же тогда тот, кто завалил Джеймса Койла?

Круги бледнели на черном полу, озаряемые светом фонарей. Свечи еще не зажигали, чтобы не тратить попусту, но Норман уже расставил их по местам. Композиция ритуала наводила на Джемму странное чувство: было что-то в этих кругах, в положении свечей, вплетенных в меловую паутину, в Нормане, сидящем в центре троекружия и смотрящем на свои труды. Пальцы у него тоже побелели от мела, а губы бормотали что-то, чего Джемма уловить не могла.

Магия.

Редкостная зараза. Человеку не пристало ей заниматься. Когда-то Айк сказал ей, мол, все то страшное, творящееся с людьми из-за магии, всего лишь закономерное последствие того, что нам эти силы чужды, опасны и не положены по природе. Но, как и все запретное, магия всегда влекла идиотов — обманчиво легкий путь получить желаемое…

Что ж, теперь очередь Джеммы быть такой идиоткой.

«Постарайся не облажаться», да?

Прости, Айк. Не очень-то хорошо в итоге у нее получилось.

Заскрипел мел. Продолжая бормотать, Норман наклонился и повел новую линию, выписывая очередной непонятный Джемме символ. Кроме скрипа мела и шепота Нормана, в воздухе больше не было звуков: даже ветер, казалось, наконец угомонился.

«Будто он прислушивается, — равнодушно подумала Джемма, переводя взгляд на окно. — С интересом… Что мы дальше выкинем. Что предпримем».

Никто не смотрел на них с улицы, но Джемма все равно чувствовала этот взгляд. На всем теле: на плечах, груди, ногах, кончиках пальцев, на обратной стороне век… Так человек смотрит на муравья, ползущего по своим делам. Так бог, наверное, смотрит на человека.

«Он не бог», — сказал Доу. Демоны, сказал он, это самопроизвольное порождение темной негативной энергии. Что-то втирал про «контагиозность», про «альтерацию», про домены, филумы, кластеры — все эти бесконечно заумные слова, которые придумали в Управлении, чтобы придать магии более управляемый вид.

Дерьмо собачье.

Вот она, правда: рано или поздно ты столкнешься с тем, чего не можешь объяснить. Тем, что не укладывается во все твои дурацкие научные термины, не вписывается в домены, не объясняется кластерами, семействами, видами. Наверху налепливают на это статус «совершенно секретно», ставят уровень доступа «альфа» и стыдливо прячут в засекреченные хранилища Вивария. Чтобы никто не увидел. Чтобы никто не догадался.

Магия не может быть понята. Не может быть контролируема.

Но одно Джемма знала наверняка — даже если ты чего-то не понимаешь, даже если ты что-то не контролируешь, даже если ты неспособен что-то поймать или уничтожить…

— Миз Роген? — совсем сонно шепотом спросил Блайт, словно боясь отвлекать Нормана. — У вас странное лицо.

— Спи, — ответила Джемма.

…ты всегда можешь попытаться надрать Неизведанному зад.

У тебя есть два варианта. Или стать телом в канаве, или удавить гадину, не дожидаясь трагического исхода. Теперь Джемма специализировалась на том, чтобы давить гадин.

Неизведанное никогда ее не пугало.

Мел продолжал скрипеть.

Часы продолжали идти.

Кто-то продолжал наблюдать.

У них не было времени останавливаться надолго.

Они ведь в ответе за то, чтобы вернуться к остальным. В ответе за то, чтобы все выжили. Это подгоняло, словно приставленное к спине пистолетное дуло, — и от трупа они уходили, опасаясь, что оно может выстрелить в любой момент.

Сайлас не волновался, что тот, кто убил ирландца, выскочит на них из кустов, — вряд ли найдется человек, который сможет подобраться к Махелоне. Он даже не волновался, что убийца сунется в деревню, — ему же хуже, потому что у Роген теперь сто процентов разовьется паранойя.

Пробовать справиться с психованной Роген?

Удачи. Вот у Сайласа не получилось.

О чем он в самом деле волновался, так это о том, что удавка, которую все это время затягивал вокруг их шеи Самайн, оказалась слишком незаметной — и у Сайласа тоже было право на паранойю.

Могло ли их разделение быть продуманным планом? Способен ли Самайн на такой продуманный план? К чему он подталкивает их и чего от них ждет?

…И кажется ли Сайласу или в деревню они пришли гораздо быстрее, чем из нее?

