Избранные произведения в одном томе

Бруклинский проект

Огромная круглая дверь в задней стене кабины открылась, яркие диски в кремовом потолке померкли — и вновь засияли ослепительно-белым светом, когда круглолицый мужчина в строгом черном джемпере закрыл за собой дверь и задраил ее.

Мужчина прошествовал в переднюю часть кабины и повернулся спиной к натянутому поперек полупрозрачному экрану. Двенадцать репортеров обоих полов громко выдохнули и поднялись, отдавая дань замечательной традиции вставать при виде сотрудника правительственных спецслужб.

Мужчина радостно улыбнулся, помахал репортерам и почесал нос стопкой отпечатанных на мимеографе бумаг. Нос у него был большой и будто придавал ему весомости.

— Садитесь, дамы и господа, садитесь. В Бруклинском проекте нет места официальной мишуре. Я, можно сказать, ваш проводник на время этого эксперимента — я исполняю обязанности секретаря исполнительного помощника по связям с общественностью. Мое имя не имеет значения. Пожалуйста, распределите это между собой.

Каждый взял по одному отпечатанному листу и передал остальные дальше. Откинувшись на спинки металлических ковшеобразных сидений, репортеры попытались устроиться поудобнее. Мужчина в черном джемпере, прищурившись, посмотрел сквозь тяжелый экран на настенные часы с единственной медленно вращавшейся стрелкой. Потом весело похлопал себя по обтянутому черной тканью животу.

— К делу. Через несколько секунд начнется первое широкомасштабное путешествие человека во времени. Не от первого лица, а при помощи фотографического и записывающего устройства, которое снабдит нас богатейшей информацией о прошлом. Этот эксперимент оправдает вложенные в Бруклинский проект десять миллиардов долларов и более восьми лет научных разработок, продемонстрирует пригодность не только нового метода исследований, но и оружия, которое повысит безопасность нашей великой страны — и с полным на то основанием повергнет наших врагов в трепет.

— Но прежде позвольте предупредить: даже если вам удалось пронести через охрану ручки и карандаши, не пытайтесь ничего записывать. Вы напишете свои рассказы исключительно по памяти. У каждого из вас есть экземпляр последней версии Правил безопасности, а также брошюра, посвященная регламенту Бруклинского проекта. Бумаги, которые вы только что получили, обеспечат вас необходимой завязкой для истории; в них также есть предложения насчет трактовки и подачи. Во всем прочем — разумеется, в рамках упомянутых документов — вы можете писать свои рассказы как вашей душе угодно. Пресса, дамы и господа, должна быть свободной от правительственного регулирования. Итак, у кого есть вопросы?

Двенадцать репортеров уставились в пол. Пятеро начали читать выданные им листы. Бумага громко зашуршала.

— Неужели нет вопросов? Уж конечно, этот проект должен вызывать интерес — проект, взломавший последнюю возможную границу, четвертое измерение, время. Вы же представители национального любопытства, у вас должны быть вопросы. Брэдли, я вижу сомнение на вашем лице. Что вас тревожит? Уверяю вас, Брэдли, я не кусаюсь.

Все рассмеялись и с улыбкой переглянулись.

Наполовину привстав, Брэдли указал на экран.

— Почему он такой толстый? Я совершенно не хочу знать, как работает хронар, но отсюда мы видим лишь серые, размытые силуэты людей, которые двигают аппарат туда-сюда по полу. И почему у часов всего одна стрелка?

— Хороший вопрос, — ответил исполняющий обязанности секретаря. Его крупный нос будто светился. — Очень хороший вопрос. Во-первых, у часов всего одна стрелка, потому что, Брэдли, это все-таки эксперимент во времени, и служба безопасности опасается, что само время эксперимента, при некоем неудачном сочетании утечки информации с иностранной корреляцией… короче, что может быть предоставлена какая-то подсказка. Достаточно знать, что когда стрелка укажет на красную точку, эксперимент начнется. По этой же причине экран полупрозрачный, а картинка за ним немного размыта — ради камуфляжа деталей и настроек. Я уполномочен сообщить вам, что детали аппарата имеют, м-м, первостепенное значение. Еще вопросы? Калпеппер? Калпеппер из «Консолидэйтид», верно?

