Именем человечества

Глава двадцать вторая

— Здравствуйте, здравствуйте, молодые люди! — встал президент Академии наук навстречу Тане и Максиму, когда они во второй раз вошли в большой строгий кабинет. Проходите, пожалуйста. Располагайтесь вот здесь, ко мне поближе. Кстати, как вас устроили, не требуется ли в чем-нибудь моя помощь?

— Нет, спасибо, у нас все хорошо, — поспешил заверить Максим.

— Тогда не будем терять времени и поговорим серьезно, по-деловому. Признаюсь, когда вы в первый раз пришли сюда и обрушили на меня поток ваших идей, я склонен был видеть в них больше фантазии, чем здравого смысла. Каюсь и приношу свои извинения. Факты оказались красноречивее всяких слов. Ибо работу установки я видел. Рас четы ваши проверил. В принципиальной схеме генератора разобрался. Теперь мне все ясно, кроме, как вы догадываетесь, устройства блока преобразования нейтрино, который так и остался для меня «блоком икс».

— Я должен извиниться перед вами, — смутился Максим. — С меня взяли слово не раскрывать этот важный секрет, и я просто не могу…

— Все ясно, Максим Владимирович. Я уважаю вашу верность слову. Более того, будь идея моей, я точно так же сохранил бы ее в тайне. Человечество не доросло еще до таких деликатных вещей.

— К сожалению, это так. Ведь попади они в руки какому-нибудь заокеанскому авантюристу…

— Можете не продолжать. Мне хорошо известна эта сторона вопроса. И повторяю: я точно так же, как и вы, не раскрыл бы тайны преобразования нейтрино никому. Кроме вас, разумеется, — неожиданно улыбнулся президент, — ибо тут, как говорится, терять нечего. — Он выдвинул ящик стола и извлек большой лист бумаги с набросанной от руки схемой. — Вот, взгляните. Все это, конечно, лишь первая прикидка, но…

Максим взял схему, с минуту всматривался в привычные обозначения и символы и вдруг почувствовал, как все в нем будто оборвалось:

— Так здесь… Так это… Это почти то же самое, что у них! Значит, наши ученые… Значит, вы…

— Да, мы тоже, как видите, не сидим сложа руки, — усмехнулся президент.

— Стало быть, все, что мы сделали, — ни к чему? Вы бы и без нас… И вся наша работа, все мытарства — зря?

— Ну нет, не зря. Совсем не зря! Вы больше, чем кто-либо, знаете, что путь от такой вот прикидки до действующей установки измеряется годами. А мы должны иметь готовый генератор минимум через пять-шесть месяцев. Мы обязаны его иметь! Чтобы сохранить наш народ, нашу Родину, всю нашу прекрасную планету. А обстановка в мире такова, что даже через год сделать это будет гораздо труднее. Вот что значит ваша работа и ваши мытарства. Но это еще не конец. И мы будем просить вас… Впрочем, прежде чем говорить о дальнейших планах, позвольте мне пригласить сюда одного нашего общего знакомого.

Он нажал кнопку звонка, подождал, пока секретарь закроет за собой дверь:

— Саакян здесь?

— Только что появился. И с ним все руководство института.

— Пусть войдет. Один! Без «свиты».

Секретарь вышла, а через минуту в дверь кабинета как-то боком, сгорбившись в полупоклоне, протиснулся «шеф» Дмитрия Зорина.

— Приветствую вас, Рубен Саакович. Надеюсь, вы знакомы? — кивнул президент в сторону Максима и Тани.

— Да, кажется, где-то, когда-то мы встречались… — небрежно бросил Саакян, кладя на стол объемистую рукопись в твердом переплете.

— Где-то, когда-то? Я полагал, в вашем возрасте память может быть и получше.

— А-а, теперь припоминаю… Наш бывший сотрудник, то ли Телегин, то ли Оглоблин… Но если он пришел к вам с жалобой на незаконное увольнение, то я могу представить все соответствующие документы…

— Не надо никаких документов. Максим Владимирович ни на что не жалуется. Но его, как и меня, интересует, по какой причине вы закрыли тему нейтринной стабилизации ядер. Это, надеюсь, вы более точно помните? Или проблема показалась недостаточно актуальной?

— Нет, проблема актуальна. Но мы посчитали, что бросать средства на разработку столь теоретически необоснованного исследования…

— А кто вам помешал довести эти обоснования до конца? Кстати, насколько я помню, вы приехали на Президиум Академии по поводу выдвижения на Государственную премию ваших работ именно в этой области. Так что, для Государственной премии они более обоснованны?

