– Да ты не бойся, – сказал я Пембе. – Это было временное расстройство здоровья. Руки его тряслись.
– Ну, посмотри на меня. Видишь, никакой чумы нет.
– Кожа у тебя действительно чистая, – удивленно произнес хозяин таверны. – И глаза тоже.
– Ну конечно!
– И чувствуешь ты себя хорошо? – неуверенно спросил он.
– Отлично себя чувствую, – рассмеялся я.
– Добро пожаловать в «Золотой кайлуак», – облегченно проговорил Пембе.
– Я отлучусь на мгновение, – произнес я и отошел от стойки. Я вернулся к стене, возле которой оставил свою рабыню, и приказал ей опуститься на колени, взяться руками за щиколотки и лечь на спину.
– Не смей менять позу, пока не разрешу.
– Господин? – обратилась ко мне рабыня.
– Говори.
– Скажи, кто ты? Кто мой хозяин?
– Прикуси язык, – велел я.
– Хорошо, господин.
Я вернулся к стойке.
– У тебя есть белая рабыня? Варварка? – спросил я хозяина.
– Да, – ответил он. – Приобрел ее сегодня за четыре тарска. Еще ни разу не выпускал. Я швырнул ему медный тарск.
– Паги и рабыню.
– Ты знаешь аскари Мсалити?
– Успел познакомиться, – ответил я. Пембе обернулся к своему помощнику.
– Приведи новую рабыню! Отлично! – добавил он, потирая руки. – На девчонку уже поступил заказ.
Помощник хозяина вытолкал из-за занавески обнаженную девушку. Теперь на ней не было даже клочка невольничьего шелка.
– Думаю, ты скоро вернешь свои четыре тарска.
– Не забывай, что пага тоже чего-то стоит, – проворчал хозяин.
– Это верно, – согласился я.
– Она у нас новенькая. Если что не так, ты мне скажи. Я прикажу ее выпороть. Деньги тебе сразу же вернут.
– Отлично, – произнес я. – Я буду вон за тем столом. – Я показал на столик в дальнем конце таверны, недалеко от задрапированного красным шелком алькова.
– Хорошо, господин, – поклонился Пембе.
Я решил не возвращаться сразу домой. Если за мной установили слежку, пусть помучаются. К Пембе я пришел, естественно, только ради его новой рабыни. Прислуживая мне, Шабе и Мсалити, девчонка меня возбудила. Тогда она думала, что изображает из себя рабыню в таверне. Я ее захотел. Теперь я ее получу. Кстати, и для нее лучше, если я буду у нее первым. Как-никак я лучше других на Горе разбираюсь в проблемах девушек с Земли.
Обычно первые две-три ночи самые трудные для выживания в паговых тавернах. За это время девушка должна усвоить, что она – рабыня из таверны. Если же она этого не понимает, вряд ли из нее вообще что-то получится. Чаще всего дело кончается тем, что какой-нибудь посетитель перерезает ей горло, доведенный до белого каления бестолковостью и неловкостью невольницы. Потом, конечно, ему придется выплатить хозяину полную стоимость рабыни, плюс медный тарск, а то и два, в качестве моральной компенсации.
Помощник хозяина вытолкнул девушку на середину таверны. Пембе покачал головой и вручил ей кувшин с пагой. Затем показал на меня.
Когда наши взгляды встретились, девушка вздрогнула и едва не разлила всю пагу. Хорошо, что она этого не сделала. Медленно и осторожно рабыня из таверны приблизилась к моему столику и опустилась на колени.
– Прижми кружку к животу, – приказал я. Она послушно исполнила команду.
– Паги, господин? – прошептала она.
– Да.
Девушка зарыдала.
– Поцелуй кружку.
Она прижалась губами к металлической кружке, широко развела колени, опустила голову и произнесла:
– Ваша пага, господин.
– Твой хозяин уже подобрал тебе имя? – спросил я.
– Еще нет, господин.
– Для удобства я буду называть тебя сегодня Эвелина, – сказал я.