— Совершенно верно, сэр. «Консолидэйтид ньюс сервис». Наших читателей очень интересует инцидент с Федерацией исследователей хронаров. Само собой, мы не испытываем к ним уважения либо жалости — надо же было так себя повести, — но все-таки, что они имели в виду, когда говорили, что эксперимент опасен из-за недостаточности данных? И тот парень, доктор Шейсон, их президент, вы не знаете, его расстреляют?

Мужчина в черном дернул себя за нос и задумчиво прошелся перед журналистами.

— Признаюсь, я нахожу взгляды Федерации исследователей хронаров — или Федерации хронических нытиков, как мы называем их в Пайкс-Пик — слишком экзотическими. В любом случае, я редко задумываюсь над мнением предателей. Сам Шейсон мог быть, а мог и не быть приговорен к смертной казни за разглашение сути работы, которую ему доверили. С другой стороны, он, м-м, мог не быть, а мог и быть приговорен. Это все, что я могу сказать на его счет, из соображений безопасности.

Соображений безопасности. При этих страшных словах все репортеры выпрямились, прижавшись к жестким спинкам кресел. Лицо Калпеппера из розового стало мертвенно-бледным. Они ведь не могут счесть вопрос о Шейсоне провокацией, с отчаянием подумал он. Но не следовало болтать о чертовой Федерации!

Калпеппер опустил глаза и постарался всем своим видом продемонстрировать, как он стыдится этих злобных идиотов. Он надеялся, что исполняющий обязанности секретаря исполнительного помощника по связям с общественностью заметит его ужас.

Часы тикали очень громко. Стрелке оставалось пройти всего четверть круга до красной точки наверху. Активность в огромной лаборатории прекратилась. Все казавшиеся крошечными люди собрались вокруг двух огромных сфер из блестящего металла, лежавших рядом друг с другом. Большинство людей пристально изучало циферблаты и панели управления; несколько человек, выполнивших свои задачи, болтали с кольцом охранников в черных джемперах.

— Мы почти готовы начать операцию «Перископ». «Перископ» — потому что мы, в некотором смысле, протягиваем в прошлое перископ, который сделает фотографии и запишет события различных периодов, имевших место от пятнадцати тысяч до четырех миллиардов лет назад. Нам казалось, что в свете различных критических обстоятельств, сопутствующих этому эксперименту — как научных, так и международных, — следовало бы назвать его операцией «Перекресток». Но, к сожалению, это название уже, м-м, зарезервировано.

Прибегнув к многолетнему опыту разглядывания засекреченных библиотечных секций, все постарались сделать вид, что их совершенно не интересует природа этого другого эксперимента.

— Не важно. Сейчас я вкратце опишу основы работы хронара, насколько позволяет регламент Бруклинского проекта. Да, Брэдли?

Брэдли вновь приподнялся с кресла.

— Вот что интересно… мы все знаем про Манхэттенский проект, про Лонг-Айлендский, Уэстчестерский и теперь Бруклинский. А был ли когда-нибудь Бронксский проект? Я родом из Бронкса; сами понимаете, гражданская гордость.

— Да. Вполне понимаю. Но если бы Бронксский проект и был, можете не сомневаться, что до успешного завершения единственными людьми вне проекта, которые знали бы о его существовании, являлись бы президент и секретарь госбезопасности. Если — я говорю, если — такой проект существует, мир узнает о нем столь же внезапно, как узнал об Уэстчестерском проекте. Полагаю, это запомнили надолго.

Он усмехнулся воспоминаниям, и Калпеппер подхватил смешок, чуть громче остальных. Стрелка часов приблизилась к красной отметке.

— Да, Уэстчестерский проект, а теперь Бруклинский; нашей нации ничто не будет угрожать! Вы понимаете, какое великолепное оружие вложит хронар в наши демократические руки? Приведу лишь один пример: вспомните, что произошло с Кони-Айлендским и Флэтбушским подпроектами (эти события упоминаются в розданных вам бумагах), прежде чем мы полностью оценили возможности применения хронара.

