Иеремиевы огни (СИ)

Глава 1 Красавица и чудовище

Было время, когда Бельфегору часто снился один и тот же сон. В нём он ехал поездом к морю. В первые несколько раз — Бельфегор это смутно, но помнил — рядом с ним в купе этого поезда присутствовала мама, потом её образ исчез из сновидений — всех, не только этого, — оставшись лишь в одном из немногочисленных тайных хранилищ памяти для ценной сердцу информации, и с тех пор это повторяющееся путешествие осуществлялось им в одиночку. В пустом купе с двумя мягкими незастеленными полками неопределённого цвета, с ничем не заставленным откинутым столиком, с прозрачным до невозможности стеклом огромного, во всю стену окна, на котором мерно, в такт стуку колёс, качались тяжёлые, плотно-тёплые синие с тусклым золотом шторы.

А за окном была тьма, перемежаемая чуть ли не с математической точностью то лесом, то лугом. Можно было считать: один, два, три — деревья, один, два, три — травы. Конечно, тоже тёмные, едва различимые, так, силуэты чего-то когда-то ранее виденного или просто легко представляемого, этакий лайтбокс, в котором те или иные слои вдруг при перебоях электричества освещаются случайным лучом. Вырезки чуть более светлой бумаги из совсем уж чёрной. Впрочем, Бельфегор никогда особо к ним и не присматривался. В начале сна, которым он так хотел и не смог научиться управлять, он слишком был поглощён счастьем. Ощущением, что он едет к морю. На поезде. Какая разница, по каким местам пролегает этот путь.

Потом, конечно, эйфория спадала и у сна отрастали детали — всегда одни и те же, строго в одно и то же время. Сначала на шахматную местность начинали потихоньку падать косые оранжевые лучи, и вдруг она обрисовывалась и оказывалось, что лес и луг существуют тут в одной связке, просто иногда лес стоит стеной и луга за ним не видно, а иногда луг захватывает всё пространство до самых рельсов — и ты просто не успеваешь увидеть что-то, кроме него. Оранжевый уютный свет заливал постепенно всё под собой, потому что, конечно же, падал прямо с неба — и под его влиянием поезд не то что растворялся, а вплоть до пола вагонов и колёс становился до небытия прозрачным. В этот момент неспособность объять, постичь окружающее пространство, в котором невыносимо глубокое сине-чёрное небо с яркими шарами-звёздами буквально сливалось и с лугом, и с лесом, и с самой объективной реальностью, затапливаемой весёлым рыжим светом, льющимся от исходящего рябью полотна над горизонтом, приводила Бельфегора почти в отчаяние. Он глох всеми чувствами, сходил с ума от той силы, которой дышало это непонятное небесное полотно, похожее на натуральный лесной пожар, только среди звёзд, но одно знал точно: вот-вот он достигнет цели назначения.

Потому что именно там, за горизонтом, за пожаром, — море. И не было ничего важнее него.

И примерно в миг этого осознания к Бельфегору возвращались чувства. Сквозь перестук, дробное биение сердца его сна — поезда — просачивался кашляющий, набирающий громкость смех. Он расползался как ядовитый газ, незаметно, неумолимо, поднимался к небу — наверное, к этому жизнеутверждающему свету, — как будто задыхаясь, изнывая, но продолжая рушить всё, до чего дотягивался. И с самой оглушительной его нотой сон обрывался, а Бельфегор просыпался с сосущим чувством тоски и горечи.

Последний раз этот сон приснился ему незадолго до начала северной войны и после более не повторялся. Поэтому, увидев его сейчас, когда война, кажется, и близка не была к окончанию, а в голове то и дело происходили взрывы от не успевающих сменять друг друга ошеломительных событий, Бельфегор так удивился, что чуть не проснулся в самом начале — впервые за всё время осознав себя во сне. Несмотря на это, он сумел взять себя в руки и добросовестно досмотрел его до конца, почти не поразившись другому неожиданному факту: с ним в поезде вдруг оказалась Миа. Явно какая-то выдуманная, потому что никогда, даже украдкой, Бельфегор не видел у неё такого одухотворённого лица, сияющих глаз и целого одного тёплого, по-настоящему тёплого взгляда, мимолётно брошенного на него.

Но, конечно, с зазвучавшим задыхающимся смехом и она превратилась во всего лишь стекло, треснувшее и рассыпавшееся осколками, как и остальной сон. А Бельфегор, как и всегда, остался один в темноте и пустоте — спасибо, хоть на этот раз без щемящей сердце тоски.

Где-то на краю сознания он понимал, что проснулся, но тем не менее продолжал балансировать на этой зыбкой границе между сном и явью — почему-то оказалось невозможным вот так просто уйти от нахлынувшего на него привычного озарения — несокрушимого чувства собственного беспредельного одиночества. Он всегда был, есть и будет один. Он слишком рано это понял и так и не смог уверить себя в обратном. Воспитатели, наставники, соратники, друзья — мишура, пыль на прозрачном, как слеза, стекле одиночества. Её сносит ветром, и остаётся только эта ничем не заполняемая пустота. Пропасть, до дна которой не добьют никакие оранжевые лучи.

И как другим людям удаётся избегать этого поглощающего тебя без остатка чувства? Как они умудряются забывать, что на самом-то деле не существует никого, кроме них самих? Даже их созданная «мудрыми» и несомненно «гениальными» психологами религия не даёт никакого другого ощущения — только осознание того, что ты всегда один. Ты ведёшь себя сам, ты абсолютно самостоятельно выбираешь, что творить: зло или добро, а ангелы-проводники способны лишь аккуратно подтолкнуть тебя в нужный момент под локоток и едва слышно спросить: «Ты уверен?» И там, в конце, тебя тоже ждёт всего только сортировка твоих грехов и добродетелей по коробкам и пинок в следующую, такую же бесконечно одинокую жизнь. И зачем только Бельфегор перечитал полгода назад Библию — специально же с предыдущего раза зарёкся открывать эту напечатанную оду неприкаянности…

Нет, конечно, в ней был определённый смысл. При правильной подаче Писание воспитывало воинов, храбрых и самоотверженных, полагающихся лишь на себя и работающих на отсроченную награду в виде туманного счастья. Главное, что нужно было внушить: ты обязан бороться лишь во имя высшей силы. Потому что потом, ТАМ, с тобой не будет ни твоих любимых, ни друзей, ни родственников, ни тем более денег, силы и власти. Лишь ты, достаточно лёгкий, чтобы воспарить к небу, или чересчур тяжёлый, чтобы ещё разок попытаться понять это самое главное.

Наверное, в его сне вечно смеётся судьба. Бельфегор неустанно пытается обрести своё личное счастье — так и не состоявшаяся очень давно, восемнадцать лет назад, его поездка с мамой на море стала в итоге олицетворением чего-то по-настоящему хорошего, где — и это важно — он будет не один, — но кому это дано? Куда ты собрался от своей высшей цели? Смех, да и только.

Бельфегор почувствовал, как губы против его воли расползаются в горькой ухмылке. А вместе с этим пришли и остальные ощущения, главным из которых было осознание себя в теле, а не в звенящей пустоте. Всё-таки странно, что этот двуликий кошмар вновь пришёл к нему, как будто и без него проблем недостаточно. Ему, например, всё ещё надо достучаться до Гарсии: пусть наконец придумает что-нибудь к КПП Роданы — враги ходят как у себя дома, уже неделя миновала, а он и не чешется.

На этом месте мысли Бельфегора споткнулись, вступив в смутное противоречие с намерением и возможностью, и, не желая тратить время на догадки, хорон открыл глаза. В первые несколько секунд знакомая обстановка собственной комнаты повергла его в давно неиспытываемый ступор, и он буравил взглядом чёрно-белую картину на серой стене прямо напротив кровати, висевшую здесь сколько он себя помнил, пытаясь вспомнить, каким-таким телепортационным лучом его сюда забросило. Может, и сон приснился просто от потрясения?

Но потом — через долгих пять секунд — Бельфегор моргнул и всё вспомнил. Вчера, точнее сегодня ночью, от отца пришёл приказ немедленно возвращаться домой. Как всегда, без объяснений и права на обжалование. Спустя полтора часа Бельфегор был на ближайшей железнодорожной станции, затем почти до раннего утра дремал в поезде — пока не отступавший от него с покушения ни на шаг Иму бдительно его охранял — и наконец, путём нехитрых манипуляций с присланным за ними служебным автомобилем, оказался у себя дома. Где, едва успев раздеться, рухнул спать.

