— Вот она, эта заимка, о которой говорил Силкин, — сказал Максим, открывая дверь в покосившуюся, заросшую мхом и лишайником избушку. Оттуда пахнуло плесенью и сыростью. Все отступили назад.
— Вот это фокус! — присвистнул Дмитрий. — Что это, очередная мистификация на тему «где эта улица, где этот дом»? Или отец все перепутал?
— Я ожидал этого, — спокойно ответил Максим. — Трудно допустить, чтобы такой опытный человек, как Силкин, мог остановить внимание на этой развалюхе, в двух шагах от кордона. Недаром я просил твоего отца поточнее вспомнить, что он сказал ему на прощание.
— И, кажется, сделал какой-то вывод?
— Да, я понял, что Силкин переосторожничал, передал с Андреем Николаевичем лишь своеобразную криптограмму. Так что сюда я вас привел больше для того, чтобы убедиться в своих предположениях.
— И где теперь искать этого Силкина, как расшифровать его криптограмму?
— Я надеюсь сказать это совершенно точно минут через тридцать-сорок. А сейчас придется вернуться в Вормалей, заглянуть во двор к старику. Пойдемте, товарищи!
Максим тщательно прикрыл дверь заимки и, не вдаваясь в подробности, повел всех обратно на кордон.
Их многочисленный, наспех сколоченный отряд, в который, кроме Максима и Дмитрия, вошли профессор Саакян, три физика — один теоретик и два экспериментатора, техник-приборист, он же — лаборант-хозяйственник, два бойца вневедомственной охраны института и молодая смазливая девица Алла Нестеренко, о роли и обязанностях которой Максим до сих пор не имел ни малейшего представления, прибыл в Вормалей сегодня утром и, едва устроившись в гостинице леспромхоза, не теряя времени, вышел на поиски старика-охотника. День выдался теплым, солнечным. Мошкара еще не успела заполонить тайгу, поэтому настроение у всех было превосходным. Первая неудача не обескуражила молодых людей. Смех и шутки не умолкали до самого кордона. Двор Силкина, наверное, никогда не видел такой веселой шумной компании. Все с ходу устремились на крыльцо. Но Максим лишь глянул на топор, всаженный в чурбак посередине двора, и нетерпеливо махнул рукой:
— Все ясно, товарищи. Больше нам здесь делать нечего.
— Что ясно? Как вы успели узнать? — раздалось сразу несколько голосов.
— А вот по этой шифровке, — кивнул Максим на топор. — У Силкина да и многих других здешних охотников принято, уходя в тайгу, указывать место, куда они ушли, положением топорища.
— Куда же направлена сия указующая десница?
— Топорище, как я и предполагал, смотрит прямо на Лысую Гриву. Там тоже есть маленькая заимка. В ней Силкин наверняка и схоронился.
— Отлично! На гриву, так на гриву! — воскликнула Нестеренко. — Пошли, Максим Владимирович. Мне здесь ужасно нравится. А до обеда еще…
Максим невольно улыбнулся:
— Какой обед вы имеете в виду, Алла Федоровна? До Лысой Гривы три дня пути. Сплошной тайгой. Почти без всякой дороги.
Смех и шутки сразу смолкли.
— Что же нам делать? — спросил один из физиков, глянув на свои модные туфли на высоком каблуке.
— Сейчас же начать готовиться к походу.
— Как это понимать?
— Прежде всего позаботиться об одежде и обуви.
Ботинки сменить на сапоги, пиджаки — на штормовки. То и другое в здешнем магазине есть. Затем продукты. Этим придется заняться вам, Алексей Павлович, — обратился он к лаборанту-хозяйственнику. — Надо закупить минимум на две недели хлеба, сахару, крупы, макарон, ну и консервов, какие найдутся.
— На десять человек?
— Нет, вам, Рубену Сааковичу и, может быть, вам, Алла Федоровна, я посоветовал бы остаться, подождать нас здесь.
— Это почему мне остаться? — с вызовом обернулась Нестеренко.
— Да ведь тайга не городской парк.
— Однако ваша жена, насколько я знаю, там, на Лысой Гриве.
— Моя жена провела полжизни в тайге.
— Нет, я не останусь! Я пойду с вами, Максим Владимирович, пожалуйста…
Максим пожал плечами:
— Мое дело предупредить.
— Да-а, не очень-то складно все получается… — сказал Дмитрий, когда они остались с Максимом вдвоем. — И что заставило старика забраться в такую даль?
— Забота о нашем диске, Дима. Только там и можно сохранить его от всякой нечисти. Мудро поступил дядя Степан.
— Может быть, и мудро. Но отправляться сейчас в десятидневную экспедицию…
— Ты что, боишься не дойдешь?
— Я боюсь представить, как это воспримет шеф.
— Слушай, Дмитрий, он действительно такой крупный специалист, твой шеф, что именно его назначили руководителем группы?
— Как тебе сказать?.. Профессор! К тому же — положение, имя…
— Но чем он конкретно сможет помочь нам в научном смысле?