— В ходе первых экспериментов еще не знали, что третий закон Ньютона — действие равно противодействию — справедлив не только для трех пространственных измерений, но и для времени. Когда первый хронар отправили в прошлое на одну девятую секунды, вся лаборатория на тот же период времени отправилась в будущее и вернулась в, м-м, неузнаваемом состоянии. Кстати, именно этот факт предотвратил экскурсии в будущее. Судя по всему, оборудование подвергается невероятным изменениям, и ни один человек не в состоянии их пережить. Но вы понимаете, что мы можем сотворить с врагом, используя только эту особенность? Отправить хронар соответствующей массы в прошлое, разместив его рядом с враждебной нацией, — и эта нация, вся одновременно, отправится в будущее, из которого вернутся одни трупы!

Он опустил глаза, сложил руки за спиной и покачался на каблуках.

— Вот почему вы видите на полу две сферы. Лишь одна из них, та, что справа, оборудована хронаром. Другая — муляж, масса которого в точности соответствует массе первой и который служит противовесом. В возбужденном состоянии хронар отправится на четыре миллиарда лет в прошлое, чтобы сделать фотографии Земли, которая представляла собой полужидкую, частично газообразную массу, быстро затвердевавшую в еще незрелой Солнечной системе.

— В то же время, муляж отправится на четыре миллиарда лет в будущее, откуда вернется измененным, по причинам, которых мы полностью не понимаем. Две сферы столкнутся в нашем настоящем и вновь разлетятся примерно на половину хронологического периода первого путешествия, где наш аппарат с хронаром запишет данные почти твердой планеты, сотрясаемой землетрясениями и, возможно, населенной полужизнью в виде неких сложных молекул.

— После каждого столкновения хронар будет возвращаться приблизительно на половину длины предыдущего периода, каждый раз автоматически собирая информацию. Геологические и исторические периоды, которые мы планируем затронуть, перечислены в пунктах с первого по двадцать пятый на ваших распечатках; само собой, их будет больше двадцати пяти, прежде чем сферы остановятся, но ученые полагают, что посещения периодов после двадцать пятого будут столь непродолжительными, что получить продуктивные фотографии и другой материал не удастся. Запомните, что под конец, прежде чем остановиться, сферы будут скорее пульсировать на месте, и даже если при этом они будут отлетать на века в каждую сторону, это будет почти незаметно. Я вижу, есть вопрос.

Поднялась худая женщина в сером твидовом костюме, сидевшая рядом с Калпеппером.

— Я… я знаю, что это не имеет отношения к делу, — начала она, — но мне не удалось задать мой вопрос в подходящий момент. Мистер секретарь…

— Исполняющий обязанности секретаря, — добродушно поправил ее круглощекий человечек в черном. — Я только исполняю обязанности секретаря. Продолжайте.

— Ну, я хотела спросить… мистер секретарь, нельзя ли сократить время выдержки после эксперимента? Два года в Пайкс-Пик — очень долгий срок, если опасаться лишь того, что кто-то из нас увидит лишнее и проявит непатриотизм, угрожающий нации. Наверное, когда наши истории пройдут цензуру, нам можно разрешить вернуться домой по истечении, скажем, трех месяцев. У меня два маленьких ребенка, а у других…

— Говорите за себя, миссис Брайант! — взревел мужчина из служб безопасности. — Ведь вы миссис Брайант, верно? Из «Уимэнз мэгэзин синдикейт»? Миссис Алексис Брайант. — Он словно делал крошечные карандашные заметки в своем мозгу.

Миссис Брайант вновь опустилась на сиденье рядом с Калпеппером, прижимая к груди свой экземпляр дополненных «Правил безопасности», специальную брошюру по Бруклинскому проекту и тонкий лист бумаги, отпечатанный на мимеографе. Калпеппер прижался к противоположной ручке кресла. Почему неприятности всегда случались именно с ним? Хуже того, безумная женщина посмотрела на него полными слез глазами, словно ожидая сочувствия. Калпеппер уставился прямо перед собой и скрестил ноги.

— Вы должны оставаться в юрисдикции Бруклинского проекта, потому что это единственный способ, которым служба безопасности может предотвратить любую утечку важной информации, прежде чем аппарат изменится настолько, что вы его не узнаете. Вас никто не заставлял приходить сюда, миссис Брайант, вы сами вызвались. Вы все вызвались. После того как ваши редакторы выбрали вас для освещения этого эксперимента, вам всем предоставили неожиданно демократическую привилегию отказа. Никто не отказался. Вы понимали, что отказ от этой невиданной чести продемонстрирует вашу неспособность мыслить в терминах национальной безопасности, более того, будет подразумевать несогласие с самими Правилами безопасности в вопросе стандартного двухлетнего карантина. И теперь это! Когда человек, который прежде считался столь компетентным и надежным, как вы, миссис Брайант, в последний момент высказывает подобное требование, я вынужден, — мужчина в черном понизил голос до шепота, — буквально вынужден усомниться в эффективности методов отбора нашей службы безопасности.

