В воцарившейся тишине единственным звуком было их дыхание — частое, хриплое Джеммы и размеренные выдохи, которые делал Винсент. На мгновение Джемма испугалась, что темнота заберет его у нее — но его дыхание она узнала бы где угодно.
Перед глазами была полная темнота: Джемма на пробу открыла и закрыла глаза, и ровным счетом ничего не поменялось. Она услышала, как Винсент зашевелился — когда он поднимал руку, то задел ее, — и сказал, почему-то шепотом:
— Видимо, батарейки…
— Нет, — перебила Джемма, но, к ее удивлению, у нее тоже вышел шепот. — Батарейки здесь ни при чем.
Она подняла глаза, предположительно к потолку. Голова слабо кружилась после долгого крика, а холод таял вокруг нее — Джемме было жарко и липко в куртке. Хотелось верить, что все это — эта темнота, эти крики, все еще стоявшие в ушах, эти слова, сказанные ею самой, Винсент — все это нереально. Но она наконец поняла: если Он собирался создать для нее кошмар наяву, именно это он бы и сделал реальным.
В тишине ее шепот показался слишком громким:
— Это Самайн.
— Ты имеешь в виду, супрессия от аномальной зоны?
Винсент звучал отстраненно: только что они оба были на грани срыва, и затем, как по щелчку, им нужно было решать проблему. И, когда он перешел с шепота на нормальный голос, Джемма услышала, что крик заставил его осипнуть.
— Нет, — продолжила она все так же шепотом. — Я имею в виду, что это проделки Самайна.
Они продолжали стоять в темноте, рядом друг с другом, и совсем не двигались: как будто, если они пошевелятся, что-то произойдет.
— Он наблюдает за нами. Слышит, о чем мы говорим. Знает, о чем мы думаем.
И прежде чем Винсент успел что-то сказать, она заставила себя собраться:
— И этот урод не хочет нас отсюда выпускать. — Горло Джеммы тоже саднило, когда она заговорила в полный голос. — Где ты? Возьмись за мое плечо.
Пальцами она нашла язычок от молнии и, пока расстегивала куртку, почувствовала, как Винсент пытается нашарить ее рядом с собой. Затем его тяжелая рука легла на нее, крепкая и прохладная, даже сквозь куртку.
Джемма вытащила из внутреннего кармана зажигалку и щелкнула ею: огонек загорелся между ними, выхватывая из темноты локоть Винсента. Черная микрофибра куртки забликовала на его груди.
— Это Сайласа, — зачем-то сказала она, словно оправдываясь, мол, это не ее и она не закурила снова.
Джемма сама не знала, почему с языка внезапно сорвалось имя Доу вместо фамилии. Может, потому, что эта зажигалка в моменте показалась ей какой-то реликвией; артефактом, доставшимся ей когда-то давным-давно. Должно было пройти меньше суток — но прощание с Кэлом и Доу ощущалось так, словно миновало несколько лет, а не часов.
А если время текло по-разному под землей и снаружи? Вдруг, когда они поднимутся, окажется, что на поверхности пролетел год, два, десять лет?
— Газа хватит на полчаса, — сказал Винсент. Голос у него все еще был неестественно ровным. — И через несколько минут она раскалится, так что ты не сможешь держать ее все время.
Продолжая одной рукой касаться ее плеча, второй он тоже расстегнул верх куртки и полез за пазуху. Затем в его ладони показался черный пластик. Тоже зажигалка.
— Будем включать попеременно каждые десять минут. — Джемма слышала, как он старался говорить сухо и профессионально. — Хватит где-то на час с лишним, и у меня есть еще одна.
«Ты что, закурил?» — чуть не слетело у нее с языка, почти обвиняюще. Откуда у него взяться зажигалкам, если он незаметно отходил в сторону даже тогда, когда кто-то просто закуривал рядом? И, серьезно? С его-то легкими? Как Фелипе это вообще допустил?
Но она так ничего и не сказала — эхо их криков как будто все еще раздавалось в тоннеле, и Джемма готова была заткнуться и молчать все оставшееся время, если так они больше не поднимут эту тему.
— Тогда нужно успеть вернуться в пещеру. — Джемма услышала, что ее голос звучит ему в унисон: такая же ненастоящая ровность, такой же лживый профессионализм. — Колодец — единственное место с естественным освещением.
— Посвети мне.
