Изгои. Часть вторая

05. Шоколадное обертывание

Луцыку определенно нравилось в Дарьяне. Все чистенько, аккуратно. Люди приветливые, улыбчивые. А сколько красивых девчонок! Просто глаза разбегаются.

Вот только кормежка подкачала. Еда здесь оказалась пресной и невкусной. Разнообразные овощи, жидкий супец, морковный чай. Разве что хлебушек оказался на высоте.

«Здоровая пища» — так называли на Земле подобный рацион. Луцык не однажды задавался вопросом, почему вся полезная жратва такая мерзкая на вкус? То ли дело — пицца или шаурма! У него в районе располагался ларек с шавухой — пальчики оближешь. Обычный такой ларек у метро с мрачным, похожим на людоеда из страшной сказки, продавцом. И шаурму там делали самую что ни на есть обычную. Лаваш, куриное мясо, овощи. Но какой там был соус! Просто десять из десяти. С таким соусом легко можно съесть даже подметку. Эх, сейчас бы он многое отдал за эту чудо-шавуху!

С недавних пор в столице пошла мода на фалафель — такие гороховые котлетки в лаваше. Их тоже позиционировали как здоровую пищу, но есть это блюдо можно было, только если ты сильно проголодался. Все-таки с шавухой не сравнится ничего, а уж тем более какие-то фалафели. Разве могут они заменить сочное и поджаристое мяско?

В студенческие времена Луцык сотоварищи часто замаривали червячка батоном с майонезом. Никаких изысков, все до банальности просто: покупаешь нарезной батон подешевле и маленькую пачку «Скита», льешь белую жирную субстанцию на хлебушек — и перекус готов. Шавуху в то время он покупал редко, не мог позволить себе такой роскоши. Правда, имелся еще «Макдак», но там же нормально не пожрешь.

К батону с майонезом обязательно прилагалось пивко. В основном «Очаковское» в бутылках по два, а позже по 2,25 литра. Предпочитали брать «Очаково. Специальное» с красной этикеткой, на которой изображался бородатый мужик, державший массивную кружку. В напитке этого наименования содержалось больше градусов. А уж когда в кармане заводились денежки, можно было продегустировать и шестую «Балтику». Тягучий, горьковатый портер. Настоящая амброзия!

Вообще, российское пиво в то время блистало разнообразием марок. Как-то раз они затаривались на мелкооптовом рынке напитками на чей-то день рождения, так Луцык насчитал более ста сортов пенного, продающегося в палатках. Какого там только не было. Саратовское, владимирское, омское, калининградское… Но особенно его впечатлило «Губернаторское», произведенное в Иркутске. Там было что-то около десяти оборотов, и выпив пару бутылок, Луцык порядком окосел.

А больше всего он любил «Балтику. Медовое». Продавалось оно в полторашках. С красной этикеткой — легкое, с синей — крепкое. Мед в пиве почти не ощущался, но залетало оно просто на ура. Потом его почему-то сняли с производства. Неразумное решение. Продукт преотличный и пользовался популярностью.

В Дарьяне же с алкоголем был полный швах. Как и в Маяковке, здесь царил сухой закон. Это обстоятельство очень напрягало Левшу.

— Валить отсюда надо, — скрипя зубами, кряхтел он.

— У тебя что, бухло закончилось? — ехидно спросила его Джей.

— Давно уже.

— Ну потерпи немного… Кстати, а почему тебя называют Левшой? Ты же вроде правша.

— Смолоду эта погремуха привязалась. Я четыре раза был женат, но всегда, как говорится, ходил налево. Вот и прозвали.

— Странно. Можно было как-то по-другому назвать.

— Например?

— Ходок.

— Ну тот, кто придумал так называть, меня, к сожалению, не спросил.

— А кто придумал?

— Уже и не помню.

— А жены знали, что у тебя такое интересное прозвище?

— А то!

— И все равно шли за тебя замуж?

— Шли, шли, как миленькие. Думали, что смогут меня перевоспитать. Но сколько волка ни корми, он всегда в лес смотрит.

— Еще говорят: «Горбатого могила исправит».

— Мне про волка больше нравится.

Джей тоже была не в восторге от пребывания в Дарьяне. Она люто ненавидела всяких там культистов и им подобных. Причины крылись в семейной истории. Когда-то давно ее двоюродная сестра Катя бросила мужа и двух детей и ушла в секту. Восемь лет ушло на борьбу за возвращение девушки в реальный мир, но за это время муж стал бывшим, поскольку встретил другую и заново женился, а дети уже не хотели общаться с матерью. Вскоре Катя загремела в психушку с диагнозом параноидальная шизофрения. Она и поныне там.