На часах меж тем было всего десять утра — то есть поспал Бельфегор недолго. Интересно, отцу уже можно звонить и спрашивать, какого, в очередной раз, чёрта происходит и не надоело ли ему гонять единственного сына туда-сюда, как мячик от пинг-понга? Ладно, сначала кофе. Как хорошо, что хоть где-то хоть иногда можно попить нормального кофе.

Умывшись, Бельфегор натянул первые попавшиеся джинсы и футболку из шкафа — кажется, конкретно они валялись там со времён Академии — и, как был, босиком спустился в кухню. Возможно, если бы путь от лестницы хотя бы краем захватывал гостиную, открывшаяся при входе в обитель кофе картина не пошатнула бы его только-только установившееся понимание реальности. Но ход туда был лишь через пустующую столовую, и Бельфегор застыл в арке между ней и кухней, ошарашенный увиденным.

Кофе уже был сварен. Отец, в военных штанах и чёрной майке, как раз наливал его себе в кружку, что-то напевая себе под нос — примерно такое же невероятное событие, как и сам факт его здесь присутствия. Заслышав шаги, он обернулся и приветливо улыбнулся сыну:

— Ты вовремя. На запах, что ли, пришёл? Тебе налить, конечно?

Молча Бельфегор прошёл к их огромному столу из наиценнейшей породы чёрного дерева и сел на не менее дорогой стул. Доставший ещё одну кружку Аспитис плеснул кофе и туда, поставил её перед сыном и устроился напротив. Он выглядел поразительно довольным — когда такое было в последний раз? И было ли вообще?

— Ты… — Бельфегор запнулся, не моргая глядя на него. — Ты откуда тут?

— Некоторые вещи стоит сообщать только в хорошо охраняемом месте, — усмехнулся Аспитис, делая первый глоток и жмурясь от удовольствия. — А у меня к тебе очень серьёзный разговор.

— Хвала небесам, — нервно улыбнулся Бельфегор. — Вот так сразу сообщить о цели визита — я не мог и надеяться. Это Рэкс так на тебя положительно влияет? Или просто звёзды удачно для меня сошлись?

— Я понимаю, хотя и не одобряю твой сарказм. Однако всему этому виной лишь ты один. Не хочешь исповедоваться в грехах? Сегодня я твой личный святой отец.

— А в остальное время — всего-то обычный? Что ж, теперь я зато в полной мере осознаю, как мне повезло. И в честь этого исключительного события можно хотя бы один, пусть даже совсем непрозрачный, намёк на тему исповеди? В том, что я кругом виноват, я никогда и не сомневался. Боюсь, не смогу вычленить что-то конкретное.

Аспитис вскинул одну бровь и отставил кружку, Бельфегор же, наоборот, с триумфом отпил из своей. Всё-таки у такой сумасшедшей ночи есть свои плюсы: когда бы он ещё сумел так непочтительно, а главное совершенно бессовестно, разговаривать с отцом?

— Ладно, так и быть, сделаю скидку на то, как оперативно ты сюда приехал — явно не успел ещё очухаться, потому и несёшь непонятно что, — вполне миролюбиво хмыкнул Аспитис. — Сегодня ночью лихие захватчики разнесли мне пол-лаборатории, в которой последние полгода с копейками проживал на полном довольствии Дилан Криссво. Где он теперь — кстати, вместе со своей охранницей, — я понятия не имею. Но, поскольку одну из окрестных камер террористы не заметили, личности захватчиков мне известны. Два хорона, один эрбис. Имена Адамас, Джей и Герберт тебе о чём-нибудь говорят?

— Что-то знакомое, — нахмурился Бельфегор, изображая глубокую задумчивость. Аспитис фыркнул.

— И не говори. Пока ты соображаешь, выскажу свои предположения по поводу случившегося. Какой-то близкий друг сына Главнокомандующего ГШР и МИЦа сообщил ему адресок проживания второго Особенного, и тот, взяв в охапку друзей — одного отставного гэшээровца, другого — неслучившегося, — совершил на этот адресок нападение. Лозунги, под которыми они действовали, придумай сам, я, например, пока остановился на «Свободу угнетённым!». И скрылся с Диланом плюс один в неизвестном направлении. У меня к тебе два вопроса. Первый: какого чёрта? И второй: готов ли ты нести за это всю причитающуюся ответственность?

— На первый я бы ответил озвученным ранее тобою лозунгом, — усмехнулся Бельфегор, не забывая смаковать кофе. — На второй: да, конечно. А что Главнокомандующий ГШР и МИЦа на твои вопросы ответил?

— Что он не отвечает за людей, не связанных с его организацией.

— А ещё наверняка упомянул, что, раз ты так в наглую отобрал у него право поизучать Дилана, он тоже имеет право на свой ход. Один — один, да?

— Всё-таки мне интересно, чем руководствовался ты, выдавая столь ценную информацию?

Бельфегор пожал плечами.

— У меня на это было много причин, ты вряд ли приехал так надолго, чтобы все их выслушивать. Одну я уже назвал, вторая, не менее важная: Адамас мой друг. Между прочим, спасший Дилану жизнь. Но, да, я готов нести ответственность. И, несмотря на всё вышесказанное, найти Дилана и обратно тебе его доставить. Ты ведь за этим заявился?

— Какая муха тебя сегодня укусила? — почти восхищённо спросил Аспитис.

— Я не успел её разглядеть, слишком резко проснулся. Так что?

— Удачно, что мы так сразу договорились, хотя твоя логика поведения мне и не понятна до конца. Значит, давай к деталям. Я уже распорядился, чтобы тебе выделили кабинет, где ты будешь заниматься делом. Тайтес сделал так, чтобы к стоящему там компьютеру было никак не подкопаться…

— Тайтес Оронов? Он вроде был правой рукой нашего главного безопасника, который подозревается в руководстве «Атра фламмой». Ты веришь ему?

Аспитис скривился.

— Я верю сэру Страхову, будь он неладен. Раз он утверждает, что это подлог, и готов даже подставиться самостоятельно, лишь бы я не сомневался, да будет так. Тайтес также не был замечен ни в чём предосудительном, ко всему прочему, истинной причины оборудования подобной комнаты он не знает, а работать с тобой будет по-настоящему доверенный программист, если что, хвост заметит.

— Я не понимаю. Ты убеждён, что на Вудсса был возведён поклёп, но в том, что вся «Атра фламма» — дело рук твоего главного секретаря Марка, всё равно сомневаешься?

Бельфегор искренне попытался сделать свой взгляд настолько требовательным, чтобы его невозможно было игнорировать, но его отца, конечно, ничуть не проняло. Аспитис отрешённо отпил кофе, как будто о чём-то задумавшись, потом поинтересовался:

— Кстати, как проходили эти покушения на вас? Мне отчитались, что никто не пострадал, а узнать подробности руки так и не дошли. Ты ничего от нападавших не узнал?

— Странно, что ты не знаешь хотя бы таких подробностей, — Бельфегор мысленно вздохнул, но смирился. — Как и та Посланница, они успели покончить с собой, хотя Иму и Унур обездвижили их довольно качественно. Признаться, я даже удивлён, что не только ты, но и Рэкс придерживается мнения, что они — моя лучшая защита от внезапных террористов. Их двоих оказалось достаточно, чтобы справиться с вдвое превосходящей силой. Но толку-то: информация с ИД-чипов — пустышка, анализ ДНК тоже ничего не дал.

— Это, в конце концов, гвардия, привыкай, — улыбнулся Аспитис. — Отчего же Сэра не дала террористам покончить с собой и перебила всех самостоятельно?

— Ну так они позарились на её дочку. К тому же нападение было в лифте ТЦ, тут уж либо ты, либо тебя. Их было двое, подоспевших гэшээровцев они успели отсечь, но за ребёнка Сэра и четверым горло порвёт, — Бельфегор усмехнулся. — Остальных уже Бертель с ГШР приканчивали, пока не расстрелялись на весь ТЦ. Сэра, собственно, к нему на лифте и собиралась: на том этаже вход в кинотеатр был.