Винсент удержал ее за плечо, прежде чем она успела сдвинуться с места. Джемма подняла руку с зажигалкой, чувствуя, как медленно нагревается колесико. Винсент скинул с плеча рюкзак и начал что-то искать в боковом кармане. Приблизив зажигалку, Джемма увидела, что он достал белый блистер.
— Проглоти это, — сдержанно сказал он, выдавливая таблетку. — И мы пойдем дальше.
Его лицо, почти полностью утопающее в темноте, освещалось крошечным огоньком, но Джемма видела, что Винсент отвел взгляд в сторону. Это вызвало волну малодушного облегчения — она тоже теперь не знала, как смотреть ему в глаза.
И Джемма молча взяла у него из руки таблетку.
На них рухнула всепоглощающая темнота.
Кэл ощутил ее всей кожей, как ощущают прорвавший небо дождь или накинутое одеяло: казалось, у темноты есть фактура и вес. Волосы на затылке медленно поднялись дыбом. Темнота замедлила его — прошло несколько слишком долгих мгновений, которые обычно ему бы не понадобились, чтобы начать действовать.
Вот что заставило его скинуть наваждение: Киаран. Он громко задышал, быстро и неглубоко. Так звучал страх. Кэл чувствовал его в темноте, совсем рядом с собой, и это помогло ему сориентироваться: когда он заговорил, голос его был твердым и ультимативным:
— Киаран. — Нет ответа. — Киаран, парень, говори со мной.
Молчание. Казалось, было слышно только темноту, она пульсировала… Или это кровь стучала в ушах?
— Киаран! — почти рявкнул Кэл. — Ну же!
Наконец раздалось медленное, заторможенное:
— Я… — Кэл мгновенно подался на звук. — Я говорю.
Голос Киарана подрагивал от страха. Кэл вытянул вперед руку — они стояли совсем рядом, им просто нужно было пойти друг другу навстречу.
— Ты должен взять меня за руку, — приказал он. — Протяни свою.
Киаран задышал чаще и поверхностнее. Нет, так звучал не страх. Куда больше. Так звучала паника. Кэл скорректировал курс, медленно двигаясь в его сторону.
— Киаран. — Голос Кэла не разносился эхом, как до этого, как должен раздаваться голос в каменной усыпальнице. Стоило только гласным сорваться, как они тут же гасли, растворяясь в черноте. — Киаран. Говори со мной.
Вместо того чтобы говорить, Киаран неожиданно отшатнулся куда-то в сторону — Кэл понял это по хрусту камней. Киаран услышал его шаги и дернулся прочь.
Кэл плохо умел успокаивать. Он привык к тому, что младшие охотники быстро приходили в себя, когда он раздавал приказы, и что четкие инструкции действовали на всех отрезвляюще — даже на тех, кто впадал в панику в стрессовых ситуациях. Поэтому Кэл повторил медленнее, почти по буквам:
— Дай мне руку.
— Я не могу, — наконец ответил Киаран почти жалобно. — Я не могу… — И снова: — Не могу.
— Почему ты не можешь?
— Я не знаю, вы ли это, ми… мистер Махелона. Он… — Кэлу на секунду показалось, что он всхлипнет, но голос только сорвался на шепот: — Он всегда прячется в темноте.
Понятно.
Возможно, полная темнота вернула Киарана в деревню — к кошмарам наяву и ужасу, который нельзя позабыть. Возможно, его накрыла паническая атака. Возможно, он что-то чувствовал, на самом деле чувствовал — чужую опасную поступь, кого-то, кто прячется в темноте за плечом… Кэлу было плевать. Ему нужно было вывести их отсюда.
Он заговорил:
— Мы встретились утром двадцать первого ноября в Кэрсиноре. — И сделал еще шаг. — На тебе была рубашка… с серыми такими цветами… Светлая. — Еще один, на звук дыхания. — Довольно эксцентричная. Помнишь? — Киаран не ответил, Кэл продолжил идти. — Даже не знаю, откуда у вас в глуши такие магазины. А еще на тебе был черный фартук с логотипом, белым таким, выпечка и дымок над ней, верно?
Киаран снова не ответил.
Глаза к темноте не привыкали: здесь не было ни единого источника света и все вокруг оставалось густым, чернильно-черным. Кэлу хотелось бы выругаться и приказать «Возьми меня за хренову руку», но он знал, что это будет неэффективно. Вместо этого он продолжил идти совсем крохотными шагами, будто плывя в черном воздухе, и говорить:
— Я заказал сироп и сырники. Как они там назывались? Баксти?
