13. Я ВОЗВРАЩАЮСЬ В «ЗОЛОТОЙ КАЙЛУАК»

– Да ты не бойся, – сказал я Пембе. – Это было временное расстройство здоровья. Руки его тряслись.

– Ну, посмотри на меня. Видишь, никакой чумы нет.

– Кожа у тебя действительно чистая, – удивленно произнес хозяин таверны. – И глаза тоже.

– Ну конечно!

– И чувствуешь ты себя хорошо? – неуверенно спросил он.

– Отлично себя чувствую, – рассмеялся я.

– Добро пожаловать в «Золотой кайлуак», – облегченно проговорил Пембе.

– Я отлучусь на мгновение, – произнес я и отошел от стойки. Я вернулся к стене, возле которой оставил свою рабыню, и приказал ей опуститься на колени, взяться руками за щиколотки и лечь на спину.

– Не смей менять позу, пока не разрешу.

– Господин? – обратилась ко мне рабыня.

– Говори.

– Скажи, кто ты? Кто мой хозяин?

– Прикуси язык, – велел я.

– Хорошо, господин.

Я вернулся к стойке.

– У тебя есть белая рабыня? Варварка? – спросил я хозяина.

– Да, – ответил он. – Приобрел ее сегодня за четыре тарска. Еще ни разу не выпускал. Я швырнул ему медный тарск.

– Паги и рабыню.

– Ты знаешь аскари Мсалити?

– Успел познакомиться, – ответил я. Пембе обернулся к своему помощнику.

– Приведи новую рабыню! Отлично! – добавил он, потирая руки. – На девчонку уже поступил заказ.

Помощник хозяина вытолкал из-за занавески обнаженную девушку. Теперь на ней не было даже клочка невольничьего шелка.

– Думаю, ты скоро вернешь свои четыре тарска.

– Не забывай, что пага тоже чего-то стоит, – проворчал хозяин.

– Это верно, – согласился я.

– Она у нас новенькая. Если что не так, ты мне скажи. Я прикажу ее выпороть. Деньги тебе сразу же вернут.

– Отлично, – произнес я. – Я буду вон за тем столом. – Я показал на столик в дальнем конце таверны, недалеко от задрапированного красным шелком алькова.

– Хорошо, господин, – поклонился Пембе.

Я решил не возвращаться сразу домой. Если за мной установили слежку, пусть помучаются. К Пембе я пришел, естественно, только ради его новой рабыни. Прислуживая мне, Шабе и Мсалити, девчонка меня возбудила. Тогда она думала, что изображает из себя рабыню в таверне. Я ее захотел. Теперь я ее получу. Кстати, и для нее лучше, если я буду у нее первым. Как-никак я лучше других на Горе разбираюсь в проблемах девушек с Земли.

Обычно первые две-три ночи самые трудные для выживания в паговых тавернах. За это время девушка должна усвоить, что она – рабыня из таверны. Если же она этого не понимает, вряд ли из нее вообще что-то получится. Чаще всего дело кончается тем, что какой-нибудь посетитель перерезает ей горло, доведенный до белого каления бестолковостью и неловкостью невольницы. Потом, конечно, ему придется выплатить хозяину полную стоимость рабыни, плюс медный тарск, а то и два, в качестве моральной компенсации.

Помощник хозяина вытолкнул девушку на середину таверны. Пембе покачал головой и вручил ей кувшин с пагой. Затем показал на меня.

Когда наши взгляды встретились, девушка вздрогнула и едва не разлила всю пагу. Хорошо, что она этого не сделала. Медленно и осторожно рабыня из таверны приблизилась к моему столику и опустилась на колени.

– Прижми кружку к животу, – приказал я. Она послушно исполнила команду.

– Паги, господин? – прошептала она.

– Да.

Девушка зарыдала.

– Поцелуй кружку.

Она прижалась губами к металлической кружке, широко развела колени, опустила голову и произнесла:

– Ваша пага, господин.

– Твой хозяин уже подобрал тебе имя? – спросил я.

– Еще нет, господин.