– Хорошо, господин.
– Теперь припомни две последние фразы, которые ты говорила, когда по глупости считала себя свободной женщиной.
– Эвелина принесла напиток своему господину. Эвелина надеется, что после него господин не отвергнет ее ласк.
– Еще, – сказал я.
– Меня зовут Эвелина, – произнесла она. – Я стою обнаженная на коленях перед моим господином. Я мечтаю доставить ему наслаждение. Позови меня на свое ложе, господин! Эвелина умоляет, чтобы ей показали, как надо обращаться с рабыней!
– Хорошо, – похвалил я рабыню.
Не поднимаясь с колен, она отползла на ярд от стола и застыла в покорной позе. Я не торопясь потягивал пагу.
– А ты красивая рабыня.
– Спасибо, господин.
– Говорят, ты – белый шелк?
– Я девственница, господин.
– Это и называется белым шелком.
– Да, господин.
– Тебе хотелось когда-нибудь узнать, что такое быть рабыней? – спросил я. Она подняла голову.
– Смотри, – предупредил я. – Ты стоишь передо мной на коленях. Голая. На тебе рабский ошейник. Тебе будет нелегко солгать.
– Да, – тихо произнесла девушка. – Мне интересно узнать, что значит быть рабыней.
– Скоро узнаешь, – обнадежил ее я.
– Да, господин.
На какое-то время я задумался, потягивая пагу. Потом послал рабыню за второй кружкой. В таверне Пембе вторая кружка стоила всего долю тарска. Деньги я отдал помощнику. В таверне Пембе, как, кстати, во многих подобных заведениях, девушкам запрещено прикасаться к монетам. Разумеется, Эвелина, которую я заказал вместе с первой кружкой, принадлежала мне до тех пор, пока я не уйду из таверны или сам не отпущу ее.
– Позволь мне сказать, господин, – робко произнесла рабыня.
– Да?
– Господин собирается меня использовать?
– Не знаю. Еще не решил. Сделаю так, как мне заблагорассудится.
Я с наслаждением допил вторую кружку. Посидев еще немного, я оттолкнул кружку на край стола.
– Господин собирается уходить? – спросила рабыня.
– Иди в альков, – приказал я.
Она в ужасе посмотрела на меня, потом медленно поднялась и на негнущихся ногах направилась к алькову. Возле самого входа она остановилась, не в силах переступить через порог. Я взял ее под руку и швырнул внутрь. Девчонка упала на разбросанные на полу меховые шкуры. Я развернулся и задернул за собой красные шторы.
Она растерянно сидела на шкурах, подняв колени. Я взял цепь с кандалами для лодыжки, что лежала сразу у входа и была длиной около ярда. Такая же цепь лежала слева, две другие цепи заканчивались наручниками. Еще одна цепь цеплялась за ошейник. Все замки открывались одним ключом, который в паговых тавернах всегда кладут на полочку слева у входа. Имелись и приспособления для укорачивания цепей. Само собой разумеется, пленник не мог дотянуться до полочки с ключом, если на нем была защелкнута хотя бы одна из цепей. Рядом с полочкой для ключа был крючок, на котором висел невольничий кнут.
Я нагнулся, схватил рабыню за правую ногу и защелкнул на ней кандалы. Потом толчком повалил ее на спину и поочередно заковал в наручники правую и левую руки. После этого я приковал ошейник девушки к центральному кольцу, надел кандалы на левую ногу и укоротил все цепи таким образом, что она едва могла пошевелиться.
– Ты посадил меня на цепь, господин, – растерянно произнесла рабыня.
– Сейчас ты поймешь, что значат невольничьи цепи, – усмехнулся я. – Ну-ка, посмотри сюда! – Я показал на крючок рядом с полкой. – Что ты здесь видишь?
– Невольничий кнут, – побелевшими губами пролепетала она.
– Вообще-то мы с тобой находимся в алькове. Но ты скоро поймешь, что это весьма необычное место.
– Да, господин.
– Это камера подчинения.
– Да, да, господин.