— Вы… — Кажется, Киаран сглотнул. Он стоял совсем близко: вот, руку протяни. Скажи что-нибудь еще, давай же! — Вы все время их неправильно называете…
Наконец Кэл нашел ее. Холодная, почти ледяная и дрожащая ладонь Киарана полностью утонула в его руке, когда он схватил ее. Пацан испуганно дернулся, и Кэл перехватил его за локоть. Киаран забился, шепча что-то невразумительное. Пришлось приложить усилие, чтобы удержать на себе вес Купера и не дать Киарану вывернуться — у Кэла была всего одна рука, чтобы не выпустить его.
— Не надо, — на этот раз он точно всхлипнул, — только не опять! Не надо, не на…
— Это я. — Кэл встряхнул его, ловя испуганное сиплое дыхание. — Это я, всё, успокойся. Кофейня. Рубашка. Отличная рубашка была, мне понравилась. А сейчас ты успокоишься, понятно?
Чуть не стукнувшись с ним лбами, он повторил:
— Давай, приходи в себя! Прекращай истерику, и у нас снова будет хренов свет. Я обещаю. Ну же. — Кэл сильно стиснул его руку. — Я смогу тащить или только тебя, или только Купера. С вами двумя одновременно я не слажу.
Кажется, это возымело действие: Киаран больше не бился, только еще раз сипло удостоверился:
— Это… точно вы?
Под ладонью испуганно бился пульс. Темнота, наполненная его ужасом, смыкалась вокруг, и Кэлу казалось, словно они заперты на тысячемильной глубине внутри подводного батискафа.
— Возьмись за мой свитер. Руками. — Он положил одну руку Киарана себе на бок. — Берись!
— Простите. Мистер Махелона. Я не… Оно крадет воспоминания. Даже самые… самые…
— Киаран. Свитер.
Когда Киаран послушно вцепился в него обеими руками, Кэл на ощупь потянулся через его плечо к рюкзаку. Проще было бы сделать это, развернув парня спиной, но Кэл опасался еще одного приступа паники, так что действовал исходя из ситуации. Нащупав торчащие из-под клапана палки, которые самолично туда запихивал, он повозился и с трудом вытащил одну.
— Так, а теперь держи. Киаран, друг, у меня одна рука и шестьдесят килограммов коматозника на спине. Мне нужна твоя помощь. Держишь?
С одного бока хватка исчезла, и Кэл почувствовал, как чужие пальцы в темноте слепо нащупали его руку. Оставив в ней деревяшку, Кэл снова протиснулся к рюкзаку — на этот раз к боковому карману, за бутылкой с розжигом.
— Что вы…
— Чш. Держи крепко.
У него всегда неплохо получалось действовать в условиях ограниченных ресурсов, да и в планах по выживанию он был традиционно хорош — и ситуацию с недостатком света решил еще там, наверху.
На ощупь смочив тряпку розжигом, Кэл достал зажигалку и поднял локоть Киарана, заставляя его на полную вытянуть руку в сторону. Щелкнуло кресало. За доли секунды огонь взлетел к замотанному острию палки, опаляя все вокруг жаром — и возвращая свет. Кэл еще больше отодвинул руку Киарана, чтобы убрать от лица запах едкой пали, который тут же забился в нос:
— И не подожги брови Куперу, очень прошу.
Бледное лицо Киарана оказалось неожиданно близко. Он растерянно моргал, глядя на пылающий у их лиц самодельный факел, и огонь раскрашивал его лицо красным, рыжим, возвращая ему цвет и жизнь.
— Вы заранее это продумали?
— Конечно, — сказал Кэл, — я такой парень. Даль-но-вид-ный. Ты как, в порядке?
Киаран кивнул, переводя взгляд на тоннель. И выдохнул:
— Смотрите.
Они были везде — отбрасываемые светом факела, скользили следом за незваными гостями, прервавшими столетия их сна.
Все это время тени шли вместе с ними.
Передвигаться было тяжело — крошечный огонек почти ничего не освещал, и, даже когда глаза привыкли к недостатку света, приходилось идти очень медленно. Те, кто построил эти тоннели, не озаботились изобретением выравнивающего катка — и Джемме приходилось то и дело хвататься за стены, чтобы не споткнуться.
Между ней и Винсентом висела натянутая тишина, в которой едва уловимое шипение выходившего из зажигалки газа было почти оглушительным.
Чтобы не думать об этом, Джемма сконцентрировалась на основной проблеме: что не так с этими тоннелями?