— Ясно… В общем, Иму и Унур и дальше будут тебя посменно охранять, Унур уже выехал с Роданы. Кроме программиста тебя будет ждать в кабинете ещё один человек, тоже доверенный помощник.

— Скорее, доверенный шпион, как и на учебной базе. Ладно, я не против. Так что, мне Дилана по видеокамерам искать?

— Не вижу иного способа не поднимать шум. Они же всё равно рано или поздно где-нибудь осядут. Но, на крайний случай, ты можешь просто по дружбе спросить Адамаса, куда его компания собирается, сэкономим кучу времени, — Аспитис весело сощурился, и Бельфегор покачал головой.

— Не думаю, что он в курсе. Вот именно потому, что подобная мысль кому-то из нас могла прийти в голову. Во сколько надо быть на службе?

— Я думаю, в полдень там соберутся те, кто нужен. Выдвигайтесь, когда будет удобно. А мы поехали.

Аспитис встал, убрал в мойку кружку и двинулся в сторону выхода из кухни — очевидно, на воссоединение с каким-то из своих телохранителей, у Бельфегора не было желания выяснять, с кем он появился на эти полчаса дома. Он лишь молча смотрел отцу вслед, пока тот не перешагнул порога — и только тогда заставил себя подать голос:

— Можно задать тебе последний вопрос?

Аспитис резко обернулся, глядя на него насмешливо и с вызовом — догадывался, что Бельфегор хочет узнать. Но сын решил удивить его: всё равно не было смысла спрашивать то, на что отец, как и во все прошлые разы, ни за что честно не ответит.

— Тебе когда-нибудь снились повторяющиеся сны? — вопросил хорон и затаил дыхание. Он видел, что отец и правда изумился и сейчас копается в памяти в поисках ответа. Наконец хмыкнул:

— Да, было дело. Как-то мне на протяжении месяца являлась искажённая реальность, в которой мой сдержанный, максимально корректный и почтительный сын вдруг оказался миловидной и очень взбалмошной барышней. Я просыпался на моменте, когда нужно было выбрать подходящее платье на выпускной и кавалера, которого мне не хотелось бы вот так с ходу пристрелить. В холодном поту, заметь. Я явно когда-то слишком много злорадствовал над Рэксом, что первой у него родилась девочка. Судьба умеет мстить, пусть и в мелочах. Ты себе даже не представляешь, как я счастлив, что ты мужского пола! Удачи тебе, Бельфегор!

Он тенью исчез в столовой, и Бельфегор наконец моргнул. Кто бы мог подумать? И самое обидное, не поймёшь, правду он сказал или просто так остроумно пошутил.

По поводу месторасположения нужного кабинета все инструкции получил Иму, он же и привёл Бельфегора к полудню в небольшое помещение в самой глубине этажа, полностью занимаемого программистами. Переступив первым порог, Бельфегор оглядел двух своих коллег, назначенных ему отцом, и усмехнулся.

— Приветствую доверенного программиста, — он отвесил лёгкий поклон ослепительно улыбающейся ему девушке-хорони, — и доверенного шпиона. Кстати, давно не виделись.

Вставший при его появлении Десмонд, по мнению Бельфегора, за те полгода, что они служили разным сторонам, ощутимо повзрослевший и ещё больше ставший похожим на своего отца Цезаря, досадливо хмыкнул, качнув устроенной на перевязи правой рукой.

— Ну ты окрестил без суда и следствия. Правда думаешь, я в обход тебя что-то Мессии буду сообщать?

— Скажу больше: ни капли в этом не сомневаюсь, — закатил глаза хорон. — Помнится, даже после клятвенного обещания всё докладывать в том числе и мне вы с братом даже не почесались…

— Нет у меня брата! — окрысился терас, и Бельфегор успокоительно кивнул.

— Нет так нет, никто не спорит. А доверенный программист не желает представиться?

— Само собой, — девушка, от которой по причине совершенно небывалой красоты невозможно было отвести глаз, наконец грациозно покинула кресло у одного из компьютеров и протянула Бельфегору изящную, с идеальным маникюром руку. — Франческа Ежова, программист-аналитик IV уровня, личная гвардия Мессии. Буду помогать нашей команде по мере своих возможностей. Можешь на меня положиться, Бельфегор!

Услышав это невероятное при первом знакомстве с сыном лидера организации обращение на ты, Бельфегор, вместо того чтобы пожать протянутую ему руку, как он всегда делал по отношению к девушкам-соратницам, поднёс её к губам и, вскидывая на Франческу обратно взгляд, намеренно скользнул им по её декольте.

— Польщён. Я абсолютно уверен, что красивые девушки, вне зависимости от своих способностей, приносят удачу. Ну а рядом с тобой, пожалуй, и вовсе ни о чём беспокоиться не стоит.

Она и правда была диво как хороша: длинные, стройные ноги в туфлях на невысоком каблуке, крутые бёдра, чуть ли не рвущие узкую юбку-карандаш, высокая соблазнительная грудь, чересчур открытая из-под аккуратного выглаженного пиджака, под которым — Бельфегор искренне на это надеялся — было ещё что-то, кроме белья и голого тела, ровное, слегка вытянутое личико с едва заметными скулами, пухлыми губами и томными сине-серыми глазами, пышные золотистые волосы в пучке, из которого на лицо падали две восхитительные волнистые пряди. Как говорится, такую красоту — и от народа прятать?

Но, например, та же Тинаш, сестра Иму, сейчас так невежливо и откровенно пялящегося на Франческу, тоже была по-своему красива. Вот только она, если бы Бельфегор сказал хотя бы половину из озвученной им фразы, за подобную гендерную дискриминацию и опредмечивание женщин немедленно дала бы в челюсть с ноги и была бы абсолютно права.

А Франческа лишь кокетливо хихикнула, сверкая белоснежными зубами, — закативший на заднем фоне глаза Десмонд выглядел теперь чуть ли не сказочным Вием. Интересно, отец её намеренно такую сюда послал или она сама решила брать быка за рога? Что ж, день обещает быть весёлым.

— Ты присаживайся, — сказал он Франческе, отпуская её руку и кивая на стул. Хорони упорхнула обратно на своё место, а Бельфегор повернулся к Иму, тут же принявшему вид самого готового к распоряжениям солдата, которого только можно представить. — Иму, чего стоим? Позаимствуй себе стул и устройся за дверью. Унур тебя только вечером сменит, пока охраняй как можешь. Мне даже жаль, что тебе выпала такая незавидная роль.

— Да ладно, — хмыкнул хаен, бросая на Франческу последний жадный взгляд. — У тебя я готов служить кем угодно. Хоть телохранителем, хоть садовником. Скучно тут не бывает. Зовите, если что.

Дверь за ним и прихваченным стулом задвинулась, и Бельфегор посмотрел на оставшихся в этом небольшом кабинете с тремя моноблоками и двумя столами.

— Подозреваю, что всё, чем нам придётся в ближайшее время заниматься, — это непрерывно просматривать записи с видеокамер близлежащих городов в районе координат, которые я вам дам. Никто не имеет ровным счётом никакой информации, куда от лаборатории поехали похитители с Диланом. А машина у Адамаса — чёрный «сокол», сами понимаете, сколько их на дорогах. Как только найдём хоть одно знакомое лицо, надо будет настроить программу распознания. А дальше посмотрим.

— Ты же дашь мне ориентировки? — улыбнулась Франческа.

— Двоих дам. Одного у нас, скорее всего, в базе нет — ему ещё даже семнадцати не исполнилось. Ты будешь следить за нашим трафиком или всё и так шифруется?

— Периодически буду, сэр Пикеров. Но по всем возможным вопросам, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.

Она послала ему воздушный поцелуй, и Бельфегор, получающий искреннее удовольствие от организованного спектакля, благодарно улыбнулся и сел рядом с девушкой.

Пожалуй, если бы не постоянное кокетство Франчески, за следующие два часа Бельфегор точно умер бы от скуки. Они втроём после необходимой подготовки отслеживали пути всех похожих на автомобиль Адамаса машин, хоть как-то мелькнувших в обозначенном районе, но пока ни одна не оказалась подходящей. К тому же городов, городков и посёлков городского типа в Зелёных краях было невообразимое количество, особенно в местах рядом с серединой Дракона: на восток от неё уходили россыпями большие и малые озёра, по случаю лета полнившиеся отдыхающими со всех концов материка — даже с морских побережий, где сейчас было куда жарче, чем на севере, так что вычленить одну-единственную ничем не примечательную машину быстро не представлялось возможным.

