И нет конца паломничеству

Глава 10. Грач

Учителя, которые учили Риза воинскому искусству, очень ценили боевую ярость. Считалось, что просто так махать мечом может кто угодно, но только настоящий мастер способен отбросить все лишние мысли и довериться воле своего тела. Ярость, мол, способствует вхождению в это особое состояние — викинги хорошо это знали. А вот маэстро Франко учил Джона не давать волю эмоциям. «Да, — говорил он, — может быть, твое тело и способно выбраться из какой-нибудь переделки вперед твоих мозгов. Но не меньше шансов на то, что оно само эту переделку устроит».

Кто знает, может быть, эти слова остановили Риза, и он умудрился-таки не сломать спину Юдифи о сундук с оружием. Может быть. Когда первый приступ ледяной, нерассуждающей ярости отхлынул, он держал ее за горло, прижимая к сундуку, и она хрипела — на губах булькала слюна.

А может быть, его остановил крик Грача.

— Риз, Риз! — восклицал он, держа Джона за рукав.

Чуть ли не первый раз, когда Грач назвал Джона именем, данным матерью.

Риз медленно разжал руку — не до конца, ровно настолько, чтобы дать Юдифи возможность дышать.

Она жадно вдохнула несколько раз, но почти сразу вернула себе самообладание — улыбнулась полубезумно, фанатично.

— Сэр Джон, — сказала она. — Ради бога, я вовсе не хотела твоему сеньору ничего плохого. Впрочем, я догадываюсь, что он тебе не сеньор. Ты ни разу не назвал его милордом, не так ли?

— Ты подслушивала наш разговор за ужином, — прорычал Риз, вновь чуть сильнее нажимая на ее горло.

— Да, но не так уж много я услышала, вы говорили очень тихо. Болтаться возле оружейной палатки оказалось полезнее…

Риз почувствовал, как его пальцы сжимаются почти помимо его воли.

— Сэр Джон! — скомандовал Грач, и Риз отпустил шею Юдифи еще до того, как он договорил до конца. Она сползла на пол, потирая горло и кашляя.

— Госпожа Руфь, — произнес Грач почти мягко. — Объясните мне, что вам нужно от меня?

Юдифь широко улыбнулась.

— Ах, я так и знала, что ты лучше меня овладел видениями и можешь видеть то, что угодно тебе! Узнал все обо мне божественными способами, не так ли?

— Вполне человеческими, уверяю вас, — поморщился Грач. — После вашего столкновения с сэром Джоном я навел кое-какие справки… И узнал о монахине-расстриге из Бретани, которая сбежала, прихватив кое-какие порочащие мать-настоятельницу письма. Потом она использовала эти письма для весьма остроумного шантажа… Манера напомнила небезызвестную Юдифь, прогремевшую на лондонском дне; я соотнес одно с другим.

— Но ты ведь владеешь видениями, разве не так? — требовательно спросила она. — Ты научишь меня? О, пожалуйста! Я так мучаюсь всю жизнь, я думала, это от дьявола, я гнала их, я пыталась понять их… Но ничего мне не было ясно, пока я не увидела тебя! Ты ведь глава тайного ордена, так? У тебя есть знания? Прошу, поделись ими со мной! Я буду достойна! Сделаю все, что ты скажешь!

Ее красивое, подвижное лицо растеряло и дерзость, и безумие. Осталась мольба, остался почти религиозный восторг. Так она была еще лучше, чем помнилось Джону, и он сердито прогнал эту неуместную мысль — еще не хватало восхищаться убийцей и обманщицей! К тому же — монахиня-расстрига! Нельзя сказать, чтобы Джон так уж любил монахов, но человек, который плюет на свои обеты, не может быть хорошим человеком.

Грач вздохнул. Его лицо выражало только усталость. Он вдруг показался Джону особенно бледным, до синевы.

— Нет никакого ордена, госпожа Руфь. И никаких тайных знаний у меня тоже нет. Я всего лишь слабый смертный, который постоянно ошибается. И видения я контролировать тоже не могу, они приходят и уходят когда захотят, часто вызывая мучительные приступы.

Несколько мгновений Юдифь, казалось, обдумывала это. Потом она затрясла головой; из глаз ее покатились слезы.

— Хорошо, — сказала она, пытаясь улыбнуться сквозь плач. — Ты пока боишься довериться мне, магистр Гарольд. Я понимаю. Я не заслужила. Но я буду стараться. Ты позволишь мне стараться? Позволишь служить тебе, хотя бы как этот чурбан? — она неприязненно кивнула в сторону Риза, и тот скрипнул зубами.