Дюйм за дюймом продвигаясь в извилистой глубине, она пыталась сосредоточиться на известных фактах. Пикты. Запечатывание Самайна. Круг из статуй, который разбил Патрик, речное кольцо… Но если статуи стояли в пещере, то река текла по куда более обширному радиусу — и тоннели находились внутри него. Шире, чем первый круг, уже, чем второй.
У пиктов должен был быть план, верно? Вы не станете просто так тратить десятилетия, прорывая такую махину, просто чтобы побесить усталую женщину несколько тысяч лет спустя.
Пикты, пикты… Что Джемма знала о пиктах? Ровно ничего! Она попыталась воскресить в памяти хоть что-нибудь из рассказов Нормана, силой абстрагируясь от мыслей о том, что он где-то там, наверху, в опасности.
Самайн в качестве легендарного персонажа достался кельтам именно от пиктов. Что было еще? Спирали, время, что-то про живых и мертвых… Или это говорил уже Купер? Черт!
— Аккуратнее. — Винсент подхватил ее под локоть, когда Джемма оступилась на резко вильнувшем вниз полу.
Она пробормотала нечто, напоминающее благодарность, и они снова отодвинулись друг от друга, оставляя пустое темное пространство между собой.
Иногда это пространство незаметно исчезало — и они неловко сталкивались плечами, снова расходясь в стороны. Это повторялось: будто стараясь идти прямо на ощупь в темноте, они не замечали, что… Идея стрельнула в голове молнией, которая осветила предыдущую череду мыслей. Что там говорил Норман?
Они как раз вышли к очередной развилке странной формы: убегающие под закругленными углами друг от друга тоннели уводили в разные стороны. Джемма совсем замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, разглядывая представший перед ними выбор.
— Направо или налево? — спросил Винсент.
Один из этих проходов, если мозг Джеммы все еще был способен анализировать хоть какую-то информацию, под таким искривлением должен…
— Подожди, — пробормотала она. — Подожди…
Мысль стремительно оформилась в решение: Джемма всегда была практиком, а не теоретиком. Гипотезы она не обдумывала, а проверяла; обычно в ее работе не было времени на долгий мыслительный процесс.
— Послушай, — сказала она, разворачиваясь лицом к Винсенту. Тот слегка опешил от напора, неожиданного для холодности, сковывавшей их последние полчаса. — Ты должен… Достань свою зажигалку. Ну же!
Он послушался, и, когда загорелся второй огонек, Джемма наконец отпустила колесико своего. Впервые с момента ссоры они встретились взглядами.
— Ты должен стоять здесь. Ровно на этом месте, — сказала она. — И ничего не делать. Понятно?
— Мне не нравятся эти инструкции, — сощурился он. — А что будешь делать ты?
— Я просто проверю правый тоннель, — она махнула в сторону развилки, — и вернусь. Но мне нужно, чтобы ты стоял на месте, чтобы я могла… У меня есть идея, ладно?
— У тебя есть идея, — повторил Винсент.
В его голос просочилась привычная насмешка. Это была не первая их ситуация такого толка: Джемма говорила «у меня есть идея» — и затем действовала. Иногда Винсент успевал подхватывать, иногда — нет, но сейчас это хотя бы возвращало их на привычную землю.
— Ты не хочешь сначала ее рассказать?
— Долго объяснять. — Джемма бросила еще один взгляд в сторону чернеющего по правую руку тоннеля. — Просто стой здесь, ладно?
— Мы можем потерять здесь друг друга и…
— Мы не потеряем, — отрезала Джемма. — Я вернусь за тобой.
У Винсента на лице отобразилась такая гамма чувств, что Джемма не стала дожидаться, когда он решится открыть рот, — боялась услышать, что именно он может сказать. Щелкнув своей зажигалкой, она пошла в сторону входа в ответвление непозволительно широким шагом — и замедлилась, только когда каменная стена скрыла ее от Винсента. Ее рука, лежавшая на каменном боку, медленно ползла вдоль стены.
Вдоль изгибающейся стены.
В одиночестве ее медленные, осторожные шаги, шелест куртки и дыхание стали невероятно громкими. Наверное, крадись за ней кто-то, она бы и не услышала — настолько собственные звуки заполняли черноту вокруг. Где-то здесь должен был быть…
В какой-то момент рука нащупала вместо камня пустоту. Джемма протянула зажигалку глубже: тоннель, по которому она двигалась, вливался в другой, точно такой же. И если она права, то, повернув направо…
«Ну же, — подумала Джемма, от нетерпения опасно ускоряя шаг, — давай!»