— На Государственную премию эти работы были выдвинуты всем коллективом института. Еще до того, как я занял пост директора. Они получили поддержку целого ряда научно-исследовательских учреждений страны. В рецензиях на мою монографию, — кивнул Саакян на рукопись, — четко показано…

— Что там показано, я знаю. Но вы не ответили на мой вопрос: почему институт не довел до конца теоретические обоснования проблемы нейтринной стабилизации ядер?

— Вы не меньше меня знаете, насколько сложна проблема. Ни одна лаборатория Запада…

— Оставьте лаборатории Запада! Меня интересует состояние дел в вашем учреждении.

— А в нашем учреждении… В последнем отчете подробно показаны все трудности, с какими мы столкнулись в разработке проблемы. Кстати, отчет утвержден Президиумом. Но если вы настаиваете на продолжении этих разработок, я завтра же дам указание одному из секторов…

— С завтрашнего дня над проблемой стабилизации ядер будет работать весь институт. И это станет его единственной тематикой.

Саакян пожал плечами:

— Что же, если вы считаете необходимым, я готов начать перестройку…

— Нет, ваша роль будет значительно скромнее. Перестройкой займется новый директор института. Вы познакомьтесь с ним все-таки: Колесников Максим Владимирович. Можете записать, если не надеетесь на свою память. У Саакяна мелко задрожали руки:

— Вы, очевидно, шутите… Колесников всего лишь кандидат наук. К тому же его авантюризм… Ведь он, да будет вам известно, в свое время решил спекульнуть чуть ли не «знакомством» с некими пришельцами из космоса. И это после того, как профессор Загальский убедительно доказал, что разумная жизнь на Земле уникальна, что мы с вами…?

— Не надо о Загальском и о нас с вами, — недовольно перебил президент. — Я прекрасно знаю и то, как Загальский «убедительно доказал» уникальность жизни на Земле, и то, как несколькими годами раньше он не менее убедительно доказывал множественность разумных миров во Вселенной. А с «авантюризмом» Максима Владимировича мы познакомились. Дай бог всякому такой «авантюризм»! Кстати, вы сами уже успели использовать кое-что из его «авантюрных» идей. А вот память у него значительно лучше, чем у вас: он помнит не только вашу фамилию, но и кое-что еще. Так что с перестройкой, надо полагать, он справится успешнее, чем вы.

Саакян вытер платком обильно выступивший пот, судорожно глотнул воздух:

— А моя роль, как вы изволили выразиться?..

— А ваша роль будет заключаться в том, чтобы как можно быстрее сдать ему дела и помочь войти в коллектив.

— Но я позволю себе напомнить, что мое звание членкора…

— Президиум не утвердил итоги голосования по вашей кандидатуре. Так что пусть это звание вас не беспокоит. И последнее. Я просил телеграфировать, чтобы вы захватили сюда ампулу с нептунием.

— Вот, пожалуйста, — Саакян поспешно вынул из кармана красиво инкрустированный футляр и, щелкнув крышкой, поставил перед президентом.

Тот осторожно извлек тонкий волосовидный баллончик, положил его на ладонь:

— Любопытно… Очень любопытно! Такая степень миниатюризации! Как это попало к вам, Рубен Саакович?

— Ампулу передал в институт вот он… товарищ Колесников, и теперь…

— Почему же вы не возвратили ее товарищу Колесникову? — перебил президент.

— Но это же нептуний! А вы знаете, что согласно всем инструкциям… К тому же, такая масса трансурана…

— А как вы, да и почитаемый вами профессор Загальский, смогли объяснить появление такой массы трансурана, не поддавшись на «спекулятивную» версию Колесникова?

— Так ведь было сообщение — я сам читал в одной американской газете — что некая фирма Соединенных Штатов…

— Так-так… Значит, паршивой американской газетенке вы поверили больше, чем честному советскому ученому? Но почему, в таком случае, вы, так ревностно соблюдая все инструкции, не уведомили об этом президиум Академии наук? Почему решили единолично распорядиться столь уникальным объектом?

— Я полагал, вам известно все от моего предшественника. Прежний директор был в курсе дела. Что же касается того, что ампула с нептунием хранилась у нас, то где, как не в институте ядерной физики…

— Где нептуний так необходим для работы, — это вы хотите сказать?

— Вот именно. И наши последние успехи в области исследования трансуранов…

— Хорошо, хорошо! Об успехах после. Откройте-ка ампулу. Посмотрим на этот трансуран.

