Ипподром был как всегда полон — зрелища у народа стояли стояли на втором месте после хлеба. Появление в Ложе императора сопровождалось долгим скандированием толпы, кричащей: «Взойди!». Рев и гул поднимался на сто — тысячном стадионе. И действительно, он восходил, словно солнце, поднимаясь по ступеням лестницы, выложенной из морских раковин, блестя на солнце одеждой, расшитой золотом, осеняя собравшийся народ крестным знамением и давая знак чиновнику начать соревнования. Наконец лошади начали свой бег и на стадионе начали делать ставки.
Аркадий сидел рядом с Ириной и млел от удовольствия, якобы ненароком касаясь принцессу локтем. Краем глаза он поглядывал на василевса, которому уже доложили о настойчивом ухаживании сына великого примикирия за Ириной. Василевс пламенно болел за свою команду и половина ипподрома болела вместе с ним.
Ипподром приобрел большее значение, чем римский собрат, фактически легитимизируя императора, поскольку его должность была не наследственной, он мог ее лишиться в любой момент. Сакрализация власти, характерная для византийской государственности, должна была иметь и общественное признание. Император в Константинополе, в отличие от правителей Востока, лицо публичное, почти медийное, для которого необходимы высокие рейтинги, требуемые постоянного подтверждения. С этой целью со стороны Большого дворца была построена специальная императорская ложа — Кафизма, украшенная красивыми статуями, получив при этом прямое сообщение с одним из триклиниев Большого дворца, ставшая, таким образом, дворцовым балконом. К ней был свободный проход, так как император должен был по традиции награждать победителей. В целях его безопасности василевса можно было в одно мгновение выставить оборону либо по специальному проходу провести его в Большой дворец.
При его появлении на Ипподроме василевса представители партий болельщиков, пытаясь повлиять на него, подавали прошения, жалобы, а иногда и претензии с требованиями свержения императора. Михаил Палеолог помнил, как в день его коронации они произносили славословия императору, затем по специальному протоколу его провозглашал специальный запевала, а затем уже трижды народ. Таким образом, ипподромные, околоспортивные объединения становились грозной политической силой, аккумулировавшей протестные настроения столицы империи. Для императора такое неспортивное поведение фанатских группировок помогало разъединить народ в совместной борьбе против государственной власти.
Но никто из чиновников не преувеличивал значение народных выкриков на ипподроме, так как чаще всего ловкие богачи или представители власти за деньги нанимали специальных подстрекателей-крикунов, восхвалявших или ругающих кого-либо. Их краткие, хлесткие речевки подхватывали болельщики, если они им нравились: «Многие лета императору!», «Другого императора ромеям!», «Правоверного василевса ромеям!» Император, поддерживая ту или иную партию, невольно создавал свою коалицию, ее приверженцы считались сторонниками власти, остальные, естественно, становились оппозицией. Лидеры правящей партии занимали почетные места на Ипподроме, справа от Императорской ложи, рядом с сенаторами. На левой, противоположной, стороне находились противники.
Политические демонстрации часто превращались в настоящие бои без правил, вынуждая императоров принимать не самые популярные решения. Был случай, когда однажды партия зеленых пришла на праздник с кинжалами под одеждой, убив три тысячи человек. Конфликты перетекали в семьи, разбивали дружбу, были случаи втягивания в межпартийные конфликты даже женщин. Но самым страшным было пренебрежение к правилам морали, религии. Партии, победившие в борьбе, громко скандировали, торжествуя победу, часто игнорируя государственные проблемы. Власть с императором безуспешно пытались различными, в том числе силовыми и религиозными средствами вмешиваться в эту вакханалию.
Аркадий кинул взгляд в сторону прохода — к ним направлялся ненавистный соперник, за которым его охранник нес подобие лютни, но та по сравнению с этим инструментом казалась бедной родственницей. Этот инструмент сверкал на солнце, видно был покрыт лаком.
Ирина при виде великого коноставла засияла и радостно махнула рукой — дорогой Арман, что же вы опоздали? Я все глаза проглядела, а вас нигде не видно.
Василевс задумчиво посмотрел сначала на дочь, затем на француза, низко поклонившегося ему и теперь кланяющегося его брату и затем дочери, совсем недавно ставшего чиновником при его дворе. Влюбленность дочери его напрягала — слишком темной лошадкой был этот франк. С самого его появления в Константинополе за ним неотступно следили лучшие ищейки, но ничего не обнаружили. Правда несколько раз франк отрывался от слежки, но этому не придали значения. Однако после спасения французом цезаря Алексея Стратигопула от наемных убийц слежку почти отменили, на всякий случай иногда отправляя топтунов в случае выезда объекта за город — пытались выявить его связи. Василевс уже был готов отменить полностью слежку за этим выскочкой из какого-то баронского рода, однако чувства дочери и ответные француза насторожили подозрительного императора — не было ли в мыслях у франка, влюбив в себя Ирину, попытаться занять его место? Эти мысли невольно ярили и затмевали разум. Василевс себя успокаивал тем, что барона, ставшего начальником наемников, никто во дворце не поддержит, его попросту отравят и тот должен это понимать.