Наконец поворот закончился — и она увидела горящую посреди океана темноты крошечную точку огня.
Да. Да, черт возьми! Норман гений!
Звуки, которые она издавала, почти шаркая по полу тоннеля, в тишине, видимо, разносились далеко. Винсент не вздрогнул от ее появления, но, когда они двинулись друг другу навстречу, Джемма увидела удивление на его лице:
— Ты обошла кругом?
— Нет. Эта хрень, — Джемма с энтузиазмом постучала пальцем по воздуху, — не закольцована. Мы не кругами ходим. Мы идем по…
— …Спирали, — Кэл резко выпрямился, — вот эта вся херня вокруг. Это спирали!
Киаран перестал пить и убрал бутылку ото рта:
— Мистер Махелона?
Они сделали очередную остановку, когда Киаран через силу признался, что устал и хотел бы отдохнуть. Кэл не жаловался — после всего произошедшего иногда ему казалось, что он сам просто выключается во время ходьбы.
Но не теперь.
Неожиданное открытие взбудоражило уставший разум, разомлевший от жара факела, словно он получил холодной водой в лицо.
Он повернулся к Киарану, сидящему рядом с уложенным у стены Купером:
— Эти тоннели выстроены спиралями.
Киаран открыл рот, чтобы что-то сказать, но Кэл не дал ему закончить, взмахивая факелом и заставляя тени на стенах встревоженно всколыхнуться:
— У нас есть пещера. Пещера — в центре. Из пещеры — четыре прохода. Так? Так. И посмотри, как они устроены: постоянно изгибаются, причем в разные стороны. Короче. — Он постучал ладонью по стене. — Я уверен, что каждый из четырех проходов тоннелей идет по спирали и при этом постоянно накладывается один на другой. Отсюда столько пересечений.
Конечно, фактически спирали и были кругами, но теперь картина наконец выстроилась внятная. Кэл начинал представлять, как именно здесь все устроено. То, что они постоянно возвращались в пещеру, все еще не было чем-то реально объяснимым — но, возможно, он сделал первый шаг на пути к пониманию.
— Спирали закручены в разные стороны, иначе не было бы проходов, уходящих вот так… Подержи-ка. — Кэл передал факел Киарану и изобразил руками крест, согнув ладони дугами. — Вот под такими углами. Значит, у каждого прохода спираль в свою сторону… Ну, я предполагаю.
Огонь высветил задумчивость на лице Киарана. Она проступала постепенно, будто кто-то накладывал на лист все больше и больше акварели; и чем больше краски появлялось, тем задумчивее становилось его лицо.
— Спираль… — пробормотал он. — А ведь было… Подержите. — И факел вновь вернулся к Кэлу. Киаран расстегнул куртку и вынул… дневник Нормана. Опять. — Секунду…
— Ты хочешь сказать, там где-то про это есть?
— Я же вам читал… А вы меня не слушали… — Киаран принялся торопливо переворачивать страницы. — Это где-то… Сейчас…
Наконец он нашел нужную страницу. Развернулся лицом к огню, чтобы лучше видеть, и нахмурился, бегая взглядом по странице.
— Отведет внутрь, знак вопроса, против хода солнца. По ходу солнца, равно, по пути к жизни, знак вопроса. В неоязычестве путь изнутри наружу является основой медитации, переход из одного состояния в другое. И еще… — Киаран внезапно сжал края дневника. — И еще!.. На издании «Старины мест», которую Мойра оставила мистеру Эшли, на ней спираль. На обложке. И та пропавшая девочка с ее рисунками!
Когда он поднял на Кэла взгляд, в нем отражались всполохи огня.
— Нам нужно начать сначала, — удивительно твердо сказал Киаран. — Давайте вернемся в зал.
Неважно, куда идти, — по спирали ты все равно вернешься в пещеру.
И впервые за бесконечность, проведенную здесь, Джемма этому обрадовалась: в темноте, передвигаясь со скоростью два шага в час, можно хотя бы не трястись над тем, куда идешь и какой путь выбираешь. Какая разница! Придешь-то все равно только…
…сюда.
То, что они снова вернулись, Джемма не увидела — огонек впереди загораживала спина Винсента, — а ощутила. Вокруг, в кромешной тьме, стало больше воздуха; звуки зазвучали по-другому. А затем рука перестала чувствовать опору, а стопа нащупала первый камень под ногами.
