И смолкнет звон мечей

Глава 4. Возвращение

Лорд Мортингер был взбешен.

— Не получилось?! Что значит «не получилось»?! Вы ведь уже были в замке! Вы выполнили самую сложную часть задачи, вам оставалось только перебить стражников и закрепить победу! Вы что, сражаться не умеете?!

Грейв поморщился и тут же потер все еще беспокоившую его переносицу.

— Умеем. Это моя ошибка. Я не ожидал, что леди Ройз выведет последний отряд сама.

— Вас одолела девчонка?! — Мортингер буквально впивался ногтями в резные подлокотники своего кресла-трона и брызгал слюной во все стороны.

— Не то чтобы одолела… Я собирался ее убить, еще не зная, кто скрывается за латами. Понял лишь в последний миг. Она лишь чудом не погибла от моего меча.

— Вы шутите?! Вы могли ее убить и струсили?!

— Я не мог ее убить, — удивленно возразил Грейв, — она ведь леди.

— Я же говорил вам, что не буду плакать в случае ее смерти! — кипятился дядюшка Мортингер. — Если этого было не избежать — надо было убить! Тогда бы и замок не замедлил пасть, без хозяйки-то!

Грейв молчал.

— И как же вы выбрались оттуда?! — Мортингер запустил короткие толстые пальцы в седую гриву и, соскочив со своего кресла, принялся расхаживать по кабинету. — Вы попали в плен и должны были быть казнены!

— Леди Ройз отпустила нас.

— Отпустила?! — Мортингер недоуменно уставился на Грейва. — Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал, — пожал плечами Грейв, — велела подлечить, накормить и отпустила восвояси. Даже оружие вернула.

— Подлая змея! — задыхаясь от ярости, прошипел лорд Мортингер.

Грейв нахмурился. Великодушная леди Ройз не заслуживала таких слов.

— Не стоит так говорить о вашей племяннице, лорд Мортингер. Она отличается необыкновенным милосердием.

— Она отравила и ваше сознание, капитан? — голос лорда весь сочился ядом. — Вы теперь тоже в нее влюблены, как и все остальные, кто пытался иметь с ней дело?

— Вы забываетесь, милорд, — Грейв начинал закипать от гнева. — Мне жаль, что не удалось выполнить ваш заказ. Я вернул вам задаток и считаю, что мы квиты.

— Квиты?! Вы должны вернуться туда и доделать работу!

— Вернуться?! — теперь уже Грейв вскипел не на шутку, вскакивая со своего стула. — Я потерял почти половину своих людей, да и остальные зализывают раны! Я взял на себя все затраты по подготовке к штурму, хотя они по уговору входили в ваши риски! Я вернул вам ваши деньги и принес извинения — чего еще вы от меня хотите?!

— Вы… Вы заплатите мне неустойку! — орал Мортингер, осознавая свое бессилие. — Я ославлю вас на все Междуречье, как труса! Да что Междуречье — на весь мир! И вообще… Берегитесь, Грейв! Вы не единственный наемник на свете, а у меня долгая память!

— Как вам угодно, — сквозь зубы процедил Грейв, коротко кивнул и покинул кабинет лорда.

После долгой, изнуряющей августовской жары в Междуречье зарядили дожди. Грейв повел свой отряд на север, подальше от Дрохенвальда, чтобы попытать счастья в Равнине. Так назывались обширные земли, граничащие с Междуречьем к северу от реки Благодатной. Однако непрекращающиеся дожди вынудили его искать укрытия: сырость достала его людей до печенок, вызывая все больше и больше недовольства. К счастью, на пути им попались руины древнего безымянного замка, сплошь поросшего мхом и густо заплетенного диким плющом. Похоже, он был заброшен долгие десятилетия, если не столетия назад, и вид имел весьма далекий от жилого. В надземной части замка крыша практически нигде не сохранилась, зато на его территории обнаружились подземелья — вероятнее всего, когда-то их использовали как хранилища припасов. А может, и как-то похуже, но Грейву не хотелось думать об этом после недавнего происшествия в темницах Волчьего Логова.