В прошлый раз они потратили на дорогу четыре-пять часов. Сайлас на ходу сдвинул перчатку, чтобы посмотреть на наручные часы. Что ж, пошел уже седьмой. А вдвоем они передвигались куда быстрее, чем впятером.

— Просто иди вперед, — будто читая его мысли, посоветовал Махелона. Это разозлило еще больше: совет свой себе… — Думать будем, когда дойдем. Сейчас нам нужно просто попасть в лагерь.

— Что, правда? А я-то думал, ты меня на свидание повел, — огрызнулся Сайлас, переставляя ноги. Усталость накапливалась в них, словно оседающая накипь.

Быстро темнело. И в этой опускающейся темноте лес казался нескончаемым… Настолько, что спустя час или полтора Сайлас начал ловить себя на мысли: а не привиделся ли им лагерь?.. Мог ли он быть порождением тех же иллюзий, что и деревня?

Что, если их отправили за спасением — но на самом деле его и не было никогда?

Заткнись, сказал он сам себе. Просто… двигайся. Махелона прав. Просто иди вперед. Нужно успеть до того, как ночь полностью опустится, потому что в темноте искать путь будет невозможно. Твоя задача — дойти и вернуться. Ты не можешь бросить этих инвалидов там одних.

— Ну чего ты, обиделся?

Сайлас с ощутимым трудом поднялся на пригорок. Желудок от нагрузки пульсировал и горел.

— Да ладно, приятель. Это не…

— Пришли.

— Что?

— Пришли, — повторил Сайлас, раздвигая ветки. Он забыл о раздражении, чувствуя только бесконечное облегчение. — Заткнись и поднимайся.

Когда-то, давным-давно, перед ним уже открывалась эта картина. Все было точно так же — та же поляна, те же темные холмы, то же ощущение чего-то совсем неправильного. Когда это было?..

В лесных тенях перед ними снова, как старый друг, утопал пустынный палаточный городок.

Когда на деревню начали опускаться сумерки, Норман замкнул последний круг.

Кровавая линия закрылась, став последним элементом сложной витиеватой структуры на полу.

Взгляд у Нормана был уставшим, руки — в крови, а лицо изможденным: рисуя и наговаривая, он провел больше шести часов. Джемма помогла ему подняться, стараясь не наступать на сложную вязь линий и символов (из собственной, на минуточку, крови), а потом принесла ему таз с водой. Норман долго и молча полоскал руки, пытаясь оттереть черно-багровые следы из-под ногтей и с папиллярных линий.

— Есть хочется ужасно, — сказал он сипло, вытирая руки полотенцем. — Как думаешь, они добрались до лагеря?

— Должны были, — посмотрев на часы, ответила Джемма. Потом исправилась: — Ну ты чего? Конечно добрались. Там убойная команда. Один танк, другой стерва.

Норман повелся на шутку и хмыкнул, но потом согнал улыбку, становясь серьезным.

— У нас будет только один шанс. Я имею в виду… мы не должны ничего запороть, если хочешь найти его. Понимаешь? Я и так делаю все по памяти. Никакой самодеятельности, Джемма.

— Я вся из себя послушная овечка. Чего? — Она развеселилась, поворачиваясь к креслу. — Что означал этот взгляд, мистер вампир?

Блайт покачал головой с таким выражением, будто он на миз Роген вовсе не смотрел и не подразумевал, что она своевольная сумасбродка, как можно было подумать. Прежде чем Джемма успела открыть рот, он спросил у Нормана:

— Вы сможете узнать, где он? Мистер Купер?

За последние несколько часов Блайт оклемался достаточно, чтобы пару раз встать и размять ноги. Теперь он опять сидел в кресле — на этот раз куда прямее, — пил кипяток и смотрел на кровавую картину на полу с явным дискомфортом.

— Что? — удивился Норман с усталым запозданием. По-хорошему, ему бы поспать. — Нет, конечно нет.

— Если бы он знал такой ритуал, мы бы, понимаешь, — Джемма развела руками, — могли не торчать тут две недели. Ты же не знаешь такого ритуала? — подозрительно осведомилась она у Нормана.