— Ну что, — задумчиво сказал Винсент. — Мы здесь. И какая у тебя идея? Я слабо понял про Эшли и спирали, если начистоту.
Пока они шли, Джемма честно попыталась рассказать, почему спираль важна. Но температура не спала до конца, и все объяснения Нормана перемешались в голове, как раздробленные в блендере, превращенные в коктейль из бессвязных слов: спираль, лабиринт, ход солнца, зима, Самайн, пикты, спираль, спираль…
— Я…
Джемма сделала неосторожно смелый шаг, и подошва соскользнула с камня, заставляя ее оступиться. Под локтем оказалась опора, и Джемма поняла, что это рука Винсента успела подхватить ее в полной темноте. Огонек зажигалки оказался перед глазами.
— Я и сама не знаю, — закончила она. — Только догадки, ноль фактов. Большего предложить тут не могу.
Еще пару молчаливых мгновений Винсент поддерживал ее за локоть — и Джемма не находила в себе ни желания, ни сил убирать руку, — прежде чем его хватка исчезла.
Джемма двинулась вдоль одной из стен пещеры, нашаривая ногами путь. Пальцы ощупывали камень с выдолбленными колючками, пытаясь найти зазоры — свидетельство того, что внутри скрывается проход.
— В нашем распоряжении, — сказала она громче, и ее голос эхом прокатился по пустоте, — только абсолютно очевидная истина: у любой спирали два направления.
Джемма достала зажигалку, поднося ее к стене. Свет заскользил по каменным сколам, валунам и изгибам, и тени внезапно ожили. Такого не было, когда она светила фонарем.
— Если пещера — центр, то, чтобы выбраться, нужно выбрать одну и держаться того пути, который разворачивается наружу.
Джемма отступила на шаг: тень слегка рассеялась, перестала быть такой четкой, но ее неестественность все еще резала глаз.
— Выберем проход.
Вот о чем говорил Доу — о бестелесных зрителях, навеки запертых в этом зале.
— Определим направление витка.
Джемма провела пальцами по контуру одного из них, но ее собственная тень исказила чужие черты.
— И будем держаться только его.
— Всего-то, — в голосе Винсента неожиданно послышался намек на улыбку.
Джемма обернулась. Она не видела его — света зажигалки не хватало, и приходилось вглядываться в темноту, — но почему-то была уверена, что смотрит прямо на него.
— Всего-то, — повторила она легкомысленным тоном. — Так какой тебе больше нравится?
— Необходимо выбрать одно направление по спирали, — сказал Кэл, вслед за шагавшим с факелом Киараном, как за маяком, заходя в пещеру. — Или по часовой стрелке, или против. Или у тебя другая идея?
Они видели эту пещеру столько раз, что Кэл уже не испытывал никакого напряженного ожидания неизвестности, когда тоннель снова обрывался и из темноты на свет появлялись разрушенные статуи. Казалось, они провели тут вечность и возвращались сотни, а не десятки раз.
— Не совсем, — задумчиво отозвался Киаран, попытавшись скинуть рюкзак с плеча и неаккуратно накренив факел. Чтобы его не занесло, Кэлу снова пришлось помочь ему устоять на ногах. — Спасибо. По часовой стрелке — это не значит все время направо.
— Эй! Постарайся не устроить тут ауто… ауда…
— Аутодафе.
Не обращая внимания на свалившийся к ногам рюкзак, Киаран повернулся сначала лицом к нему, затем куда-то в сторону, задумчиво изучая темнеющие арки. Его задумчивость… его идеи ощущались словно заколоченный ящик, который при Кэле ни разу не открывали. Может, и сейчас не открыли полностью, но выкорчевали гвозди, спилили доски — подходи и откидывай крышку. Посмотри, что внутри.
— Часовая стрелка… — повторил Киаран, поднимая факел выше.
По стенам знакомо заплясали тени, привлеченные огнем. Они приветственно заволновались на покатых стенах, словно давно ждали именно их: две фигуры посреди пустынного каменного склепа.
— Часовая стрелка идет направо не просто так, — наконец сказал Киаран, снова разворачиваясь к Кэлу. То, что он был немного взбудоражен и окрылен шансом, почти не отражалось на его лице, но Кэл видел в его взгляде надежду. — Она отзеркаливает движение солнца от восхода к закату, повторяя движение падающей тени. Ведь именно справа налево двигается тень в солнечных часах.