Василевс благосклонно кивнул подошедшему и Ирина указала на свободное место рядом с собой и ее дядей, Константином — Садись, рассказывай, Арман — где ты достал такой необычный инструмент. Я забрал гитару у охранника и передал ее принцессе — Это гитара, ваше высочество.
— О, Боже какая она легкая! Наверняка очень хрупкая, я даже боюсь ее сломать.
— Да уж, это не лютня. Я после ипподрома приглашен к вашему дяде, где я с удовольствием покажу все, что может этот инструмент, сделанный мною лично. Именно поэтому я и опоздал — я доводил до ума эту гитару.
— А почему вы ее назвали таким названием?
— В древней Греции Аполлона изображали с кифарой, на латыни это слово звучит как chithara. Вот я и решил назвать новый инструмент гитарой.
Тут вмешался василевс, недовольный тем, что новое развлечение пройдет без его участия — Арман, я решил сегодня пригласить своего брата севастократора Константина ко мне во дворец — при этих словах Константин недоуменно посмотрел на Михаила Палеолога — Поэтому твое выступление переносится в мои покои.
— Я польщен, вашим вниманием, Василевс! — я опять поклонился и сел, гадая достаточно ли я обозначил титул императора. Дополнительный вес термину «Василевс» придавало то, что таким же образом в Новом Завете именуется Иисус Христос, а в греческом переводе Ветхого Завета оно относится к ветхозаветным царям.
В этот момент колесницы заканчивали круг и вперед вырвалась одна из них, все быстрее опережая другие колесницы и приближаясь к финишу. Весь ипподром взревел — одни ликующе, остальные — буйствуя в ярости от проигрыша. Императора захлестнули эмоции горожан и он вскочил, приветствуя выигрыш своей команды.
Мой концерт перед императором и его окружением стал ошеломительным — Палеолог от прилива неожиданной щедрости даровал мне титул эпарха, которая была лишена конкретной власти и сохранялась лишь как придворный титул. Однако за этот титул выплачивалась постоянный денежный оклад. Пришлось постараться, что бы оставить императора довольным — около сорока минут исполнять романсы и шансонье на латыни, греческом и французском.
Я отложил гитару и направился к Ирине, когда передо мной возник один из придворных евнухов и льстиво улыбаясь предложил мне выпить за здоровье императора, протянув мне золотой кубок с вином. Я почувствовал напряжение кастрата и ощутил на себе пристальный взгляд, оглянувшись, я увидел Аркадия, млеющего как будто ему только что дала сама принцесса.
Приняв кубок я громко провозгласил — Милый друг, я с радостью выпью за здоровье нашего василевса, но только после тебя, пей половину! — я протянул кубок обратно и евнух в ужасе попятился — Ты не хочешь пить за здоровье василевса? Может быть ты что-то против него злоумышляешь?
Евнух стал белее мела и разевал рот как рыба, не зная что мне ответить.
Мои слова были услышаны и к неудачнику отравителю подошли двое из секретной службы, затем заломили руки и потащили его к выходу. На эту сцену недолго то и пялились — к подобному при дворе уже привыкли и особо не обращали внимания. Я посмотрел на Аркадия — тот немного приуныл и покраснел от ярости. Император, воспринявший культурное влияние Запада, смотрел на физические особенности евнухов уже как на недостаток, постепенно удаляя их с высоких постов и уменьшая их количество, думаю, что теперь среди евнухов проведут еще более жесткую зачистку.
Великий друнгарий стражи с важным видом проверял посты и поравнялся с одним из близнецов, недавно назначенных во дворец. Варанг осмотрелся — рядом никого не было и он резким движением ткнул палец в шею своего начальника. После нажатия на нервный узел пока еще живой великий друнгарий продолжал как зомби двигаться вперед, не в состоянии издать ни звука, у него будто отказал голос, а сердце стало биться все реже и реже. По инерции умирающий стремился выйти к людям, надеясь на помощь, однако так и не смог попросить помощи, у него уже отнялись руки, безвольно вися вдоль тела. Остановившись около пары сенаторов, о чем то спорящих с одним из архиереев, великий друнгарий стражи медленно упал между тремя спорщиками, его сердце сделало последнюю попытку качнуть кровь и остановилось.
— Врача! — один из сенаторов пришел в себя первым и закричал, обращая на себя внимание присутствующих.
Когда тело погибшего унесли, Ирина, уподобившись пушистому котенку, обратилась к отцу — Отец! Ты же выполнишь свое обещание и позволишь Арману де Лонгви выкупить должность погибшего великого друнгария?
Михаил Палеолог кинул взгляд на стоящего рядом с дочерью Аркадия, старательно смотрящего в пол и делающего вид, что слова Ирины его не напрягают — Хорошо! Будет лучше, если наш певец будет постоянно быть рядом и услаждать наш слух хорошей песней!
