Идеальный мир для Химеролога 2

Глава 15

Вечером, когда я сидел в кабинете и пытался систематизировать полученные за день атрибуты, в дверь постучала Валерия.

— Вик, мне кажется, что тебе пора встряхнуться, — сказала она таким тоном, будто объявляла о начале войны. — Готов?

Я оторвал взгляд от банки, в которой плавал идеально препарированный глаз летающей твари.

— Готов. Но ты уверена, что это надо?

— Точно надо, — кивнула она. — Это поможет развитию нашей клиники. И тебе развеяться не помешает. А то ты скоро со своими банками разговаривать начнёшь.

Я хотел было возразить, что я и так с ними разговариваю — мысленно, конечно, — но промолчал.

Так мы оказались на ежегодной выставке-аукционе таксидермистов.

Как оказалось, многие химерологи, особенно те, кто не гнушался грязной работы, подрабатывали этим ремеслом. Это был способ не только избавиться от «производственных отходов», но и неплохо заработать, превратив останки неудачных экспериментов или диких тварей в предметы искусства.

Мероприятие проходило в старинном особняке в центре города. Мраморные полы, хрустальные люстры и тяжёлые бархатные портьеры создавали атмосферу готического бала.

По залу, уставленному постаментами с чучелами, вальяжно прогуливалась разношёрстная публика. Здесь были и напыщенные аристократы в бархатных камзолах, с моноклями разглядывающие очередного монстра, и хмурые типы в кожаных плащах, похожие на охотников за головами, и, конечно же, сами химерологи — цвет местного ремесла, от юных дарований до седовласых мастеров.

Я шёл между рядами, и мой внутренний перфекционист страдал. Работа большинства «мастеров» была откровенной халтурой.

Вот чучело грифона, расправившее крылья в героической позе. Я подошёл ближе.

Табличка гласила: «Грифон горный, самец. Пойман экспедицией графа Нечаева в предгорьях Северного Хребта».

— Неправильное крепление крыльев к лопаткам, — заметил я. — При первом же взмахе он бы сломал себе позвоночник. И оперение… Перья вклеены под неверным углом. Аэродинамика нулевая. Он бы летал, как кирпич.

Валерия, шедшая рядом, с удивлением посмотрела на меня.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Это не грифон, а пародия.

Мы прошли дальше. На высоком постаменте красовалось чучело василиска — гибрида ящерицы и петуха.

— А тут что не так? — с интересом спросила Валерия.

— Всё, — вздохнул я. — Начиная от того, что у него петушиный гребень сделан из крашеного папье-маше, и заканчивая тем, что создатель даже не потрудился вставить ему ядовитые железы. Это не василиск. Это просто большая курица с хвостом ящерицы. Им даже напугать никого не получится.

Я чувствовал себя так, будто попал в кунсткамеру, где каждый экспонат — это оскорбление моего искусства.

— Ой, смотри, какой милый! — Валерия потянула меня за рукав к небольшому стенду, где на розовом бархате сидело нечто, призванное быть очаровательным.

Это был гибрид котёнка с утёнком. Пушистое тельце, большие стеклянные глаза и неуклюже приклеенные к лопаткам птичьи крылья. Табличка гласила: «Херувимчик „Пушок“. Радость вашего дома».

— Милый? — переспросил я. — Лера, у него крылья приделаны на столярный клей. Я даже потёки вижу. А грудная клетка не выдержит и одного взмаха. Он бы просто сломался пополам при попытке взлететь. Это анатомический нонсенс.

— Ну и что? Зато он трогательный, — возразила она.

Мастер этого «шедевра», стоявший рядом, услышал мой комментарий и самодовольно ухмыльнулся.

— Молодой человек, вы не понимаете сути искусства! Это не про анатомию, это про эмоции! Вот, смотрите!

Он нажал на потайную кнопку в основании подставки. Из стеклянных глаз «Херувимчика» медленно потекли две маслянистые капли, а изнутри раздался жалобный писк, записанный на дешёвый фонограф.

— Он плачет, — с благоговением прошептала какая-то дама рядом.

— Глицерином, — безжалостно констатировал я. — И пищит, как резиновая игрушка для собак. Пойдём отсюда, у меня сейчас у самого кровь из глаз пойдёт.

Рядом, под стеклянным колпаком, переливался всеми цветами радуги «Музыкальный Слизень». Его студенистое тело было сохранено в первозданном виде, и казалось, что если прислушаться, можно услышать его тихую меланхоличную песню.