Кэл удивленно окнул. Он даже никогда не думал о глубинном смысле часовых стрелок.
Киаран заозирался:
— Солнце садится на западе… — Потом спросил: — Вы можете определить, где относительно нас запад? Я так не понимаю.
Прикинув, где располагался входной проем, относительно него — колодец, а относительно них — поверхность, Кэл указал на проход справа от того, через который они попали сюда в самый первый раз. Тот самый, где до сих пор белела выцарапанная надпись — и зловещий ответ на нее.
— Значит, — Киаран повернулся в противоположную сторону, — восходит солнце… на востоке.
Огонь ярким пятном озарил черную пасть прохода, который не выглядел ни дружелюбнее, ни оптимистичнее, чем остальные. Тени колыхались над ним так же призывно, как и над остальными.
Кэл, успевший спустить Купера с плеч и пристроить головой на рюкзаке, теперь хмурился и пальцами разминал затекшие шейные позвонки.
— Уверен?
— Я ни в чем не уверен, — честно сказал Киаран, глядя на уходящую вглубь черноту. — Но если вы правы и все эти проходы идут по спирали… Я думаю, нам нужен тот из них, что идет с востока на запад… Если слова Мойры имеют хоть какой-то смысл, а размышления мистера Нормана не сыграли со мной злую шутку.
Когда он посмотрел на Кэла, взгляд его был ясным и сосредоточенным.
— Давайте попробуем. Выйти через колодец все равно ведь не получится?
Кэл не отвел взгляда. Киаран не задал вопросов, когда он вернулся из тоннеля с колодцем, — значит, сразу догадался, и сейчас нелепо было бы чувствовать неловкость или оправдываться.
Да и Киаран не ждал от него объяснений.
— Вы не хотели меня пугать. А я не хотел пугаться. — Он пожал плечами. — Давайте попытаемся с этой идеей. Других у нас все равно нет.
«Молодец, — подумал Кэл. — Ты молодец, парень».
Вслух он этого не сказал; рано было кого-то из них двоих обнадеживать. Но на всякий случай спросил:
— А что будет, если мы пойдем не по ходу солнца? — Киаран, уже отвернувшийся к проходу, оглянулся. — У Нормана об этом написано?
— Нет, но… Если движение по ходу солнца — это движение к жизни, то, значит, против него — движение к… — Киаран не захотел заканчивать. Проглотив окончание, он пробормотал: — Может быть, еще глубже в Сид.
Кэл не стал это комментировать. По ходу солнца так по ходу солнца. Он в очередной раз взвалил Купера на плечи и, поудобнее его перехватив, вздохнул:
— А у тебя бы получилась работенка аналитика, парень. — И прищурился на тени, будто приглашавшие их в дорогу. — Ну что ж, тогда пойдем вслед за солнцем, а?
Они стояли плечом к плечу, и Джемма знала — хоть они оба не могли видеть ее, но оба ощущали. Темную пасть тоннеля: готовая их проглотить, она распахнулась в жадном ожидании.
Голодная. Черная. Ледяная.
И был ты…
— Если будешь долго вглядываться в бездну… — пробормотала Джемма.
Винсент рядом хмыкнул, разгоняя нависшую тяжелую тишину:
— Пока меня не было, ты прониклась любовью к Ницше?
— К кому?
Она услышала отголосок улыбки в его голосе.
— Неважно. Был один такой… Ты уверена? Насчет этого тоннеля? И про часовую стрелку?
Джемме понадобилось некоторое время, чтобы соотнести в голове геометрию тоннелей. В итоге она пришла именно к этому выводу: тот тоннель, напротив которого они сейчас стояли, — самый первый их тоннель, через который они сюда пришли, — разворачивался по широкой дуге против часовой стрелки. И если идти по нужной траектории — что невероятно трудно будет сделать в полной темноте, потому что две из трех зажигалок уже сдохли, — то, по расчетам Джеммы, можно выбраться в лес.
«По расчетам»… На что бы они ни «рассчитывали», что бы ни «планировали», в этом проклятом месте ничего никогда не шло так, как надо.
— Здесь? Здесь я ни в чем не уверена, Винс, — ответила Джемма.
Темнота вокруг была тихой, почти спокойной. Ничто в Глеаде не могло быть спокойным, но, стоя здесь сейчас, Джемма ощущала себя так, будто Самайн на мгновение отвернулся — и, пока рядом никого не было, у нее появилась секунда набрать воздуха.
