Хозяин таёжного неба

Глава пятая, в которой демон едет в Усть-Лишай

Ночью прошел лёгкий дождь, и когда утром Стёпка, зевая, спустился вниз, весь мир сиял праздничной умытой зеленью. Пахло мокрой травой, воздух был свеж и хрустально прозрачен. Жизнь была прекрасна. Предстоящая поездка с магами Стёпку слегка напрягала, можно даже сказать, пугала, но что-то внутри него говорило спокойно и уверенно: не дёргайся, всё будет хорошо, всё не может не кончиться хорошо, спасём мы Смаклу и вообще всех спасём, победим и одолеем. И так хотелось поверить этому голосу, что Стёпка отбросил всё сомнения и поверил. Будь что будет, на месте разберёмся.

Он умылся холодной водой из большой бадьи, что стояла у входа в баню, пофыркал, вытерся, вытряс из кроссовок вчерашнюю пыль… Посмотрел на грязные пальцы ног. Да, о каждодневном душе перед сном здесь думать не приходится. Не смертельно, конечно, другие же как-то живут. Обычных нормальных носков очень не хватает. Нету здеся носков. Никто даже не знает, что это такое. А портянки под кроссовки наматывать почему-то не тянет. Демон в портянках — даже звучит глупо. Он всё-таки сполоснул ноги, вытер их насухо, обулся. Приводить в порядок одежду почти не пришлось: она и без того была чистая, разве что слегка помятая, да на это здесь никто внимания не обращает. Тем более, что Серафианова долговременная иллюзия оказалась по-настоящему долговременной. Во всяком случае, после блужданий по пещерам и лесам одежда выглядела вполне прилично. Достойно демона выглядела. Ещё неизвестно как бы всё там обошлось, если бы он предстал перед князем и магами в каких-нибудь обносках или дерюжной рванине. Наверное, и разговаривать с ним не стали бы, будь он хоть трижды демоном.

Часов у него не было, но он и так понимал, что пора собираться. Здешние люди долго спать не любят, тем более, если дорога предстоит дальняя. Маги, скорее всего, постараются выехать пораньше. Он вытряхнул своё нехитрое барахло из мешка и по-быстому раскидал на нужное и ненужное. Пустые туески из-под сушёных ягод выбросил, насмерть окаменевший кусок сыра тоже решил не брать. Всё равно этот сыр ему в горло не лез. Мало что осталось и от хлеба — да это не беда. Небось маги не дадут ему умереть с голода. В крайнем случае еду можно будет просто купить. Деньги-то у него на это имеются. Избавился также и от рушника, превратившегося отчего-то в грязную тряпку. Бутылочку с морсом откупорил и осторожно глотнул. Брусничный морс остался брусничным морсом. Вкусным, свежим и холодным. Непростую бутылочку подарил лжеплемяннику Серафиан. Обычная давно бы уже опустела, а из этой сколько ни пей, всегда под горлышко заполнена. Очень удобно в дороге, смерть от жажды точно не грозит. После ревизии котомка похудела чуть ли не вдвое. Ну и ладно. Как говорил папа, чем меньше барахла, тем меньше мороки.

Дракончик как улетел куда-то вчера, так ещё и не появлялся. Лесной зверюшке шумное людское поселение было не по нраву. Странно, что он вообще возвращался, ведь, честно говоря, Стёпка ничего такого особенного дать ему не мог, кормил и то чем попало. Эх, понимал бы Дрэга человеческую речь получше, сказать бы ему: ищи, мол, Смаклу, а потом вернись и покажи, где его держат…

Упаковавшись, он закинул котомку за спину и пошёл прощаться с друзьями. Заглянул за сараи, никого там не обнаружил, вернулся во двор — навстречу уже спешила Застуда.

— Стеслав, от магов служка прибегал, справлялся о тебе. Велел передать, что вскорости подъедут.

— А я уже собрался, — сказал Стёпка.

— Пошли, я тебя накормлю, — предложила вурдалачка. — Негоже с поголóдну в путь отправляться. Мы тебе шанежек напекли.

Пока Стёпка расправлялся со свежими шаньгами в пустой корчме, Застуда и её подружка, которую звали, кажется, Прибавой, сидели рядышком, подперев щеки руками. Стёпка на них внимания не обращал, привык уже находиться в центре внимания и понял, что если дёргаться и возмущаться, то будет ещё хуже. Всё равно ведь не отстанут, так и будут пялиться как на икону. Если им приятно, пусть смотрят, ему скрывать нечего.

— А мы тебе в дорожку посбирали кой-чего поснидать, — почти пропела Прибава. — Не побрезгуй угощением, возьми.

Степан попробовал было отнекиваться, но вурдалачки его возражения и слышать не хотели:

— Путь не близкий, а маги весские, поди, не слишком-то тебя жалуют. Негоже без припасу ехать. Будет у тебя своя еда, и нахлебничать ни у кого не придётся. Кто их знает, этих весичей, что они в дороге едят. Эль-финги, бывалые люди сказывают, когда в походе, вяленое мясо токмо жуют да сушёным молоком заедают. А молоко энто у них каменьев крепче, зубы сломать можно.

Каким образом сухое молоко может быть твёрдым, Стёпка не понял, но переспросить не успел, потому что откуда-то из-под стола вдруг вылез Дрэга и без зазрения совести выхватил из его руки надкушенную шаньгу. Этот паразит взял себе за моду являться нежданно как раз тогда, когда Стёпка ел. Вурдалачки опять, — но уже привычно — взвизгнули и принялись подсовывать дракончику самые вкусные кусочки, а вечно голодный летун без зазрения совести уплетал всё подряд.

Воспользовавшись тем, что внимание восторженных клыкастых девиц так удачно переключилось на другую жертву, Стёпка сбежал. Он всё-таки хотел попрощаться с Вяксой и Збугнятой. Однако пацанов по-прежнему нигде не было, и он, сделав круг по двору, вернулся в корчму за котомкой.

Дрэга уже исчез, тоже не вынес чрезмерного женского внимания. Мешочек с едой, приготовленный Застудой на дорогу, оказался едва ли не тяжелее Стёпкиной котомки. Но возмущаться было неудобно, да Стёпка и сам понимал уже, что в дороге еда лишней не бывает, особенно, если не на своих двоих путешествовать придётся. Не зная куда податься, он уже было присел, но тут в корчму заглянул долговязый Сгрыква:

— Стеслав, там у ворот маги тебя кличут.

Стёпка подхватил мешок, котомку закинул за плечи, вышел. У крыльца стояли два незнакомых мага-дознавателя, за их спинами нетерпеливо позвякивали упряжью вороные кони. Два дознавателя, два коня. А мне что, пешком за ними бежать, подумал Стёпка. Он почему-то был уверен, что за ним хотя бы повозку пришлют, что после памятных событий у наместника маги — пусть и нехотя — станут относиться с уважением. А тут вон что! А они вон как!..