— А зачем нам какая-то научная помощь? Ты со своим диском сам десятка академиков стоишь. Главное — перед ним все двери открыты.
— А это зачем?
— Нет, ты положительно стал не от мира сего там, на этом звездолете! Да будь у тебя готовые чертежи, даже готовый действующий макет генератора, с тобой ни в одном КБ говорить не будут, пока не заручишься поддержкой такого вот Саакяна.
— Но ведь речь идет о судьбах всего человечества!
— О судьбах человечества сейчас многие не прочь поговорить. А надо еще доказать, что ты сможешь что-то сделать для этих судеб. И в доказательства эти поверят только тогда, когда их представят вместе с тобой опять-таки саакяны, хотя, честно говоря, для них, саакянов, судьба всей планеты не дороже, чем пуговица от собственных штанов. Ты вот из-за этих судеб чуть богу душу не отдал, а мой Рубен Саакович сегодня полчаса ворчал, что в местной гостинице для него номера с персональным унитазом не нашлось.
— Не может быть!
— Вот тебе и не может быть! И все-таки без него, Рубена Сааковича, мы не смогли бы даже теперешнюю командировку выбить.
— Хорошо, допустим. Но зачем еще эта… Алла Федоровна?
— Гм… Зачем Алла Федоровна? Ты вот захватил с собой полотенце, мыло, зубную щетку? Так профессор может позволить себе захватить и кое-что еще.
— Ну, знаешь!
— Да плюнь ты на все! Нашел о чем заботиться. Главное сейчас — убедить шефа в необходимости похода на Лысую Гриву.
— Так неужели он еще будет возражать?!
— А вот сейчас увидим.
— Вы в своем уме, молодые люди? — гремел Рубен Саакович, вытирая пот с розовеющей лысины и чисто выбритого холеного лица. — Три дня туда, три дня обратно! Значит, неделю выбросить из жизни? Дмитрий Андреевич, ты же, дорогой, говорил, что вся экспедиция займет дня три-четыре!
— Да, но… Кто мог подумать…
— Максим Владимирович, неужели туда, на эту вашу гриву, никакой транспорт не ходит?
— Какой же транспорт в тайге, Рубен Саакович? — возразил Максим. — Туда и дороги нет.
— Ну, хорошо, пусть нет. А вы что, не могли выяснить все это заранее, до того, как тащить сюда профессора?
— Я сам только сегодня узнал, что диск на Лысой Гриве. Здесь ничего нельзя было предусмотреть заранее. И мы же не приглашаем вас в этот утомительный поход. Вы подождете нас тут, в Вормалее.
— Хорошенькое дельце — подождать их тут! Прожить неделю в этом клоповнике! Нет и нет! И потом, это же смешно в конце концов! В наше время неделю тащиться пешком, когда всюду летают самолеты, вертолеты… Да, в самом деле, почему бы нам не затребовать вертолет? — он обвел глазами комнату. — Тьфу, никак не могу привыкнуть, что в номере нет телефона. Подождите, я спущусь к дежурному.
Максим махнул рукой и отошел к окну, Дмитрий сел на жесткий лоснящийся диван. Но уже через несколько минут Саакян вернулся в номер:
— Все в порядке! Завтра в одиннадцать будет вертолет. Правда, маленький. Поэтому летим лишь мы трое — он самодовольно потер руки. — Посмотрим наконец, что это за инопланетная вещица! И хотя, откровенно говоря, я не питаю особых надежд, но… Любопытно, конечно. До завтра, молодые люди.
— Ну, теперь ты понял, что значит Саакян и для чего он нужен? — толкнул Дмитрий Максима в бок, как только они вышли из номера.
— Понял. И все-таки не нравится мне твой Рубен Саакович.
— Нравится не нравится, а это сила. Бо-ольшая сила! Плохо разве, что диск уже завтра будет в наших руках? Лишняя неделя и для нас кое-что значит.
— Значит, конечно. Тогда так, Дима: скажи ребятам, что поход не состоится. Пусть продуктов закупят поменьше.
— Но все-таки закупят?
— В тайгу без припасов не ходят и не летают. И купи себе штормовочку, не помешает. А я добегу до Отрадного, попытаюсь разыскать тетку Тани. Вовка ведь у нее…
— Все сделаю, топай!
— Ну, бывай! — Максим вышел на улицу, но не успел пройти и нескольких метров, как его окликнули. Он обернулся — за ним от гостиницы бежала Алла Нестеренко.
— Максим Владимирович, вы в тайгу? Позвольте составить вам компанию. Здесь так мило…
— Нет, я в Отрадное, по делу, — поспешил возразить Максим.
— В Отрадное? Чудесно! Возьмите меня с собой. Там, говорят, шикарный магазин…
— Но я очень быстро хожу, Алла Федоровна, а дороги здесь, сами знаете…
— Я обижусь на вас, Максим Владимирович, — кокетливо улыбнулась Алла. — Уже второй раз вы даете понять, что видите во мне лишь какую-то кисейную барышню. Между тем у меня первый разряд по легкой атлетике.