Мнение Кабана, озвученное им ранее, также не поменялось. А вот Гюрзу, кажется, все устраивало. Быть стервой она, конечно, не перестала, но ругалась как-то вяло, без огонька.

— Слушай, а почему тебе не нравится в Дарьяне? — поинтересовался Луцык у Левши. — Ну кроме того, что тут не наливают?

— Да как-то стремно тут…

— И это все⁈

— А чего ты ждал?

— Я полагал, что ты что-то знаешь, и у тебя найдутся веские доводы.

— Откуда мне что-то знать? Дарьянцы ведут закрытый образ жизни. Есть, правда, кое-какие слухи…

— Про языческие жертвоприношения? — предположил Луцык.

— Ты тоже об этом слышал? — встрепенулся Левша.

— Нет, откуда? Просто предположил. А может, все-таки имеется что-нибудь кроме слухов?

— Чуйка. Сердце мне подсказывает, что здесь творится какая-то хрень.

— А еще дарьянцы женщин на патроны меняют, — напомнила Джей.

Луцык покосился на Гюрзу, которая находилась в метрах в трех от них, и шепнул:

— А как думаете, возможно ли обменять подружку Остапа на пивную кегу?

Джей больно ущипнула его за бок:

— Какой же ты гадкий! А если дарьянцы решат меня на что-то обменять?

— За тебя я этим гадам глотку перегрызу, — уверенно произнес он и в доказательство серьезности намерений оскалился.

Жизненный уклад дарьянцев напоминал обычаи и нравы, царящие в Маяковке. То есть это была идейная община совместно живущих людей, имеющих единые интересы, собственность и ресурсы. Короче, все, как в фильме «Путевка в жизнь», только без беспризорников. Дарьянцы занимались земледелием и скотоводством. А еще у них был небольшой заводик по производству биодизельного топлива. Горючку гнали из грибов — гигантских дождевиков, которые росли на Карфагене в избытке.

Поселенцы носили одинаковую одежду — туники, подпоясанные разноцветными кушаками. И, в отличие от своих соседей-коммунаров, выглядели опрятно и буквально излучали здоровье.

— Классно тут у вас, — оценил Луцык, беседуя с Тигги.

— Мы стараемся жить в гармонии с окружающим миром, — поведала она.

— И как вам это удается?

— Легко и просто. Мир невыносимо прекрасен и приветлив. Нужно только открыть ему свою душу.

— Хм-м, а мне всегда казалось, что вокруг нас творится хаос.

— Хаос — это состояние души, и ничто не мешает нам его обуздать.

— Это Дарьяна так сказала?

— Она.

— У вас был с ней телепатический сеанс?

— Нет. Заступница общается с нами только через Веду-Милану.

— А что еще говорит Дарьяна?

— Что нужно следить за своим здоровьем, содержать дом в чистоте и нести добро людям.

— Немудрена наука.

— Зря иронизируешь. Если ты стремишься изменить мир к лучшему, то сначала нужно изменить себя.

Луцык наморщил лоб и задал вопрос, который давно его интересовал:

— Слушай, а как насчет нас?

— В каком смысле? Не поняла, — сказала Тигги.

— Ну в смысле, на что нам рассчитывать…

— Снова непонятно.

— Кто мы для вас? Гости, пленники или есть что-то третье… а может быть, четвертое?

— Ах это! — она всплеснула руками. — Конечно же, гости!

— Теперь все ясно.

— Пленники… Как ты мог такое подумать.

— Ну мало ли.

— Это значит, что мы можем в любую секунду уехать из Дарьяны? — вмешалась Джей.

— Конечно. Но к чему такая спешка? Отдохните немножко. Мы всегда рады гостям.

— Вообще-то мы ищем наших товарищей.

— Поступайте как сочтете нужным. Но у меня есть к вам просьба. Сегодня вечером мы празднуем день рождения Дарьяны, и будем рады, если и вы присоединитесь к нам. А завтра утром отправитесь в путь на своей повозке. А в дорожку мы дадим вам еды и воды.

— Спасибо, но нет, нам нужно ехать, — отрезала Джей.

Луцык кашлянул в кулак:

— А можно мы обсудим этот вопрос между собой.

— Конечно, конечно, — улыбнулась Тигги и отошла в сторонку.

— Предлагаю воспользоваться гостеприимством этих чудаков и остаться здесь до завтра, — предложил писатель.

— А как же Остап и коммунары?