Маги оживлённо переговаривались, похохатывая, а когда Стёпан подошёл, оглянулись на него и один, смуглый и чернобородый, процедил сквозь зубы пренебрежительно:

— Долго ждать себя заставляешь, малец. Али возомнил о себе лишка? Старшой велел поторопиться. Поспешай за нами да гляди — не приотстань. Нам с тобой волындаться не с руки.

Не дожидаясь ответа, они ловко вскочили в сёдла, выметнулись, пригнувшись, за ворота и пришпорили коней вдоль по улице. И чтобы не отстать, Стёпке пришлось бы бежать за ними во весь дух. С котомкой и мешком. Как отставшему от поезда пассажиру.

Стёпка задумчиво посмотрел им вслед, развернулся и неспешно пошёл назад в корчму. Бегать за магами он не будет, не на того напали. В крайнем случае, вообще поедет в Усть-Лишай один. Может быть, так даже лучше будет. Сгрыква замер у крыльца с открытым ртом. Гоблин не мог взять в толк, как это малец осмелился не послушаться двух страшных весских магов, на которых взглянуть искоса и то боязно.

Стёпка присел на ступеньку, прикидывая уже, с кем бы договориться насчёт подводы… И тут в ворота влетели оба всадника. Разъярённые маги, не спешиваясь, завертели коней перед крыльцом:

— Ты, малец, похоже, весскую речь не разумеешь?! — злобно выкрикнул смуглолицый маг, перекосив лицо в свирепой гримасе. — Играться с нами вздумал? Хватай свои мешки и бегом к переправе. Или плетями погоним!

Сердце в груди у Стёпки горячо набухло, кулаки сжались сами собой, но он усилием воли сдержал разрастающийся гнёв. С этими недоумками ссориться мало чести. Они ещё не поняли, с кем имеют дело, ну так надо им показать.

— Не ты ли меня плетями гнать собрался? — негромко спросил он, поднимаясь и глядя прямо в глаза смуглолицему. — Давай-ка попробуй. Интересно будет посмотреть.

Он спустился на пару ступенек и остановился перед магами. Во дворе корчмы вдруг оказалось сразу очень много народа. Высыпали откуда-то слуги, которых до этого было не видно, вышел на крыльцо, неспешно застёгивая на груди рубаху, хозяин, выскочили Застуда с Прибавой, за спинами магов встали огромные бородатые тролли, приехавшие вчера вечером и остановившиеся на постой.

Смуглолицый судорожно схватился за висящую на поясе плеть, но второй маг предостерегающе придержал его за руку, что-то негромко сказал. Оба заоглядывались, оценили невыгодное своё положение и пыл поумерили. В случае какой-либо заварухи шансов вырваться отсюда без потерь у них не просматривалось совершенно.

— Не всегда околь тебя холопы будут, — чуть слышно пробормотал смуглолицый.

— А здесь кроме вас других холопов нет, — сказал Стёпка, назойливо подзуживаемый радостно встрепенувшимся гузгаем. — Я вас больше не держу, можете возвращаться.

Смуглолицый злобно всхрапнул и вновь схватился за плеть, но второй опередил его, почти выкрикнув:

— Чего ты хочешь, демон? Раздумал ехать?

— Нет, — сказал Стёпка. — Ехать я не раздумал. Но бегать за вами не буду никогда. А если этот… не угомонится, то я его плеть об его же задницу обломаю. Слово демона.

И он постарался вызвать в себе то самое ощущение, которое испугало Всемира у костра. И, похоже, у него это получилось. Кони всхрапнули и подались назад. Оба мага враз присмирели, тоже обнаружив в облике невзрачного вроде бы отрока нечто чуждое и устрашающее. До них, кажется, только сейчас дошло, что они явились к тому самому демону, который в овраге отделал трёх не самых последних магов так, что те до сих пор в себя прийти не могут. Смуглолицый поспешно убрал руку с плети. Его напарник долго молчал, перемалывал в себе уязвлённую магическую гордость, кусал в ярости губу, наконец выдавил сквозь сжатые зубы:

— Мы поведаем старшему магу, что ты не восхотел идти пешком. Он сам решит, как с тобой сговориться. Прими наши извинения.

И не дожидаясь ответа, попятил коня. Смуглолицый ожёг Стёпку ненавидящим взглядом и тоже вынесся за ворота, едва не сбив с ног невесть откуда объявившегося Вяксу.

Гоблинёнок проворно отскочил и оглушительно свистнул им вслед. Стёпка ему позавидовал. Сам он так свистеть вообще не умел, хотя много раз пытался научиться.

— Может, не поедешь с ними, а Стеслав, — спросил Вякса.

— Поеду, Вякса, мне друга выручать надо, ты же знаешь.

— А к нам вернесся ли посля? — гоблин вертелся вокруг, не в силах устоять на одном месте, на поясе гордо красовался купленный у элль-финга нож.

— Не знаю, — Стёпка пожал плечами. — Как получится. Может, и вернусь. А может…

— Ты с энтими магами ухо держи востро, — серьёзно посоветовал Вякса. — Они, вестимо, супротив тебя не устоят, но ежели скопом навалятся — могут задавить. У них подлости достанет, не по ндраву ты им, особливо посля крапивного угощения, — он заулыбался, вспомнив чем кончилось столкновение с магами в бурьянах. О своём ранении он, похоже, уже начисто забыл, словно и не с ним это произошло.

Стёпка и прежде не слишком рассчитывал на то, что путешествие с весичами будет лёгким и приятным, но теперь ему пришло в голову, что оно может оказаться очень даже невесёлым, с таким-то к нему отношением попутчиков. Неужели так и будут на него всю дорогу злобиться? Хорошо хоть заботливые девицы еды ему с собой надавали столько, что и за неделю не осилишь.

Минут через десять к корчме мягко подкатила запряжённая лохматой гнедой лошадкой повозка. Возница, молодой весич, одетый справно и даже с некоторым шиком, спрыгнул с облучка, или как там это место называется где возницы сидят, вошёл во двор корчмы, вежливо раскланялся с женщинами, улыбнулся, сверкнув белыми зубами:

— И кто здеся у вас демон, которого в Усть-Лишай отвезть надобно?

Стёпка подхватил котомку и мешок, спустился с крыльца:

— Я демон. Здравствуйте.

Весич шутливо сбил похожую на картуз шляпу на лоб:

— А где же ты, демон, свои клыки и рога потерял?

— Они у меня в мешке лежат, — улыбнулся в ответ Стёпка. — Чтобы не затупились раньше времени.

Нет, кажется, всё будет нормально. Не все весичи такие гады, есть и среди них вполне приличные и даже весёлые люди.