Один из посетителей, полный аристократ в бархатном камзоле, долго цокал языком, восхищаясь работой, а потом сокрушённо вздохнул:

— Жаль, что не поёт. А то бы я его в спальню поставил. Успокаивает.

Но больше всего меня позабавил один стенд в самом центре зала. На нём, в нелепой, вычурной позе, застыл скелет какого-то ящера. Кости были отполированы до блеска, но собраны абсолютно неправильно. Позвоночник изгибался под неестественным углом, рёбра торчали в разные стороны, а череп был приделан задом наперёд.

«Инсталляция „Диссонанс Бытия“. Автор — магистр Феофан», — гласила табличка.

Рядом с ней стоял сам магистр — худой и нервный тип с бегающими глазками. Он доказывал какой-то даме в мехах, что это «новое слово в искусстве, метафора хрупкости жизни и экзистенциального ужаса».

«Идиот, — мысленно вынес я вердикт. — Он даже не знает, что тазовая кость у этого вида срастается с крестцовыми позвонками только к пятому году жизни. А тут она присобачена на проволоку. „Диссонанс Бытия“, как же… Просто „Диссонанс Знаний“».

Валерия потянула меня за рукав.

— Вик, пойдём, не заводись.

Но было поздно. Я уже поймал самодовольный взгляд магистра Феофана, который как раз закончил вешать лапшу на уши своей спутнице в мехах.

— Прошу прощения, магистр, — сказал я достаточно громко, чтобы привлечь внимание окружающих. — У меня вопрос по вашей инсталляции.

Феофан повернулся ко мне, его бегающие глазки недовольно сощурились.

— Слушаю вас, коллега, — процедил он, подчёркивая последнее слово с ноткой сарказма.

— Скажите, а ваш «Диссонанс Бытия» — это метафора того, как существо с тазовой костью, примотанной к грудному отделу позвоночника, пыталось бы… ходить? Или, может, это аллюзия на то, что череп, надетый задом наперёд, символизирует взгляд в прошлое, а не в будущее?

Вокруг нас образовалось небольшое кольцо из любопытных. Дама в мехах удивлённо захлопала ресницами. Лицо Феофана пошло красными пятнами.

— Вы ничего не понимаете в высоком искусстве! — зашипел он. — Это концептуальный подход! Я так вижу!

— Я тоже вижу, — невозмутимо ответил я. — Вижу вопиющую анатомическую безграмотность, завёрнутую в пафосную чушь. Уверен, если бы это несчастное животное было живо, оно испытало бы куда больший экзистенциальный ужас, чем тот, что вы пытаетесь изобразить.

Раздались сдавленные смешки. Феофан открыл рот, чтобы ответить, но лишь издал звук, похожий на кваканье. Валерия, схватив меня за локоть мёртвой хваткой, потащила прочь.

— Я же просила, не заводись! — прошипела она мне на ухо. — Ты нажил себе врага.

— Не врага, а посмешище, — поправил я, с удовольствием отметив, как магистр Феофан провожает нас полным ненависти взглядом.

Но были и интересные экземпляры. В отдельном зале, за бархатными канатами, выставлялись работы настоящих мастеров. Там я увидел идеально выполненное чучело мантикоры, чей скорпионий хвост был изогнут в смертоносном замахе, и даже скелет небольшого дракона, собранный с ювелирной точностью.

Правда, и здесь мой намётанный глаз находил изъяны. В суставах драконьего скелета я заметил следы клея. Дилетантство. Настоящий мастер соединяет кости на микроскопических штифтах, чтобы сохранить подвижность.

Наконец, начался аукцион.

Я выставил на торги несколько своих работ. Ничего особенного — пара черепов редких грызунов, идеально очищенных моими муравьями, и несколько заспиртованных органов, которые я забраковал для своей лаборатории. Их быстро раскупили по неплохой цене.

А затем вынесли мой главный козырь.

Под стеклянным колпаком, на чёрной бархатной подставке, стоял полный скелет того самого инсектоида-вожака, которого Рядовая так эффектно прикончила на складе.

По залу прокатился восхищённый гул.

Работа была безупречной. Я не просто собрал его, а восстановил каждую косточку, каждую хитиновую пластинку. Скелет был белоснежным, без единого пятнышка или трещины. Все сочленения были подвижны, и он застыл в динамичной позе — в середине прыжка, с расправленными серповидными лезвиями передних конечностей.

Для оценки на сцену поднялся старый, всеми уважаемый эксперт-оценщик. Он долго ходил вокруг скелета, рассматривая его через специальную лупу с магическими линзами.