Калпеппер сердито кивнул миссис Брайант, которая кусала губы и делала вид, будто крайне заинтересована происходящим в лаборатории.

— Этот вопрос был неуместным. В высшей степени неуместным. Он отнял время, которое я намеревался посвятить популярным аспектам хронара и его возможным применениям в индустрии. Однако миссис Брайант не могла сдержать свой маленький женский эмоциональный всплеск. Для миссис Брайант не имеет значения, что наша нация ежедневно сталкивается со все большей враждебностью, все большей опасностью. Миссис Брайант эти вещи совершенно не интересуют. А интересуют ее лишь два года жизни, которыми страна просит пожертвовать ради будущего ее собственных детей.

Исполняющий обязанности секретаря пригладил свой черный джемпер и успокоился. Напряжение в кабине спало.

— Вот-вот произойдет активация, поэтому я вкратце коснусь наиболее интересных периодов, которые хронар запишет для нас и от которых мы ожидаем самой интересной информации. Первый и второй, разумеется, поскольку тогда формировался нынешний облик Земли. Потом третий, докембрийский период протерозоя, миллиард лет назад, первая эра, в которой присутствуют четкие свидетельства жизни — в основном ракообразные и водоросли. Шестой, сто двадцать пять миллионов лет назад, средняя юра мезозоя. Экскурсия в так называемую эпоху рептилий может снабдить нас фотографиями динозавров и разрешить старую загадку их окраски, а также, если повезет, обеспечить фотографии первых млекопитающих и птиц. Наконец, восьмой и девятый, олигоцен и миоцен третичного периода, когда возникли первые предки человека. К сожалению, к этому времени хронар будет так быстро осциллировать вперед-назад, что шансы получить достойную запись…

Прозвучал гонг. Стрелка часов достигла красной отметки. Внизу пятеро техников переключили тумблеры, и не успели журналисты податься вперед, как две сферы за толстым пластиковым экраном исчезли. На их месте ничего не осталось.

— Хронар отправился в путешествие на четыре миллиарда лет в прошлое! Дамы и господа, это исторический момент, в высшей степени исторический! Хронар вернется не сразу, и это время я использую для определения и выявления заблуждений, ха, Федерации хронических нытиков!

Нервный смех ответил исполняющему обязанности секретаря исполнительного помощника по связям с общественностью. Двенадцать журналистов приготовились слушать, как глупые идеи разносят в пух и прах.

— Все вы знаете, что одно из опасений, связанных с путешествиями во времени, заключалось в том, что самые невинные на первый взгляд действия могут вызвать катастрофические изменения в настоящем. Быть может, вам знакома самая популярная фантазия на эту тему: если бы Гитлера убили в тысяча девятьсот тридцатом, он бы не вынудил ученых из Германии и впоследствии оккупированных им стран эмигрировать, а следовательно, у нашей нации не было бы атомной бомбы, а значит, не было бы Третьей атомной войны, и Венесуэла по-прежнему входила бы в состав Южной Америки.

— Предатель Шейсон и его незаконная федерация развили эту гипотезу, включив в нее намного более подробные и незначительные действия вроде перемещения молекулы водорода, которая в нашем прошлом осталась на месте.

— Во время первого эксперимента в Кони-Айлендском подпроекте, когда хронар отправили в прошлое на одну девятую секунды, десяток различных лабораторий при помощи всей возможной аппаратуры тщательно искал какие-либо изменения. Но их не было! Правительственные чиновники пришли к выводу, что стрела времени, прошлое настоящее и будущее, весьма устойчива, и изменить ее нельзя. Но это не удовлетворило Шейсона и его приспешников, они…

I. Четыре миллиарда лет назад. Хронар парил в облачке диоксида кремния над кипящей Землей, и его автоматические инструменты медленно собирали данные. Пар, вытесненный хронаром, сконденсировался и выпал огромными блестящими каплями.