— Кидай свои торбы в повозку, демон, да и поехали обоз догонять. Он уже, поди, к переправе подъезжат. Тебя Стеславом кличут, так? Ну а меня Творенем можешь называть. Творень я.

Распрощавшись уже окончательно с пацанами, забросив мешки в повозку, Стёпка перебрался через высокий борт, сел на какой-то сундук. Творень тряхнул вожжами, причмокнул, повозка покатилась вниз по дороге.

Хозяин корчмы дядька Зашурыга на крыльце приложил к глазам широкую ладонь. В воротах стояли Застуда с подругами, Вякса со Збугнятой, вечно растрёпанная Негрызга. Девицы махали руками, Стёпка тоже помахал в ответ. Опоздавший Щепля с удивительным для его комплекции проворством подскочил к повозке, перевалился через борт.

— До переправы доеду, — сообщил он, отдышавшись.

— Это кто же здеся такой прыткий? — оглянулся на него Творень. — Тоже, никак, демон? Из каковских будешь?

— Проторские мы, — заулыбался Щепля, а сам тихонько сказал Стёпке, так, чтобы возница не услышал. — Поостерегись в дороге-то, Стеслав. И магу энтому шибко не доверяйся, моё тебе слово.

— Разве это маг? — так же тихо спросил Стёпка. — С чего ты взял?

— У меня на них глаз верный, — не удержался от своей любимой присказки Щепля. — Видал я его, как он с другими магами за управой жезлами махал и заклинаниями куколи жёг.

— Кого жёг?

— Куколи соломенные. Как жахнут жезлом — куколь сразу в пламя. Дотла сгорали. Токмо не у каждого получалось. Иные махали, да всё попусту. А у энтого из жезла молнии так и шваркали. Так что ты с ним поостерегись.

Наверное, Щепля прав. Наверное, Творень и в самом деле не обычный возница, а обученный и умеющий швыряться молниями маг. Но Стёпку это не особенно удивило. Ему же никто и не обещал, что он поедет в Усть-Лишай с какими-нибудь охотниками или купцами. Знал, на что соглашается. В этом обозе, может быть, даже лошади будут не простые, так что теперь — на всех с подозрением косится и ни с кем не разговаривать? Он присмотрелся к вознице. Не похож Творень на мага, потому что… Просто потому, что одет иначе. Одежда здорово меняет человека. Ладно, будем, как говорится, посмотреть.

Перед спуском к переправе Щепля спрыгнул с повозки:

— Всё, Стеслав, дале не поеду. Весичей там шибко много. А мне с ними гутарить не об чем. Счастливо добраться.

И долго ещё стоял на взгорке, и смотрел вслед, сжимая в руке гильзу от автомата, которую Стёпка подарил ему на память.

Проторской переправой называлась такая широкая отмель на Лишаихе, через которую в особо засушливое лето можно было переехать на телеге, чуть ли даже не намочив при этом ног. Но сейчас вода в реке стояла высоко (снег в горах, слышь, Стеслав, тает), и поэтому чуть пониже отмели с берега на берег ходил большой паром, плотовый настил, как здесь говорили. За один переезд на этом настиле перевозили сразу по три повозки.

Творень натянул вожжи, придерживая на крутом спуске лошадку, оглянулся на Степана:

— В самый раз поспели. И ожидать не придётся.

Плот неспешно отходил от берега, коренастые гоблины дружно налегали на шесты, двое тянули за толстый канат, закреплённый за брёвна на противоположном берегу. Работа была тяжёлая, спины у гоблинов бугрились мышцами, но мужики не унывали, подбадривали себя молодецкими выкриками, да ещё и подтрунивать успевали друг над другом. Протора осталась на другом берегу, и отплывала всё дальше. Стёпка смотрел на маленькую фигурку Щепли, на выстроившиеся вдоль берега избы, на шатры купцов, на высокие терема боярского холма. Ему слегка взгрустнулось. Когда из Летописного замка уходил, почему-то даже весело было, интересно, ожидались чудеса всякие и приключения, а сейчас, когда и чудес и приключений уже с избытком напробовался, расставание с друзьями вдруг царапнуло по сердцу неожиданной тоской. Он опять остался один и опять ему приходилось рассчитывать только на себя. Да ещё, может быть, на своего шибко сильного гузгая, знать бы ещё, что это такое или кто это такой.

Услышав знакомый голос, он оглянулся. Смуглолицый маг стоял рядом с лошадьми и, недобро косясь в его сторону, что-то рассказывал своим приятелям. Может быть, о том, как сцепился с демоном. Может быть, даже и привирал при этом. Стёпка сначала напрягся, а потом плюнул на всё и спокойно пошёл вдоль края плота, не обращая больше внимания на весичей. Хватит бояться и скрываться. Пусть они теперь его боятся.

Лишаиха в этом месте делала большой плавный поворот, огибая холмы, на которых стояла Протора. И с плота открывался прекрасный вид на большое водное пространство и на поросшую густой травой пойму, где бродили стада коров. Солнечные лучи, весело искрясь, дробились на мелких волнах. Величественные облака плыли над безмятежным простором, словно корабли из ваты, мир был огромен и ясен, и насыщенный летом воздух настойчиво пьянил грудь. Где-то у самого горизонта, левее синеющих гор, за которые, к счастью, ему уже не было нужды добираться, набухали влагой грозовые тучи, но хотелось верить, что они пройдут стороной. До сих пор Стёпке везло, и всё его путешествие протекало (вот уж совершенно неподходящее слово!) при хорошей погоде. Он вдруг представил, что совершенно не к месту начнутся дожди и, как назло, затянутся надолго, например, на неделю. А ему всё равно придётся ехать, мокнуть, жаться вечерами поближе к костру в надежде высушить одежду и обувь, спать на влажном сене, когда и не отдохнёшь толком и не согреешься. Вот тогда точно можно будет сказать, что путешествие протекает. Причём, со всех сторон… Нет, пусть уж лучше ещё немного постоят ясные дни. Все-таки здорово, что они с Ванесом попали сюда летом, а не осенью или зимой. Замерзающий в сугробе демон — это что-то не очень весёлое.

Плот уткнулся в брёвна причала, натужно заскрипел, гоблины удерживали его баграми, покрикивали на замешкавшихся возниц. Стёпка первым спрыгнул на берег, огляделся и направился к выстроившимся в ряд гружёным повозкам.

Тут же перед ним возник дородный маг-дознаватель, по озабоченному лицу которого сразу было видно, что он здесь самый главный.

— Отрок Стеслав? — сказал он утверждающе, заглядывая в пергаментный свиток, как будто там были записаны все, кто едет с обозом, и отрок Стеслав в их числе. — В попутчики, говоришь, напросился?

— Здравствуйте, — сказал Стёпка, косясь на исписанный мелким почерком пергамент. Неужели там и в самом деле его имя записано?

— Экий ты… малой, — удивился маг. — И что за нужда тебя в Усть-Лишай несёт?