– Для удобства я буду называть тебя сегодня Эвелина, – сказал я.

– Хорошо, господин.

– Теперь припомни две последние фразы, которые ты говорила, когда по глупости считала себя свободной женщиной.

– Эвелина принесла напиток своему господину. Эвелина надеется, что после него господин не отвергнет ее ласк.

– Еще, – сказал я.

– Меня зовут Эвелина, – произнесла она. – Я стою обнаженная на коленях перед моим господином. Я мечтаю доставить ему наслаждение. Позови меня на свое ложе, господин! Эвелина умоляет, чтобы ей показали, как надо обращаться с рабыней!

– Хорошо, – похвалил я рабыню.

Не поднимаясь с колен, она отползла на ярд от стола и застыла в покорной позе. Я не торопясь потягивал пагу.

– А ты красивая рабыня.

– Спасибо, господин.

– Говорят, ты – белый шелк?

– Я девственница, господин.

– Это и называется белым шелком.

– Да, господин.

– Тебе хотелось когда-нибудь узнать, что такое быть рабыней? – спросил я. Она подняла голову.

– Смотри, – предупредил я. – Ты стоишь передо мной на коленях. Голая. На тебе рабский ошейник. Тебе будет нелегко солгать.

– Да, – тихо произнесла девушка. – Мне интересно узнать, что значит быть рабыней.

– Скоро узнаешь, – обнадежил ее я.

– Да, господин.

На какое-то время я задумался, потягивая пагу. Потом послал рабыню за второй кружкой. В таверне Пембе вторая кружка стоила всего долю тарска. Деньги я отдал помощнику. В таверне Пембе, как, кстати, во многих подобных заведениях, девушкам запрещено прикасаться к монетам. Разумеется, Эвелина, которую я заказал вместе с первой кружкой, принадлежала мне до тех пор, пока я не уйду из таверны или сам не отпущу ее.

– Позволь мне сказать, господин, – робко произнесла рабыня.

– Да?

– Господин собирается меня использовать?

– Не знаю. Еще не решил. Сделаю так, как мне заблагорассудится.

Я с наслаждением допил вторую кружку. Посидев еще немного, я оттолкнул кружку на край стола.

– Господин собирается уходить? – спросила рабыня.

– Иди в альков, – приказал я.

Она в ужасе посмотрела на меня, потом медленно поднялась и на негнущихся ногах направилась к алькову. Возле самого входа она остановилась, не в силах переступить через порог. Я взял ее под руку и швырнул внутрь. Девчонка упала на разбросанные на полу меховые шкуры. Я развернулся и задернул за собой красные шторы.

Она растерянно сидела на шкурах, подняв колени. Я взял цепь с кандалами для лодыжки, что лежала сразу у входа и была длиной около ярда. Такая же цепь лежала слева, две другие цепи заканчивались наручниками. Еще одна цепь цеплялась за ошейник. Все замки открывались одним ключом, который в паговых тавернах всегда кладут на полочку слева у входа. Имелись и приспособления для укорачивания цепей. Само собой разумеется, пленник не мог дотянуться до полочки с ключом, если на нем была защелкнута хотя бы одна из цепей. Рядом с полочкой для ключа был крючок, на котором висел невольничий кнут.

Я нагнулся, схватил рабыню за правую ногу и защелкнул на ней кандалы. Потом толчком повалил ее на спину и поочередно заковал в наручники правую и левую руки. После этого я приковал ошейник девушки к центральному кольцу, надел кандалы на левую ногу и укоротил все цепи таким образом, что она едва могла пошевелиться.

– Ты посадил меня на цепь, господин, – растерянно произнесла рабыня.

– Сейчас ты поймешь, что значат невольничьи цепи, – усмехнулся я. – Ну-ка, посмотри сюда! – Я показал на крючок рядом с полкой. – Что ты здесь видишь?

– Невольничий кнут, – побелевшими губами пролепетала она.

– Вообще-то мы с тобой находимся в алькове. Но ты скоро поймешь, что это весьма необычное место.