— А я… А она… Понимаете, мы не смогли ее открыть. Я вызывал даже специалистов. Видимо, какая-то неисправность в запирающем устройстве.

— Возможно. Иначе ваши «успехи» были бы еще больше. Татьяна Аркадьевна, вы не поможете нам?

Таня дала команду элементу связи — мгновенно рядом с ампулой появилась крупица серебристо-белого металла. Головы всех склонились к столу.

— Феноменально! — воскликнул президент, рассматривая кристаллик таинственного зауранового элемента. — А как возвратить его обратно в контейнер?

— Точно так же. — Таня дала команду элементу, и кристаллик исчез: механизм ампулы работал молниеносно.

— Да-а, изделий такого класса наша техника пока не производит, — заметил президент, снова беря в руки миниатюрный контейнер. — Видели, Рубен Саакович? «А ларчик просто открывался…» — он смерил Саакяна презрительным взглядом. — Кстати, так часто бывает с ворованными вещами.

— Как с ворованными? Позвольте!!

— Нет, не позволю! — посуровел президент. — Я давно привык называть вещи своими именами. И то, как вы поступили с препаратом Татьяны Аркадьевны, — воровство. Да и эти ваши «исследования», — он ткнул пальцем в пухлую монографию Саакяна, — тоже не больше чем воровство. И хватит с вами! Честь имею! — он бережно вложил ампулу в футляр, протянул его Тане. — Возьмите ваш препарат, Татьяна Аркадьевна, и лечите сына и мужа. Максиму Владимировичу теперь понадобится много сил.

— Спасибо вам, — с трудом вымолвила Таня, едва сдерживая подступившие к горлу слезы, — только…

— Что только?

— Мне принадлежит только эта ампула. Футляр не мой. Видите здесь даже вензель: «Р. С. С.» Видимо, Рубен Саакович Саакян… Пусть он заберет это обратно.

Президент взглянул на вензель, покачал головой:

— Н-да… Как я сразу не раскусил его?.. А-а, вы еще здесь, — обратился он к стоящему возле двери Саакяну. — Вот, возьмите! Единственное, что вам принадлежит. И потрудитесь освободить кабинет.

Саакян вышел. А Таня, боясь поверить во все происходящее, переполненная чувством благодарности к старейшине советской науки, несмело произнесла:

— Я хотела бы… Нельзя ли подарить часть содержимого ампулы Академии наук?

— О, спасибо, Татьяна Аркадьевна, — широко улыбнулся президент. — От таких подарков не отказываются. Сегодня же организуем официальную передачу нептуния в лабораторию трансуранов. Можете не сомневаться, там оценят ваш дар по достоинству. Теперь о деле. Итак, Максим Владимирович, надеюсь, вам уже почти все ясно? Завтра президиум утвердит вас в новой должности. И немедленно принимайтесь за дело.

— Но это так неожиданно… Я, конечно, сделаю все, что в моих силах. Однако должность директора… Смогу ли я?..

— Должны. Этого требуют интересы всей страны, больше того — всей планеты. Вам будет предоставлено все необходимое: любые средства, материалы, кадры. Вы получите полную свободу действий. Но и спрос будет… Сами понимаете. Генератор минимум через полгода должен быть введен в строй, иначе…

— Понимаю.

— Вот и отлично. Теперь кое-какие детали. Ваш институт получит особый статус: ему будут переданы специальные КБ, строительные и монтажные организации, ну и… Что там еще? Продумайте сами. Завтра на Президиуме доложите. Обсудим, посоветуемся со специалистами. И пока, пожалуй, все. Желаю успеха, — президент крепко пожал руку Максиму, обернулся к Тане. — А вам, дорогая Татьяна Аркадьевна, придется покинуть солнечный Кисловодск, быть поближе к мужу. Ничего не поделаешь — так надо.

— Ну что, мистер Элсберг, снова попросите отставку? Или опять скажете, что готовы понести любое наказание? — Хант едко усмехнулся сквозь полусомкнутые веки.

— Ни то, ни другое! — жестко ответил Рейли. — За провал Четвертого я не отвечаю. Толкача и Учительницу определённо потянул за собой он сам. Что же касается института, то я сделал все возможное, даже больше: работы по созданию генератора там полностью прекращены.

— В институте — да. А Колесников?

— Я просил санкции убрать Колесникова. И не раз. Вы сами воспротивились этому. Мы были в двух шагах от цели.