В половину третьего Франческа убежала на обед, и Бельфегор наконец смог ненадолго расслабиться. Давая отдых глазам, он отодвинулся от компьютера и повернулся к Десмонду, уже рассматривающему его с каким-то тайным смыслом.

— Кто первый спрашивает: ты или я? — усмехнулся Бельфегор, и терас хмыкнул.

— Командиры вперёд.

— Ладно. Что ты здесь делаешь? Тебя всё-таки простили — так скоро? И неужели тебе так нравится работать, что тебе плевать на ещё не сросшиеся кости?

— Я начну с середины. Как я понял, да, простили. Тогда, в Седе, за меня заступился Адамас, а потом отец даже не подвергал сомнению факт, что я снова в гвардии. Оголтелыми фанатиками, очевидно, не разбрасываются, по крайней мере, Аспитис спорить с ним не стал и сразу придумал мне подходящее задание. По способностям и возможностям — цитата.

— А ты и правда оголтелый?

— Какой же ещё. Ты можешь как-то по-другому назвать намерение сдохнуть за лидера, утянув при этом за собой, если понадобится, ещё и родного брата? — Десмонд криво ухмыльнулся, с остервенением выговорив последнее слово. Бельфегор неопределённо передёрнул плечами.

— Может, тебя просто Брутус бесил до зубовного скрежета?

— Не без этого, но он не главное. Кстати, ты осознаёшь, что, если каким-то образом он узнает, что Дилан на свободе, он тоже будет его искать?

— Конечно. Может, наконец представится случай нормально с ним пообщаться.

— Разве что если армию с собой прихватить. Только с Иму и Унуром соваться к нему не стоит.

— Думаю, армию на такое дело мне выделят с удовольствием. Ладно, наверное, о твоём истинном предназначении спрашивать не стоит, всё равно соврёшь, давай тогда…

— Никакой тайны, Бельфегор, — Десмонд помотал головой. — Я всего лишь слежу за твоим окружением. Как и тогда. Меня со сломанной рукой и таким прошлым, если что, никто не воспримет всерьёз. Для всех я так, помощник. Зря ты меня при Франческе шпионом назвал, но она вряд ли представляет для нас опасность. Особенно если учесть, как ты уже её заворожил.

— Ты же понимаешь, что это шоу? — усмехнулся Бельфегор, гадающий, верить своему визави или всё-таки не стоит.

— Понимаю. А тебя надолго хватит?

— До вечера так точно. А там я решу, что с ней делать.

— Ну, как знаешь.

Спустя полчаса Франческа вернулась и сразу, едва успев устроиться на своём месте, начала жаловаться на Иму, совершенно, по её мнению, не дающего ей проходу. Бельфегор слушал вполуха: пока его телохранитель не начал таскаться за хорони, капая слюной и забив на свои прямые обязанности, пусть заигрывает с ней сколько угодно. На фоне её причитаний он размышлял, как оптимизировать их поиски, но ничего путного, кроме найма целого отдела наблюдателей, в голову не приходило. Может, подождать дня два и начать отслеживать машины, покидающие Зелёные края в направлении портов или Тезорского района? А если они едут туда прямо сейчас?

— Знаешь что, — сказал Бельфегор Франческе, перебивая её на середине фразы, — сделай, пожалуйста, опознание пока хотя бы по машине. И пусть отслеживает непрерывно куда-то едущие. А мы пока остальное будем смотреть, по городам.

Франческа обиженно замолчала и отвернулась к компьютеру. Бельфегор сделал то же, осторожно следя за ней краем глаза: насколько быстро отойдёт от его неучтивого поведения?

Программа заняла хорони надолго: она скрупулёзно настраивала фильтры просто на чёрные «соколы», на чёрные «соколы» с водителем — рыжим хороном и на «соколы», где рядом с водителем могло быть видно эрбиса или сильвиса — в нескольких вариациях. Потом увлеклась отсеиванием информации, и на какое-то время Бельфегор благополучно забыл о том, что рядом с ним сидит девушка, явно положившая на него глаз. Он ещё в Академии привык не замечать жаждавших знакомства с ним — а на самом деле, конечно, высокого статуса и привилегий — искательниц личного счастья (и даже парочку искателей) и куда легче сходился с девушками, не видевшими в нём потенциального партнёра. Кроме Миа. Нашла коса на камень.

Задумавшись о дочке Рэкса Страхова, которую он не видел целых полторы недели — невозможный срок, когда Бельфегор привык за полгода проживания в их доме сталкиваться с ней минимум раз в день, — хорон и не заметил, как на его колене оказалась ладонь Франчески, медленно поползшая в одном-единственном правильном направлении. Очнулся он, когда ей остался буквально сантиметр. Хорон вскинул глаза: Франческа зазывно улыбалась ему, поэтому руку пришлось убирать со всей возможной вежливостью.

— Поговорим вечером, — тихо сказал Бельфегор, и хорони кивнула, тут же вся зажигаясь ясно видимым торжеством. Это уже было делом принципа — разрушить все её ожидания, потому что как вообще можно было подумать, что он так легко купится на первую попавшуюся красотку? А жалости к людям, недооценивающим его, Бельфегор уже давно не испытывал.

Они просидели до восьми — конечно, безрезультатно, но программа работала, и утром Бельфегор надеялся получить какие-то интересные данные о машинах, путешествующих из Зелёных краёв на другие концы материка. Будь у него компания примерно на одного человека получше — например, более заинтересованного в деле, а не в нём самом, — он просидел бы в своём маленьком штабе до ночи, но сейчас смысла в этом не было. Бельфегор отправил Десмонда отдыхать и, стоило им с Франческой остаться наедине, тут же подвергся нападению.

— Так что будем делать вечером? — хорони пододвинулась к нему совсем близко, поставила руки на колени, и Бельфегор, склонив набок голову, посмотрел на неё с усмешкой.

— Насчёт тебя не знаю. Я, например, буду составлять благодарственное письмо.

— Кому? — Франческа часто заморгала, явно натолкнувшись на несчитываемую информацию.

— Тебе, — подмигнул ей Бельфегор. — За работу. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что выгнали тебя точно не по личным причинам.

— Кто выгнал?!

— Я.

Несколько секунд девушка смотрела на него совершенно ничего не понимающим взглядом, потом её мозг, похоже, наконец произвёл необходимые вычисления — странно, что так долго, но, возможно, ей отказали в первый раз в жизни, — и Франческа отстранилась.

— И какие же это личные причины? — холодно спросила она. — Я для вас недостаточно хороша, сэр Пикеров? Или вы предпочитаете заниматься этим со своими мускулистыми телохранителями?

— Как всё было бы тогда просто, — хмыкнул Бельфегор, сдерживая неприлично громкий смех, который грозил вот-вот вырваться: всё-таки она выглядела сейчас до невозможности забавно, этакая оскорблённая леди, пытающаяся корректно и одновременно обидно оскорбить в ответ: с сыном Мессии-то особо не разгуляешься.

— А что тогда?..

— Скажем так, ты для меня слишком хороша, — он решил побыть немного великодушным. — Я отвлекаюсь. Сейчас мне совершенно некогда. Может быть, потом, после войны, ещё пообщаемся, если захочешь.

— Я подумаю, — Франческа гордо встала и, подхватив свою сумочку откуда-то из-за моноблока, не менее гордо вышла. Бельфегор же, осознав, что должен срочно поговорить с кем-нибудь хорошо разбирающимся в девушках и достаточно дружественным ему, чтобы не язвить направо и налево, достал телефон.

Они с Адамасом уже давно нашли идеальный способ сообщения по Сети, чтобы никто не мог отследить разговора, — невероятно кривой самопальный мессенджер, от авторства которого открещивались как известные, так и знакомые лишь узким кругам разработчики. Сообщения в нём хранились ровно пять минут — поэтому можно было поднимать любые секретные темы. Сейчас Бельфегор решил совместить приятное с полезным и написал другу:

«Привет, о злейший умыкатель несчастных лабораторных сироток! Ты уже закончил гробить чужие надежды на совершенную жизнь? Я только что отшил местную королеву красоты, и мне срочно нужна чья-нибудь помощь, чтобы пережить это потрясение».