— Надо мне туда, — Стёпке не хотелось объяснять ещё и этому магу, зачем его «несёт» в Усть-Лишай.

— Ну, надо так надо. Сразу упреждаю: ежели дорогой отстанешь, никто тебя ждать и искать не озаботится. У тебя своя надобность, у нас своя. Хочешь до Усть-Лишая добраться — сам за собой приглядывай. А всё прочее тебе Творень расскажет. И чтоб не баловал у меня, а то знаю я вас, демонов.

Как будто он часто демонов возит.

Сказал и ушёл в голову обоза, проверяя на ходу, надёжно ли увязан груз и не распустятся ли на тряской дороге узлы. Смуглолицый, стоявший в нескольких шагах, демонстративно сплюнул, дёрнулся было сказать что-то обидное, но наткнулся на насмешливый взгляд демона, покривил лицо в непонятной гримасе и тоже ушёл вперёд, ведя за собой коня.

— Чем ты со Струменем не поделился, Стеслав? — спросил Творень, глядя ему вслед. — Чегой-то он на тебя волком смотрит?

— Да так, — отмахнулся Стёпка. — Не понравилось ему почему-то, что я за ним вприпрыжку бежать отказался.

Творень понимающе хмыкнул:

— То-то он так злобствовал, из корчмы воротясь. Мало на самого Остромира не наорал. А я всё гадал, кто его так осердить изловчился.

В обозе не оказалось ни одного гоблина или вурдалака, не говоря уже о троллях. Стёпка не увидел даже тайгарей, которых всегда легко было узнать по особой таёжной одёжке с непременными узорами по вороту и рукавам. Это был исключительно весский обоз. И если верить Щепле, а почему бы ему и не верить, то даже возницы в обозе являлись магами. Скорее всего, младшими магами. Ни одного знакомого лица среди них Стёпка, к своему облегчению, не увидел. У веского начальства, видимо, хватило соображения не назначать в охрану провинившихся магов, попробовавших какова на вкус проторская крапива.

Повозки одна за другой потянулись вдоль берега. Стёпка обратил внимание, что их колёса почти не скрипят, словно они не деревянные. Он уже знал, что маги не скупятся на специальные заклинания. Привязываешь нужную заклятку к тележной оси — и пожалуйста, езжай себе без скрипа и без опасения, что колесо отвалится в самый неподходящий момент. Только не каждому эти заклятки по карману, и не каждый захочет тратить деньги на подобное излишество. Скрип можно перетерпеть, а ось можно просто хорошенько смазать дёгтем или салом или чем здесь их мажут. Понятно, что магам с этим делом проще, для себя они таких заклинаний не пожалеют. И всё равно было непривычно смотреть на почти беззвучно катящиеся громоздкие сооружения.

Творень уже понукал лошадей. Стёпка перебрался через борт, пристроил поднадоевший мешок, сбросил с плеч котомку. Три дня ехать — это всё-таки очень долго. Он попробовал подсчитать расстояние до Усть-Лишая. Повозка едет не намного быстрее идущего человека. Значит, скорость где-то шесть километров в час. Если, скажем, мы будем ехать часов десять в день, то получается, что за три дня мы проедем около ста восьмидесяти километров. Ну, плюс-минус километров десять-двадцать. Приличное расстояние. Но не так чтобы очень уж далеко. На папином «Спринтёре» часа за два доехать можно.

Повозка, в которой он сидел, была нагружена лишь наполовину. В ней лежали туго замотанные в мешковину связки непонятно чего, да стоял длинный, похожий на гроб сундук, на котором Стёпка и приспособился сидеть, подложив для мягкости свёрнутый плащ.

Обоз растянулся на дороге. Творень, подчиняясь, видимо, заранее установленному порядку, втиснул свою повозку почти в середину. Всё, поехали. Творень молчал, Стёпка тоже не слишком горел желанием попусту трепать языком. Кажется, это путешествие будет заметно отличаться от поездки с троллем. Вот, например, ехать с дядькой Неусвистайло было легко и просто. Можно было поговорить, можно было помолчать, а тут… Не знаешь даже, захотят ли с тобой разговаривать. В общем, сам, конечно, напросился, что ж теперь делать.

Дорога взобралась на вершину холма; он в последний раз оглянулся на Протору. Далеко, за гладью реки виднелись крыши домов, суетились на том берегу крошечные фигурки. Там остались Збугнята, Вякса и Щепля, остались уютные вечера у костра, разговоры, страшные истории, смех Заглады, ворчание Гугнилы… Восторженные девицы тоже остались там. Только и хорошего, что больше никто не будет приставать с разговорами, никто не попросит поведать о встрече с Миряной. И всё равно было немного грустно. Стёпка вздохнул. Как в книгах обычно пишут: началась новая глава в его жизни. Вот она и начинается. И её можно назвать «Поездка в Усть-Лишай или спасение гоблина».

Он поёрзал на сундуке, сел так, потом этак, потом расстелил плащ, а мешок с пирогами положил под голову. И лежал, глядя в небо и ни о чём таком особенном не думая. Просто ехал и наслаждался покоем. Разные мысли сами крутились в его голове, и он лениво перекатывал их, не слишком напрягаясь, и обиженные таким невниманием мысли прятались в какие-то закоулки его мозга, и им на смену приходили другие, но и с другими Стёпка обращался точно так же. Вертелось что-то о склодомасе, о подорожном страже, какие-то гномлинские словечки, лица колдунов, воспоминание о мече оркимага, весские голоса, топот копыт… Склонилось над ним чьё-то усатое лицо, вроде бы один из дружинников, проезжая мимо, заглянул в повозку, посмотреть на демона. А демон уже безмятежно спал, как будто ночью ему кто-то спать не давал. А на самом деле его просто сморила дорога, свежий воздух и лесная летняя прохлада под равномерное покачивание повозки.

Весичи, видимо, торопились и поэтому никакой остановки на обед устраивать не стали. Подкрепились на ходу. Творень жевал вяленое мясо, запивая его вином из элль-фингского бурдюка. Предложил вино и Стёпке, но тот отказался, сославшись на то, что ему вино пить нельзя, мал ещё. Творень, ничуть не обидевшись и не удивившись, отвернулся и больше не приставал.

Однако он так аппетитно вгрызался в мясо, что Стёпка не выдержал и тоже решил чего-нибудь съесть. С удовольствием умял большой пирог с демоникой, запил всё брусничным морсом… И тут — как всегда вовремя — подспел Дрэга. И его пришлось кормить. На пироги дракончик на этот раз по какой-то причине даже не покосился, видимо, они ему уже надоели, но в мешке было ещё много разных вкусностей, и голодным Дрэга не остался. Творень оглянулся посмотреть, кто это скребёт когтями по крышке ящика, увидел нового пассажира, заметно удивился, но ничего не сказал, только поглядывал иногда с интересом. А Дрэга, похоже, больше не собирался никуда улетать. Он пристроился под боком у хозяина, завернулся в крылья, как летучая мышь, и заснул. Он был горячий и мягкий и щекотно фыркал в живот. Стёпка придерживал его рукой на поворотах, радуясь тому, что рядом есть хоть одна родная душа.