— Гм… Убрать Колесникова… И своими руками похоронить информацию, которой он владеет! Вы всегда искали самые легкие пути к достижению цели. Самые легкие, но не самые верные! Нам генератор нужен не меньше, чем русским. Это в тысячу раз эффективнее любой «космической обороны». Только такой тупица-солдафон, как Колли, может вообразить, что его космическое оружие даст возможность полностью предотвратить удар возмездия. А нейтринный генератор — это стопроцентное исключение ответного удара. Не-ет, дружище, надо было думать не о том, как убрать Колесникова, а о том, как помочь им с Зориным спокойно работать, работать до тех пор, пока не были бы закончены эксперименты я результаты их не поступили в институт. Вот тут вы с Учительницей и показали бы, на что способны. И незачем было ей посылать свои донесения через Толкача и Четвертого, когда вы сами были в институте. Слишком много заботились о своей безопасности.

— Что толку говорить теперь об этом.

— Вот теперь-то и есть толк обо всем поговорить. Чтобы учесть прежние ошибки и не наделать новых.

— Не понимаю. Вы что, снова хотите послать меня в Россию?

— Совершенно верно. Ведь вы-то ничем не скомпрометировали себя. И контракт «ваших» фирм с институтом не аннулирован.

— Да, но…

— Никаких но! Каждый обязан исправлять свои ошибки сам. Вы снова поедете в институт…

— Но я же сказал, в институте прекращены все работы по созданию генератора.

— Были прекращены. Были! Но почему вы решили, что они не будут возобновлены? Вы не изучили как следует русских, дружище. Будьте уверены: Колесников доведет свои эксперименты до конца. И в институте снова развернутся работы по созданию генератора. Развернутся так, как это возможно только в России: не считаясь ни с какими затратами, ни с какими трудностями. И тогда им понадобится еще больше электронной техники «ваших» фирм. И вы продадите все, что они попросят. Но! Постарайтесь воспользоваться этим в полной мере, господин торгпред. Генератор должен быть у нас. И только у нас. Поэтому задача остается прежней: полная информация о конструкции и принципах работы генератора и непременное уничтожение русской установки в наиболее ответственный момент ее создания. А вот когда все нужные материалы будут здесь, а русская установка уничтожена, я сам попрошу применить по отношению к Колесникову, да и не только к Колесникову, инструкцию «Е». Но это в будущем. А сейчас… Сейчас, увы, придется снова начать с нуля. С вербовки людей, задействованных в проекте… Назовем его, пожалуй, «Проект Омега». Прежде всего из числа инженеров и техников, по возможности, из руководящего персонала и работников охраны. Использовать любые пути: подкуп, шантаж, создание компрометирующих ситуаций.

— Ясно, о чем говорить…

Но Хант продолжал тоном ментора:

— Средств не жалеть! Люди — это главное. Будут люди — будет возможность торпедировать проект. Здесь в ход должно быть пущено все: прямой саботаж, диверсии, устранение наиболее перспективных исполнителей. Но главное — главное, Элсберг! — информация о конструкции генератора.

— Да ясно, ясно! Но почему я должен начать с нуля? Ведь не все наши люди арестованы. Даже из тех, кто был задействован в операции «Феномен икс». Я знаю, что и в институте…

— Да, несколько человек там осталось.

— Так, стоит восстановить их связи…

— Это будет сделано.

— И дослать к ним несколько опытных агентов…

— И об этом я позабочусь.

— Вот на это ядро я и смогу опереться.

— Ни в коем случае! Эта группа получит особое задание.

— Не понимаю…

— Стареете, Элсберг. Определенно стареете. Почему вы уверены, что люди, оставшиеся на свободе, не остались под колпаком у Звягина?

— Это, конечно, не исключено.

— А если этого нет, мы сами поможем Звягину напасть на их след. Да, сами! Но так этот след запутаем, введем в игру такую уйму статистов, с такими немыслимыми заданиями и связями, что на год завалим КГБ работой.

— Понятно…

— Да, вот такое прикрытие подготовил я для вашей будущей группы. Группы, на мой взгляд, немногочисленной, тщательно законспирированной, где каждый будет знать лишь одного-двух человек, без всяких связных — все донесения должны идти через официальные каналы связи с «вашими» фирмами, — но такой, какая сможет выполнить все поставленные мной задачи. Все, Элсберг. Два дня вам на сборы, и — в путь! Да, кстати, — усмехнулся Хант, — не забудьте запастись хорошей шубой: зима в России лютая. В Москве, я слышал, сейчас под тридцать.

— Если бы только зима… — пробурчал Рейли, покидая кабинет своего шефа.