— Ладно, пойдемте, — невольно рассмеялся Максим. — Вижу, вы далеко не кисейная барышня. Но идти придется действительно быстро, я спешу.
— Хорошо, хорошо. Боже, даже не верится, что иду с человеком, только что побывавшим совсем в ином мире! — заворковала Алла, подстраиваясь под его походку. — Скажите, Максим Владимирович, как же выглядят они, инопланетяне? Такие, как люди, или…
— Точно такие, как мы с вами, только значительно умнее, непосредственнее, честнее, свободнее от всяких предрассудков и условностей.
— А их наука, техника? Вы, наверное, такого насмотрелись!
— Посмотреть было что. Но наша наука тоже не стоит на месте. Дмитрий Андреевич, например…
— Фразер и негодяй! — не дала ему закончить Алла. — Не понимаю, что у вас может быть общего с этим непривлекательным во всех отношениях человеком?
— У нас общее дело, общая работа. И я не разделяю вашей оценки Зорина.
— Не разделяете? Боже, я могла бы рассказать о нем такое! Но не в моих правилах портить людям настроение. Хватит о нем! Продолжим лучше наш разговор, — Алла взяла Максима под руку. — Ну, наука, техника — понятно.
— А искусство? Как вы оцениваете их музыку, поэзию, книги вообще?
— Музыка у них замечательная. Вернее, это аромато-цветомузыка. Ее эмоциональное воздействие не поддается никакому описанию. Но слушают ее лишь в интимной обстановке, в кругу близких друзей. Публичных концертов там не бывает. А вот поэзии у них нет совсем. Нет и книг. Нет даже письменности. Они избрали иной путь хранения и передачи информации, значительно более совершенный.
— В таких дисках, какой мы сейчас ищем?
— Нет, диск создан специально для нас, землян. Сами они постоянно подключены к гигантским хранилищам знаний. В этом отношении их возможности поистине безграничны.
— А как устроен этот диск? Как им пользоваться?
— Простите, Алла Федоровна, этого я сказать не могу. Диск все равно что документ с грифом «секретно».
— Но ведь нам предстоит работать вместе.
— Да, однако с диском буду иметь дело только я. Никто другой даже не прикоснется к нему.
— Но Рубену-то Сааковичу вы, надеюсь, откроете свой секрет?
— Рубен Саакович для меня такой же коллега, как вы и все другие члены нашей группы.
— О-о! — она значительно покачала головой. — Я не рискнула бы так говорить о своем начальстве, особенно о Саакяне, который по натуре может быть только первой скрипкой. К тому же, как я знаю, он только затем и приехал сюда, чтобы поскорее начать работу с диском.
— Придется ему разочароваться.
— А если он прикажет вам?
— Я не подчинюсь приказу.
— Но ведь вы можете заболеть, отлучиться куда-то…
— Тогда я приму соответствующие меры.
— И все-таки я не советовала бы вам так подчеркивать свою независимость от Рубена Сааковича. Мне точно известно, что в ближайшее время он займет место директора института и все ваше будущее, вся карьера окажутся в руках этого человека.
— Вас так заботит моя карьера?
— Во всяком случае, я ничего не имела бы против, если бы вы заняли теперешнее место Саакяна и стали моим шефом…
— Благодарю, Алла Федоровна. Но никакой пост Саакяна не изменит моего отношения к этому человеку. Он не пользуется ни моим расположением, ни моим доверием.
— Вы вообще доверяете, видимо, лишь самым близким друзьям?
— Разве это не естественно? Доверия не может быть без близости, как и близости без доверия.
— Вы удивительный человек, Максим Владимирович! Представляю, каким успехом вы пользуетесь у женщин!
— Они просто не замечают меня. Впрочем, я тоже стараюсь не обращать на них внимания.
— Потому и не взглянете на меня всю дорогу?
Максим обернулся к своей спутнице. Глаза ее, огромные, голубовато-серые, чуть притененные густой сеткой ресниц, казалось, горели призывной нежностью. Влажные губы полураскрылись.
— Я очень спешу, Алла Федоровна.
— Да, я и забыла. Что ж, пойдемте быстрее, — она резко прибавила шаг и вдруг со стоном опустилась на землю.
— Что с вами? Что случилось?
— Не знаю… Что-то вот тут, нога… — она чуть обнажила красивую полную ногу. — Помогите мне подняться, пожалуйста.
— Сейчас, сейчас! — он приподнял девушку с земли. — Держитесь за меня.
Руки Аллы обвились вокруг его шеи, голова склонилась на плечо, лицо обжег прерывистый шепот:
— Боже, как некстати! Пойдемте вон туда, под те ели… Я слышу, идет машина, а мне трудно стоять.
— Тогда сядьте здесь, на этот пенек.