И опять они долго ехали, и дорога в основном шла не через лес, а огибала холмы и пригорки и петляла, и солнце из-за этого то в спину светило, то в лицо. А чёрные тучи сначала наползли почти на полнеба, и Стёпка уже почти смирился с тем, что к вечеру пойдёт дождь, но тучи передумали и боком-боком уплыли куда-то за Лишаиху, и снова стало светло и хорошо.

Ближе к вечеру, когда Стёпка уже все бока себе отлежал и весь зад на жёстком сундуке отсидел, обоз остановился. Но не окончательно, а, как выяснилось, только для того, чтобы решить, по какой дороге ехать. Маги долго спорили, одни, кажется, хотели ехать в обход озера, а другие убеждали, что надо перевалить через холмы и заночевать по ту сторону, там, мол, есть очень удобное место, где местные всегда ночуют. Стёпка выбрался из повозки, чтобы хоть немного размять ноги, и краем уха слышал эти споры. Он уселся на большой поросший мхом валун и стал греться на солнышке. И Дрэга, поносившись по лесу, тоже вымахнул на простор, сделал несколько кругов над обозом и опустился на Стёпкино плечо. И все в обозе это видели. Спор прекратился, маги молчали, даже кони перестали фыркать и тоже косились на Стёпку. И ему стало немного не по себе. Что они, дракончиков что ли, никогда не видели? Не такой уж он и удивительный зверь, чтобы так на него таращиться.

— А я что говорил, — непонятно сказал старший маг. И больше никто с ним не спорил, и обоз повернул на сопку, словно вид сидящего на демонском плече дракончика убедил сомневающихся, что надо ехать именно туда, куда до этого ехать не хотелось.

Остановились окончательно примерно через час.

Место, на Стёпкин взгляд, было не слишком удобное для ночлега. Во-первых, слишком открытое, чуть ли не посреди поля, во-вторых, лес далеко, в-третьих, воды поблизости не наблюдается. Но у весичей имелись какие-то свои, непонятные постороннему человеку резоны. Они всё делали не так, как тролли. Повозки в круг не ставили, может, потому что никого не боялись или просто не знали, что здесь кого-то надо бояться. Маги устроились отдельно, не по нраву им было сидеть рядом с возницами и дружинниками. И костёр у них был не простой — ровное синеватое пламя гудело наподобие газовой горелки. И в утончённой полированной посудине, не слишком похожей на походный котёл, булькала, кажется, вовсе не обычная каша. Творень, что интересно, к магам не пошёл, сидел с возницами, рассказывал что-то весёлое, руками размахивал и вообще был, что называется, душой компании… Всё-таки не похож он был на мага, ничуточки не похож. А с теми мордастыми, из крапивного оврага, вообще не имел ничего общего. По крайней мере, внешне. Наверное, Щепля его с кем-то перепутал. Приглашал он и Стёпку, но тот отказался, пояснив, что дракончик боится чужих людей. И почти не соврал. Дрэга и вправду весичей не жаловал.

А весичи вели себя странно. Стёпка их не понимал. Весь день торопились, даже на обед не останавливались, а сейчас вдруг всё бросили, развалились вокруг костров и в ус не дуют, хотя солнце ещё светит вовсю и до темноты часа два, если не больше.

Место было, может быть, и не слишком удобное для ночлега, но довольно красивое и приятное глазу. Нетронутые луга с жёлто-голубой россыпью цветов, узкая лента дороги, разлапистые изломанные сосны — почти как на картине какого-то известного художника. Неподалёку, на склоне небольшого холма из кустов поднималось что-то похожее на каменные зубья старой крепости. Или на Стоунхендж. Стёпка то и дело туда поглядывал, ему хотелось пойти и посмотреть. Просто из любопытства. Он ещё по компьютерным играм помнил, что в таких местах всегда что-нибудь интересное можно найти. В играх это были такие специальные магические места, где обязательно обнаруживались припрятанные сокровища или могущественные магические артефакты, оставленные специально для того, чтобы их нашёл главный герой…

Сразу вспомнилась пещера с мертвецами. Там он ведь кое-что и вправду нашёл. А вдруг и здесь что-нибудь не менее интересное отыщется. Он оглянулся. Никому до него не было никакого дела. Никто не смотрел в его сторону, никто за ним не следил. Все как будто бы забыли о его существовании. Наверное, как только поступил приказ о том, что ловить его больше не нужно, так он тут же всем весичам стал неинтересен. Честно говоря, Степана это нисколько не огорчало. Он поднялся и пошёл к камням.

Он не мог видеть, как маги у своего костра многозначительно переглянулись, и старший показал глазами: а я что говорил. И как дружинники на всякий случай приготовились к самому худшему и оружие своё незаметно проверили, а кое-кто даже и арбалеты заранее взвёл.

— Ты куда, Стеслав? — спросил Творень, без особого, как показалось Стёпке, интереса. Поручили ему за мальцом приглядывать, вот он и интересуется по обязанности, чтобы потом не обвинили в небрежении, ежели вдруг чего…

— Пойду прогуляюсь, — сказал Стёпка. — Вон туда, на холм.

— Там просто старые камни. Нечего смотреть.

— Вот на камни и посмотрю.

— Не заплутай, — сказал Творень. — Стемнеет скоро.

И отвернулся. Чтобы демон не заметил настороженный блеск его глаз.

И демон не заметил.

Три больших грубо обколотых каменных пальца торчали из земли так, что Стёпка, только вытянув руку на всю длину и привстав на цыпочки, смог дотянуться до вершины самого низкого из них. И ничего интересного, никакой магии, никаких, тем более, сокровищ. Вся земля вокруг камней была старательно взрыта. Здесь что-то копали и копали не единожды. Но это было давно. Всё уже густо заросло травой и колючим кустарником.

Дрэга выискивал жуков на вершине центрального камня. Стёпка ходил вокруг и кончиками пальцев оглаживал шершавую, поросшую лишайниками поверхность. Вглядывался в почти неразличимые уже знаки. Прикидывал вес и высоту. Камни внушали уважение. Они были очень старые и очень большие. Их поставили, наверное, какие-нибудь доисторические люди. Непонятно откуда и непонятно как их сюда притащили, непонятным образом ухитрились вкопать стоймя. Потом молились здесь, жертвы приносили (кровавые!), били в бубны, кричали в небо хвалу богам, просили о чём-то, считали себя самыми великими. Давным-давно вымерли, камни их священные покосились, холм зарос травой. Всё ушло, даже костей не осталось…

— Сиё место называется Змиевы зубья, — сказал кто-то за его спиной, деликатно перед тем кашлянув.