К его удивлению, Адамас ответил почти сразу.

«Надежд не осталось (зловеще ухмыляющийся смайлик) Личную жилетку готов предоставить хоть сегодня, только у тебя. Как слышно?»

Бельфегор хмыкнул: его друг впервые заговорил о том, чтобы их беседа прошла в обиталище Пикеровых, но, может, его просто вконец достала собственная сестра, которая недавно освободилась от начальственного гнёта и совершенно не знала, чем теперь заниматься. Рассудив, что пора бы и у себя принять гостей, Бельфегор написал:

«Жду через час на улице Роз, 38. Позвонишь в калитку, Унур тебя встретит».

«Договорились (подмигивающий смайлик)».

Спрятав телефон, он встал и не торопясь пошёл к двери из их маленького кабинета. Унур должен ждать у дома, даже любопытно, Иму сразу уйдёт спать или какое-то время они будут нести дозор вместе?

По приезде хаен и вправду решил ещё пару часов пободрствовать, чтобы сообщить другу-кункану все новости, и они затерялись где-то в саду, за прошедший год с начала войны ставшем больше похожим на дикий лес в миниатюре. Аспитис всегда сам занимался им, видя в том некоторую разновидность отдыха, Бельфегор же не желал и думать о секаторе. Будь его воля, вместо деревьев он разбил бы там клумбы с автоматическим поливом и заходил раз в пару месяцев — конечно, по ровным, мощённым плиткой дорожкам между этими самыми клумбами. Впрочем, сейчас запущенность сада оказалась на руку: новоиспечённые телохранители Бельфегора, кажется, решили обустроить в одном из особо заросших углов свой штаб, благо дни стояли жаркие и сухие, а находиться в доме Мессии-Дьявола им было не только неудобно, но и определённо неуютно.

Ко времени прихода Адамаса Бельфегор как раз успел спокойно поужинать — совсем близко, на соседней улице, находился небольшой ресторанчик, в который он отправил заказ ещё с работы — и педантично подобрать нужные вопросы к другу. О маршруте Дилана и компании Адамас, конечно, рассказывать не будет — да Бельфегор и не собирался этим интересоваться, — а вот о том, как они подорвали лабораторию, послушать будет интересно. А заодно и про Джея с Гербертом: лучше разбираясь в их характерах, он быстрее сообразит, куда они могли отправиться после похищения Дилана. Странно, что тот же Джей вообще на это согласился — неужели так сильно изменился за прошедшее время?

Задумавшись, Бельфегор и не заметил, как на пороге его комнаты появился Унур — отчего-то очень смущённый.

— Пришёл? — вскинул на него голову Бельфегор.

Кункан лихо провёл рукой по ёжику своих тёмно-русых, с яркой голубой полосой ото лба к затылку (спасибо, хоть в розовый не покрасился) волос — явный признак того, что он нервничал.

— Пришёл… — он запнулся и странно ухмыльнулся. — Ждёт тебя внизу. Только не удивляйся слишком громко.

Бельфегор вскинул брови, но, так и не дождавшись никаких дополнительных пояснений, кроме обнажённых в кривой, слегка безумной улыбке мелких острых зубов, отличительной черты всех кунканов и сормахов, вынужден был спуститься в гостиную.

Удивляться — а главное, громко — и вправду было чему. Посреди гостиной, рядом с замершим истуканом Иму, скрестив на груди обнажённые от плеча худые руки, стояла, зловеще улыбаясь, Миа собственной персоной. Бельфегор невольно оглянулся на вроде как сопровождавшего его Унура, но того, понятное дело, и след простыл — наверняка вылез со второго этажа на крышу, раз уж Иму в доме. Да уж, в самые жуткие моменты рассчитывать приходится только на себя.

— Дай угадаю, — Бельфегор, не показывая чуть ли не парализовавшего его ошеломления, прислонился к арке между гостиной и холлом, — ты обманом вызнала у Адамаса мой адрес и, заперев его, приехала сюда что-нибудь опять мне выговорить? Или, не дай небо, он посчитал, что успокаивать меня смысла нет, проще взбодрить?

— Ноль из двух, — ухмыльнулась Миа, осторожно отходя от Иму на шаг — и опять оказываясь рядом с ним. — Ещё варианты будут? И кстати, мы можем поговорить без твоих охранно-караульных псов?

— Мне любопытно, а о телохранителях отца ты так же отзываешься? Или, если псу больше сорока, уже страшновато?

Миа одарила Бельфегора снисходительным взглядом, и он, без усилий выдержав его, кивнул Иму на видный отсюда выход из дома. Пока за хаеном не хлопнула входная дверь, он изучал даже нешелохнувшуюся девушку — она была в бело-синей полосатой водолазке-безрукавке, плиссированной чёрной юбке и босоножках, даже накрашена — как будто на свидание собралась. Потом спросил:

— Так что ты тут делаешь? Обзавелась новыми претензиями?

— О да, — хмыкнула Миа. — Например, по поводу несчастной «королевы красоты», которую ты отшил. Бедная девочка! Разрушил все её надежды на красивую жизнь рядом с самим сыном самого Мессии-Дьявола! Что ж ты за зверь-то?

— Ты и это знаешь? Адамас тебе вслух, что ли, моё сообщение зачитывал?

— Хуже. Я его сама читала. И отвечала. А ты и не заметил. Адамас, к слову, не в курсе, что я к тебе нагрянула — и, между прочим, собираюсь надолго тут зависнуть, — но ты можешь, конечно, ему рассказать. Я не обижусь.

С этим феноменальным признанием Миа прошла к дивану и села, закидывая ногу на ногу. Недолго помучившись, что бы уточнить первым, Бельфегор тоже решил присесть — только в кресло. Он собрался с мыслями.

— Значит, диверсия, ясно. Ты пришла промыть мне мозги на тему, что угнетённые должны оставаться на свободе? Скажу сразу: не трать…

— Ты сегодня поразительно недогадливый! — Миа рассмеялась. — Наоборот. Я пришла предложить свою помощь в водворении этого угнетённого на его законное место.

— Да ладно?!

— Я думаю, ты заметил, мы с братом во многих мнениях не сходимся… И этот случай не исключение. Я понимаю его благородные юношеские порывы, но Дилана нельзя никуда отпускать. Во многом потому, что если Брутус и достанется твоему отцу в качество объекта для исследования, то только в виде хорошо помятого трупа. А я бы тоже хотела, чтобы в мире было побольше таких совершенных солдат, какими они с этим маньяком после новой инъекции стали!

Бельфегор молча смотрел на свою визави, не веря не то что собственным ушам — вообще всему существу, доступными ему средствами познающему сейчас окружающую действительность. Однако от Миа исходил такой огонь убеждённости, что его невозможно было игнорировать.

— Я, конечно, всё понимаю, — медленно проговорил Бельфегор, не отрывая от неё глаз, — но ты ведь никогда не хотела иметь со мной дела. Почему — это вопрос десятый, но теперь ты мало того, что предлагаешь свою помощь, так ещё и, кажется, собралась у меня жить?! А если я приставать начну? Памятуя ту твою очаровательную маленькую ложь…

Миа сморщила нос и пренебрежительно отмахнулась.

— Забей. Боись я тебя по-настоящему, ни за что носа сюда бы не сунула. А почему я раньше тебе не доверяла, как ты уже сказал, вопрос десятый. Разве тебе не пригодится ещё один человек в команде? А жить я тут хочу, чтобы не мелькать в вашем Управлении и постоянными хождениями туда-сюда не засветить случайно твой дом перед кем не надо. Ты ведь осознаёшь, что вы находитесь в куда большей опасности, чем мы?

— Я вообще много чего осознаю, — ухмыльнулся Бельфегор. — Например, что ты готова на что угодно, лишь бы сделать по-своему. На каком основании я должен подпускать тебя к такому серьёзному расследованию? А если ты на их стороне и собираешься незаметно ставить мне палки в колёса?