— Зачем?.. — она теснее прижалась к нему, дыхание ее участилось. — Пойдемте, пойдемте скорее. Она уже рядом, слышите, а я…
— Вот я и хочу перехватить ее. Садитесь, я сейчас…
— Зачем? Не надо! Не надо, Максим Владимирович! Мне уже лучше. Еще несколько минут и…
— Да сядьте, говорю! — он силой усадил ее на пень, выскочил на дорогу, поднял руку навстречу приближающейся машине.
— Чего тебе? — высунулась из кабины голова шофера.
— Девушка повредила ногу, подбрось ее в больницу.
— Это можно. Давай ее сюда.
Максим вернулся к Алле, поднял ее с пенька: — Пойдемте, я помогу вам сесть в кабину, пять минут — и вы получите квалифицированную помощь. — Спасибо, вы так добры… — Алла поспешно отвернулась, в глазах ее блеснули слезы обиды.
— Вот и Лысая Грива! — сказал Максим, показывая на узкую белую полоску, прорезавшую сплошной ковер тайги.
Дмитрий припал к иллюминатору!
— А рядом?..
— Рядом та самая котловина и озеро, о котором я рассказывал. Видишь, будто капелька ртути блестит там, внизу. А выше… Смотри, смотри, дым костра. Здесь дядя Степан. Здесь!
Вертолет начал снижаться. Скоро белая полоска превратилась в дикое нагромождение каменных глыб. Из кабины показалось лицо пилота.
— Здесь я машину не посажу: сплошные камни.
— Как же быть?
— Придется зависнуть, спуститесь по стремянке.
— О чем говорить, — махнул рукой Максим, вставая с кресла.
— То есть как о чем говорить? — раздался резкий голос Саакяна. — И почему вы, молодой человек, берете на себя право распоряжаться? Не хватало еще, чтобы я свалился с этой лестницы. Надо садиться. Посмотрите получше, товарищ пилот. Видите, вон там — совершенно ровная площадка. И вон еще!
Дверь кабины захлопнулась. Вертолет еще несколько раз прошел над каменной грядой, потом словно замер, чуть качнулся и начал медленно опускаться. Все ниже, ниже… И вдруг под ногами что-то заскрежетало, пол резко вздыбился, с треском вылетело разбитое стекло. Тело Максима приняло какое-то неестественное положение, он рухнул на стеклянное крошево. Острая режущая боль опалила висок. Он инстинктивно зажал его рукой. Пальцы наткнулись на липкое и теплое.
Шум мотора смолк. Из кабины снова показалось лицо пилота:
— Ну, так вашу мать, довольны?! Садиться, садиться… Вот и сели! — он с трудом раскрыл заклинившую дверь, помог освободиться от привязных ремней Саакяну, поднял с полу кепку Дмитрия, наконец обернулся к Максиму:
— Ой, что с вами?
— Пустяки, висок оцарапало, — коротко ответил Максим, стараясь унять кровь, бегущую по щеке.
— Ну, тут уж, кажется, не пустяки… Одну минуту! — он вернулся в кабину, принес аптечку. — А вы выходите, чего стали! — в сердцах крикнул бестолково суетящимся Саакяну и Дмитрию.
— Так что же, возможна задержка с обратным вылетом? — обернулся Саакян в двери.
— С каким вылетом? На чем? Не видите, от машины один хлам остался?
— Но вы немедленно радируйте…
— Слушайте, пошли вы знаете куда со своим наставлениями?! Мне человеку помочь надо.
Он обработал Максиму рану, наложил на голову повязку:
— Откуда он взялся, этот, мешок с дерьмом?
— Профессор. Из института…
— И как таких земля носит!
Они выбрались из накренившейся машины, присели на замшелый камень.
— Ну, что прикажешь делать, начальник? — обратился пилот к Саакяну.
— Я сказал, немедленно радируйте…
— Рация разбита!..
— Тогда… Неужели нельзя как-то все-таки связаться с базой, откуда-то позвонить?..
— Ближайший телефон в Вормалее, в трех днях пути отсюда.
— Но есть же какой-то способ дать знать о случившемся?! — вконец растерялся Саакян.
— Есть. Наши собственные ноги! — отрезал пилот. — И скажи спасибо своему подчиненному, что он мешок харчей захватил. А то бы все три дня на подножном корме…
— Ладно, не будем сгущать краски, — сказал примирительно Максим. — Пройдем сейчас к заимке Силкина, там все обсудим. Возможно, старик посоветует что-нибудь.
— Но я не вижу никакой заимки, — возразил Саакян, оглядывая обступившие их скалы.
— Она чуть дальше, по ту сторону котловины. Вон, видите дымок?
— Хорошенькое «чуть дальше»! Что у вас за странное представление о расстояниях. Это же два-три километра! И без всякой дороги?
— Тут должна быть тропа.
— Ну, ввязал ты меня в историю, Дмитрий Андреевич! — покосился Саакян на Зорина, старательно разглаживающего огромный синяк под глазом. — Знай я все это наперед…
— Так и я, Рубен Саакович, не мог предвидеть такого оборота. Зато сейчас в ваших руках будет нечто совершенно уникальное. Дайте мне ваш портфель.