Стёпка оглянулся. Рядом с ним стоял простецки одетый весич лет примерно тридцати или больше, в поношенных простецких штанах и застиранной до белизны рубахе, подпоясанной обрывком лохматой верёвочки. Светлые давно нестриженые волосы трепал лёгкий ветерок. Смешная куцая борода клочками торчала во все стороны. Это был такой типичный деревенский дурачок. В его выцветших голубых глазах не угадывалось ни намёка на мысль. Ясный, пустой взгляд, кроткая улыбка, покатые плечи, ссутуленные в постоянном робком поклоне. Кажется, он ехал впереди, на одной из головных повозок. Стёпка ещё случайно слышал, как Творень в разговоре с дружинниками спрашивал, зачем этот блаженный с обозом увязался и по какой прихоти Остромир его не прогонит.

— Почему змиевы? — не придумал ничего лучшего спросить Стёпка. Он в обществе этого блаженного чувствовал себя немного неуверенно. Не знал, чего от такого непонятного человека ожидать и как себя с ним вести. — На зубы совсем и не похоже.

— То мне не ведомо, — кротко ответил блаженный, потом повёл глазами туда-сюда, обрадовано улыбнулся и указал рукой. — А эвона…

Под ближайшим камнем свернулась в кольцо небольшая чёрная змея. Гадюка, кажется. Она настороженно поводила маленькой треугольной головой и то и дело высовывала язык. Каким-то чудом Стёпка на неё умудрился не наступить, хотя только что, буквально минуту назад обошёл этот камень вокруг.

— Змейчики здеся живут, потому, верно, и назвали.

И он вдруг наклонился и очень ловко подхватил змею с земли, она даже не дёрнулась. Она свисала с его руки и покачивала головой, а хвостом обвивалась вокруг запястья. Похоже, это была не гадюка, а обычный уж.

— Змейчик, — сказал блаженный. — Смотри, какой он извёртливый. А у тебя змейчик есть?

— Нет, — сказал Стёпка, потом подумал и сказал. — Есть.

— И где же он? — удивился блаженный, опять забавно поведя глазами влево-вправо, не поворачивая при этом головы.

— А вон, — Стёпка показал на сидящего на верхушке камня Дрэгу. — Только он у меня с крыльями. Летающий змей.

— Это не змей, это дракон, — нормальным голосом сказал блаженный и, опустив змею в траву, добавил. — Здеся чтой-тось припрятано в земле, да никто найтить не может. Весь холм перерыли, ровно кроты, а клад, гляди-кось, никому ещё в руки не дался. Змейчики его стерегут.

Сказал и побрёл к обозу, старательно обходя кусты и камни.

Хорошо, что он ушёл. Стёпке с ним было неловко разговаривать, потому что он сумасшедших слегка побаивался и всегда старался держаться от них подальше. Никогда не знаешь, чего от таких людей ожидать и что они могут выкинуть в следующую минуту. В его родном посёлке бродил по улицам один такой безобидный дурачок, постоянно разговаривающий сам с собой и радостно здоровающийся со всеми встречными. И горе тому, кто по незнанию говорил в ответ «здрастье» или «добрый день». Отвязаться от назойливого дурачка после этого было делом очень непростым.

Возвращаться к магам не было никакого желания. Стёпка сел на тёплую землю и стал смотреть вдаль. И тут его снова пробрало. Вернулось уже испытанное однажды ощущение страшной оторванности от родного и привычного мира, от родителей, посёлка, школы, брата, компьютера с любимыми играми и вообще от всего, что составляло совсем недавно его жизнь. Как было бы страшно, подумалось, если бы я не знал точно, что смогу туда вернуться! Очень хочется верить, что насчёт непременного возвращения домой Серафиан не обманул. А ведь никто из наших даже и не знает, где я и что со мной. Для них ещё ничего не произошло. Увидел бы меня сейчас Колька. Или не сейчас, а тогда на хуторе, когда я с оркимагом сражался. Или в пещере, когда я мертвецов разглядывал… Нет, определённо что-то было странное в этом месте, в этих Змиевых Зубьях. Какая-то магия или сила. Почти осязаемая. Она гудела на пределе слышимости, и в ответ в груди тоже начинало щекотно вибрировать. Словно невидимая струна тянулась здесь из земли в небо, и на этой струне, казалось, был подвешен к небесной сфере весь мир, и если по ней можно было бы вскарабкаться в вышину, то там, наверху, открылось бы что-то совсем невообразимое и прекрасное… Или, наоборот, ужасное и пугающее.

Дракончику стало скучно, прекрасные дали и небесные сферы его не интересовали, он свалился с камня на Стёпкину голову, и волшебное наваждение тут же схлынуло, оставив в душе лёгкое разочарование: чуть-чуть совсем не хватило времени, чтобы понять что-то важное.

— Балбес ты, Дрэга, — беззлобно сказал Стёпка, поднимаясь с земли и отряхивая штаны. — Ни фига в жизни не понимаешь.

Когда он вернулся к обозу, маги разочарованно переглянулись, и снова старший качнул головой, мол, ещё не вечер, посмотрим, как оно всё потом обернётся.

Степану не хотелось сидеть у костра, ему не о чем было разговаривать с весичами, и он решил просто завалиться спать, чтобы поскорее наступило утро. Один день прошёл, ещё два как-нибудь переживём. Терпи, младший слуга, демон уже в пути и твоё освобождение не за горами. Лишь бы маги ничего нехорошего за эти два дня с тобой не сделали… Устроившись поудобнее, он закрыл глаза, но заснуть не мог. Ворочался, вспоминал то дом, то недавние приключения, слегка задремал, потом проснулся; было уже темно, наступили сумерки, костры разгорелись жарче, голоса звучали громче, весичи, видимо, слегка увеселились, спать не хотелось. Стёпка поднялся, вылез из повозки, сходил за кустики, побрёл назад, обходя повозку с другой стороны, почти вышел к костру, но услышал голоса и остановился в нерешительности. Он не хотел подслушивать, но говорили о нём, и он не удержался — навострил уши.

— …сам Краесвет ему пообещал. Думаешь, даром демон с нами едет. Он за дорогу так расплатился, как ни тебе, ни мне не заплатить. На те деньги два таких обоза купить можно было. А он, вишь, даже припас с собой взял, брезгат наше исть, не по чину ему.

— Брось, Грубень, малец просто дичится. Чужие мы ему, робеет.

— Таковские робеть не обучены. Младших магов он не заробел крапивой оходить. С Краесветом при наместнике спорить тоже не шибко заробел. Демон, одно слово. Видал, к Зубьям сразу его понесло. Чует, ненашенская сыть, где сила сокрыта.