— … настаивали, что мы не должны продолжать эксперименты, пока еще раз не перепроверим все математические аспекты проблемы. Они зашли так далеко, что заявили: возможно, мы не заметим происходящих изменений, и ни один инструмент не сможет их зарегистрировать. По их словам, мы будем воспринимать эти изменения как нечто само собой разумеющееся. Да! И это в то время, когда наша страна — и их, дамы и господа журналисты, их страна тоже — подвергалась большей опасности, чем когда-либо. Вы можете себе…

Он не находил слов. Прошелся по кабине туда-сюда, качая головой. Все журналисты на длинной деревянной скамье сочувствующе покачали головами вместе с ним.

Вновь прозвучал гонг. Две тусклые сферы возникли на краткое время, столкнулись и разлетелись в противоположные хронологические стороны.

— Вот ты где. — Правительственный чиновник воздел руки к прозрачному полу лаборатории над их головами. — Первая осцилляция завершилась. Изменилось ли что-нибудь? Разве мы не остались прежними? Однако диссиденты сказали бы, что перемены произошли, просто мы их не замечаем. С такой упертой, ненаучной точкой зрения не поспоришь. Такие люди…

II. Два миллиарда лет назад. Огромный шар сфотографировал вспученную огненную поверхность внизу. Несколько раскаленных докрасна корок стукнули по его бокам. Пять или шесть тысяч сложных молекул разрушились. Сотня тысяч осталась неизменной.

— … будут трудиться по тридцать часов в сутки из тридцати трех, чтобы убедить вас, что черное не есть белое, что у нас семь лун вместо двух. Они особенно опасны…

Две части аппарата столкнулись друг с другом, издав протяжную, приглушенную ноту. Разлетелись вновь, и угловые огни вспыхнули теплым оранжевым светом.

— … из-за своих знаний, из-за того, что у них ищут наставлений по части лучших способов вегетации. — Правительственный чиновник быстро скользил туда-сюда, размахивая всеми своими псевдоподиями. — Сейчас перед нами стоит очень сложная проблема…

III. Один миллиард лет назад. Примитивный тройной трилобит, уничтоженный материализовавшимся аппаратом, начал медленно опускаться на дно.

— … очень сложная. Вопрос в следующем: должны ли мы шллк или не должны?

Теперь он едва ли говорил на английском; в действительности, он уже некоторое время вообще не говорил, а выражал свои мысли, шлепая одной псевдоподией о другую, как и всегда…

IV. Полмиллиарда лет назад. Множество видов бактерий вымерло, когда температура воды немного изменилась.

— И потому сейчас не время для полумер. Если мы способны достаточно хорошо размножаться…

V. Двести пятьдесят миллионов лет назад. VI. Сто двадцать пять миллионов лет назад.

— … чтобы удовлетворить Спираль-Пяти-Кого, значит, мы избавились…

VII. Шестьдесят два миллиона лет. VIII. Тридцать один миллион. IX. Пятнадцать миллионов. X. Семь с половиной миллионов.

— … от всех достижимых добродетелей. В таком случае…

XI. XII. XIII. XIV. XV. XVI. XVII. XVIII. XIX. Бонг-бонг-бонг бонгбонгбонгонгонгнгнгнгггг…

— … мы действительно готовы к рефракции. И этого, скажу я вам, достаточно для тех, кто клубится, и тех, кто хлопает. Но те, кто клубится, как обычно, окажутся неправы, поскольку хлопанье есть качение, а в качении — единственная истина. Не нужно меняться исключительно по причине вялого жгутика. Фракционное перемещение аппарата наконец закончилось; почему бы нам осторожно не осмотреть его?

Все согласились и, превратив раздутые пурпурные тела в жидкость, потекли к аппарату. Достигнув его четырех квадратных блоков, которые перестали механически повизгивать, они собрались, затвердели и вернули себе слизистую форму.

— Вот видите! — воскликнуло существо, бывшее исполняющим обязанности секретаря исполнительного помощника по связям с общественностью. — Видите, осторожность не имеет значения! Те, кто клубится, ошибались: мы не изменились. — Он победоносно вытянул пятнадцать пурпурных псевдоподий. — Ничего не изменилось!