— Лучше бы взял рюкзак у своего товарища, — буркнул пилот, — он ведь больше всех пострадал.
— Пустяки! — усмехнулся Максим. — Рюкзак мне только устойчивости придаст.
— Ну как ты тут, Танюша? Бее слушаешь свой диск, все пишешь? — ласково улыбнулся Силкин, снимая с плеч ружье и тяжело набитую сумку.
— Все слушаю и пишу, — бросилась ему навстречу Таня. — Как же иначе, нужно ведь. Теперь уже, кажется, во всем разобралась, ничего непонятного не осталось.
— Ну-ну! А я вот свежатинки принес. Сейчас супец заварим. Эко, бумаги-то исписала, не меньше, чем Максим. И как же, если попросту сказать, все это будет? Как вы собираетесь эти самые бомбы уничтожать?
— Мы ничего уничтожать не собираемся, дядя Степан, Мы построим им такую машину, вроде прожектора, которая будет посылать в пространство мощнейший пучок лучей. Только лучей этих никто не увидит. Это будут не лучи света, а поток особых мельчайших частиц. И направим мы его не прямо к горизонту, а вот так, под углом к земле, вниз, потому что он свободно пройдет через весь Земной шар, через что хочешь. И все бомбы, которые окажутся на пути этого потока, этих лучей…
— Враз станут негодными? Как порох под дождем, так мне Максим сказывал.
— Да, примерно так. А поскольку размах нашего луча будет очень широким и сила его с расстоянием не ослабнет, то поставим мы такую машину где-нибудь, скажем, на Днепре, и вся Европа, вся Америка будут пронизаны этими частицами. Ни одна бомба от них не спрячется.
— Ловко! — усмехнулся Силкин в бороду, укрепляя котелок над костром.
— Да, только бы Максим скорее вернулся. Вся душа у меня, дядя Степан, изболелась. Где-то он сейчас?..
— Вернется, не тужи! Я Максима знаю. А что это вроде урчит там, за Гривой?
Таня прислушалась:
— Вертолет! Неужели они?.. Силкин приложил ладонь к глазам:
— Да, вертолет. И чего он кружит там взад-вперед?
— Садится, дядя Степан, садится… Сел! — Таня откинула волосы от лица, машинально коснулась виска. — Ой, что это?
— Чего? Чего ты побледнела?.
— Диск… Диск молчит…
— Так не все ему говорить.
— Но ведь это… Вы не знаете… — она бросилась к расселине, раскидала валежник, лихорадочно разгребла хвою прикрывавшую бесценный мешочек, — в нем лежала лишь стопка полуобгоревших бумаг.
Сдавленный стон вырвался из груди Тани. Закусив губу, чтобы не закричать, упала она на землю и зашлась в беззвучных рыданиях.
— Таня, голубушка, что с тобой? — подбежал к ней Силкин. — Ах, диск… Куда он сгинул? Да бог с ним, с диском! Стоит так убиваться!
— Максим! Нет больше Максима… — с трудом выговорила Таня.
— С чего ты взяла? Опомнись! Да встань, встань с земли-то! Придет твой Максим. Может, как раз на этом вертолете…
— Максим сказал, что в случае… в случае его смерти… диск исчезнет…
— Фу ты, страсти какие! Да мало ли что сказал Максим! Мало ли что могло приключиться с этой штуковиной! Техника, она того…
— Нет-нет, дядя Степан, все кончено…
— А я говорю, жив Максим, сердце мое чует. Просто извелась ты с этим диском. Иди ляг! Ляг в свою постельку, ну и того… поплачь, тебе легче будет.
— Нет, больше не смогу сделать ни шагу! — Саакян вытер пот с лица и шеи, тяжело опустился на замшелую лесину. — Где она, эта ваша заимка? Уже два часа идем без всякой дороги. И все лес, лес…
— Колесников, остановись на минуту! — крикнул Дмитрий идущему впереди Максиму. — Сейчас придем, Рубен Саакович, видите, грива уже на противоположной стороне осталась. И дымком запахло. Максим, стой, отдохнем немножко, Рубен Саакович совсем из сил выбился.
— Ладно, отдыхайте, а потом — прямо по моим следам. Тут уж и идти-то — пара пустяков! — отозвался Максим, не сбавляя ходу.
— Он что, уходит? Оставляет нас одних?! — вскочил Саакян. — Скажи ему, чтобы обождал!
— Эй, Максим! — снова крикнул Дмитрий. — Остановись, тебе говорят! Что ты мчишься, как на пожар!
Но Максим даже не обернулся. Смутная тревога гнала его вперед и вперед. Как там Таня? Шутка ли, столько времени в тайге… И диск! Удалось ли уберечь его им с дядей Степаном? А если диска уже нет?..