— А рази ж там чтой-то сокрыто?

— А ты как думал. Вся земля переворошена, копали тута и вдоль и поперёк, да не выкопали. Знать надоть, где и когда землю-то кидать. Наобум ничего не отыщешь. Демона бы поспрошать, может, учуял чего, они на такие дела шибко приметливые, демоны-то. Ему и копать не надоть. Говорят, коли встанет такой ночью промеж, ну, тех же, скажем, Зубьев, ликом на месяц повернётся, и сразу всё ему становится видно, даже и скрозь землю, где, скажем, сокровища прикопаны, где там исток силы или могила с доспехом древним.

— А Остромир чевой-то злится, вон как на Струменя окрысился. Сам через холмы ехать велел, а теперь вишь, недоволен. Вкруг озера мы бы скорейше добралися.

— У магов свои дела, не нам о том судить. А ты мне вот об чём поведай, верно ли…

Дальше было неинтересно, Стёпка осторожно отступил в лес и вернулся в свою повозку с другой стороны. Вот, оказывается, что о нём думают дружинники. И про камни тоже интересно. Хоть в самом деле иди туда ночью и пробуй скрозь землю разглядеть прикопанные сокровища.

Подслушанный разговор не шёл из головы. Выходит, в обозе все прекрасно знают, кто он такой. Просто делают вид, что он никого не интересует. А сами что-то кумекают себе, соображают. Побаиваются. И про крапиву помнят, между прочим. Да-а, прославился демон на весь Таёжный улус, ничуть такого не желая. Ванес на его месте, наверное, страшно возгордился бы, ходил надутый и важный, да и сам Стёпка раньше тоже мечтал прославиться, чтобы все узнали, какой он смелый и сильный… или умный. А оказывается, ничего в этом хорошего нет — одна морока и неприятности. Ходишь как дурак, а все на тебя таращатся и ждут или чуда или какой-нибудь пакости.

Он проснулся ночью, когда вокруг было совсем темно. И долго лежал, кутаясь в плащ и бездумно глядя щедрую россыпь перемигивающихся звёзд. Сна не было ни в одном глазу. Дружинники у костра ещё не угомонились, разговаривали в голос, посмеивались, словно и не собирались укладываться. Стёпка повозился с полчаса, потом выбрался из повозки и, не раздумывая, прямиком направился к Змиевым зубьям. Его туда просто тянуло. Это было даже не любопытство, это была такая уверенность, что именно сейчас ему нужно оказаться в том месте, потому что… потому что нужно — и всё. Он только старался ступать осторожнее, чтобы весичи не услышали и не увязались за ним. А то ещё и в самом деле решат, что он сокровища скрытые задумал отыскать в одиночку. Он почему-то точно знал, что никаких сокровищ в тех камнях нет и никогда не было. Там было что-то другое, что-то гораздо более важное и ценное, чем какие-то сокровища.

Несмотря на почти полную темноту, ему удалось довольно быстро добраться до вершины холма. Он даже ни разу не споткнулся, когда шагал через ямы и отвалы земли. И кусты ему не помешали, они как будто специально расступились перед ночным гостем. Так, ну и где же эти зубья? Вытянув руку, он наткнулся на холодную шершавую поверхность. Темнота Стёпку не пугала, а вот змеи пугали довольно сильно. Чтобы случайно не наступить на какую-нибудь притаившуюся в траве гадюку, он пошаркал перед собой ногой, потом шагнул вперёд, встал в центре и запрокинул голову, пытаясь отыскать взглядом тонкий серп месяца.

Долго ждать не пришлось. Почти сразу мир вокруг слегка качнулся и как бы прислушался. И камни чуть дрогнули в ответ. И волосы у Стёпки на голове тут же вздыбились, но не от страха, а от ожидания неизбежного чуда, которое должно было сейчас обязательно совершиться. И никто на всём свете не в силах был этому помешать.

Зубья, как и положено магическим камням, засветились багровым светом, едва-едва, только по контуру, и древние письмена, покрывающие их снизу доверху, тоже чуть заметно обозначились. Мгу-м-м-м! Где-то глубоко-глубоко под ногами, чуть ли не в центре земного шара, тронули осторожно ту самую струну, на которой был подвешен весь этот мир. Мгу-м-м-м! Почти так же гудело, когда Ванька прокричал Смакловы заклинания. Только сейчас этот звук был едва различим.

Теперь стало ясно, что Степан пришёл сюда не напрасно. Рядом с ним, над ним, под ним, вокруг него, внутри него отчётливо ощущалось присутствие чего-то огромного, древнего, непонятного и немного пугающего. Некая пробудившаяся от долгого сна сила с требовательным ожиданием безглазо всматривалась в демона, словно он, явившийся в это место в нужный час, должен теперь что-то сделать, что-то исполнить, жертву, может, принести или заклинание сказать. Или ответить на какой-то самый главный, самый последний вопрос.

Стёпка растерялся. Он не знал, чего от него ждут, он не понимал, что нужно отвечать или что следует спрашивать. Как будто вызвали к доске на экзамене, а ты настолько не готов, что даже пару слов из себя выдавить не можешь. Ожидание сделалось невыносимым, молчать дальше было просто невозможно, и Стёпка, бессильно опустившись на землю, чуть ли не закричал про себя: «Да не знаю я ничего! Я случайно сюда пришёл и я не знаю, что мне делать!»

И сразу все кончилось, вся магия и волшебство: камни погасли, сила ушла, струну больше никто не трогал. Сделалось темно и зябко. Стёпка посидел ещё немного на влажной траве, заново привыкая к неволшебной обычности мира. Что-то очень важное только что не свершилось, что-то необходимое могло произойти — и не произошло. У него был шанс узнать нечто — и он этот шанс не использовал. И теперь уже ничего не вернёшь. Он не прошёл испытание, и второй раз неведомая сила не отзовётся. Она ему больше не верит. Она теперь будет ждать кого-то другого. Более достойного. Как жаль!

Уже не таясь, Стёпка вернулся к повозке, равнодушно прошёл мимо костра. Дружинники покосились на него, ничего не спросили, да о чём спрашивать, ходил отрок по нужде, вернулся, обычное дело…

Забравшись в повозку, он лёг и сразу уснул. Несвершившаяся магия вымотала у него всю душу. И похоже на то, что совершенно зря.