— Невероятно! — наконец вынес он вердикт. — Господа, я занимаюсь этим ремеслом шестьдесят лет. Но такой чистоты работы я не видел никогда. Посмотрите на эти сочленения! Идеальная подгонка. А сама кость… она была очищена без единого механического повреждения! Ни скальпеля, ни скребка. Это… это какая-то магия. Или совершенно новая, неизвестная мне технология. Автор этой работы — гений. Десять из десяти! Шедевр!

Я скромно улыбнулся. Конечно, шедевр. Мои муравьи-утилизаторы поработали на славу. Они обглодали этот скелет так чисто, что ни один скальпель не смог бы сравниться с их крошечными, но острыми жвалами.

Аукционист ударил молотком.

— Начальная цена — сто рублей!

Тут же взметнулись две руки. Одна принадлежала грузному купцу с лицом, красным от выпитого вина. Вторая — тощему аристократу в лиловом камзоле, который смотрел на скелет с видом ценителя.

— Пятьсот! — крикнул купец. — Он будет идеально смотреться над камином в моей охотничьей зале!

— Тысяча! — тут же перебил аристократ. — Такая грация не для того, чтобы коптиться над огнём! Он станет центральным украшением оранжереи моей супруги. Она обожает готическую эстетику.

— Две! Мои гости обзавидуются!

— Четыре! Моя жена будет в восторге!

— Восемь! Да я из него вешалку для шляп сделаю! — в сердцах рявкнул купец.

— Десять! А я прикажу инкрустировать его череп бриллиантами и буду пить из него шампанское! — не остался в долгу аристократ.

Зал загудел. Валерия рядом со мной прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться. Я же просто наблюдал за этим цирком с интересом. Мне было абсолютно всё равно, будут ли на моём шедевре сушить шляпы или использовать его как бокал. Главное — цена.

Торги были яростными. В итоге скелет ушёл за баснословную сумму какому-то коллекционеру, пожелавшему остаться неизвестным.

Мы вышли из особняка, и ночной воздух показался особенно свежим после душной атмосферы аукциона. В кармане приятно оттягивала тяжесть увесистая пачка купюр.

— Ну что, я же говорила, — с довольной улыбкой сказала Валерия. — Отличный вечер. И для бизнеса, и для репутации.

— Пожалуй, — согласился я, чувствуя приятное удовлетворение. — Неплохо провели время.

Мы шли по ночной улице, обсуждая, на что потратим внезапно свалившееся на нас богатство. Ремонт, новое оборудование, расширение…

Настроение было приподнятым.

Но когда мы подошли к клинике, вся радость мгновенно улетучилась.

Входная дверь была распахнута настежь, а замок на ней сломан — висячий механизм вырван с мясом, словно кто-то просто сорвал его ломом, не утруждаясь ключами или отмычками.

Я молча шагнул внутрь. Приёмная была разгромлена. Перевёрнутая мебель, осколки стекла на полу, разбросанные бумаги… И кровь. На полу в лужах крови лежало несколько тел.

— Понятно, — мрачно сказал я, оглядывая следы бойни. — Сдали.

Бледная, как полотно, Валерия стояла за моей спиной, прижав ладони ко рту.

— За что?.. — прошептала она.

— Как за что? — ответил я, перешагивая через труп в чёрном комбинезоне. — Ты же сама говорила, что нам нужно развитие. А это — последствия развития бизнеса. Мы были на выезде у аристократов. Вмешались в чужие дела. Вот нас и решили проверить. Или наказать.

Мы осторожно прошли в дальнее помещение, откуда доносилось тихое, жалобное скуление.

Здесь, в коридоре, лежало ещё несколько трупов. Все в одинаковой чёрной униформе. Судя по ранениям, их не просто убили. Их разорвали на части.

Посреди этого кровавого месива, прислонившись к стене, сидел Псих. Его шерсть была спутана и залита кровью — и своей, и чужой. Он тяжело дышал и вылизывал глубокую рану на боку.

Увидев Валерию, он заскулил, как маленький щенок, поджал хвост и пополз к ней на брюхе, оставляя за собой кровавый след.

Она тут же бросилась к нему, упала на колени и обняла, не обращая внимания на кровь и грязь.

— Псих, мой хороший… Ты ранен… — шептала она, осматривая его раны. — Виктор, у меня вопрос. А они точно все пришли, чтобы наказать нас? Что-то не очень похоже.

Она кивнула на тела.