– Хорошенько об этом подумай. Сосредоточься на этой мысли, прочувствуй ее всеми клеточками своего прелестного тела. Здесь тебе, рабыне, придется полностью подчиниться воле мужчины.
– Да, господин.
– Сейчас я к тебе прикоснусь.
– Я фригидна, господин. Не сердись и не убивай меня.
– Подумай, о чем я тебе сказал. Ты находишься в камере подчинения.
– Да, господин. – Девушка тихонько заплакала. Потом я к ней прикоснулся. Очень нежно. Бедра ее дернулись, цепь задрожала. Она испуганно посмотрела на меня.
– Ты готова подчиниться мне полностью?
– Да, господин, – прошептала рабыня и попыталась приподнять ноги. – Коснись меня еще раз.
Я немного подождал и прикоснулся к ней еще раз. Очень нежно.
– Ай! – взвизгнула девчонка.
Я продолжал ее гладить. Она застонала и принялась извиваться.
Тогда я остановился.
– Какое странное ощущение, – сказала она. – Что это было?
– Теперь тебя надо выпороть.
– Почему, господин?
– Потому что ты мне солгала. Когда сказала, что фригидна.
Она растерянно посмотрела на меня.
– Ты вовсе не фригидна, девочка, – усмехнулся я. – Ты очень горячая рабыня.
– Нет, нет! Я не горячая рабыня! – замотала она головой.
– Сейчас посмотрим.
– Как ты можешь после этого меня уважать? – неожиданно произнесла она.
– Тебя никто не уважает, – пожал я плечами. – Ты всего лишь рабыня.
– Да, господин.
– У тебя больше нет гордости. Рабыням не позволяется иметь гордость.
– Но я хочу хотя бы уважать сама себя, – сказала она, отвернув голову в сторону.
– Ты должна не уважать себя, а быть собой, – поправил ее я.
Девушка посмотрела на меня. В ее глазах застыли слезы.
– Я не могу осмелиться быть сама собой.
– Разве женщина не может быть женщиной? – спросил я.
– Не может! – вдруг крикнула она. – Это унизительно!
– Вот это да! Кем же, по-твоему, должна быть женщина?
– Она должна быть такой, как мужчина.
– Но ты же не мужчина, – возразил я.
– Я не могу стать женщиной, – заплакала она.
– Почему?
– Потому что женщина в глубине души – рабыня.
– Разве плохо, если рабыня станет рабыней? – спросил я.
– Плохо! – крикнула она.
– Почему? – настаивал я.
– Не знаю! – зарыдала девушка. – Я не знаю.
– Разве может быть плохим то, что естественно? Разве плохо, если камень – это камень, а дерево – это дерево?
– Нет.
– Почему же тогда плохо, если рабыня становится рабыней? – спросил я.
– Не знаю, – покачала она головой.
– Может быть, в этом нет ничего плохого?
– Я даже боюсь об этом подумать, – призналась девушка и вдруг добавила: – Пожалуйста, не переставай меня трогать, господин.
– Рабыня просит?
– Да, господин. Эвелина умоляет тебя. Не переставай к ней прикасаться.
Я нежно поцеловал ее груди, при этом снова начал ее трогать.
– Спасибо тебе, господин, – застонала она. Потом, совершенно неожиданно, она попыталась вырваться. Цепи, разумеется, не позволили ей этого сделать.
– Что случилось? – спросил я.
– Я должна сопротивляться. Я не должна поддаваться этому ощущению!
– Почему?
– Я ощущаю в себе что-то новое. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Это как волны… Они поднимаются из глубины, завладевают всем моим существом. В это трудно поверить. Невероятное, фантастическое ощущение! Нет! Нет! Ты должен остановиться!
– Почему?
– Потому что я пошла тебе навстречу.
– Как это?
– Как рабыня, которая идет навстречу своему господину.
– Ты и есть рабыня.
– Да, господин, – вздохнула она.
– Ты находишься в камере подчинения, – напомнил я.
– Ты не оставляешь мне никакого выбора.
