В отлично оборудованной лаборатории два военных врача надрезали кожу у меня под левой лопаткой и всунули в разрез крохотный передатчик. С батарейку-таблетку от наручных часов. Через десять минут разрез закрылся, а я оказался пристегнутым на ту самую то-оненькую цепочку, о которой говорил Дерек — его операторы могли наблюдать все мои передвижения.
Я сильно подозревал, что у этой штуковины есть еще какие-нибудь гнусные функции, но проверять пока не рвался. Пока все было неплохо. Меня устроили очень хорошо — этакий номер люкс с ванной — и почти ничем не сдерживали. Я мог ходить по территории базы без конвоя. Дерек дельно считал, что я не буду нападать на кого попало, подожду — я и ждал, как повернутся события.
Я не знаток военных игр стада, но думаю, что база принадлежала какому-то весьма особому подразделению с очень особыми полномочиями. Дерек был хозяином жизни и смерти своих людей, а я казался себе той самой осью, вокруг которой всё тут и вращалось… Впрочем, иногда мне мерещился далёкий, еле заметный след запаха моих сородичей — возможно, я был не первым вампиром Дерека.
Ничего более определённого мне так и не удалось узнать.
Солдаты реагировали на меня по-разному, потому что обо мне известили не всех. Те, кто знал, что я вампир — проект «Ночная Тень» собственной персоной — боялись. Старались не шарахаться, но боялись до судорог: думаю, им рассказали о моих возможностях подробно. Те, кого не посвятили, хотя я ходил в камуфляжной куртке с бейджиком «Ночная Тень», реагировали, как правильная добыча — лезли с разговорами, стоило улыбнуться, а вывихнутых в смысле случки тут было куда больше, чем в городе. Я мог бы убивать десятками; меня останавливала только осторожность — за мной наблюдали.
Сейчас мне кажется, что неосведомлённые солдаты, по замыслу Дерека, исполняли роль приманки — на них он проверял мою лояльность. Я интуитивно чувствовал подвох; я был очень лоялен, а поймать меня на лжи ещё не удавалось ни одному человеку.
Я прожил на базе две недели — довольно насыщенное время. Дерек выполнил обещание — меня учили быть солдатом. Инструкторы, не глядя на меня, выдавали вороха полезной информации в темпе пулемётной очереди; меня учили водить вертолёт, пользоваться для засад вентиляционными шахтами и канализационными люками, взламывать замки и компьютерные пароли… Это было очень весело — они учили меня быть супервампиром, охотником в каменных джунглях на полубожественном уровне, а я слушал, проникался и восхищался ситуацией. Впервые в моей жизни еда сама объясняла мне, как её лучше готовить! И радовалась — радовалась, представляешь? — тому, как быстро я всё это схватываю!
Они учили меня стрелять, ха! Оказалось вполне забавно; инструктор по стрельбе причитал, что я — гений, что у меня вообще нет нервов, зато удивительный глазомер. Этот убогий на голову был готов облизать смазку со своей снайперской винтовки от большой любви — я ему очень нравился, поскольку нашел с его любимой игрушкой общий язык. Он не знал, что я не человек. Он даже порывался показать мне огнемёт — но этот предмет я не смог взять в руки. Меня передёргивало от одного запаха горючки: сразу вспоминалась дикая боль, слепота, беспомощность… Я-то знал, что нервы у меня есть… хотя и не торопился посвящать людей в курс дела.
Через пару дней я напомнил Дереку, что он обещал еды — и он лично проводил меня в какой-то тщательно охраняемый бункер. В четырёх метрах ниже поверхности земли, в маленьких камерах тут держали людей — каких-то бесноватых в форме без нашивок. Дерек отцепил мой бейдж и впустил меня в камеру, как змею в террариум, где сидит мышь; мне не нравилось, что за мной закрыли дверь, но чутьё подсказывало — выпустят. Я не для убийств пойманных врагов им нужен.
В углах у потолка я заметил телекамеры: Дерек собирался смотреть, как змея разделается с мышью. А саму мышь он представил усталым небритым человеком, от которого за версту несло страхом. Небритый сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и встал мне навстречу.
— Кто ты, брат? — спросил он хрипло. Говорил, как приезжие из южных провинций, смягчая согласные. Тут я впервые вспомнил о сварах стада на южной границе.
Этот южанин обманулся. На мне была такая же форма без знаков отличия, как и на нём.
— Пленник здесь, как и ты, — сказал я. Правду.
— Ты — здешний, — сказал он. — Тут боролся за свободу, брат?
В том, как этот несчастный принимал меня засвоего, было что-то трогательное. Я кивнул.
— Здесь — блок смертников, — сказал он.
Что я мог ответить?
— Я знаю.
Он взглянул больными глазами:
— Ты еще совсем мальчик… храбрый мальчик…
Я подумал — его тело разорвут пулями. Это больно и страшно. Ему уже сейчас больно и страшно ждать. Человеческое стадо снова убивает друг друга. Интересно, скольких своих сородичей убил этот, небритый? За что?
— Не стоит бояться неизбежных вещей, — сказал я. — Не надо. И не переживай из-за меня.
Южанин всхлипнул и прижал меня к себе. И я обнял его — и очень осторожно отключил. Мне не хотелось причинять ему боль. Он умер уже после того, как потерял сознание, а мне было как-то…
Грустно? Не знаю. Не понимаю. Странно. Его кровь — коктейль с адреналином — оказалась совсем неплохой на вкус, но пить было как будто тяжело и грустно…
Я решил, это потому, что он — не добыча, а жертва. Мне неприятно, когда люди выбирают мне еду. Должно быть приятно, льстить — вот, никуда не надо бегать, возьми и выпей — но почему-то не польстило.
Когда я выходил из камеры, Дерек сказал:
— Невкусно, малыш?
Я пожал плечами. Надо было что-то сказать, и я сказал:
— Не люблю привкус страха. От него кровь портится.
Почему-то это Дерека рассмешило. Он явственно сдержался, чтобы не похлопать меня по спине — молодец, что сдержался. Мне хотелось его убить. Просто так — я был сыт.
— Привыкай, сынок, — сказал Дерек, отсмеявшись. — Будешь выполнять задание — скорее всего, будешь пить, в основном, такое.
Я кивнул. Я уже начинал о чем-то таком догадываться… Погоди, говорить дальше или не надо? Мне кажется, ты не сможешь это опубликовать, если я продолжу.
Ну, как хочешь. Слушай.