– Да, господин.

– Это камера подчинения.

– Да, да, господин.

– Хорошенько об этом подумай. Сосредоточься на этой мысли, прочувствуй ее всеми клеточками своего прелестного тела. Здесь тебе, рабыне, придется полностью подчиниться воле мужчины.

– Да, господин.

– Сейчас я к тебе прикоснусь.

– Я фригидна, господин. Не сердись и не убивай меня.

– Подумай, о чем я тебе сказал. Ты находишься в камере подчинения.

– Да, господин. – Девушка тихонько заплакала. Потом я к ней прикоснулся. Очень нежно. Бедра ее дернулись, цепь задрожала. Она испуганно посмотрела на меня.

– Ты готова подчиниться мне полностью?

– Да, господин, – прошептала рабыня и попыталась приподнять ноги. – Коснись меня еще раз.

Я немного подождал и прикоснулся к ней еще раз. Очень нежно.

– Ай! – взвизгнула девчонка.

Я продолжал ее гладить. Она застонала и принялась извиваться.

Тогда я остановился.

– Какое странное ощущение, – сказала она. – Что это было?

– Теперь тебя надо выпороть.

– Почему, господин?

– Потому что ты мне солгала. Когда сказала, что фригидна.

Она растерянно посмотрела на меня.

– Ты вовсе не фригидна, девочка, – усмехнулся я. – Ты очень горячая рабыня.

– Нет, нет! Я не горячая рабыня! – замотала она головой.

– Сейчас посмотрим.

– Как ты можешь после этого меня уважать? – неожиданно произнесла она.

– Тебя никто не уважает, – пожал я плечами. – Ты всего лишь рабыня.

– Да, господин.

– У тебя больше нет гордости. Рабыням не позволяется иметь гордость.

– Но я хочу хотя бы уважать сама себя, – сказала она, отвернув голову в сторону.

– Ты должна не уважать себя, а быть собой, – поправил ее я.

Девушка посмотрела на меня. В ее глазах застыли слезы.

– Я не могу осмелиться быть сама собой.

– Разве женщина не может быть женщиной? – спросил я.

– Не может! – вдруг крикнула она. – Это унизительно!

– Вот это да! Кем же, по-твоему, должна быть женщина?

– Она должна быть такой, как мужчина.

– Но ты же не мужчина, – возразил я.

– Я не могу стать женщиной, – заплакала она.

– Почему?

– Потому что женщина в глубине души – рабыня.

– Разве плохо, если рабыня станет рабыней? – спросил я.

– Плохо! – крикнула она.

– Почему? – настаивал я.

– Не знаю! – зарыдала девушка. – Я не знаю.

– Разве может быть плохим то, что естественно? Разве плохо, если камень – это камень, а дерево – это дерево?

– Нет.

– Почему же тогда плохо, если рабыня становится рабыней? – спросил я.

– Не знаю, – покачала она головой.

– Может быть, в этом нет ничего плохого?

– Я даже боюсь об этом подумать, – призналась девушка и вдруг добавила: – Пожалуйста, не переставай меня трогать, господин.

– Рабыня просит?

– Да, господин. Эвелина умоляет тебя. Не переставай к ней прикасаться.

Я нежно поцеловал ее груди, при этом снова начал ее трогать.

– Спасибо тебе, господин, – застонала она. Потом, совершенно неожиданно, она попыталась вырваться. Цепи, разумеется, не позволили ей этого сделать.

– Что случилось? – спросил я.

– Я должна сопротивляться. Я не должна поддаваться этому ощущению!

– Почему?

– Я ощущаю в себе что-то новое. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Это как волны… Они поднимаются из глубины, завладевают всем моим существом. В это трудно поверить. Невероятное, фантастическое ощущение! Нет! Нет! Ты должен остановиться!

– Почему?

– Потому что я пошла тебе навстречу.

– Как это?

– Как рабыня, которая идет навстречу своему господину.

– Ты и есть рабыня.

– Да, господин, – вздохнула она.

– Ты находишься в камере подчинения, – напомнил я.