— Да хрен его знает, — ответил я, осматривая поле боя.

Вдалеке завыли полицейские сирены.

— Ой, кажется, это к нам… — прошептала Валерия дрожащим голосом. — Ну всё, теперь нас посадят. Ты — химеролог без лицензии с десятком трупов, которые могут принадлежать влиятельным людям. Нам конец.

— Ерунда, — отмахнулся я. — Не переживай. Иди запри дверь изнутри на засов. Дай мне десять минут, я со всем разберусь.

За оцеплением у клиники «Добрый Доктор»

Командир отряда специального назначения «ГРОМ» с позывным «Медведь» сплюнул на мокрый асфальт. Как назло набежала туча, и теперь холодный дождь барабанил по его шлему, стекая по визору и искажая огни полицейских машин.

— Повтори, — прорычал он в рацию, хотя прекрасно расслышал приказ с первого раза.

— Командир, приказ подтверждён, — раздался в наушнике голос диспетчера. — Объект классифицирован как зона повышенной опасности. Информация о массовом убийстве, предположительно с применением химер. Приказ с самого верха: при обнаружении тел — работать на поражение. По всему, что движется. Повторяю: по всему. Без разбора.

Медведь выругался.

«Без разбора» — это означало, что им дали лицензию на отстрел. Мужчины, женщины, животные — неважно. Если внутри кто-то остался, он уже не жилец. Такие приказы отдавали только в самых крайних случаях, когда ситуация выходила из-под контроля настолько, что проще было сжечь всё дотла, чем разбираться.

— Группа «Альфа», на исходную! — скомандовал он. — «Бета», прикрываете периметр. Снайперы, доложить готовность.

Его бойцы, закованные в тяжёлую тактическую броню, заняли позиции у выломанной двери ветеринарной клиники. Двенадцать человек — элита, лучшие из лучших. Они видели всё: прорывы Стены, вылазки в Дикие Земли, зачистки культистских гнёзд. Но даже для них приказ «работать на повал по гражданским» был чем-то из ряда вон.

Медведь оглядел своих людей. Они были профессионалами. Приказ есть приказ.

— На счёт три, — прошипел он в микрофон. — Помните, внутри может быть кто угодно. И что угодно. Не расслабляться. Раз… два… ТРИ!

Спецназовцы выбили дверь и ворвались внутрь клиники. Двенадцать бойцов в тяжёлой тактической броне, с штурмовыми винтовками наизготовку, растеклись по приёмной, как смертоносная чёрная ртуть.

Медведь шагнул следом, его взгляд профессионала мгновенно оценил обстановку. И застыл в недоумении.

Никакой кровавой бойни. Никаких трупов. Никаких следов борьбы.

Приёмная была идеально, просто стерильно чистой. Так чисто, что пахло не кровью и порохом, а… свежесваренным кофе и круассанами.

За стойкой администратора, в свете тусклой настольной лампы, спокойно сидели двое. Молодой парень и симпатичная девушка. Перед каждым стояла чашка с дымящимся напитком. Они даже не вздрогнули, когда в помещение ворвался отряд до зубов вооружённых коммандос.

— Вы дверь выбили, — спокойно заметил парень, делая глоток. — С вас пятьсот рублей.

Медведь опустил визор шлема. Его бойцы, державшие под прицелом каждый угол, замерли, ожидая команды.

— Здесь двое, — прошипел он в рацию. — Визуально — гражданские. Держим под контролем. Проверить остальные помещения! Бегом!

Бойцы рассредоточились по клинике, их тяжёлые ботинки гулко стучали по чистому полу. Они заглядывали под каждый стол, в каждый шкаф, в каждую клетку.

Но и в других комнатах никаких следов массового убийства, о котором докладывал диспетчер, не было.

— Командир, левое крыло — чисто! — доложил один.

— Правое — крыло чисто!

— Во всех помещениях ничего!

— Как нет⁈ — Медведь подошёл к стойке. Он чувствовал, что его разводят, как последнего лоха. Отчёт был однозначным: массовое убийство, бойня, химеры… А здесь — кофе и круассаны. — Тут же…

Он осёкся, не зная, что сказать.

Тогда он вызвал кинологов. Через несколько минут в клинику привели двух ищеек — огромных, специально обученных волкодавов, чей Дар позволял учуять малейшие остаточные эманации, след крови, даже если его смыли тонной хлорки.