— Мне понятны твои подозрения, — Миа важно кивнула. — И вот чем я их опровергну. Адамас мне всё рассказал в подробностях, как только вернулся. Ну, новых имён и номера машины, конечно, не сообщал, но, например, я знаю, что охранница Дилана, которая вместе с ними теперь, — примерно его роста дымчатоволосая сильвисса с мальчишеской стрижкой, лет тридцати. Куда они поедут, решено не было, но мой брат предложил им порты в колонии и Тезорский район, где можно выбрать себе мирную сельскую жизнь. Ко всему прочему, они не будут связываться, пока не подъедут к какому-нибудь порту — если, конечно, вообще поедут именно туда. Но, если выберут порт, ГШР на совсем уж верхах пообещал снять ваше эмдэшное оцепление — коли оно будет, опять же. Ну, что? Я сдала тебе собственного брата с потрохами! Ты всё ещё мне не доверяешь?

— Неужели ты и правда способна вот так бессовестно пойти против Адамаса? — покачал головой Бельфегор, и ему опять адресовали снисходительный взгляд.

— Ты идеалист — держите четверо. Адамас же пошёл против тебя, и не думаю, что его так уж мучит совесть. А ты выступил против своего драгоценного, мёдом и благовониями намазанного отца — раз уж дал Адамасу координаты этой несчастной лаборатории. Влёт причём. Чем я хуже-то? Каждый борется за свои убеждения, разве нет?

Несколько секунд Бельфегор взвешивал все «за» и «против», потом, решившись, поинтересовался:

— То есть ты готова сидеть здесь весь день одна, а потом думать вместе со мной до ночи, как я вернусь? Никому лучше не знать о твоей… помощи. Десмонд, например, точно меня неправильно поймёт.

— Опять шпионит? Конечно, готова. Найду чем заняться, а потом одолжу тебе свою свежую голову. Так по рукам? Выделишь мне комнату? Тогда я за вещами, в прихожей оставила!

— Давай помогу, — тяжело вздохнул Бельфегор и поднялся первым. Сегодня был просто невероятный день, и он чувствовал, что голова его вот-вот расколется пополам.

Когда сумка Миа была поставлена в гостевой комнате на втором этаже, а сама хорони наконец избавилась от босоножек, Бельфегор собрался было уходить к себе, чтобы переговорить с охраной и после заняться подбором нового программиста, но Миа явно не хотела отпускать его так просто.

— Так что там была за история с «королевой красоты»? — как будто между прочим спросила она, сидя на накрытой пледом кровати и болтая обнажёнными ногами. Бельфегор пожал плечами.

— Отец отрядил мне программистку, которая выглядела так, словно только что пришла с показа мод. И определённо имела на меня виды. Не знаю, сам он додумался или это она решила не упускать, как ты сказала, шанса на красивую жизнь…

— И чем же она тебе так не понравилась?

— Знаешь, сколько таких, как она, вокруг меня в студенческие годы крутилось? Да хоть три тысячи раз талантливые и именитые. Если мой отец женился по расчёту, это не значит, что я хочу так же. И уж тем более не хочу быть с девушкой, которая собой торгует, как на рынке.

— То есть ты остался без программистки. Будешь кандидата на пост уже без отца подбирать?

— А то как же. Прямо сейчас и займусь. А ты отдыхай, сегодня особо думать не над чем, мы только начали искать.

Стараясь не оглядываться, Бельфегор вышел из её комнаты и сразу позвонил Унуру. Тот в ответ на его просьбу не сообщать никому о визите и последующем присутствии Миа в этом доме отреагировал одновременно и подначкой, и неодобрением, но тем не менее заверил командира, что будет нем как рыба. Кажется, в отношении этой непредсказуемой девчонки все видели его насквозь, спасибо, хоть не выступали против, — жаль, её нельзя было так же просветить на предмет всех тайных мыслей и желаний. Потому что Бельфегор всё ещё совершенно не был уверен, что поступил правильно, позволив ей участвовать в поисках.

Закончив разговор с Унуром, хорон прошёл в комнату к себе и сел за личный компьютер, открывая базу программистов-аналитиков. Напротив каждой фотографии по шкале от одной до трёх красно-чёрных звёзд обозначалось доверие руководства к агенту — к некоторым эпизодам за полгода слежки за Марком Бельфегор и сам приложил руку, так что рейтинг был актуальный. Установив фильтр на три звезды, хорон начал медленно прокручивать фотографии, размышляя, кого можно взять в команду на место Франчески.

— А вот эту я знаю, — раздалось вдруг у него за плечом, и Бельфегор вздрогнул, оборачиваясь. Миа, оказывается, чуть ли не дышала ему в ухо — наклонившись к экрану, она тоже смотрела фотографии, в одну из которых после его резкого движения ткнула пальцем.

— Кит про неё рассказывал. Она с какой-то глухой деревни приехала, прежде выиграв все олимпиады и конкурсы по округу. Они очень хотели забрать её себе, но она решила, что пойдёт в ту организацию, Академия которой первой попадётся по пути, как она отправится гулять по столице. Чуть-чуть разведка опоздала, а ей первой попалась Академия МД, Кит там кому-то чуть голову не отгрыз. Не хочешь её взять?

Бельфегор с трудом оторвал взгляд от её лица и перевёл его на фотографию только что разрекламированной программистки. Ей оказалась студентка второго курса Академии, кункана Янлин Книали — в досье значилось, что оба года обучения она закончила без единой оценки ниже наивысшей. Выглядела она при этом как девочка с соседнего двора — простое, хотя и хорошенькое круглое личико с почти не выступающим носом, лёгкая улыбка, длинные волосы в хвосте, ни украшений, ни макияжа. «Унур будет счастлив», — мельком подумал Бельфегор.

— Да почему бы и нет, — вслух сказал он Миа. — Вряд ли поиски затянутся больше чем на месяц. К сентябрю как раз успеет ещё прославиться.

— Рада, что помогла, — усмехнулась Миа. — Не скучай тут!

Проследив, как она скрывается за порогом, Бельфегор мотнул головой, вытряхивая все ненужные сейчас мысли, и сел писать прошение о присоединении Янлин к его группе. А заодно и благодарственное письмо по поводу Франчески, как и обещал.

Высадив Адамаса в ближайшем же городе с железнодорожной станцией, откуда он собирался добраться электричками до одного из южных аэропортов Зелёных краёв, а там уже сесть на самолёт до Канари, Джей направил машину дальше — пока на восток, чтобы через несколько часов осесть в каком-нибудь придорожном мотеле, где не будут сильно придираться к их именам и фамилиям, и наконец хоть немного отоспаться. А потом уже решать, что делать и куда ехать по-настоящему.

Он чувствовал себя странно: вроде ещё сутки назад в поте лица трудился официантом в обычной сетевой кафешке, благополучно выкинув из головы и Генштаб, и свой проступок, и почти все воспоминания чуть ли не о полной собственной жизни (с трудом, но ему правда это удалось), а теперь участвует в преступлении, уводя из-под носа самого Аспитиса Пикерова его, в принципе, законную добычу. Нет, конечно, он и в самом деле думал об этом не раз, где-то в промежутках между опостылевшей ему с первого же дня работой и тяжёлым сном, но всё же подобное относилось скорее к разряду фантазий. Даже всё ранее произошедшее давно казалось Джею выдумкой — он предпочитал думать о ГШР именно так, чтобы не мучиться угрызениями совести. Если бы не Герберт, зачем-то регулярно посещавший его и постоянно напоминавший о том, что стоило бы забыть раз и навсегда, он, пожалуй, и с Адамасом разговаривать не стал бы. Пусть без него вляпывается в очередное странное приключение.

Да, если бы только не Герберт. Джей ни тогда ни сейчас не понимал его: в конце концов, они не так уж много общались, чтобы этот мальчишка стал тратить на него своё время и нервы. Может, это была такая завуалированная месть, например за смерть Стаса? Он ведь тогда сказал ему: «Не можешь помочь, так хоть не мешай», — сказал со скрытым упрёком, наверное, и правда, как и Адамас, полагал, что Джей вмешается, остановит его помешанного на убийстве кузена, пока он всех не угробил. А Джей не вмешался, и Стас погиб. Вместе с Ове. И Герберт решил не дать ему об этом забыть.