– Ты не оставляешь мне никакого выбора.

Я улыбнулся.

– Сейчас я дам тебе возможность выбрать. Первый и последний раз.

– Выбрать? – растерялась рабыня.

– Я предоставляю тебе выбор невольницы. Ты можешь либо уступить, либо умереть.

– Я предпочитаю уступить, господин, – испуганно проговорила она.

– Естественно, – усмехнулся я. – Ты же рабыня.

– Спасибо, господин, – тихо произнесла девушка.

– В следующий раз, – строго сказал я, – выбора у тебя не будет.

Я начал снова к ней прикасаться, вознося ее на высоты, которые она выбрала.

– Аййи! – вопила она. – Я отдаюсь тебе, господин!

Между тем сегодня я не собирался ею овладевать.

– Пожалуйста, погладь меня еще! – просила она. Как трогательно выглядели ее маленькие ладошки, время от временя сжимающиеся в кулачки!

– Я даже не подозревала, что бывают такие ощущения, – призналась девушка.

– Это пустяки, – ответил я.

– Пустяки! – возмущенно воскликнула она. – Никогда раньше я не испытывала ничего подобного!

– Маленький оргазм невольницы, – сказал я.

– Я почувствовала, что готова подчиниться тебе безоговорочно. Мне так понравилось это ощущение!

Спустя некоторое время я снова начал ее гладить.

– Что собирается сделать господин со своей рабыней? – спросила она.

– Немного ее поучить, – ответил я.

– Да, господин.

На этот раз она начала кричать и извиваться уже через десять ен. Неожиданно она посмотрела на меня широко открытыми, испуганными глазами.

– Опять! Это наступает опять! Только на этот раз гораздо сильнее! Я не вынесу! Оно убьет меня! Я умираю!

– Не умрешь, – сказал я.

– Айии! – завизжала рабыня, мотая головой. Потом крики ее перешли в рыдания. – Я скована цепью. Держи меня. Не отпускай. Пожалуйста, господин! Не отпускай меня!

Я поцеловал ее. Овладевать ею я пока не хотел.

Она смотрела на меня, запрокинув голову.

– Пожалуйста, господин, войди в меня! Я хочу принадлежать тебе безвозвратно. Сжалься надо мной! Умоляю!

– Позже, – сказал я. – Ты еще не разогрелась.

– Хорошо, господин, – испуганно пролепетала она.

На рассвете я проснулся от прикосновения нежных губ Эвелины.

Ночью я ее расковал, за исключением кандалов на левой лодыжке.

Она разбудила меня так, как я ее научил. Приятно просыпаться подобным образом. Я гладил ее волосы, в то время как она доставляла мне наслаждение.

Ночью я показал ей кое-какие маленькие хитрости, элементарную технику рта, рук, грудей, волос, губ, стоп и языка. Это поможет девчонке выжить в таверне Пембе. Самое же главное – я объяснил ей чрезвычайную важность подчинения, основу основ поведения рабыни. Отсюда вытекает все остальное.

Я застонал, и она радостно посмотрела на меня, довольная, что ей удалось исторгнуть из меня сладостный звук.

– Доведи дело до конца, рабыня, – сказал я.

– Конечно, господин!

Мои руки непроизвольно вцепились в ее волосы. Я прижал девушку к себе. Потом я ее отпустил.

Подтянув девушку поближе, я посмотрел на ее лицо в тусклом свете нового дня, пробивающегося в альков сквозь щель между шторами на дверях. Потом я вытер рот невольницы ее волосами.

– Уже утро, господин, – прошептала она.

– Да, – сказал я.

Она преданно смотрела мне в глаза.

– Говори, – приказал я.

Прижавшись губами к моему уху, она зашептала. Прошлой ночью я научил ее этим словам.

Он – Господин, а я – Рабыня

Он – хозяин, а я – собственность

Он командует, а я подчиняюсь

Он получает удовольствие, а я его доставляю

Почему это так?

Потому, что он – Господин, а я – Рабыня.