Грач хмыкнул.

— Если у вас есть какие-то иллюзии, что я смогу вам доверять хотя бы наполовину так, как я доверяю сэру Джону, вы, определенно, безумнее, чем я полагал. Зачем вы преследуете сестру-госпитальера Саманту Шоу?

Джон поглядел на Грача искоса. Как это похоже на него! Уже и выяснил имя госпитальерши.

— Ты и об этом знаешь? — Юдифь выглядела пораженной. — Но не знаешь, что на самом деле ее зовут Самин. Эти невежественные орденцы заставили ее сменить имя — как будто в ней могли быть изъяны! Но она хороша, правда? Она являлась мне в самых лучших снах. Просто великолепна! Стрела на службе у Провидения… Конечно, если бы Провидение существовало, — губы ее изогнулись в горькой улыбке. — Когда она отправилась в то же место, что и ты, это был просто подарок судьбы. Ты не хотел бы взять ее себе на службу, магистр Гарольд? Она могла бы тебе пригодиться.

— Не думаю, что вовлекать Орден госпитальеров в мои дела будет мудрым решением, — хмуро произнес Грач.

Склонив голову к плечу, он будто к чему-то прислушался и добавил, совершенно не к месту:

— Сестры Картер и Шоу, я надеюсь на вашу порядочность и мудрость.

Палатка распахнулась, и вошли госпитальерши собственной персоной, все еще в кольчугах и орденских накидках. «Во имя подштанников святого Себастьяна, — подумал Риз, — нам точно надо перестать разговаривать в палатках с тонкими стенами».

А еще подумал, что слишком много женщин в одном помещении — жди беды.

Последние поединки заканчивались, когда солнце уже клонилось к горизонту. До темноты еще было далеко, но большинство носов само собой поворачивалось в сторону замка, откуда доносился запах жареного мяса. Прямо у веревочных ограждений лоточники продавали снедь попроще — засахаренный щавель, пироги и прошлогодние орехи — но и у них товар уже почти разобрали.

Риза снедь не интересовала, как не особенно интересовало и происходящее на поле, перетоптанном ногами и копытами в мелкую пыль за истекшие два дня. Он размышлял о своем.

Картер и Шоу утащили Юдифь — Риз понятия не имел куда. Он подозревал, что милосердные госпитальеры в этом смысле были оснащены не хуже церковного суда, и также подозревал, что больше они с Грачом Юдифь не увидят. Мужчин-тюремщиков она еще как-нибудь могла бы обхитрить, но женщин?.. Он видел, с какой яростью Шоу схватила Юдифь за шкирку. Риз подозревал, что та уже успела изрядно насолить доблестной сестре, преследуя ее через половину Аквитании и Англии.

К словам о видениях Картер и Шоу отнеслись скептически. Гарольд убеждал их не говорить об этом орденскому начальству, но Картер заявила, что и без его уговоров меньше всего хочет прослыть умалишенной вроде Юдифи и самого брата Пассера. «Даже если бы видения были правдой, — добавила она, — по мне так не стоит нам, грешникам, лезть в эти материи».

Грач сказал потом Ризу наедине: «Не думаю, что если она и поверит Юдифи, то попытается использовать ее видения для чего-то… если они похожи на мои, то добиться от них пользы трудно. А ей или ее начальству все-таки хватит глупости попытаться нас потом найти, так ведь она знает меня только как брата Пассера, а тебя — как рыцаря Черного Дрозда. Думаю, с этой стороны особенно беспокоиться нечего».

Но Риз не мог совсем отбросить беспокойство. Наедине с собой он вынужден был признать, что Юдифь задела больное место, сказав, что Грач Ризу не сеньор.

Грач сказал, что доверяет ему, и все же не предложил вассальную клятву, не расписался в этом доверии своим словом и дыханием.

Раньше Джон был бы рад. Когда его сеньор Маркус, тот самый, кто посвятил его в рыцари и кому он принес клятву верности, отказался выкупить Джона из рабства, хотя выкупился сам, Риз зарекся еще кому-нибудь служить. Но вот явился господин, который и добр, и справедлив; он не идет в Святую Землю с походом ради грабежей и убийств, а делает все, чтобы мир стал чище и праведнее — это ли не подвиг?

Господин, которому Риз не нужен. По крайней мере, не нужен весь, до последнего вздоха. Нужен только его навык.