Он миновал последний подъем и, свернув с петляющей тропы, ринулся прямиком вниз, к озеру, на запах дыма. Острые сучья хлестали по лицу, цеплялись за одежду, ноги скользили по мокрой траве. Он не замечал ничего.
Но вот в просвете между деревьями мелькнуло низкое бревенчатое строение, послышался треск костра, а через минуту и сам Силкин с цигаркой в зубах и с черпаком в руке шагнул ему навстречу:
— Ну, долго жить будешь, Владимирыч! Только сейчас тебя вспоминали. Доброго здоровьица! — он пощекотал бородой лицо Максима.
— Здравствуй, дядя Степан. Как вы тут? Как Таня? Где она?
— Сейчас выйдет. Эй, Татьяна, встречай гостя!
Максим сбросил рюкзак, метнулся к избушке. Таня стояла в дверях, поспешно вытирая слезы, боясь поверить в реальность происходящего.
Он схватил ее за руки, жадно вглядываясь в припухшие от слез глаза:
— Как ты, не болеешь? Никто тебя больше не пугал? Но она видела лишь его окровавленные бинты:
— Что это? Ты ранен? Серьезно?
— Пустяки! Небольшая царапина на виске.
— На виске?! И твой элемент…
— Не знаю, может, и поврежден.
— Он разрушен, Максим! Диск исчез!
— Как исчез?!
— Пропал, испарился, сразу, как приземлился вертолет. Я даже подумала… Что я пережила за эти два часа! — она нежно коснулась его забинтованной головы. — Но ты не беспокойся, я все успела прослушать, все поняла, во всем разобралась. Вот видишь, — кивнула она на стол, заваленный исписанными листками бумаги.
— Но как ты смогла?
— Так Этана и мне вживила элемент связи, я не успела тебе сказать.
— А шифр?
— Тут помог случай. Потом я все расскажу, а сейчас…
— А сейчас вот тебе письмо от Вовы, — Максим достал из кармана небольшой, покрытый детскими каракулями листок.
— Вовка, сынок… — шептала, смеясь и плача, Таня, прижимаясь лицом к посланию сына. — Как ему трудно там, наверное, без меня…
— Да нет, бегает с соседскими мальчишками, вырос, загорел. Правда, на прощание сказал, чтобы в следующий раз я пришел обязательно с мамой.
— Сколько счастья в одну минуту! — она порывисто прижалась к нему, но тут же отстранилась, потупилась, осторожно погладила его забинтованную голову. — Это я вылечу тебе в два дня. Но ты голоден, наверное?
— Нет, не очень. Да сейчас сюда целая компания заявится: Дмитрий Зорин, его шеф-профессор, ну и бедняга-пилот. Вертолет-то рассыпался на Лысой Гриве, хорошо, что все легко отделались. А вот и они…
— Ну, иди к ним. Я сейчас. Только немного приведу себя в порядок.
Максим спустился к костру:
— Знакомьтесь, товарищи. Это Степан Семенович Силкин, мой старый друг и лучший охотник Вормалея.
— Да-да… Очень приятно… — пробормотал скороговоркой Саакян, усаживаясь на бревно возле костра. — Так вот, товарищ Силкин, не могли бы вы помочь нам как можно скорее связаться с Вормалеем или Отрадным?
— Как это связаться? Дорогу указать, что ли? Так это Максим не хуже меня…
— Нет, речь идет о другом. Нам надо как-то вызвать другой вертолет.
— А как его вызовешь, это-ть не собака.
— Дядя Степан, — вмешался Максим, — Рубен Саакович интересуется, нет ли тут поблизости какого-нибудь леспромхоза, базы геологов, словом, чего-то такого, откуда можно было бы позвонить по телефону.
— Нет, слава богу, энти с топорами да пилами сюда еще не добрались. Последние угодья с непуганым зверем. Ведь зверь, он…
— Подождите вы со своим зверем! — перебил Саакян. — Поймите, у нас произошла катастрофа, разбился вертолет. Надо сообщить об этом на базу, сказать им, что бы выслали другую машину. Как это сделать?
— А зачем он нужен, другой вертолет? Все вы, я вижу, на своих ногах. А тут и идти-то от силы три дня, хоть до Вормалея, хоть до Отрадного.
— Ну, это мы сами знаем, что нам нужно и что не нужно!
— А сам знаешь, так и будь здоров! — старик махнул черпаком и отвернулся к костру.
На миг повисло тягостное молчание.
— Так, может, мы сначала взглянем на диск, Рубен Саакович? — нашелся Дмитрий.
— Ох уж этот диск! — скривился Саакян. — Ну, давайте его сюда, посмотрим…
— Диска нет, — сказал Максим. — Он подвергся самоуничтожению.
— Что? Что вы сказали?! — загремел профессор.
— Я говорю, диска больше нет, он сублимировал, распался на элементарные атомы.
— Так… И вы затащили меня в эту дыру только затем, чтобы сообщить такую потрясающую новость?
— Я сам узнал об этом только сейчас. Диск исчез в момент приземления вертолета, точнее, в момент получения мною травмы на виске.