Я положил ee на спину спину и улыбнулся:

– Доброе утро, рабыня!

– Доброе утро, господин! – радостно откликнулась она.

– Хорошо ли ты спала? – спросил я.

– Ты почти не позволил мне спать, но в те маленькие промежутки, которые у меня были, я спала самым крепким и счастливым сном в моей жизни!

– Снились ли тебе сны?

– Мне приснилось, что я рабыня. А потом я проснулась, и оказалось, что это так и есть. Я улыбнулся.

– Я – рабыня, – радостно произнесла она. – Представляешь, как это здорово! Сегодня утром я проснулась с ощущением огромного счастья. Ты подарил мне это чувство вчера ночью.

– Как по-твоему, способна свободная женщина пережить такое? – спросил я.

– Никогда, – решительно ответила Эвелина. – Потому что свободные – не рабыни. То, что я пережила, может чувствовать только рабыня, лежащая в объятиях господина. Свободной женщине эти чувства недоступны.

– Пока ее не закуют в кандалы, – заметил я.

– Конечно, господин, – согласилась она. – Если бы ты знал, как мне жаль свободных женщин! Какие они невежественные! Неудивительно, что они враждебно относятся к мужчинам. Впрочем, если мужчина недостаточно силен, чтобы надеть на женщину ошейник, он действительно достоин ненависти.

– Может быть, – задумчиво проговорил я, вспомнив женщину, которая некогда была моей свободной спутницей. Я вспомнил, какую жестокость она проявила по отношению ко мне в доме Самоса, когда ей показалось, что я слаб и беспомощен. Некогда она была дочерью Марленуса из Ара, но он от нее отказался после того, как она попала в рабство. Вместо того чтобы смириться с пятном на своей чести, славный убар Ара торжественно отрекся от дочери на мече и медальоне, который украшал его покои. Теперь эта девушка свободна, но лишена гражданства. А все потому, что на левом бедре у нее красовалось клеймо Трева, ибо однажды она стала рабыней Раска из Трева, капитана и тарнсмена. Интересно, успел ли он ее подчинить себе? В принципе я в этом не сомневался. Тогда мне казалось, что клеймо Порт-Кара будет хорошо смотреться поверх клейма Трева. Мне очень хотелось увидеть, как она будет танцевать, прикрытая крошечным отрезом алого невольничьего шелка.

– Ошейник – наша судьба, – сказала Эвелина. За шторами раздавались утренние звуки: двигали столы, – кто-то подметал пол. Подобную работу, как правило, проделывают помощники хозяина. Девушки в это время спят, закованные в цепи, в своих пеналах.

– Уже утро, – сказал я.

– Ты собираешься уходить? Хочешь оставить свою рабыню?

– Естественно, – ответил я. – Девочка из таверны.

– Подожди немного, – взмолилась она. – Побудь со мной еще чуть-чуть.

– Хорошо, – улыбнулся я.

– То, что ты сделал со мной ночью, что-то для тебя означает?

– Для меня это была обычная ночь с рабыней.

– О! – воскликнула она.

– Такое проделал бы с тобой любой горианский мужчина.

– Любой заставил бы меня так уступить? – недоверчиво переспросила она.

– Естественно, – ответил я. – Рабыня. Скажи-ка лучше, что ты теперь думаешь о своем ошейнике?

– Я его ненавижу. И люблю одновременно.

– Любишь?

– Да! – воскликнула она. – Мне так понравилось быть рабыней! Мне так понравилось уступать и подчиняться!

– Похоже, на тебя не зря надели ошейник, – заметил я.

– Конечно. Потому что я – настоящая рабыня.

– Правильно, – сказал я. – Рабыня.

– При этом, – добавила она, – я остаюсь женщиной Земли. – Она схватилась руками за ошейник. – Как это все-таки жестоко – надеть на женщину стальное кольцо! Неужели его никогда не снимут?

– И не надейся.

– Никогда?

– Если и снимут, то чтобы тут же надеть другой.

– О! – произнесла она и посмотрела на крюк, на котором висел невольничий кнут. – Ты меня так и не выпорол…

– Время еще есть, – сказал я.