«И это больше, чем я заслуживаю, — хмуро сказал себе Риз, когда на его глазах сэр Ришар Ангулемский — то есть сэр Ричард Плантагенет — поверг в пыль очередного рыцаря. — Я буду служить ему и так. До последнего вздоха».

Между тем схватки закончились. Ришара, ко всеобщему смирению, объявили победителем турнира, и Риз приготовился собираться в замок на заключительный пир — если Юдифь все-таки не была нанята, чтобы прикончить принца, это должен был сделать кто-нибудь другой. Более удобного случая, чем пир, Риз представить себе не мог.

Вдруг, не дожидаясь герольда, рыцарь в памятному Ризу роскошном шлеме выступил в центр поля.

— Я сэр Кэдоган! — воскликнул он. — И я хотел бы вызвать на бой светлейшего победителя, сэра Ришара, Белого рыцаря!

(Ришар Ангулемский выставил на жеребьевку щит, покрытый сплошной белой краской. Теперь Риз думал, что это сплошное позерство с его стороны, намек на белый дрок, планта генеста.)

Риз насторожился. Он хорошо помнил голос сэра Кэдогана: надтреснутый тенор, который то и дело давал петуха. Этот же говорил невыразительным, но уверенным баритоном. И узорчатый шлем с плюмажем, который смотрелся на сэре Кэдогане довольно глупо, отлично скрывал лицо благодаря низко нависшим надбровникам и широкой носовой пластине. Оставался виден только рот — но стоило выбрить такие же усики…

— Нет, — пробормотал Риз, машинально кладя руку на эфес. — Нет, не принимай вызов…

Сэр Уильям де Бомон думал так же: со своего места Джону было видно, что он положил руку на локоть Ричарда, что-то увещевательно ему сказал. Должно быть, напомнил о многих проведенных сегодня боях и об усталости, и о том, что никто не усомнится в смелости Ричарда, если он откажется сражаться с бойцом, вылетевшим чуть ли не в начале турнира.

Однако Ричард только рассмеялся и перепрыгнул через ограждение.

— Хорошо, добрый сэр, — воскликнул он. — Увидишь, я окажусь не хуже рыцаря, что выбил тебя из соревнований!

Риз скрипнул зубами. Никакого сомнения не было в том, что Ричард мог победить сэра Кэдогана. Возможно даже, с завязанными глазами и с одной рукой за спиной. Но боец, вышедший перед Ричардом на арену, не был Кэдоганом. Он был Пустоглазым.

Как-то, еще мальчишкой, Риз бросился разнимать пьяную драку между своим отцом и другим кнехтом. В результате получил затрещины от обоих. Отплевываясь, отец объяснил: в мужскую драку не лезь, малец! Не твое собачье дело, если настоящие мужчины что-то не поделили. Сами разберутся.

С тех пор Риз успел сам уже стать «настоящим мужчиной» и понял, что правило, которое столь незамысловато растолковал ему отец в том кабаке, является краеугольным камнем рыцарского кодекса. Две собаки дерутся — чужая не влезай.

После того, как Ришар Ангулемский подобрал перчатку «сэра Кэдогана», у Джона не было ни малейшей возможности вмешаться и не сделать от этого только хуже.

— Сэр Джон? — поинтересовался знакомый голос за спиной у Риза. — Сэр Джон, я вижу по твоему лицу, что что-то случилось.

На арене рыцари обменялись первым ударом — почти для проформы — и разошлись. Неизвестный в узорчатом шлеме отпрыгнул легко и почти по-кошачьи ловко, словно кольчуга на нем ничего не весила.

— Тот убийца, с кем я сражался вчера, подменил сэра Кэдогана, — ответил Риз Грачу. — Может быть, вырубил, может быть, убил. Теперь он вызвал Ришара и хочет его прикончить…

— Он что, настолько лучше дерется? — уточнил Грач.

— Возможно, — сквозь зубы процедил Риз. — Не знаю. Но точно знаю, что если я сейчас попытаюсь влезть, ни к чему хорошему это не приведет.

— Почему? — большие бледно-голубые глаза Грача смотрели с паникой. — Только потому, что вы по рангу ниже их обоих?..

— Дело не в ранге, — проговорил Риз, сцепив зубы. — Это древнее правило. Может быть, еще до христианства…

— Христианство, — пробормотал Грач и окинул взглядом себя, собственный наряд. — Ну конечно же!

С этими словами он уже поддевал ограждение, чтобы пролезть между двумя натянутыми веревками.