— Да при чем здесь вертолет и ваша, простите… раскрашенная физиономия?
— Вертолет здесь ни при чем. А травма вывела из строя мой элемент связи с диском, что мгновенно привело в действие механизм его самоуничтожения. Так было запрограммировано его создателями.
— Так было запрограммировано вашей фантазией, хотите вы сказать? Да был ли он вообще, этот пресловутый диск? Кто его видел? Ты, Дмитрий Андреевич, видел?
— Я не видел. Но вот Степан Семенович…
— Степан Семенович! Что ты, не понимаешь, что этому дикарю могли подсунуть и старую сковороду?
— Ну, ты того… говори да не заговаривайся, гражданин хороший! — вспылил Силкин.
— Подождите, дядя Степан, — остановила его подошедшая к костру Таня. — Вы спрашиваете, профессор, кто видел диск? Я его видела. И не только видела…
— Ах, вы видели? А кто вы такая, позвольте полюбопытствовать?
— Врач Тропинина.
— Очень приятно! Только простите, милая девушка, в услугах врача я пока, слава богу, не нуждаюсь. Как и в свидетельствах «лучшего охотника Вормалея»…
— Рубен Саакович! — попытался остановить своего шефа Дмитрий. — Это же Татьяна Аркадьевна! Помните, я говорил вам о ней…
— Я не хочу больше ничего ни вспоминать, ни слушать! Хватит того, что ты втравил меня в самую низкопробную авантюру. А с этим проходимцем… — кивнул он в сторону Максима.
— Вы забываетесь, профессор, — прервал его Максим. — Даже ваше высокое звание не дает вам права…
— Я больше не знаю и знать вас не хочу, молодой человек! — отрезал Саакян.
— Меня вы можете не знать, но если сейчас же не извинитесь перед оскорбленными вами женщиной и старым человеком, то…
— То что? Договаривайте!
— А что договаривать? — вмешался молчавший до сих пор пилот, подходя вплотную к Саакяну. — Он врежет в твою откормленную физию. И я добавлю!
Саакян попятился:
— Но это… Ну, хорошо, я готов… Я извиняюсь, черт возьми! Но после этого… Дмитрий Андреевич, где мой портфель? Я не останусь здесь больше ни минуты! Мы с тобой сейчас же…
— Что сейчас же, Рубен Саакович? — растерянно пробормотал Дмитрий.
— Ах да… — Саакян с тоской посмотрел на обступившую их тайгу. — Кошмар какой-то…
— Ну вот что, гражданин хороший, — обернулся к нему Силкин. — Покуролесил, и того… будя! Теперь бери ложку и — к котлу. Суп готов. Рассаживайтесь, ребятки. Таня, посмотри-ка там, в кладовке, вроде еще ложки были.
Лишь к исходу четвертого дня, измученные и голодные, вернулись они в Вормалей. Но Саакяна было жалко смотреть. Его светлый щегольской костюм был потрепан, измазан смолой и глиной, изящные остроносые ботинки развалились, у одного из них отлетел каблук, тонкая белоснежная сорочка стала серой от грязи и пота. Он тотчас же заперся у себя в номере и только на следующий день, утром, прислал дежурную за Дмитрием. Тот обменялся взглядом с Максимом:
— Не вешай носа! У меня есть к нему отмычка.
— Только имей в виду, ни на какой компромисс мы с Таней не пойдем.
— Никакого компромисса и не понадобится. Говорю тебе, все будет о'кей!
Однако Саакян встретил его темнее тучи:
— Сходи на аэродром и закажи три билета на ближайший вертолет.
— Почему три, Рубен Саакович?
— Мне, тебе и Алле Федоровне. Остальных я отправил еще вчера.
— Да, но…
— Никаких «но»! Ты слышал, что я сказал?
— И все-таки, Рубен Саакович, хотелось бы знать ваши дальнейшие планы…
— Какие планы? Что ты имеешь в виду?
— Ну… нашу группу, нашу тему.
— Никакой нашей группы больше не существует. И темы — тоже! Хватит институту того, что ты ввязал всех в эту идиотскую авантюру, отвлек от дела столько ведущих сотрудников. И вообще — я больше слушать не хочу об этой галиматье!
Дмитрий терпеливо переждал словесное извержение шефа, затем сказал:
— Я вполне разделяю ваше негодование, Рубен Саакович. Все получилось действительно не так, как мы рассчитывали. Но послушайте, что я скажу. Ведь как бы там ни было, а Колесников и его жена все-таки побывали у инопланетян. Ампула с нептунием — это такое доказательство, которое, как вы понимаете, подделать невозможно.
— Да пусть они побывали хоть в самой преисподней! Мне-то что до этого? Я сыт по горло! — он выразительно посмотрел на часы, перевел взгляд на дверь.