Я улыбнулся.
– Сейчас я дам тебе возможность выбрать. Первый и последний раз.
– Выбрать? – растерялась рабыня.
– Я предоставляю тебе выбор невольницы. Ты можешь либо уступить, либо умереть.
– Я предпочитаю уступить, господин, – испуганно проговорила она.
– Естественно, – усмехнулся я. – Ты же рабыня.
– Спасибо, господин, – тихо произнесла девушка.
– В следующий раз, – строго сказал я, – выбора у тебя не будет.
Я начал снова к ней прикасаться, вознося ее на высоты, которые она выбрала.
– Аййи! – вопила она. – Я отдаюсь тебе, господин!
Между тем сегодня я не собирался ею овладевать.
– Пожалуйста, погладь меня еще! – просила она. Как трогательно выглядели ее маленькие ладошки, время от временя сжимающиеся в кулачки!
– Я даже не подозревала, что бывают такие ощущения, – призналась девушка.
– Это пустяки, – ответил я.
– Пустяки! – возмущенно воскликнула она. – Никогда раньше я не испытывала ничего подобного!
– Маленький оргазм невольницы, – сказал я.
– Я почувствовала, что готова подчиниться тебе безоговорочно. Мне так понравилось это ощущение!
Спустя некоторое время я снова начал ее гладить.
– Что собирается сделать господин со своей рабыней? – спросила она.
– Немного ее поучить, – ответил я.
– Да, господин.
На этот раз она начала кричать и извиваться уже через десять ен. Неожиданно она посмотрела на меня широко открытыми, испуганными глазами.
– Опять! Это наступает опять! Только на этот раз гораздо сильнее! Я не вынесу! Оно убьет меня! Я умираю!
– Не умрешь, – сказал я.
– Айии! – завизжала рабыня, мотая головой. Потом крики ее перешли в рыдания. – Я скована цепью. Держи меня. Не отпускай. Пожалуйста, господин! Не отпускай меня!
Я поцеловал ее. Овладевать ею я пока не хотел.
Она смотрела на меня, запрокинув голову.
– Пожалуйста, господин, войди в меня! Я хочу принадлежать тебе безвозвратно. Сжалься надо мной! Умоляю!
– Позже, – сказал я. – Ты еще не разогрелась.
– Хорошо, господин, – испуганно пролепетала она.
На рассвете я проснулся от прикосновения нежных губ Эвелины.
Ночью я ее расковал, за исключением кандалов на левой лодыжке.
Она разбудила меня так, как я ее научил. Приятно просыпаться подобным образом. Я гладил ее волосы, в то время как она доставляла мне наслаждение.
Ночью я показал ей кое-какие маленькие хитрости, элементарную технику рта, рук, грудей, волос, губ, стоп и языка. Это поможет девчонке выжить в таверне Пембе. Самое же главное – я объяснил ей чрезвычайную важность подчинения, основу основ поведения рабыни. Отсюда вытекает все остальное.
Я застонал, и она радостно посмотрела на меня, довольная, что ей удалось исторгнуть из меня сладостный звук.
– Доведи дело до конца, рабыня, – сказал я.
– Конечно, господин!
Мои руки непроизвольно вцепились в ее волосы. Я прижал девушку к себе. Потом я ее отпустил.
Подтянув девушку поближе, я посмотрел на ее лицо в тусклом свете нового дня, пробивающегося в альков сквозь щель между шторами на дверях. Потом я вытер рот невольницы ее волосами.
– Уже утро, господин, – прошептала она.
– Да, – сказал я.
Она преданно смотрела мне в глаза.
– Говори, – приказал я.
Прижавшись губами к моему уху, она зашептала. Прошлой ночью я научил ее этим словам.
Он – Господин, а я – Рабыня
Он – хозяин, а я – собственность
Он командует, а я подчиняюсь
Он получает удовольствие, а я его доставляю
Почему это так?
Потому, что он – Господин, а я – Рабыня.
Я положил ee на спину спину и улыбнулся:
– Доброе утро, рабыня!