Но животные вели себя странно. Едва переступив порог, они заскулили, поджали хвосты и начали пятиться, упираясь лапами в пол. Они жались к ногам своих проводников, дрожа всем телом, и отказывались сделать хотя бы шаг внутрь. Их глаза были полны животного, первобытного ужаса.

Медведь смотрел на это, и внутри у него всё холодело. Он понял, что его не просто подставили. Здесь произошло нечто, что выходило за рамки его понимания. Нечто, что пугало даже этих закалённых в боях тварей.

Терпение лопнуло. Он подошёл к стойке, опёрся на неё руками и навис над парочкой, всё ещё спокойно попивавшей кофеёк.

— Ну что, уроды, будете говорить? Или мне вам колени прострелить?

В следующее мгновение размытая тень метнулась от входа к стойке. Мощный удар в челюсть отправил командира в полёт. Он пролетел пару метров и рухнул на пол, выронив винтовку. Его бойцы тут же вскинули оружие, готовые открыть огонь.

Началась короткая, сумбурная потасовка, которую тут же прервал властный женский голос, прозвучавший от входа.

— Я бы на вашем месте этого не делала!

В дверях, в окружении личной гвардии в форме с гербами рода Новиковых, стояла молодая аристократка. Её взгляд, как осколок льда, впился в Медведя, который как раз пытался подняться.

— По какому праву вы, сударь, угрожаете моему личному ветеринару?

В этот самый момент в кармане командира пронзительно зазвонил телефон. Агнесса подошла, вырвала аппарат у него из рук прежде, чем он успел среагировать, и поднесла к уху.

— Медведь, ну что там? Вы уже расстреляли этих уродов? — раздался в трубке раздражённый голос начальника.

— Практически, — ледяным тоном ответила она. — С кем имею честь разговаривать? Сообщите мне, чтобы я знала, чью фамилию передать в Тайную Канцелярию, что вы тут решили расстрелять графиню⁈

Пи-пи-пи-пи…

В трубке послышались короткие гудки.

Командир сидел на полу, глядя на графиню, чей взгляд обещал ему очень, ОЧЕНЬ большие проблемы.

«Надо было вести себя как-то по-тактичнее», — с тоской подумал он.

А потом добавил про себя:

«И вообще, зря я сегодня вышел на работу».

Поместье Новиковых, кабинет Агнессы

За десять минут до этого Агнесса сидела в отцовском кабинете, заваленном бумагами, и пыталась вникнуть в отчёты о падении производства на одном из их заводов. Она пыталась сосредоточиться, но мысли разбегались. Они снова и снова возвращались к тому странному ветеринару, его говорящему попугаю и той необъяснимой силе, что он продемонстрировал.

Агнесса снова и снова прокручивала в голове его слова о брате.

«Лет тридцать, ну в лучшем случае сорок…»

Он увидел то, чего не видели лучшие диагносты Империи.

Внезапно на столе завибрировал её телефон.

«Неизвестный абонент».

Она поморщилась, собираясь сбросить вызов, но что-то заставило её передумать.

— Слушаю, — холодно бросила она в трубку.

— Графиня, это Кеша. Помощник Виктора, — раздался в ответ скрипучий голос, который она ни с чем бы не спутала. — У нас тут небольшая заварушка намечается. Хозяин просит вашего содействия.

Агнесса выпрямилась, мгновенно отбрасывая мысли о производстве. Это был тот самый говорящий попугай из клиники.

— Как ты…

— Сразу к делу, чтобы время не терять, — продолжил попугай. — Услуга за услугу. Хозяин говорит, что если вы поможете, он поможет вашему брату. Ну, с этими его… ночными припадками. Говорит, прекратятся.

Агнесса нахмурилась. Приступы… Каждую ночь Миша просыпался от кошмаров, кричал, его тело сводило судорогой. Врачи разводили руками, списывая всё на посттравматический стресс после аварии. Никто не мог помочь. А этот попугай сейчас, по телефону, обещал решение.

— Что я должна сделать?

— Приехать. И… как это хозяин сказал… а, да! Сделать всё красиво.

Телефон пискнул — вызов завершился.

Агнесса несколько секунд молча смотрела на погасший экран.

«Сделать всё красиво».

Она вспомнила его манеру действовать — не напрямую, а создавая ситуации, в которых другие вынуждены поступать так, как ему нужно. Он не просил о помощи, а предлагал сделку.

Она всё поняла.

Не теряя ни секунды, Агнесса набрала другой номер.

— Макар! Собирай гвардию. Полная боевая готовность. Едем в клинику «Добрый Доктор». Немедленно.