— Ты можешь считать меня циником, но один день ничего не изменит.

— Я буду считать тебя последней сволочью. Может быть, он ранен и ему срочно нужна наша помощь. Ну и остальным тоже.

— И как мы будем его искать? Поедем на повозке по Карфагену и будем кричать: «Коммунары! Остап! Вы где? Эй! Выходите!»?

— Не паясничай.

— И не думал. Ты просто сама покумекай. Руководитель нашего маленького отряда, он же проводник, погиб. Мы не знаем, куда нам ехать. Заблудимся же. Опять же ящеры тут бродят, хищные тушканчики, урки всякие.

— Левша будет нашим проводником. Правда, Левша?

Мастер на все руки скуксился и проговорил:

— Вообще-то мне домой нужно. Дела у меня. На вашем месте я бы вернулся в Маяковку. Гиблое дело — эти ваши поиски.

Луцык спохватился и перевел взгляд на подругу Остапа:

— Гузель, а как ты отнесешься к тому, что мы немного здесь задержимся?

— Не возражаю, — ответила она. — Тигги говорила, что в Дарьяне есть настоящий спа-салон. Мы сегодня пойдем туда. Интересно, у них есть шоколадное обертывание?

— Это что еще такое?

— Косметологическая процедура. Идеально для похудения и коррекции фигуры. Тебя мажут шоколадной массой и заворачивают в простыню. По итогу улучшается кровообращение, повышается тонус кожи, стабилизируется обмен веществ. Кожа становится упругой, уходит отечность, пропадает целлюлит. В Москве я регулярно делала эту процедуру. Ходила в спа-салон «У Анфисы». Знаете такой? Впрочем, у кого я спрашиваю…

— Делать мне больше нечего, как по всяким сомнительным заведением шататься, — заметила Джей.

— Зря ты так. Красота — главное оружие женщины.

— Я не собираюсь ни с кем воевать.

— То есть ты с нами сегодня не пойдешь? — уточнила Гюрза.

— А меня приглашали? — округлила глаза Джей.

— Я намекала.

— А я вот не заметила.

— Ну не заметила, и ладно.

«Вот она, современная эмансипированная женщина, — вздохнул про себя сочинитель. — Променяла любимого на шоколадное обертывание».

— Ну так что мы решили? — нетерпеливо спросила Джей.

— Останемся здесь до завтра. Сходим на праздник, развлечемся, — ответил Луцык.

— А вдруг там будет скучно?

— Тогда поскучаем вместе с остальными.

— Ребята! Смотрите! — вдруг раздался голос Кабана. Он застыл на месте, указывая пальцем вдаль.

Там угадывались силуэты четырех пацанов на самокатах.

— Вот они. Четыре всадника Апокалипсиса! — сдавленным голосом произнес Кабан.

— Спа-салон, самокаты… Что дальше? Вейп и Tik Tok? — довесил Луцык.

— Трындец гармонии мира. И куда смотрит Дарьяна? — подвела черту Джей.

День рождения заступницы поселения отмечали с размахом. На площади собрались все жители Дарьяны. Всюду слышался звонкий смех. На широких дощатых столах, накрытых белоснежными скатертями, стояли глиняные кувшины с морсом и тарелки с пирогами. Сдобу дарьянцы пекли такую, что за уши не оттащишь. Нежное, воздушное тесто таяло во рту, а темная начинка по вкусу напоминала густой шоколадный пудинг.

— Сейчас лопну, — сказал Кабан, доедая четвертый кусок пирога.

— Смотри, обожрешься еще, придется тебя откачивать, — предостерег Луцык.

— Не беспокойся. У меня отличное пищеварение. Я как-то на спор в деревне съел ведро зеленых слив, и все нормально улеглось.

— А на что спорили?

— На семь фофанов.

— Как-то мелковато.

— Ну не скажи. Парень, с которым я держал пари, ставил такие чилимы, что мозги из ушей вытекали.

— А я однажды съела на спор восемь хот-догов, — гордо заявила Джей.

Мужчины подозрительно поглядели на ее фигурку.

— Врешь же, — хмыкнул Кабан.

— Нисколечко.

— Наверное, это были какие-то крошечные хот-доги.

— Для гномиков, — поддакнул Луцык.

— Не надо грязи, это были нормальные хот-доги! — заявила Джей.

— Да, да такие… с детскими сосисками…

— А что и такие бывают?

— Угу. Маленькие совсем. На них так и написано «Сосиски детские».

— Надо же, до чего дошел прогресс.

— А по вкусу как?

— Без малейшего понятия.