От него, конечно, можно было ожидать чего угодно — Джей пока не разгадал эрбиса даже наполовину, — но такое предположение было всё же чересчур. Герберт во время их недолгих посиделок признавался, что винит в том числе и себя в том, что случилось в лаборатории. Он не очень-то распространялся, о чём они беседовали со Стасом и Диланом весь тот месяц, что он жил с ними вместо учебной базы, однако у Джея сложилось чёткое впечатление, что эрбис пытался отговорить своего кузена от их безумной затеи. А не сумев, вернулся в лагерь. И потом продолжал поддерживать связь с человеком, так же измазавшимся во всём этом по уши. Почему он тоже не постарался обо всём забыть? Из-за Дилана?

Теперь, задним числом, Джей старался понять, зачем каждый из них согласился на эту авантюру, и заодно определить правильное место для всех членов команды. Ему не нравилось почти ничего из ныне происходящего, хотя он и не подавал виду: этих людей он слишком мало знает, попробуй верно предугадай их реакцию! По мнению Джея, всё вышло уж слишком просто: никто так и не попытался помешать им вывезти Дилана, его личная охранница, вообще-то, как раз ответственная за то, чтобы он сидел в застенках лаборатории, почему-то отправилась с ними — что, например, в таком случае мешало ей организовать его побег раньше?

И почему, чёрт возьми, все постоянно молчат?!

По пути Джей то и дело оглядывался на заднее сиденье, косил на устроившегося на переднем Герберта — как будто сговорившись, все трое его пассажиров умиротворённо следили за дорогой, совершенно не интересуясь, когда именно Джей собирается останавливаться и нет ли у кого сногсшибательных идей по поводу завтрака или куда бы Дилану вместе с Дамелой податься. То есть вообще не перекидывались и словом. Он так мог бы завезти их прямо в гэшээровские галереи, никто бы и не заметил.

Но пока все свои вопросы и недовольства Джей решил оставить до первого полновесного привала. Поэтому они спокойно, как три разных мира, просуществовали в одной машине ещё четыре часа после Адамаса и объединились, лишь когда хорон наконец остановил машину в пригороде небольшого городка примерно посередине между двумя самыми крупными озёрами курортной полосы: в тех толпах отдыхающих, что сейчас наводняли Зелёные края, затеряться было легче лёгкого.

В нескольких шагах от места остановки утопал в буйно цветущих садах небольшой мотель, но прежде, чем заезжать на парковку, Джей пошёл узнать насчёт свободных мест: вывеска у них почему-то не работала. Остался как раз один двухкомнатный номер на четверых; вернувшись в машину, хорон отогнал её на стоянку и пригласил всех идти регистрироваться.

— И на сколько мы тут? — полюбопытствовал выпавший из прострации Герберт. Джей, стараясь не раздражаться, пожал плечами.

— Отдохнём, поспим, решим, куда ехать, и двинемся дальше. Ты вообще, что ли, ни о чём не думаешь?

— Зачем, когда есть ты? — нахально хмыкнул эрбис и первым выскочил из машины. Следом пошли Дилан, успевший за время их путешествия переодеться в оставленную Адамасом обычную одежду (Джей так и не спросил, у кого он её взял, если все в их семье немного, но уступали сильвису в росте), и Дамела, спрятавшая пистолет в кобуру под курткой. Призвав себя не реагировать более ни на какие подначки, Джей вышел последним и, отводя душу, громко хлопнул дверью.

Заселившись в номер, они отправились на завтрак в располагавшееся здесь же бистро, так же молча и по отдельности в общей компании поели, вернулись, и наконец Джей решился призвать своих новообретённых «товарищей» к порядку.

— Предлагаю прежде обсудить некоторые важные вопросы, а потом уже идти спать, — заявил он, когда Дилан и Дамела сели на сдвинутые кровати в одну из комнат, а Герберт рассеянно рассматривал в этой же комнате занавески.

— Мы тебя внимательно слушаем, — тут же повернулся он к Джею, и того неприятно резануло это «мы».

— Конкретно к тебе вопросов нет, — бросил он Герберту, сверля взглядом Дилана, скрестившего ноги и неподвижно смотрящего на собственные колени. — Дилан, ты с нами вообще? Ты решил уже, куда нам ехать?

Сильвис мотнул белой головой, даже не оборачиваясь. Джей прислонился к косяку, намеренно не замечая, каким острым неожиданно стал взгляд Герберта, который он от Джея перевёл на Дилана.

— Серьёзно, что ли? Сколько тебе дать времени на обдумывание?

— Нисколько, — Дилан ухмыльнулся, поднимая на хорона розовые глаза. — Я не хочу это решать, понятно? Везите куда хотите, мне без разницы. Где выкинете, там и буду жить.

— Это шутка такая? — Джей требовательно глянул на Дамелу, но та лишь пожала плечами. — Мы зачем тебя спасали? Ты вроде радовался — это обман был? На самом деле ты и там с удовольствием бы остался?

Дилан отрицательно двинул подбородком.

— Нет, там нет. Это очень удачно, что моя альмега отключилась. Не надо, чтобы таких, как я, стало больше. Я и до Адамаса пытался это донести, но как спорить со слепым мальчишкой, который вряд ли вышел бы из лаборатории без меня? Теперь мне всё равно. Вам карт-бланш.

— Я не понимаю, — злость с Джея схлынула, и он ощутил обессиливающую беспомощность. — Ты старше меня на семь лет. И ты не знаешь до сих пор, как хочешь жизнь прожить? Неужели не… не мечтал ни о чём никогда, ни к чему не стремился?

— Когда это было? — отмахнулся Дилан. — Я в том дурдоме с восемнадцати был. Некогда было мечтать, всё время уходило на то, как так избежать и смерти, и гнева Брутуса одновременно. Взаимоисключающие вещи, понимаешь? Я уже и не надеялся, что выживу. Решайте сами, моя жизнь теперь принадлежит вам, а не мне.

Джей задохнулся, непроизвольно сжал кулаки, но не сумел подобрать правильных слов сразу. Его промедлением воспользовался Герберт — с хищным выражением лица, с сощуренными глазами он подступил к Дилану, ухмыляясь.

— А ты неплохо устроился. За тебя же всю жизнь кто-то решает! Удобно, не правда ли: вы там разбирайтесь, хоть убейтесь, мне только заранее сообщить не забудьте!

— Убиваться, между прочим, я пошёл с той же безоговорочностью, что твой покойный кузен, — бросил Дилан.

— Ну а как же! А мог бы и отговорить! Впрочем, о чём это я. Тебе же плевать не только на всё, но и на всех, правда, Дилан? Пусть остальные несут ответственность, я рядом постою, слишком белый, как бы не запачкаться!

Джей моргнул, не веря своим глазам: он и не подозревал, что ершистый, но всегда казавшийся ему относительно спокойным Герберт способен на подобные взрывы. Да ещё и к другу. Злоба шла от него волнами, и тоже ощутивший её Дилан медленно поднялся, начиная играть желваками.

— Ты поехал с нами, чтобы читать мне мораль? — холодно, но со скрытой угрозой спросил он. Герберт усмехнулся.

— Нет, я всего лишь надеялся, что, как только мой, как ты выразился покойный, кузен перестал давить на тебя, ты обрёл собственное мнение насчёт мира. Зря, я уже понял. Ты просто и правда слабак. Даже удивительно, что Ове так защищал тебя! Или вы два сапога пара?

— Про Ове лучше вообще молчи!

— А что такого? Знаешь, если бы он тоже предпочёл что-то сделать вместо того, чтобы молча терпеть, ничего ни с кем не случилось бы!

— Я бы посмотрел, как бы ты действовал на его месте, Герберт.

— Не вышло бы, я бы подставил или, чего проще, убил Брутуса ещё в детстве. Или… просто отдал бы ему тебя, — Герберт в кривой улыбке провёл языком по верхним клыкам. — Глядишь, живо решать бы научился…

В этот момент Джей понял, что пора вмешаться, но не успел: в точности согласно рассказам Стаса Дилан вмиг побелел и тут же ударил. Герберт, уклонившись, без зазрения совести ответил — и сильвис повалился на кровать рядом с вовремя отодвинувшейся, но ничуть не изменившейся в лице Дамелой. Герберт брезгливо отряхнул руку.