Остаткам его отряда пришлось подобно крысам бродить по воняющим сыростью подземным ходам, хлюпая размокшими сапогами по затхлой воде, пока наконец не обнаружилось сносное место, куда не доставала дождевая вода и где было относительно сухо и достаточно просторно, чтобы разместить их всех.

Дрова изрядно отсырели, но костер все же удалось развести.

Однако сырость, влажный заплесневелый хлеб в качестве обеда, мокрая одежда и могильный холод подземелий угнетали всех, а Грейва больше других.

Его хандра затянулась, и он не мог найти этому разумного оправдания. Давненько он не чувствовал себя так погано, пожалуй, с тех пор, как пережил личную трагедию, которую спрятал глубоко в сердце, закрыл дюжиной дверей и запер их на дюжину засовов.

После неудачного штурма Волчьего Логова заказов не было. Провиант заканчивался, да и денег надолго тоже не хватит. Люди роптали, не понимая куда и зачем идут.

— Мы больше не сможем заработать в Междуречье, — в который раз объяснял Грейв недовольным соратникам, — лорд Мортингер не стал бы бросать слов на ветер, а он обещал, что на его землях никто нам не заплатит даже ломаного гроша. Нам надо уходить дальше, в Равнину. А может, и в Зазимье. Тамошние лорды не слишком дружны со своим западным соседом, глядишь, и работёнка появится.

— Тащиться на север? — заныл Зануда. — Морозить там яйца?

— Было бы что морозить, — хохотнул Ригер.

Вокруг костра раздались жидкие смешки.

— До морозов еще далеко, — возразил Грейв, не чувствуя уверенности в собственных словах.

— Чем дальше на север — тем ближе морозы. Чем тебе здесь плохо? — поддержал Зануду Чахотка, чем немало удивил Грейва: их мнения редко совпадали.

Когда эти двое перестали быть в контрах?

— Ты оглох? — раздраженно огрызнулся Грейв. — В Междуречье работы не будет.

— Тебе уже предлагали работу, — подлил масла в огонь хитрый Проныра.

— В Волчьем Логове, поди, сейчас тепло, сытно и сухо, — мечтательно протянул Звездочет, закинув руки за голову и устремив взгляд в темноту замшелого свода вместо привычного звездного неба.

— Тошнит от вашего нытья, — в сердцах рыкнул Грейв, словно ему надавили на больную мозоль.

Он злобно пнул полено, выпавшее из костра, и пошел подальше от остальных по противному узкому коридору, где под ногами что-то омерзительно хрустело, с потолка что-то постоянно сыпалось, а в темных углах слышался подозрительный писк.

Как бы он ни хотел выкинуть из головы леди Ройз, она немедленно возвращалась обратно в его мысли, едва он переставал себя контролировать.

Помимо угрызений совести, его одолевала смутная тревога. Лорд Мортингер слыл злопамятным малым. Если уж он положил глаз на племянницу и ее земли, то добьется своего, рано или поздно. А защита ее замка ослаблена: как-никак, она потеряла треть своего войска.

И она слишком доверчива.

Почему Мортингер так ненавидит ее? Неужели действительно боится, что она оспорит его права на замок брата? При всей симпатии к леди Ройз, Грейв в этом сомневался. Насколько ему было известно, подобные тяжбы, дошедшие до королевского суда, редко заканчивались в пользу женщины. Современное общество не благоволит к слабым созданиям, считая, что женщина должна быть поддержкой и опорой мужчине, должна уметь управляться с хозяйством, обеспечивать нужды, но не способна грамотно вести дела в земельных владениях, поддерживать правильные отношения с соседями и, тем более, заниматься обороной замка.