Тот закатил глаза и сказал:

— Ритуал не позволит нам обнаружить, где он. Октограмма найдет только его сознание и поможет построить мост между твоим, — он посмотрел на Джемму таким безнадежным взглядом, будто она собиралась совершить что-то своевольно-сумасбродное, — и его. Ты не увидишь, где он находится, — только то, что в его голове. А если он не спит, то у нас вообще ни черта не получится, я же предупреждал. Этот ритуал позволяет проникнуть человеку исключительно в сон.

— Видела я одним глазком, что у него в голове, — Джемма с напускным легкомыслием зевнула, игнорируя чужой пессимизм, — веселого там мало.

Норман смотрел на нее еще несколько мгновений, а потом набрал воздуха, поднялся на ноги и прошел к подоконнику, где лежали его принадлежности. Джемма и Блайт проводили его взглядами. Норман, очевидно, пытался скрыть нарастающее беспокойство, которое было притуплено монотонной работой, а теперь вырывалось наружу.

— Я объясню тебе кое-что, — сказал он, стоя к ним спиной. — Прежде чем мы начнем. Та фотография у тебя? Купера и его семьи. Мне она понадобится. И, — он обернулся, — твой медальон. Его медальон. Черт, ваш медальон. Я тебе его верну, — тут же добавил он. — Обещаю.

Это Джемму рассмешило: видимо, теперь она еще долго не избавится от репутации психопатки. Вместо ответа она молча сняла амулет через голову — ощущение пустоты, появившейся после того, как тяжесть подвески исчезла, пришлось проигнорировать. Порывшись в кармане, она достала сложенную вдвое фотографию, взятую у трупа, — семья Купера на ней выглядела сюрреалистично счастливой для нынешней ситуации — и протянула Норману. Цепочка кулона грустно звякнула, когда Джемма убрала руку.

— Я же сказала, — улыбнулась она, — что буду послушной девочкой.

— Тогда дай мне еще свой кулон… Тот, со скелетом рыбы.

— Могу срезать кожу со спины, — предложила она, — у меня там во-о-от такущая звезда Дави…

— Не паясничай.

Норман дождался, пока Джемма стащит с шеи макаухини и вложит ему в ладонь. Руки его — покорябанные, розовые от не до конца смытой крови, все в царапинах, с темнеющим синяком на костяшках — снова напомнили Джемме о том, что в их положении действительно не стоило паясничать.

Одни посреди мертвой деревни. В сердце проклятой земли. Делающие что-то, далекое от благоразумия.

Норман сжал в ладони макаухини, кинул на Джемму взгляд, будто говорящий — да, так и есть, все это неблагоразумно, — а потом направился к кругам. Возле каждого из трех он останавливался и оставлял в пустой сердцевине по одной из взятых у Джеммы вещей.

— Одна вещь, принадлежащая искомому.

Фотография.

— Одна вещь, принадлежащая ищущему.

Макаухини.

— Одна вещь, связывающая ищущего и искомого.

Медальон.

— А теперь послушай меня, — развернулся он лицом к Джемме и глубоко вздохнул. — Это будет не так, как ты привыкла. — Конечно же, Джемма открыла рот, чтобы высказать свое веское мнение, но Норман настоял: — Слушай! Раньше именно Купер приходил в твою голову, в твои сны. Я не знаю как, но это он тянулся к твоему сознанию и сам оказывался в нем.

Джемма послушно ограничилась кивком головы, и Норман продолжил:

— В этот раз будет по-другому.

Даже Блайт напрягся — Джемма краем глаза видела, как он подтянулся в кресле, сел прямо, прислушиваясь к наставлениям.

— На этот раз ты окажешься в его голове. И мы не знаем, что ты там найдешь. Поэтому озвучивай все, что там видишь. Понятно? Мы будем слышать все, что ты говоришь. Я не хочу больше полагаться на пересказы. Я хочу слышать все, что ты там найдешь.

— В прямом эфире?

— В прямом эфире.

Блайт спросил:

— Миз Роген ничего не угрожает?

— О, да перестань, — Джемма скрестила руки на груди, — даже не надейся.

Блайт приподнял брови, и — о, ну, в этих бровях было все, что он думал о ее «не надейся». Кажется, кто-то полностью оклемался после того, как пожертвовал все силы в фонд спасения Кэла Махелоны?

— Я не знаю, — виновато признался Норман. — Если бы мы проникали в чей-то сон в обычной ситуации, я бы сказал, что там полностью безопасно. Но здесь… кто знает. — Он с тоской оглянулся на темноту за окном. — Здесь мы нигде не в безопасности.

