Когда Гарольд впервые заговорил о своих видениях с отцом-наставником, тот прежде всего хотел знать, являлись ли Гарольду обнаженные женщины и мужчины.
— Да, отче, — послушно ответил Гарольд, — иногда они обнажены, но очень редко. И всегда разные. И всегда залиты кровью, если только их не утопили или не отравили так, что тело распухло и выпирает из одежды.
— Похоть и смерть всегда идут рука об руку, Гарольд, — проговорил отец-наставник. — Это наущение дьявола, борись с ними.
Но какой искус плоти таился в том, что трое господ в дорогих плащах поверх кольчуг подстерегли на дороге купца с охраной, перерезали всех и забрали деньги? В чем был глубокий темный смысл этой извращенной фантазии, думал Гарольд — в тщете богатства или в насмешке над мирскими предосторожностями?
(Он не сразу догадался, что отец-наставник просто не понял, захотел увидеть в его откровениях более обыденный смысл.)
Через день богобоязненные крестьяне подобрали тело купца на дороге и подкинули в монастырь, отпевать. На теле не было ни единой нитки, и беднягу хотели похоронить как нищего. Гарольд один сказал: «У него есть семья в городе. Дочка и ее муж, они приглядывают за лавкой, когда он ездит с товаром. Пошлите за ними, они оплатят похороны, а пока его можно положить в подвале, там сейчас холодно».
Когда зять купца был найден и в самом деле привез в монастырь отличного сукна и пару бурдюков, наставник отозвал Гарольда к себе и, угощая вином, которого обычно послушникам не доставалось, долго выспрашивал.
В конце же сказал:
— От бога твои видения или от дьявола, Святая Церковь многое получит с того, что использует их, сынок.
— Но я не вижу по заказу! — возразил Гарольд. — Я не знаю имен! Я не всегда разбираю даже местность! Это… чаще всего крестьяне, воры, мастеровые или, я не уверен, отче, но, наверное, падшие женщины?..
— Мы будем молиться, мальчик мой, — проговорил наставник. — И наш Повелитель ниспошлет нам ясность. А пока вот что — разговариваешь ли ты во сне?
Гарольда отселили в отдельную келью, из которой его почти не выпускали, и дотошно расспрашивали, что он видит каждый день. А он видел многое: и развороченное брюхо нищей побирушки, забитой у храма двумя пьяными господами забавы ради; и мастера-кузнеца, которого два подмастерья, сговорившись, прижгли его же щипцами; и жену почтенного магистра-законника, что подливала белладонну своему мужу…
Через два месяца такой жизни Гарольд бежал из монастыря. Он обнаружил, что в дороге виденья слабели, притуплялись; и еще обнаружил, что видений тем меньше, чем меньше вокруг людей. Но тем сильнее видения били исподтишка — и Гарольда рвало на обочине дороги в Провансе, когда перед глазами встало обезображенное, размозженное о край очага лицо какой-то служанки с застывшим на нем смертным ужасом и отчаянием. «За что?» — шептал он, вытирая лицо краем рукава.
Ответа не было.