И все же у Мортингера были причины не любить свою племянницу. Его желание жениться на ней хоть и казалось нелепым, но не выходило за допустимые рамки приличий. Женитьба на наследнице своего брата действительно обеспечила бы ему гарантированное право владения Дрохенвальдом и дополнила бы их Волчьим Логовом, поскольку покойный лорд Ройз не оставил после себя наследников. Тогда почему Мортингер так разозлился из-за того, что Грейв не убил ее? Смерть Гвендолин оставляла за ним Дрохенвальд, но автоматически лишала его прав на замок Ройза.

Что-то не сходилось в логических размышлениях Грейва, и это беспокоило его все больше.

А также тревожили намеки Мортингера на то, что он не остановится перед своей целью.

Ночью, дрожа от холода в непросохшей одежде и слушая зычный храп своих товарищей, он думал о Гвендолин. Вызывал в памяти ее лицо — прекрасное, молочно-белое, с легким, едва заметным румянцем, её изумрудные глаза, излучающие величавое спокойствие, рассыпавшиеся по хрупким плечам волны золотистых волос, шелковым водопадом стекающие ниже талии…

Почему, собственно, он отказался остаться в замке? Что он терял? Вот эту призрачную свободу? Свободу, дающую возможность гнить в вонючих канавах, жрать плесневелый хлеб и пойманных под ногами крыс? Свободу бездумно убивать за деньги по указке людей, к которым не испытываешь ничего, кроме презрения?

Глупец. Тщеславный глупец.

Он перевернулся на другой бок, подставляя затухающему костру исходящую смердящим паром спину, и воображение тут же нарисовало ему огромное войско на подступах к одинокой крепости. Он ясно видел осадные орудия, мощные тараны, требушеты и лестницы с крюками… и огромную массу закованных в латы рыцарей, черной океанской волной наползающих на древние стены. И посреди всего этого хаоса огня, железа и смерти на смотровой площадке стояла невысокая беззащитная фигурка со вскинутыми к небу руками, молящая богов о милосердии.

«Дрейк! — кричала Гвендолин Ройз голосом Кристины. — Помоги мне!»

Грейв вскочил со своего места, как ужаленный, напугав часового, который чуть не свалился в костер от неожиданности.

— Ложись спать, — Грейв запустил пятерню в свои спутанные волосы и кивнул часовому в сторону своего места,

— я подежурю… что-то не могу заснуть.

А утром, когда все проснулись и набили животы похлебкой из плесневелого ячменя, Грейв негромко сказал:

— Я возвращаюсь в Волчье Логово. Кто со мной?

Гвен очень старалась скрыть волнение, готовясь принять в своем кабинете капитана наемников. После их ухода она ждала больше недели — и все это время капитан Грейв не выходил у нее из головы. Почему-то ей казалось, что в тот момент, когда они посмотрели друг другу в глаза, между ними установилась незримая связь, которая должна была удержать его возле нее.

Однако он ушел — и это было ее первое разочарование.

Второе постигло ее к исходу второй недели ожиданий: он не вернулся.

Когда же она почти смирилась с тем, что ее старый лекарь оказался прав, а она ошиблась, ей внезапно доложили, что наемники вернулись. Их задержали у ворот, и они безропотно сложили оружие, а их предводитель смиренно просил аудиенции леди Ройз.

Как же возликовала ее душа! Нечасто ей доводилось волноваться так, что дыхание сбивалось, сердце учащенно колотилось в груди, а щеки жгло терпким жаром. Лекарь Филипп, глядя на нее, неодобрительно хмурил почти безволосые брови и жевал старческими сморщенными губами.

— Вы опять поступаете безрассудно, миледи. Однажды вместо виселицы вы даровали этим разбойникам свободу, а теперь они вернулись. Вам следует гнать их в шею, и подальше отсюда!

— У меня на них другие планы, Филипп, — стараясь унять волнение и дрожь в голосе, ответила Гвен.

— Планы? — Филипп нахмурился пуще прежнего. — А почему это вы так зарделись, миледи?