– Нет! Нет, что ты! – Она уже познала кнут. – Мне кажется, что меня будут часто продавать и перепродавать.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Как ты думаешь, кто-нибудь меня освободит? – спросила Эвелина.

– Нет.

– Почему?

– Ошейник тебе очень идет. Она погладила ошейник.

– Да, – произнесла она наконец. – Ты прав. А ведь ты сразу это понял, животное, – сказала она неожиданно резко. – Поэтому ты заставил меня подавать пагу обнаженной?

– Твоя рабская натура просто бросается в глаза, – заметил я.

– Конечно, – улыбнулась она. – Ты же горианский мужчина.

– Любой мужчина Гора, глядя на тебя, решит, что ты прирожденная рабыня. Независимо от того, есть на тебе ошейник или нет.

– И вот я стала рабыней.

– Да.

– Я против этого не возражаю, – улыбнулась девушка.

– Твое мнение никого не интересует.

– Я знаю. – Она умиротворенно кивнула. Снаружи двигали столы, стулья и мыли пол. Я сел.

– Мне пора.

– Ты оставишь меня здесь? – испуганно спросила рабыня.

– Да.

– Пожалуйста, побудь со мной еще немного.

– Пытаешься меня удержать?

– Да, – кокетливо произнесла она. – При помощи чар рабыни.

– Только не говори как земная девушка, – поморщился я.

– Я не земная девушка, – испуганно поправилась она. – Я – рабыня Гора.

– Другое дело.

Она скользнула вниз и принялась меня целовать.

– У меня нет времени, – сказал я.

– Задержись хотя бы ненадолго, – взмолилась она. Мне показалось, что она очень боится остаться одна. В глазах ее застыло отчаяние.

– Похоже, ты действительно начинаешь понимать значение ошейника, – сказал я.

– Да, господин.

– Ну что, выбрала бы ты сейчас свободу?

– Нет, господин. Я уже была свободной женщиной. И я была рабыней. Я знаю и то и другое.

– Разве свобода не представляет большой ценности?

– Конечно, господин, свободу надо ценить. Но еще больше я ценю свое рабство.

Я посмотрел на девушку.

– Я выбираю ошейник, – сказала она. – Цепи, кандалы и руки хозяина на моем теле.

Я подтянул ее поближе и уложил на спину.

– Возьми меня грубо, господин, – попросила она. – Грубо и безжалостно.

– Хорошо.

– Изнасилуй меня как последнюю рабыню, – взмолилась она.

– За этим дело не станет, – пообещал я. Через несколько мгновений она уже визжала и задыхалась от наслаждения.

– Никогда не думала, что быть изнасилованной так приятно, – прошептала Эвелина, когда все кончилось. – Все произошло так быстро и так жестоко… Побудь со мной еще немного, господин!

Я оттолкнул ее ногой на край алькова и задумался, закинув руки за голову.

– Пожалуйста, прикоснись ко мне, – прошептала она.

– Помолчи, – сказал я.

– Хорошо, господин. Я начал одеваться.

Она поднялась и встала на колени, ошеломленно качая головой.

– Что ты со мной сделал, господин! – Ее до сих пор била дрожь

– Сандалии, – приказал я.

Она подползла к моим ногам и надела на меня сандалии, после чего аккуратно и быстро завязала тесемки.

– Что ты со мной сделал! – С этими словами она прижалась лицом к моим ногам. Я не стал ее пинать.

– Я стала настоящей рабыней! Это такое счастье! Я стала рабыней!

– Все хорошо, – сказал я, поднимая ее за руки. – Рабыня должна быть рабыней. Все правильно.

– Я стала настоящей рабыней! – повторяла она.

– Да, – сказал я, толчком повалил ее на пол, развернулся и вышел из алькова.

– Господин! – закричала мне вслед Эвелина. – Последний раз поцелуй меня, господин! – Она побежала за мной на коленях, пока цепь, к которой была прикована ее нога, не натянулась до предела. Я нагнулся и поцеловал рабыню

– Вначале ты меня изнасиловал, – сказала она со слезами на глазах. – А потом оттолкнул ногой.