– Доброе утро, господин! – радостно откликнулась она.
– Хорошо ли ты спала? – спросил я.
– Ты почти не позволил мне спать, но в те маленькие промежутки, которые у меня были, я спала самым крепким и счастливым сном в моей жизни!
– Снились ли тебе сны?
– Мне приснилось, что я рабыня. А потом я проснулась, и оказалось, что это так и есть. Я улыбнулся.
– Я – рабыня, – радостно произнесла она. – Представляешь, как это здорово! Сегодня утром я проснулась с ощущением огромного счастья. Ты подарил мне это чувство вчера ночью.
– Как по-твоему, способна свободная женщина пережить такое? – спросил я.
– Никогда, – решительно ответила Эвелина. – Потому что свободные – не рабыни. То, что я пережила, может чувствовать только рабыня, лежащая в объятиях господина. Свободной женщине эти чувства недоступны.
– Пока ее не закуют в кандалы, – заметил я.
– Конечно, господин, – согласилась она. – Если бы ты знал, как мне жаль свободных женщин! Какие они невежественные! Неудивительно, что они враждебно относятся к мужчинам. Впрочем, если мужчина недостаточно силен, чтобы надеть на женщину ошейник, он действительно достоин ненависти.
– Может быть, – задумчиво проговорил я, вспомнив женщину, которая некогда была моей свободной спутницей. Я вспомнил, какую жестокость она проявила по отношению ко мне в доме Самоса, когда ей показалось, что я слаб и беспомощен. Некогда она была дочерью Марленуса из Ара, но он от нее отказался после того, как она попала в рабство. Вместо того чтобы смириться с пятном на своей чести, славный убар Ара торжественно отрекся от дочери на мече и медальоне, который украшал его покои. Теперь эта девушка свободна, но лишена гражданства. А все потому, что на левом бедре у нее красовалось клеймо Трева, ибо однажды она стала рабыней Раска из Трева, капитана и тарнсмена. Интересно, успел ли он ее подчинить себе? В принципе я в этом не сомневался. Тогда мне казалось, что клеймо Порт-Кара будет хорошо смотреться поверх клейма Трева. Мне очень хотелось увидеть, как она будет танцевать, прикрытая крошечным отрезом алого невольничьего шелка.
– Ошейник – наша судьба, – сказала Эвелина. За шторами раздавались утренние звуки: двигали столы, – кто-то подметал пол. Подобную работу, как правило, проделывают помощники хозяина. Девушки в это время спят, закованные в цепи, в своих пеналах.
– Уже утро, – сказал я.
– Ты собираешься уходить? Хочешь оставить свою рабыню?
– Естественно, – ответил я. – Девочка из таверны.
– Подожди немного, – взмолилась она. – Побудь со мной еще чуть-чуть.
– Хорошо, – улыбнулся я.
– То, что ты сделал со мной ночью, что-то для тебя означает?
– Для меня это была обычная ночь с рабыней.
– О! – воскликнула она.
– Такое проделал бы с тобой любой горианский мужчина.
– Любой заставил бы меня так уступить? – недоверчиво переспросила она.
– Естественно, – ответил я. – Рабыня. Скажи-ка лучше, что ты теперь думаешь о своем ошейнике?
– Я его ненавижу. И люблю одновременно.
– Любишь?
– Да! – воскликнула она. – Мне так понравилось быть рабыней! Мне так понравилось уступать и подчиняться!
– Похоже, на тебя не зря надели ошейник, – заметил я.
– Конечно. Потому что я – настоящая рабыня.
– Правильно, – сказал я. – Рабыня.
– При этом, – добавила она, – я остаюсь женщиной Земли. – Она схватилась руками за ошейник. – Как это все-таки жестоко – надеть на женщину стальное кольцо! Неужели его никогда не снимут?
– И не надейся.
– Никогда?
– Если и снимут, то чтобы тут же надеть другой.
– О! – произнесла она и посмотрела на крюк, на котором висел невольничий кнут. – Ты меня так и не выпорол…
– Время еще есть, – сказал я.