— В кабинете душно, — Гвен опять почувствовала к своему старому верному другу легкую неприязнь.

Ах, Филипп… Милый, добрый, старый Филипп… Ведь он действительно печется об интересах Гвен, его послушной маленькой девочки, которую буквально вырастил с пеленок.

Но она больше не маленькая, и сейчас он ей мешает. Он никогда не сможет понять ту бурю чувств, которая разбушевалась у нее в душе. Он никогда не сможет разделить ее радость.

Радость от того, что она победила. Радость от того, что капитан Грейв сейчас придет говорить с ней. Радость от того, что он будет просить ее принять их на службу… от того, что он присягнет ей.

Нет, Филипп не должен присутствовать при ее разговоре с Грейвом.

Никто не должен.

— И что же это за планы, позвольте узнать? — не унимался Филипп.

— Они поступят ко мне на службу.

— Дитя мое, — вместо гнева на лице Филиппа отобразились мольба и отчаяние, — вы не понимаете, что делаете! Разбойники — на службу в замок? Вы хотите, чтобы это отребье встало в ряды вашей стражи бок о бок с прославленными рыцарями?

— Это отребье перебило почти два десятка моих лучших бойцов. Значит, не такие уж они и никчемные, — жестко возразила Гвен, чувствуя, как к ней начинает возвращаться самообладание, а волнение отступает куда-то глубоко.

— А разве вас не тревожит, что когда вы поставите врагов рядом друг с другом, в рядах наших воинов больше не будет мира и согласия? Их же ненавидят! Как вы собираетесь преодолеть эту ненависть?

Гвен пожала плечами.

— Меня это не тревожит — это должно быть их заботой. Кто не справится — уйдет.

— Уйдет… — лекарь Филипп горько покачал головой. — Или, может быть, их одного за другим будут находить во рву с перерезанным горлом. Ваши люди не отступятся от жажды мести!

Гвен нахмурилась, твердо решив прекратить перебранку со старым лекарем.

— Пусть попробуют. Я не жестока, но не потерплю неповиновения в своем собственном замке. А теперь ступайте, Филипп, я должна подготовиться ко встрече.

— Как?! — старый лекарь выглядел ошеломленным. — Вы меня гоните?

— Называйте это как угодно, мой друг. Но с капитаном я буду говорить одна.

Сморщенный рот несчастного лекаря несколько раз дернулся, складываясь в неровную букву «О», но он поджал губы, запахнул на плече свое сползшее бесформенное одеяние и с достоинством поклонился.

— Как пожелаете, моя госпожа.

Филипп удалился со всей гордостью, на которую был способен, невзирая на свою разбитую подагрой ногу, которую он слегка подволакивал. Но Гвен не сомневалась, что там, за дверью, он тут же велит Майлзу Кроу, начальнику ее личной стражи, усилить охрану возле ее кабинета.

Оставшись одна, Гвен вновь почувствовала легкое волнение, но оно было странно приятным. Подойдя к окну, она распахнула ставни пошире, впуская теплый, напоенный недавними дождями воздух, а затем велела страже впустить наемника.

Дожидаясь аудиенции, Грейв едва ощутимо нервничал, и это ему опять не нравилось. Он усиленно пытался себя убедить, что на его решение повлиял лишь здравый смысл. Ведь с какой стороны ни посмотри, служба в замке всем лучше, чем бродяжничество по чужим, порою враждебным землям в поисках сомнительной работы.

Утром того дня, когда они снимались с лагеря на подходах к замку, Грейв основательно вымылся в узком быстроводном притоке реки Жемчужной, по обыкновению тщательно вычистил зубы кусочками дубовой коры, к чему его с детства приучил лекарь и благодаря чему они до сих пор были белыми и крепкими, вымыл и хорошенько расчесал гребнем волосы, которые уже давно было бы неплохо показать цирюльнику, тщательно побрился острым лезвием кинжала и натянул на себя с вечера выстиранную и высохшую за ночь одежду.