Пройдя церемониал вступления в новую должность, я стал жить непосредственно во дворце неподалеку от императорских покоев. Я отметил, что слежка за мной полностью исчезла и решил предложить императору усилить его охрану английскими наемниками лучниками. Император, несколько дней обдумав мое предложение и получив расчет стоимости казне новой тагмы, наконец дал мне согласие и я отправил голубя в Фессалоники. Нанятые мною лучники практически бездействовали и поэтому я решил потихоньку перетаскивать в Константинополь свои войска. Так же мои диверсанты получили приказ организовать мятеж землях, сопредельных с Болгарским царством, а на болгар организовать нападение переодетых византийцами моих пехотинцев. Мне нужны были военные действия, под которые я бы смог свое подразделение наемников наполнить преданными мне воинами.
Василевс после окончания пира пригласил к себе патриарха Иосифа Первого. Вместе с императрицей Феодорой Дукиной Ватаца василевс сидел на позолоченных тронах, напротив стоял трон поменьше и поскромнее, куда и сел патриарх.
— Я позвал ваше Божественное Всесвятейшество посоветоваться, моя дочь Ирина без ума влюблена в моего великого коноставла, назначенного вдобавок великим друнгарием стражи. Проблема не только в том, что мой начальник стражи незнатен, но он еще и католик. Я люблю свою дочь, но отдавать ее первому встречному я не хочу, я бы хотел найти ей мужа, который будет полезен империи и это точно не француз.
Феодора поморщилась — она не хотела расстроить дочь, выдав ее замуж против ее же воли.
Патриарх, перебирая четки, ответил — Все в руках Божьих! То, что француз католик легко поправимо — он в любое время может войти в лоно православной церкви. А насчет знатности — в истории известны императоры, вышедшие из простых дворян. Предлагаю немного подождать и посмотреть — может быть любовь увянет сама собой и ваша дочь полюбит другого!
Императрица положила мужу ладонь на предплечье — Иосиф как всегда прав! Доверимся времени.
Василевс кивнул, подумав — «Время лечит, все может измениться. Куда спешить? Мне еще нужно найти мужа для дочери».
Царь Болгарии Константин I Тих только похоронил свою жену царицу Ирину Ласкарину и византийский император Михаил VIII Палеолог предложил в жены царю Константину свою племянницу Марию, пообещав вернуть захваченные семь лет назад города Месембрия и Анхиало. Константин уже хотел дать свое согласие, когда ошеломляющая весть о коварстве греков пришла с границы — византийцы вероломно напали на город Боруй, видно нашлись предатели, которые и впустили греков. Немногие уцелевшие беглецы донесли — греки не знали пощады, прежде чем разграбить и поджечь город, они вырезали все население. Когда отправленная Константином армия с ним во главе достигла Боруя, то царь от ярости на несколько минут впал в ступор — перед воротами в город стояли несколько крестов, на которых были распяты знатные бояре и военноначальники гарнизона.
Город практически полностью выгорел — вероломными греками был применен греческий огонь, даже камень потрескался. От города ветром несло смрадом жаренного человеческого мяса. Дышать было почти невозможно и пришлось отойти подальше от города смерти.
Болгары обнаружили захоронение, в котором после раскопок обнаружили тридцать трупов византийцев, царь приказал эти трупы развешать на деревьях вокруг города, затем послал гонцов за подкреплениями — пришло сообщение — население Филиппополя, захваченного греками в 1240 году, подняло бунт — пьяными солдатами империи были изнасилованы и замучены дочери нескольких знатных граждан города. Константин решил воспользоваться случаем и вернуть обратно город.
Василевсу донесли странные новости — несколько его солдат спьяну изнасиловали нескольких горожанок и затем замучили их до смерти. Стража пыталась их задержать, но была перебита и преступники исчезли. Однако это стало причиной бунта — весь гарнизон был перебит спящим в казарме, немногие успевшие проснуться, были уничтожены рассвирепевшими горожанами. Еще более невероятные слухи пришли из Болгарии — царь Константин объявил войну империи из-за якобы уничтоженного ими города Филиппополя и двинул свои войска на помощь бунтовщикам.
Вызвав меня, император приказал — Арман! Болгары объявили нам войну, поэтому тебе немедленно следует начать укомплектовывать наемниками твою тагму и довести ее количество до шести тысяч человек!
— Слушаюсь, василевс и повинуюсь! — я поклонился и поспешил к выходу, нужно как можно скорее переправить моих всадников, пехотинцев и английских лучников в казармы моего подразделения.
Не успел я покинуть влахернский дворец, как ко мне подошел евнух, который поклонился и льстиво произнес — Вам письмо, великий друнгарий стражи!
Я принял свиток. Письмо было от Ирины. Я на ходу прочитал его — Дорогой Арман! Мне, как дочери императора, писать подобные письма не подобает, однако я вся сгораю от любви и приглашаю вас сегодня после девяти вечера посетить триклиний Анастасия, где я буду вас ждать.
Смутные сомнения поставили меня в тупик. Моя чуйка просто кричала — о этой встрече еще кто-то в курсе, и он далеко мне не друг.