Чего Джемма сейчас бы ему ни в жисть не сказала, так это то, как ей плевать с высокой колокольни. Опасно, неопасно: верно ты говоришь, здесь везде опасность. Стоит добавить к этой бочке еще одну ложечку смертельной угрозы, если это позволит наконец понять, где Купер, кто такой Купер. В порядке ли Купер.

Блайт, видимо, решил разбавить мрачность, повисшую в воздухе. Как иначе объяснить то, что он выдал, Джемма не знала.

— Похоже на «Начало».

— Что? — переспросил Норман, отворачиваясь от чертового окна.

Блайт недоуменно посмотрел в ответ:

— «Начало». Фильм. С Леонардо Ди Каприо. Там тоже проникали в сны, так что я подумал…

Джемма неожиданно — и для себя тоже — засмеялась. Не нервно, вполне искренне. Да, действительно. Похоже на «Начало». Только вместо того парня, который ходил в пиджаках и пикировался с Томом Харди, у них Норман, вместо Ди Каприо — Джемма, а вместо его умершей красотки жены, сводящей главного героя с ума, конечно, Купер. Сто попаданий из десяти.

— Ладно, — отсмеявшись, согласилась Джемма. — Ладно. Один — ноль. Хорошая отсылка, Влад Цепеш.

Может, Блайт хотел улыбнуться, а может, словил лицевую судорогу — Джемма так и не поняла, потому что Норман прервал зарождающийся обмен остротами и показал ей, куда встать: прямо в центр печатей, туда, где переплетались все круги.

Шагнув в пустое очерченное пространство прямо на стыке досок, она почувствовала сосредоточенное спокойствие. Волнения не было — только ожидание, ритмично стучавшее в груди. Джемма была спокойна. Она просто… ждала.

Он где-то там. Где-то за этими линиями и символами.

— Сколько это займет? — спросила она, растирая замерзшие ладони и наблюдая, как один за другим Норман обходит круги и зажигает свечи.

Мерное щелканье зажигалки гипнотизировало.

— Понятия не имею. — Щелк. — Может, минута. — Щелк. — Может, три часа. — Щелк. — У заклинаний нет государственных стандартов, знаешь ли.

Так, щелчок за щелчком, вокруг них возникала цепочка огней. Комната будто ожила, наполнившись отблесками и отсветами, а кровь в мерцании свечей казалась пугающе черной и влажной. Сквозняк волновал свечной огонь, но не задувал его — и все вокруг Джеммы начало едва заметно покачиваться в такт пламени.

— Так лучше, — пробормотал Блайт, и Джемма обернулась на него, отвлекаясь от иллюзии. Тот зачарованно смотрел на лес из свечей. — Почти… уютно.

— Ощущение ложной безопасности, парень, — назидательно предупредила Джемма, — еще ни к чему хорошему не приводило. Не расслабляйся. Напоминаю, что-то вне стен этого дома хочет нас сжить со свету. Что это еще такое?

Вопрос относился к вернувшемуся с кухни Норману, который, перегнувшись через круги, протянул ей термос.

— Ночной эхиноцереус. И вода. Пей до дна.

И Джемма выпила. Вода оказалась безвкусной, а вокруг ничего не изменилось, и это было почти разочаровывающим — разве что огни будто разгорелись ярче. Еще одна свеча появилась в руках Нормана. Он медленно обошел круги, не отрывая от Джеммы взгляда, и, глубоко вздохнув, на пробу щелкнул зажигалкой. Потом еще раз, будто боялся, что в самый нужный момент она подведет.

— Я досчитаю до пяти, — произнес Норман. Свеча не дрожала в его руке, но пальцы сцепились вокруг нее накрепко. Не сломай, дружок. Мы ограничены в ресурсах. — И ты уснешь.

«А я не упаду, стоя-то спать?» — хотелось пошутить Джемме, но она удержала смешок внутри. Норман взглянул на нее с немым вопросом, и она кивнула в ответ. Всё путем. Она готова. Она уже достаточно ждала, так что давай, док. Поехали.

— Раз.

Шутка про диплом гипнотизера тоже осталась за зубами — вместо этого Джемма размяла руки, сжимая и разжимая кулаки.

— Два.

Прямо как в дешевых фильмах.

— Три.

Вся ее жизнь — дешевый фильм.

— Четыре.

Раздался щелчок зажигалки.

— Пять.