Одежда, правда, была слегка влажной, но по крайней мере, больше не воняла дымом, сыростью и многодневным потом — конским и его собственным.

Приводя себя в порядок перед встречей с леди, он вдруг явственно ощутил, насколько сильно его нынешний облик отличается от того, прежнего… Тогда он был гордым и даже несколько тщеславным: он никогда бы не надел плохо сшитой одежды, никогда бы не довольствовался плохо подогнанными доспехами, которые его оруженосцы полировали ежедневно и старательно, никогда бы не сел верхом на коня, если он был не самой лучшей породы и не стоил ему целого мешка денег… И его меч — как верно подметила леди Ройз — был выкован самым лучшим мастером из стали высочайшего качества. Свой меч, в отличие от одежды, доспехов и коня, он не доверял никому. О, как он гордился собой, когда побеждал в битвах! Большей частью эти битвы случались на турнирных ристалищах, где он мастерски бил и копьем, и мечом, но случались и настоящие войны, которые закалили его, сделали сильным, научили быстроте и смекалке.

Грейв усмехнулся, вспоминая себя — юного, горячего, бесстрашного.

Любовь изменила его. Поумерила гордость, сделала мягче, успокоила кровь, вечно жаждущую битв, заставила его пожертвовать тем, чем он отчаянно дорожил прежде.

А потом…

А потом ему стало все равно. Все равно, что он носит, где спит, что ест и пьет. Ему было все равно, чью землю он топчет и что за люди его окружают. Он научился пить дерьмовую брагу вместо хорошего вина, научился спать на холодной земле вместо чистой постели, научился общаться с людьми, которых прежде презирал.

Жить. Надо было жить, провалилась бы она в пекло, эта жизнь… Он убеждал себя, что для выживания ему нужны деньги, поэтому начал наниматься на временную службу к лордам и землевладельцам, что попадались ему на пути. Но и в деньгах он не находил счастья, расставаясь с ними так же легко, как и зарабатывая. Как-то незаметно для самого себя сколотил отряд, следовавший за ним повсюду.

Который и сейчас последовал за своим капитаном.

Почему же он нервничал?

Увидев его, Дэн Болтун поперхнулся брагой и громко заржал:

— Ты никак жениться собрался, капитан?

Грейв нахмурился.

— Пасть закрой.

— Да и вправду, наш капитан теперь жених хоть куда, — как всегда, подзуживал красавчик Проныра, хитро прищурив болотно-зеленые глаза. — Я в печали — этаким-то франтом отобьешь у меня всех замковых красоток.

— Я сегодня должен предстать перед благородной леди, — почему-то принялся оправдываться Грейв, — мне надо продать себя и вас всех. Не могу же я показаться перед ней оборванцем! Да и вам не мешало бы помыться — вонь от вас за версту слыхать.

— Что-то прежде наша вонь тебя не слишком заботила, — осторожно подметил Ригер.

— А теперь заботит, — огрызнулся Грейв. — Вы идете наниматься на службу в замок, значит, придется забыть, что прежде жили как помойные крысы.

Он обвел угрюмым взглядом своих притихших соратников.

— Кто не согласен — еще не поздно повернуть назад, — бросил он и ушел седлать коня.

Поразмыслив, доспехи решил не надевать. В конце концов, сражаться он сегодня не собирался. И подумал, что стража леди Ройз не станет поднимать его на копья у самых ворот.

Так и вышло.

Недружелюбные рыцари, вооруженные до зубов и облаченные в боевые доспехи, забрали у него оружие, проводили ко входу в Главный Замок и оставили дожидаться решения хозяйки в компании стражников.

Когда же его пригласили в кабинет, он вдруг занервничал еще сильнее. Ладони вспотели, несмотря на то, что перчаток он сегодня решил не надевать, сердце гулко забилось за грудиной, отдаваясь шумом в ушах, а легким вдруг стало недоставать воздуха.

Он открыл дверь и увидел ее.