— Ты не забывай, чей я родственник, — промораживающим до костей тоном сказал он. — Только, в отличие от Стаса, меня с тобой никакие обязательства не связывают. Я ответственен лишь перед собой. И с тобой церемониться не собираюсь. Как тут недавно верно заметил Джей, ты старше нас с ним, меня так чуть ли не в два раза. А ведёшь себя как пацан. Как Кристиан, будь он неладен. Пора научиться отвечать за себя.

— Я что-то не пойму, — Дилан ощупал челюсть, — тебе-то что до меня, раз ты так рассуждаешь? Решил из себя великого спасителя построить, а я, такой плохой, мешаю? Не становись на пути миссии всей моей жизни — так, что ли?

— Считай, что так, — ухмыльнулся эрбис. — Тебе же всё равно. Для твоего же спокойствия будет проще следовать моим советам.

— О, ну конечно, это очень отличается от методики общения со мной твоего кузена. Ладно, я понял. Раз всем так неймётся, я решил — слушайте. Едем в Сан-Тезоро, а там посадите меня на корабль до Декка. Вопросы?

— Самый дальний выбрал — чтобы максимально нам нервы подпортить по дороге?

— Нет, назвал первый попавшийся, я уже говорил, что мне без разницы, где начинать «новую жизнь», — всё так же лёжа Дилан сделал воздушные кавычки. Потом повернул лицо к Джею: — Ты не против?

Потерявший дар речи хорон только отрицательно мотнул головой, и сильвис удовлетворённо улыбнулся.

— Вот и хорошо. А теперь попрошу лишних освободить помещение, спать пора. И дверь за собой закройте.

Джей отступил в крохотный коридорчик с тремя дверными проёмами, всё пытаясь понять, что он только что увидел и как это правильно интерпретировать. Пренебрежительно фыркнувший Герберт тоже вышел, напоследок закрыв хлипкую дверь и мимо хорона прошествовал в их комнату — кровати в ней, в отличие от соседней, стояли по отдельности. Опустился на левую, доставая телефон, и Джей поспешно сел рядом.

— Зачем ты так с ним? — как можно тише спросил он. Герберт равнодушно пожал плечами, запуская на смартфоне не требующую активной мозговой деятельности игрушку.

— А что, на цыпочках вокруг Его Высочества ходить? Ты разве хочешь? Тебя, кажется, самого выбесило его «мне всё равно», я твоё лицо видел — так и не научился сдерживаться. Теперь он три раза подумает, прежде чем выпендриваться.

— Но… — Джей запнулся, пытаясь всё осмыслить. — Нельзя же так. Я, конечно, надеялся, что ты с ним сможешь так поговорить, что он изменит своё отношение к жизни, но…

— А, так вот зачем ты меня позвал, — усмехнулся Герберт, продолжая гонять по экрану шарики и, кажется, даже не следя за ними. — Ну, я поговорил. Что ж ты недоволен?

— Ты вынуждаешь действовать его либо назло, либо из страха. Дилан прав — как и все до тебя. Как видишь, на пользу ему это не пошло. Зачем тогда…

— Джей, знаешь, ты вот ну ни разу не эксперт в этом вопросе, поэтому твои увещевания мне до лампочки. Я в курсе, что ты что-то там на психолога учил, да и лекции были неплохие, но по части индивидуального подхода ты явно профан. Сам в себе не можешь разобраться. Взял меня — значит, я буду разбираться.

— А у тебя тоже сертификат есть? — неожиданно для себя разозлился Джей. Герберт цокнул.

— Чего нет, того нет. Но в людях я неплохо шарю. Опыт богатый.

— Чего? Провокаций?!

— Именно. С раннего детства этим занимаюсь. Ну, точнее, с того момента, как Стас с Игнатом уехали на Север и пропали. Мне без них грустно было, а все люди вокруг какие-то странные, я и начал их исследовать, чтобы попытаться понять, куда мои кузены могли деться. Да и их я не очень-то понимал. Поскольку делиться сокровенными мыслями даже родители не собирались — а у них ух что тогда творилось, — приходилось всех на эти откровения провоцировать…

— А что… что было у твоих родителей?

— Тебе правда интересно? — Герберт мельком глянул на Джея и, удовлетворившись выражением его лица, начал рассказывать: — В общем-то, ничего такого уж прям из ряда вон выходящего. По отцу пропажа Стаса и Игната ударила особенно сильно: он всё-таки спас их когда-то, очень хотел им жизнь нормальную дать, а тут опять. Запил, короче. По ночам, правда, — днём пропадал на работе. Придёт в полночь и сядет пить, потом спать до полудня и снова на работу. Мама с ним, само собой, разругалась. Я пытался поговорить с обоими — но кто б меня слушал. В итоге просто стал к ним липнуть. Днём к маме, по ночам к папе. Чтоб им не так одиноко было. Не спал почти, школу прогуливал. Потом однажды мама ночью пришла к отцу все накопившиеся претензии высказать, а там я. Так она узнала, что я не сплю. А я им, в свою очередь, всё высказал. Они как-то резко помирились и решили жить дальше. Иногда людей на грань надо поставить, чтобы они хоть что-то поняли. Но я бы забил, наверное, на вот это поведение по отношению к окружающим, когда тебе плевать на их чувства, главное — реакция, я это у Адамаса начал видеть, и меня оно бесило. Однако потом я случайно оказался в северной лаборатории вместе с отцом, когда на неё внезапно напала вся эта «особенная» компания. И ничего не понял. Опять.

— Это когда они и дядю своего не тронули, и в то же время возвращаться не захотели? — припомнил Джей.

— Ну да. Я идеалист, понимаешь. По мне так, если ты враг, ты всем враг, а не выборочно. Что за брожение дрожжей? Вот уж одолжение сделали, спасибо. И я с удвоенной силой принялся ставить над людьми опыты. Я знал, что рано или поздно пойду искать кузенов и уговаривать отказаться от другой стороны. Надо было понять их психологию, чтобы правильные слова подобрать. Через какое-то время в лицее меня боялись все, кроме Эдмона Страхова. Родственная душа, только он на родном брате навыки доведения до белого каления отрабатывал. Он же будущий дипломат, ему полезно. Так что, Джей, мне много типажей перевстречалось, и Дилана я тоже успел раскусить за тот недолгий месяц. Было бы, правда, что…

— Ты всё равно к нему слишком суров, — покачал головой Джей.

— Я повторюсь: иногда лучше всего учишься плавать посередине озера, а не у берега. Что ты вообще хочешь от человека, который в восемнадцать, заметь, лет позволил в критической ситуации запереть себя в подвале, вместо того чтобы сражаться? Он, наверное, и не возражал — зачем бороться с собственными страхами, когда потакать им куда проще? — Герберт презрительно хмыкнул. — Его и Брутус на том же поймал. И вот что прикажете, до старости дать ему так жить? Когда можно изменить хоть что-то? Ситуация стрессовая, времени много…

— Ты это из профессионального интереса или из человеколюбия? — Джей невольно улыбнулся.

— Я это из чувства справедливости. Ове отдал за него жизнь, Адамас глаза, а он ещё и выкаблучивается. «Мне всё равно», видите ли! Ну так сидел бы дальше в камере, типа, ребят, стену за собой закройте, дует. Желательно с той стороны.

— Ладно, хорошо. А мне-то что с вами двумя делать? Растаскивать каждый раз, как мнения совпадать не будут?

— Не думаю, что подобное столкновение повторится, — Герберт одним движением выключил телефон прямо посередине игры и зевнул. — Дилан не дурак, в конце концов. А за его самостоятельность будем вместе бороться, ты тоже отлично читаешь нотации, если знаешь о чём.

— Слушай, а ко мне ты почему приходил в кафе? Без нотаций, кстати. Тоже из чувства справедливости?

— Это какого же? Просто не хотел, чтобы ты совсем утонул в своём болоте, чего непонятного? Из ГШР ты, конечно, зря ушёл, но в чём-то я тебя понимаю. Сам себе назначил наказание, ладно, кто я, чтоб мешать? Но, надеюсь, в ходе нашего похода ты передумаешь.

Джей не сдержал горькой усмешки. Герберт хлопнул его по плечу, кивнул на противоположную кровать, и хорон смиренно ушёл туда, всё ещё удивлённый — и, несмотря на все прозвучавшие объяснения, ничего не понимающий.