Риз бы, может, успел его остановить, если бы он сразу сообразил, какая опасность грозит Грачу. Вместо этого он полез на поле за ним, озаренный красотой решения: ну да, церковная власть выше светской, Грач в своей криво сидящей рясе не принадлежит к рыцарской иерархии и вообще рыцарским правилам. Если он найдет верные слова, предостережет Ричарда… А кто и умеет находить верные слова, как не Грач! Кто поставил Риза себе на службу всего парой фраз и полуулыбкой?

— Стойте! — начал выкрикивать Грач еще от края поля. — Именем Господа нашего! Доблестные сэры! Остановитесь! Недоброе дело…

Почуяв, видно, что какой-то идиот-монах хочет сорвать поединок, к нему рванулась пара герольдов — но Риз уже был начеку. Этих он глушил попросту, врукопашную: никакого оружия, кроме ножей, у них не было, и оставалось просто слегка перекрыть одному дыхание, а другому врезать по голове. Грач между тем бежал — и Ричард, конечно, обернулся к нему, даже начал что-то говорить…

Но вот противник Ричарда и не думал останавливаться! Он уже занес меч, собираясь опустить его на принца.

Зрители охнули все вместе — и Ричард таки успел обернуться, подставив клинок под удар. Сердито заскрежетала сталь: на клинке наверняка осталась зазубрина. Нападавший вновь отпрыгнул назад, тем самым характерным легким скачком — и теперь на траектории между ним и Ричардом оказался Грач, каким-то образом проковылявший все это расстояние в небывало быстрые сроки, со своей-то хромотой! Или это время для Риза стянулось, замедлило — или убыстрило свой бег?

Но раз время ускорилось, значит, должен был убыстриться и сам Риз, не так ли?

И Риз обнаружил себя между Грачом и неизвестным убийцей — в последний момент. Бросить свое тело на траекторию удара он еще успевал, а вот поднять верную саблю — уже нет.

В голове все вертелся этот привязчивый мотив из песенки Фаско:

Кого затмят — на это Риза уже не хватало. Затмят. Всех. Однозначно. По крайней мере, его они затмили — и одновременно спасли. Если бы Картер и Шоу не выскочили на поле, наверное, наемный убийца прошел бы через Джона, а потом и через Грача, и добрался бы до Ричарда. Но сестры-госпитальеры оказались наготове.

Риз помнил, что Шоу с перекошенным от злобы лицом заступилась за него, и он еще подумал: а и правда, она невероятно хороша. За эти карие глаза можно умереть. Если, конечно, Джон был бы в настроении умирать за глаза прекрасных дам.

Он был в настроении жить — тем более, что Грач (нет, брат Пассер, это важно!) цеплялся ему за руку и сдавленным, но уверенным голосом командовал:

— В палатку вон там, в левом ряду… Там есть необходимые материалы… Ах, осторожнее! Сестра Картер, вы можете достать мне крепкого вина? По-настоящему крепкого? Боюсь, последнее свое я израсходовал на инцидент этим утром…

Наверное, Риз был ранен не так уж сильно. По крайней мере, оставался в сознании и даже на своих ногах ковылял. Бок болел адски, и это тоже было хорошо: когда пропадает боль, а тело начинает колотить ровная дрожь — это очень плохой признак. Даже крепким вином иной раз не вылечишь (Грач решил напоить его допьяна?).

Оказалось — нет. Когда Риза полупривели, полупритащили в палатку (он не помнил, на чьих плечах обмякал, но точно не Картер — от нее не пахло бы так чесноком), Грач использовал принесенную фляжку, чтобы промыть длинные стальные иглы и шелковые нити, припасенные в отдельной шкатулке.

Поймав взгляд Риза, он пояснил:

— Не ты один привез из Святой Земли разные хитрости, сэр Джон.

— Сарацинские хитрости?

— Почему сразу сарацинские? Так поступают в Византии.

Подумав, Грач протянул Ризу остаток фляжки. Та была вычурной, серебряной, со знакомым уже восьмиконечным крестом госпитальеров. Как-то Грач еще будет с ними объясняться насчет Юдифи? Она знает столько его тайн — неужели он не боится, что она их выболтает? Он надеется на честность Картер? Или знает что-то, неведомое Ризу?

Грач вообще-то знал чертову прорву вещей, неведомых Ризу. Оставалось только удивляться тому, что Риза это успокаивало.

Грач прогнал всех остальных, даже Фаско, чтобы не глядели под руку. Точь-в-точь армейский лекарь, откуда только интонации прорезались!