– Нет! Нет, что ты! – Она уже познала кнут. – Мне кажется, что меня будут часто продавать и перепродавать.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Как ты думаешь, кто-нибудь меня освободит? – спросила Эвелина.
– Нет.
– Почему?
– Ошейник тебе очень идет. Она погладила ошейник.
– Да, – произнесла она наконец. – Ты прав. А ведь ты сразу это понял, животное, – сказала она неожиданно резко. – Поэтому ты заставил меня подавать пагу обнаженной?
– Твоя рабская натура просто бросается в глаза, – заметил я.
– Конечно, – улыбнулась она. – Ты же горианский мужчина.
– Любой мужчина Гора, глядя на тебя, решит, что ты прирожденная рабыня. Независимо от того, есть на тебе ошейник или нет.
– И вот я стала рабыней.
– Да.
– Я против этого не возражаю, – улыбнулась девушка.
– Твое мнение никого не интересует.
– Я знаю. – Она умиротворенно кивнула. Снаружи двигали столы, стулья и мыли пол. Я сел.
– Мне пора.
– Ты оставишь меня здесь? – испуганно спросила рабыня.
– Да.
– Пожалуйста, побудь со мной еще немного.
– Пытаешься меня удержать?
– Да, – кокетливо произнесла она. – При помощи чар рабыни.
– Только не говори как земная девушка, – поморщился я.
– Я не земная девушка, – испуганно поправилась она. – Я – рабыня Гора.
– Другое дело.
Она скользнула вниз и принялась меня целовать.
– У меня нет времени, – сказал я.
– Задержись хотя бы ненадолго, – взмолилась она. Мне показалось, что она очень боится остаться одна. В глазах ее застыло отчаяние.
– Похоже, ты действительно начинаешь понимать значение ошейника, – сказал я.
– Да, господин.
– Ну что, выбрала бы ты сейчас свободу?
– Нет, господин. Я уже была свободной женщиной. И я была рабыней. Я знаю и то и другое.
– Разве свобода не представляет большой ценности?
– Конечно, господин, свободу надо ценить. Но еще больше я ценю свое рабство.
Я посмотрел на девушку.
– Я выбираю ошейник, – сказала она. – Цепи, кандалы и руки хозяина на моем теле.
Я подтянул ее поближе и уложил на спину.
– Возьми меня грубо, господин, – попросила она. – Грубо и безжалостно.
– Хорошо.
– Изнасилуй меня как последнюю рабыню, – взмолилась она.
– За этим дело не станет, – пообещал я. Через несколько мгновений она уже визжала и задыхалась от наслаждения.
– Никогда не думала, что быть изнасилованной так приятно, – прошептала Эвелина, когда все кончилось. – Все произошло так быстро и так жестоко… Побудь со мной еще немного, господин!
Я оттолкнул ее ногой на край алькова и задумался, закинув руки за голову.
– Пожалуйста, прикоснись ко мне, – прошептала она.
– Помолчи, – сказал я.
– Хорошо, господин. Я начал одеваться.
Она поднялась и встала на колени, ошеломленно качая головой.
– Что ты со мной сделал, господин! – Ее до сих пор била дрожь
– Сандалии, – приказал я.
Она подползла к моим ногам и надела на меня сандалии, после чего аккуратно и быстро завязала тесемки.
– Что ты со мной сделал! – С этими словами она прижалась лицом к моим ногам. Я не стал ее пинать.
– Я стала настоящей рабыней! Это такое счастье! Я стала рабыней!
– Все хорошо, – сказал я, поднимая ее за руки. – Рабыня должна быть рабыней. Все правильно.
– Я стала настоящей рабыней! – повторяла она.
– Да, – сказал я, толчком повалил ее на пол, развернулся и вышел из алькова.
– Господин! – закричала мне вслед Эвелина. – Последний раз поцелуй меня, господин! – Она побежала за мной на коленях, пока цепь, к которой была прикована ее нога, не натянулась до предела. Я нагнулся и поцеловал рабыню
– Вначале ты меня изнасиловал, – сказала она со слезами на глазах. – А потом оттолкнул ногой.