— Подождите, Рубен Саакович, дослушайте меня до конца, прошу вас! Я тоже не любитель сенсаций. Однако те, что мне открылось вчера вечером… Я не знаю, был тот диск или не был, но сам факт, что Тропинина воспользовалась каким-то источником внеземной информации, не вызывает сомнения. Она показала вчера свои конспекты. И бог мой! Там есть такие вещи, какие не пришли бы в голову и Эйнштейну! А записи Колесникова, сделанные, по его словам, на внеземном звездолете! Жаль, что вы не сдержали себя там, на Гриве, и после, в дороге. Он и вам показал бы эти материалы. И вы ахнули бы, увидев, каких глубин достигла наука инопланетян. Скажу одно: достаточно десятой доли заключенной в них информации, чтобы уже в этом году вы стали членкором — нет, что там членкором! — действительным членом Академии наук.
— А ты доктором? Так, что ли? — хмуро заметил Саакян.
— Вполне возможно. Хотя я не настолько глуп, чтобы не понимать, что без вашей помощи никакая информация не превратится в докторскую диссертацию.
— Ну, ну… И что же ты хочешь сказать? У тебя есть какие-то определенные предложения?
— Нам нельзя порывать с Колесниковым. Такая возможность открывается раз в жизни. Не воспользуемся ею мы — воспользуются другие…
— Но я уже позвонил в институт и прямо сказал, что вся затея с нейтринным генератором — сплошная авантюра. Что мне, отказываться от своих слов? Да и допусти этого Колесникова в институт, он там все вверх дном перевернет. Ты видел, что он за гусь! Такой действительно через год станет академиком, а нам с тобой…
— Так что, у нас с вами головы на плечах нет? Слушайте, что я хотел бы предложить. Позвонили вы в институт — пусть это так и останется. Не хотите, чтобы Колесников работал в институте — и это верно. А пошлите-ка нас с Колесниковым в длительную научную командировку, ну, скажем, в тот же Кисловодск. Причину можно всегда придумать. А мы там спокойно поработаем. Разберемся во всех записях, попробуем создать модель генератора. Получится он у нас — хорошо. Вы, как наш научный руководитель, в этом случае не останетесь в стороне. Не получится — тоже не беда. Вся информация будет в моих руках и мы сможем распорядиться ею, как найдем нужным.
— Гм… У тебя светлая голова, дорогой. Недаром я взял тебя к себе в аспирантуру. Считай, что ты уже командирован в Кисловодск. Забирай своего Колесникова и летите прямо туда. Я не хочу, чтобы он показывался в институте.
— Спасибо, Рубен Саакович. А билеты…
— Билет мне закажет Алла Федоровна. Всего тебе доброго, дорогой!
Максим ждал его в коридоре:
— Ну как?
— Я сказал, все будет о'кей. Мы с тобой командированы на несколько месяцев в Кисловодск и можем делать все, что найдем нужным. Устраивает?
— Вполне.
— В таком случае, летим! Где Татьяна Аркадьевна?
— У тетки, с Вовой.
— Сейчас же беги за ними. А я на аэродром за билетами. Вертолет будет в два. Со мной не пропадешь, Максим!
От Учительницы — четвертому (для первого)
Контакта со Странником не получилось. Диск и бумаги его исчезли, их уничтожили, как я поняла, сами инопланетяне. Доктор настроен по отношению к Страннику более чем отрицательно. Я делаю все возможное, чтобы усилить эту неприязнь, стараюсь убедить Доктора, что никакого диска и инопланетного корабля нет и не было (все это плод больного воображения или хитро задуманная авантюра Странника). Такую же мысль пытаюсь внушить (и не безуспешно) и сопровождающим его физикам. По прибытии в институт надеюсь уговорить Доктора прекратить работы по созданию нейтринного генератора, мотивируя тем, что теперь, после потери необходимых материалов, это станет просто бессмысленным. Кандидат, правда, утверждает, что жена Странника успела кое-что переписать с диска. Но Доктор, к счастью, не принимает этого всерьез. Надеюсь также подать Доктору мысль об увольнении Странника из института и сделать все возможное, чтобы поссорить Странника с Кандидатом. Думаю, что это мне удастся, ибо влияние мое на Доктора сильно возросло. Кроме того, мною обнаружена его «ахиллесова пята»: в своей диссертации он использовал очень ценные материалы трагически погибшего аспиранта, ни словом не упомянув о нем в работе. Доктор, как мне кажется, очень боится, что огласка этого факта может привести к его дисквалификации и потере места в институте. В крайнем случае придется воспользоваться и этим. Единственное, что может помешать мне, — злополучная ампула с нептунием. Поэтому прошу вас организовать в одной из ваших газет корреспонденцию о том, что в такой-то лаборатории США якобы получен нептуний. Еще лучше добавить, что часть его была похищена неизвестными лицами. Потом газета сможет поместить соответствующее опровержение. Важно, чтобы такая корреспонденция как можно скорее оказалась у меня и я смогла ознакомить с ней нужных людей. Это еще более скомпрометирует Странника и выбьет последний козырь из рук его сторонников.