— И кто такое чудо выпускает?

— Да все кому не лень. «Велком», «Мираторга», «Вязан…», — тут Луцык остановился, скользнул взглядом по руке Кабан и задумчиво продолжил. — «Вязанка». Кстати, а где твоя повязка, Кабан?

На руке друга она и в самом деле отсутствовала.

— Излечился, — ответил он

— Мумие? — догадался Луцык.

Кабан налил в стакан красного морса и сделал большой глоток:

— Оно самое. Мгновенно все прошло. Только два пальца болят до сих пор и в запястье постреливает. Мне сказали, это из-за того, что рана была запущенной. Через месяц-другой пройдет.

К ним подошла Гюрза и радостно сообщила:

— А я со спа-процедур!

— И как там?

— Потрясно! Массаж, ароматическая ванна. Просто прелесть! Кожа на лице стала как новая.

— Змея меняет шкуру, но не натуру, — шепнул Кабан на ухо Луцыку, отчего тот прыснул со смеха.

— Что ты вечно ржешь? — поинтересовалась Гюрза.

— Да так. Смешинка в рот попала. Ты лучше вот что скажи, шоколадное обертывание было?

— Не было.

— Можешь компенсировать это пирогом. У него как раз шоколадная начинка.

— Сладкое полнит и вызывает диабет.

Кабан как раз потянулся за следующим куском пирога, но после этих слов решил немного повременить.

На импровизированной эстраде появился музыкальный ансамбль. В его составе был Оскар — дарьянец, с которым Джей познакомилась на толчке и еще двое юношей. Один высокий. Другой низенький. Оскар держал бубен. Низенький играл на каком-то струнном инструменте, похожим на гусли. Высокий дудел на флейте.

— Поздравляем всех собравшихся с величайшим праздником! С днем рождения нашей заступницы. Славься, Дарьяна! Славься! Славься во веки вечные! — провозгласил Оскар.

И народ подхватил:

— Славься, Дарьяна! Славься во веки вечные!

Зазвучала музыка. Простенькая, но мелодичная.

— Хорошо лабают, — похвалил музыкантов Кабан.

— Да, красиво, — согласился Луцык.

— Эх, сейчас бы сюда наши инструменты из контейнера, мы бы вжарили рок-н-ролл! — мечтательно произнесла Джей.

— Не думаю, что я справлюсь с басом, — заметил Кабан.

— Из-за руки?

— Ну да.

Очередная зазвучавшая композиция была бодрой и задорной. Определить ее стиль не представлялось возможным: напоминало нечто среднее между финской хумпой и фокстротом. Едва грянули первые аккорды, дарьянцы кинулись в пляс. Волна всеобщего веселья захлестнула всех присутствующих. Они танцевали парами, кружась и вращаясь.

Луцык протянул руку Джей:

— Можно вас пригласить на танец, прекрасная незнакомка?

— Хо-хо, какой вы настырный, парниша, — кокетливо прикрыв лот ладошкой, произнесла она голосом Эллочки-людоедки, и они присоединились к остальным плясунам.

Кабан посмотрел было на Гюрзу, но она злобно прошипела:

— Даже не думай, жирдяй!

Вскоре ей нашлась пара в лице высокого шатена с выбритыми вискам и васильковыми глазами, и они отдались стихии танца. Левшу же пригласила скуластая девица, чем-то похожая на молоденькую Киру Найтли. А Кабан так и остался в одиночестве. Он был расстроен и решил утешить себя кусочком другим пирога. Но только он направился к столу, как за его спиной раздался скрипучий голос:

— Юноша, почему ты не танцуешь?

Он обернулся и увидел низкорослую морщинистую бабульку с седыми, до плеч волосами и крючковатым носом. Это была настоятельница поселения Веда-Милана.

— Да я, честно говоря, не любитель танцулек.

— И зря. В твоем возрасте надо жить полной жизнью. Развлекаться, танцевать.

— Ну не такой уж я и молодой…

— А сколько тебе годочков тюкнуло?

Кабан назвал свой возраст. Веда-Милана противно захохотала:

— Совсем мальчик! Надеюсь, ты не откажешь мне в танце?

Он хотел было сказать ей «нет», но правила вежливости никто не отменял: ведь перед ним находилась главная дарьянка, и отказ мог бы прозвучать как оскорбление. И Кабан ответил согласием.

Старушка оказалась весьма энергичной. Она отплясывала так, что дала бы фору любой молодой танцовщице. Ее партнер, кружась в бешеном танце, поймал себя на мысли: «Как же низко я пал, как низко…»