– Правильно, – кивнул я.
– Забери меня, господин! Возьми меня с собой! Не оставляй меня здесь!
Она была агентом кюров.
– Говори! – приказал я.
Он – Господин, а я – Рабыня
Он – хозяин, а я – собственность
Он приказывает, а я подчиняюсь
Он получает удовольствие, а я его доставляю
Почему это так?
Потому, что он – Господин, а я – Рабыня.
– Каждую ночь в течение месяца повторяй эти слова, – приказал я.
– Да, господин
– И днем тоже. По нескольку раз.
– Да, господин.
– Они помогут тебе выжить.
– Спасибо тебе, господин.
– Старайся во всем угождать мужчинам.
– Теперь у меня по-другому и не получится, – улыбнулась она.
– Не забывай о том, что ты – рабыня.
– Да, господин.
– Сейчас тебе в это трудно поверить, но придет время, когда от одного прикосновения к шторам алькова ты будешь горячей и мокрой.
– Мне совсем не трудно в это поверить, господин, – прошептала Эвелина. – Один вид этих штор действует на меня возбуждающе. – Она прикоснулась к ошейнику. – Даже ошейник меня возбуждает. Ползать по шкурам, стоять на коленях перед мужчиной – все действует на меня возбуждающе. Я просто умираю от желания, когда подумаю, что ты можешь прикоснуться к моему обнаженному телу.
– Полагаю, ты выживешь, рабыня, – сказал я.
– Можно я еще раз поцелую твои ноги?
Я не стал отказывать рабыне в этой радости. Я чувствовал на своих стопах ее губы и слезы.
– Пожалуйста, забери меня с собой, господин! – рыдала она.
Я последний раз посмотрел на валяющуюся в моих ногах рабыню. Раньше она была агентом кюров.
Потом я повернулся и вышел из алькова.
– Господин!
Я не удержался и обернулся, чтобы взглянуть на нее последний раз. Прикованная к левой ноге девушки цепь натянулась до предела.
– Купи меня! Пожалуйста! Не оставляй меня здесь!
– Ну, как рабыня? – поинтересовался помощник хозяина, оторвавшись на минуту от подметания пола.
– Я не стану настаивать на возврате денег, – сказал я.
– Думаешь, из нее выйдет толк? – Пембе волновался.
– Трудно сказать, – пожал я плечами. – Думаю, что толк все-таки будет.
– Это хорошо, – отозвался помощник. – А то мне уже надоело оттаскивать трупы в гавань.
Я подошел к тому месту, где оставил белокурую рабыню. Она, конечно, уснула и во сне улеглась на пол, нарушив мое требование не менять позу. Лицо ее по-прежнему скрывала повязка.
Я тихонько к ней прикоснулся. Рабыня застонала, потом вздрогнула, осознав, что ее проступок замечен. Она тут же выпрямилась, обхватила лодыжки руками и поспешила принять нужную позу.
– Не надо, – мягко произнес я и поднял ее с пола. Она показалась мне очень легкой. Думаю, в ней было не больше ста десяти фунтов.
– Я выйду через черный ход, – сказал я помощнику хозяина.
– Как тебе угодно, – ответил он.
Снаружи я выждал несколько мгновений, следя за тем, не приоткроется ли дверь за моей спиной, не шелохнется ли пыль на аллее, не промелькнет ли силуэт на соседней крыше. Все было спокойно.
Я посмотрел на лежащую в моих руках девушку. Она снова уснула. На мгновение я едва не испытал к ней нежность. Последние несколько недель этой дикарке пришлось нелегко. Ей выпала роль пешки в большой игре. Кроме того, свободным и гордым женщинам Земли зачастую трудно смириться с тем, что они превращаются в рабынь, собственность других людей. Пусть поспит, и я нес девушку по пустынным улицам Шенди. Я не стал идти кратчайшим путем к своему жилью.