— Абсолютно ни в чем… — И быстрее, чем смогла себя остановить, она сказала: — Даже в том, что ты на самом деле тут.
Признание соскользнуло с языка, повиснув в темноте, и Джемма тут же пожалела, что нельзя запихнуть слова обратно в рот, — не нужно, не надо было этого говорить! Но пока она соображала, что добавить, как сменить тему, Винсент заговорил первым.
— Дай мне руку, — попросил он.
— Винс…
— Не надо, — тут же сказал он. — Просто дай руку, хорошо?
Несколько мгновений Джемма колебалась. Но это ощущение, это отсутствие взгляда в затылок, чего-то, что ломает ветви за твоей спиной и вот-вот дотронется до твоего плеча, все-таки сподвигло ее набраться смелости и медленно вытянуть руку в сторону.
Их ладони столкнулись в темноте.
Винсент не стал переплетать их пальцы, как любил раньше — и что, как боялась Джемма, он сделает. Вместо этого он просто сжал ее руку своей холодной ладонью.
— Прости, но я здесь, — мягко сказал он. — К твоему сожалению, Джемс. Я правда здесь.
Закрыв глаза, Джемма попыталась подобрать какие-то нужные слова. Она редко так делала: не в ее характере. Но сейчас, пока она держала его руку, хотелось сказать что-то правильное.
Ничего не находилось.
— Твое «прости» ничего не исправит, — сказала она в итоге то, что чувствовала. — Ты не должен был делать такую глупость.
— Я знаю, — спокойно согласился Винсент.
— Это идиотский поступок, Винс.
— Несомненно.
— Я убью твоего брата, когда мы вернемся.
Он ответил не сразу; а когда заговорил, в его голосе уже не было шутки, которую Джемма слышала там до этого.
— Меня не нужно никуда возвращать, хорошо? Даже если мы не… — Он остановился и попытался еще раз: — Что бы ни случилось дальше, Джемма…
Она открыла глаза. Ничего не изменилось — темнота осталась темнотой, — но Джемма повернулась к Винсенту так, будто могла его видеть. Ей даже казалось, что видела: будто угадывала черты его лица в непроницаемом мраке.
— Что бы ни случилось дальше, — повторил он, и Джемма могла поклясться, что в этот момент он смотрел прямо на нее. — Это было мое решение. Приехать сюда. И моя жизнь — это не твоя ответственность, а моя.
— Заткнись, — сдавленно сказала она, с силой сжимая его руку. — Все, что касается тебя, — моя ответственность.
Здесь, сейчас; тогда, в парке имени Джона Мьюира, в реанимации больницы округа Сакраменто; на их общих заданиях и на заданиях Винсента, где Джеммы не было; каждый день с того момента, когда она поняла, что это перестало быть случайной интрижкой с до дурацкого красивым коллегой. Каждый мучительный день. Это была ее ответственность — и она сбежала от нее, когда поняла, что в очередной раз провалила возложенные на нее обязательства. Бежала, бежала и бежала — пока не рухнула здесь, пока не открыла глаза в горячке, пока круг не замкнулся, бумерангом возвращая ей ее же ошибки.
— Ты, — повторила Джемма, еле выдавливая голос. — Весь. Моя ответственность.
Она слышала, как Винсент улыбнулся и с грустью произнес:
— Нет. — И прежде чем она успела что-то ответить, продолжил: — Пойдем уже в твой тоннель. Ницше бы не одобрил то, как долго мы вглядываемся в эту бездну.
И они пошли.
Он зажал себе рот и нос рукой, чтобы запереть надрывное дыхание внутри. Не дать ему вырваться наружу оглушительным знаком: он тут.
Рука мелко дрожала, и из-за этого тонкие вздохи просачивались сквозь пальцы мелкими натужными рывками.
— Норман…
Голос раздался несправедливо, пугающе близко — прямо из-за ствола дерева, за которое он упал.
— Норман, пожалуйста…
Норман закрыл глаза.
Дрожь передалась из руки в грудь, из груди — в живот, из живота — в колени. Казалось, кто-то трясет его изнутри, как куклу, и все, что он может, — это упираться пятками, прижимать себя к дереву, а руки — ко рту с такой силой, чтобы не дать неизвестному мучителю схватить его и затрясти прямо в воздухе.
— Почему ты убегаешь?
Голос стал еще ближе, но Норман не смог заставить себя открыть глаза.
Он не сможет здесь спрятаться.
Он не сможет убежать.
Она вот-вот его найдет.