— Ты что, работал в полковой лечебнице? — пробормотал Риз, откидываясь на стену и смеживая веки; от крепкого вина, принятого натощак, да от потери крови в голове шумел ветер, зато и боль в боку не чувствовалась, отдавалась тяжело и далеко. — Или в монастырской?

Гарольд ведь сказал, что получал образование в монастыре.

— Вы готовы были отдать за меня жизнь, — проговорил Грач с непонятным Ризу удивлением.

Его руки, которые раньше так ловко перевязывали пустяковые царапины, аккуратно закатали на Ризе рубаху, начали промокать свернутой тряпицей вокруг раны. Сейчас вонзит иглу…

— А ты думал, я тебя брошу? — Ризу в пору было оскорбиться, а ему хотелось улыбаться, и нужно было стараться удержаться от этого: не хватает еще Грачу видеть его тупую ухмылку в такой момент.

— Нет, не думал, но… — вот оно, первое движение иглы. Должно быть, Риз переоценил то, насколько он оставался в сознании: короткие подергивания почти не ощущались, как боль.

— Тебе очень повезло, сэр Джон, — отстраненно проговорил Грач. — Рана глубокая, но не длинная. Не задеты ни почка, ни селезенка… Насколько я могу судить, не обладая волшебным зрением и не имея возможности заглянуть вам под кожу…

— А я думал, волшебным зрением ты как раз и обладаешь, — протянул Риз.

— Твои попытки пошутить несказанно меня радуют. Они показывают, что ты в сознании. Продолжай.

Ну как можно ослушаться?..

— Девы с огненными мечами… Ты сказал, их должно быть три… Шоу, Картер… и Юдифь?

Грач промолчал.

Если бы он только позволил ему задушить Юдифь или свернуть ей шею…

— Если они в самом деле те три девы, то нам с ними еще предстоит свидеться, сэр Джон. То старое пророчество… впрочем, об этом лучше потом.

Грач, наконец, закончил. Попытался встать, опираясь на ногу Риза, но его повело. Охнув, он схватился за бедро своего пациента крепче, больнее.

— Осторожнее, — проговорил Риз с самой искренней заботой. — Ноги затекают.

— В такой момент… — Грач посмотрел на него странно, утер пот со лба и неожиданно улыбнулся, издав что-то вроде смешка. — Ты не перестаешь меня удивлять, сэр Джон.

— Да, — сказал Риз. — Мне это многие говорили.

Надсмотрщики в каменоломнях удивлялись, почему он до сих пор не сдох.

— Знаешь, все это положение… — лицо Грача оказалось совсем рядом. Бледное, до сих пор напуганное, оно качалось в полутьме палатки — снаружи солнце садилось. — Все это показало мне, какое колоссальное упущение было — брать тебя на службу вот в таком качестве. Думал, это лучше всего, учитывая твое прошлое, но теперь сама мысль о том, что ты можешь погибнуть наемником…

— Ты меня прогоняешь?

— Господи, нет, напротив! — почти прошептал Грач и понизил голос еще, хотя это, казалось, было невозможно. — Я не знаю, по душе ли тебе это… Но, сэр Джон… Риз… я хочу предложить тебе свое покровительство в обмен на службу.

Ризу показалось, что он ослышался, но переспросить не смог; Грач, похоже, понял, потому что продолжил мягко:

— Я знаю, что предыдущий сеньор предал тебя. Я никогда так не поступлю.

Язык тяжело повернулся во рту.

— Даже ради благой цели?

— Нет благой цели, которая оправдала бы предательство, — твердо ответил Грач.

Риз подумал, что большей чуши не слышал и что удивительно, до чего Гарольд при всех его знакомствах и знании жизни умудряется оставаться — да, пожалуй что, юным монастырским послушником, — но…

Но сказал он иное:

— Я твой, милорд.

И добавил, увидев, как просветлело лицо его патрона:

— Только на колени сейчас встать не смогу.

— Важно намерение, а не ритуал, — ответил Грач. — Знай, что, пока жив, я от тебя не отступлюсь. Словом и дыханием.

Опираясь на здоровую ногу Риза, он все-таки поднялся. Положил руки ему на плечи, наклонился и поцеловал — крепко и прохладно.

Так короли целуют герцогов; так не целуют безлошадных рыцарей, подобранных чуть ли не на улице. У Риза на миг бешено зашлось сердце, а потом застучало спокойно и ровно.