– Правильно, – кивнул я.

– Забери меня, господин! Возьми меня с собой! Не оставляй меня здесь!

Она была агентом кюров.

– Говори! – приказал я.

Он – Господин, а я – Рабыня

Он – хозяин, а я – собственность

Он приказывает, а я подчиняюсь

Он получает удовольствие, а я его доставляю

Почему это так?

Потому, что он – Господин, а я – Рабыня.

– Каждую ночь в течение месяца повторяй эти слова, – приказал я.

– Да, господин

– И днем тоже. По нескольку раз.

– Да, господин.

– Они помогут тебе выжить.

– Спасибо тебе, господин.

– Старайся во всем угождать мужчинам.

– Теперь у меня по-другому и не получится, – улыбнулась она.

– Не забывай о том, что ты – рабыня.

– Да, господин.

– Сейчас тебе в это трудно поверить, но придет время, когда от одного прикосновения к шторам алькова ты будешь горячей и мокрой.

– Мне совсем не трудно в это поверить, господин, – прошептала Эвелина. – Один вид этих штор действует на меня возбуждающе. – Она прикоснулась к ошейнику. – Даже ошейник меня возбуждает. Ползать по шкурам, стоять на коленях перед мужчиной – все действует на меня возбуждающе. Я просто умираю от желания, когда подумаю, что ты можешь прикоснуться к моему обнаженному телу.

– Полагаю, ты выживешь, рабыня, – сказал я.

– Можно я еще раз поцелую твои ноги?

Я не стал отказывать рабыне в этой радости. Я чувствовал на своих стопах ее губы и слезы.

– Пожалуйста, забери меня с собой, господин! – рыдала она.

Я последний раз посмотрел на валяющуюся в моих ногах рабыню. Раньше она была агентом кюров.

Потом я повернулся и вышел из алькова.

– Господин!

Я не удержался и обернулся, чтобы взглянуть на нее последний раз. Прикованная к левой ноге девушки цепь натянулась до предела.

– Купи меня! Пожалуйста! Не оставляй меня здесь!

– Ну, как рабыня? – поинтересовался помощник хозяина, оторвавшись на минуту от подметания пола.

– Я не стану настаивать на возврате денег, – сказал я.

– Думаешь, из нее выйдет толк? – Пембе волновался.

– Трудно сказать, – пожал я плечами. – Думаю, что толк все-таки будет.

– Это хорошо, – отозвался помощник. – А то мне уже надоело оттаскивать трупы в гавань.

Я подошел к тому месту, где оставил белокурую рабыню. Она, конечно, уснула и во сне улеглась на пол, нарушив мое требование не менять позу. Лицо ее по-прежнему скрывала повязка.

Я тихонько к ней прикоснулся. Рабыня застонала, потом вздрогнула, осознав, что ее проступок замечен. Она тут же выпрямилась, обхватила лодыжки руками и поспешила принять нужную позу.

– Не надо, – мягко произнес я и поднял ее с пола. Она показалась мне очень легкой. Думаю, в ней было не больше ста десяти фунтов.

– Я выйду через черный ход, – сказал я помощнику хозяина.

– Как тебе угодно, – ответил он.

Снаружи я выждал несколько мгновений, следя за тем, не приоткроется ли дверь за моей спиной, не шелохнется ли пыль на аллее, не промелькнет ли силуэт на соседней крыше. Все было спокойно.

Я посмотрел на лежащую в моих руках девушку. Она снова уснула. На мгновение я едва не испытал к ней нежность. Последние несколько недель этой дикарке пришлось нелегко. Ей выпала роль пешки в большой игре. Кроме того, свободным и гордым женщинам Земли зачастую трудно смириться с тем, что они превращаются в рабынь, собственность других людей. Пусть поспит, и я нес девушку по пустынным улицам Шенди. Я не стал идти кратчайшим путем к своему жилью.

Загрузка...