Он не мог знать и видеть, как разочарованные маги, дождавшись, когда он уснёт, тщательно обследовали все вокруг и внутри камней. И ничего не нашли. Напрасно они крались за ним в темноте, напрасно таились вокруг холма. Не слишком многое удалось им разглядеть. Демон долго стоял неподвижно, прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом камни вроде бы засветились, демон опустился на землю… И на этом всё кончилось. Ничего больше не произошло. Демон повздыхал, пооглядывался — да и убрёл к обозу. И спать завалился. Получил ли он какие-то ответы, увидел ли что-либо невидимое — разве узнаешь. Хотя, ежели правильно поспрошать да в правильном месте…

Утром, жуя уже слегка зачерствевшие пироги, Степан то и дело косился на камни. Ночное приключение сейчас, при свете дня, представлялось чем-то нереальным, словно во сне всё это ему привиделось. Какие струны, какая скрытая сила? Почудилось, померещилось, ничего там нет и не было. А если что-то и было, то пусть лучше так и останется тайной. Мало ли таких тайн в Таёжном улусе. Именно эту ему не суждено разгадать, другие демоны найдутся, поумнее или поудачливее. А самому всё-таки жаль было, что ничего не получилось. Так и вспоминалось, что мига одного, слова, кажется, самого простого не хватило, чтобы понять, чтобы догадаться.

У костра кто-то вскрикнул, зашипела попавшая на угли вода. Стёпка оглянулся. Молодой безусый дружинник, брезгливо вытирая забрызганный рукав, злобно костерил блаженного. Тот униженно кланялся, извинялся, на его испуганном побелевшем лице явно читалось ожидание неминуемого наказания. Безусый ещё поорал, даже замахнулся на беднягу, но тем дело и кончилось. Остальные похохатывали, подшучивая над неудачливым товарищем; на провинившегося уже никто не обращал внимания. Стёпка видел, как тот, прижимая к груди пустой котелок, мялся в стороне и время от времени виновато кланялся в сторону костра.

Когда обоз тронулся, Стёпка в последний раз посмотрел на холм. Верхушки покосившихся камней притягивали взгляд. Неразгаданная тайна манила, хотелось остаться и, дождавшись ночи, попытаться ещё раз. А вдруг бы получилось, а вдруг… Он с сожалением отвернулся, погладил пригревшегося на коленях Дрэгу. И не увидел, как многозначительно переглянулись в соседних повозках маги, как Остромир разочарованно подёргал ус: что, мол, поделаешь, коли демон надежд не оправдал. И без того сколько времени потеряли.

Занятый своими мыслями, Стёпка не сразу обратил внимание на то, что блаженного прогнали из повозки и теперь ему, единственному в обозе, пришлось идти пешком. Пока дорога поднималась в гору, он ещё успевал. Однако когда миновали перевал, бедняга стал отставать. Угнаться за катящимися под гору повозками даже и привычному к ходьбе человеку было непросто, а блаженный явно не был хорошим ходоком, да и шёл он как-то неловко, припадая на обе ноги. Он осмелился было взяться за борт повозки, но возница — крепкий весич с широкими плечами кузнеца — зло прикрикнул и даже замахнулся кнутом. Блаженный виновато улыбнулся и отпустил борт. Со следующей повозкой повторилась та же история. Никто не хотел связываться с этим чудаковатым парнем. Понятно было, что в конце концов он окончательно отстанет и придётся ему ковылять по этой пустынной дороге одному, без еды, без надежды на безопасный ночлег у костра.

Стёпке стало его жалко. Он уже знал, что это такое — путешествовать по здешней тайге в одиночку.

— Творень, — попросил он. — Давай возьмём его в повозку.

— Кого? — не слишком приветливо отозвался возница. — Огреха этого блаженного что ли пожалел? Нечего его жалеть, пущай пёхом топает. Он Круженя мало не обварил кипятком, бестолочь криворукая.

— Он устал уже, — сказал Стёпка. — Он скоро совсем отстанет. Неужели вам его совсем не жалко?

— А чего его жалеть? Ему наша жалость не надобна. Он привычный.

— А почему весичи все такие злые? — сердито спросил Стёпка. — Вас нарочно таких подобрали в обоз, да? Чтобы всем понятно было, как хорошо с вами будет жить, когда Таёжный улус к Великой Веси присоединится?

— Да и не злые мы, — обиделся Творень. — Ежели угодно тебе, зови своего ушибленного. Пущай с нами едет. Только знай, что не по душе мне, когда такие криворукие людей обваривают.

Стёпка спрыгнул с повозки, постоял, дождался, когда блаженный нагонит, сказал:

— Я Твореня уговорил, чтобы вас в нашу повозку посадить. Пойдёмте.

Блаженный сначала отказывался, мотал лохматой головой, руки к груди прижимал, уверял, что он никого стеснять не желает, что весичи на него за дело осердились, и он сам знает, что виноват, но потом, поняв, что Стёпка не отступится, нехотя согласился, вскарабкался в повозку и с видимым облегчением вытянул натруженные ноги.

— Вы, наверное, есть хотите?

— Я вчерась вечером славно покушал, — ответствовал блаженный. — А мне больше и не надо.

— Ничего себе! — удивился Стёпка. — Как это не надо? Нет, как хотите, а я вас голодным не оставлю.

Он вытащил пироги, бутыль с вином, яблоки. Блаженный не стал изображать из себя непреклонность и с благодарностью принял угощение. Ел он аккуратно, Стёпка, глядя на него, тоже сгрыз яблоко, заодно и дракончика покормил. Дрэга на блаженного пошипел для порядка (что вообще-то было странно, он редко на кого так шипел, разве только на оркимага), потом взмыл в небо и полетел вперёд. Блаженный улыбнулся вслед:

— Славный дракончик.

Постепенно они разговорились.

— Ночью прошлой как страшно гудело-то, — сообщил Огрех, округлив глаза, словно маленький мальчик, рассказывающий страшилки. — Ажно земля затряслася. И так маятно на душе сделалося, так маятно.

— Да? — не очень правдиво удивился Стёпка. По напрягшейся спине Твореня он догадался, что тот внимательно прислушивается к разговору. — А я ничего не слышал. Спал крепко.

— И Змиевы зубья, говорят, светом пыхали по сторонам, будто колдовство там чёрное творилося. Недоброе место, ей-ей.

Вечером Огрех, воодушевлённый наладившейся дружбой с демоном, устроил отдельный костёр, добыл котелок, сварил что-то похожее на мясной гуляш. И они ели его вдвоём, острый и горячий, а потом пили обжигающую заваруху, конечно, не такую вкусную, как у дядьки Сушиболото, но зато свою. Дружинники косились на их костёр, посмеивались, подшучивали вполголоса, так, чтобы Стёпка не слышал. Огрех оказался вовсе не криворуким и готовить умел просто здорово. Стёпка хлебал горячую заваруху, смотрел на умиротворённое лицо блаженного и слушал его неспешный и слишком подробный рассказ о каком-то дальнем родственнике, который поехал по весне из Кряжгорода в Низовую Глыть да и сгинул где-то в болотах…

Спать хотелось страшно. Даже не хватило сил допить вторую порцию заварухи. Глаза слипались, голова сделалась тяжёлой, её неумолимо тянуло вниз. Стёпка сказал что-то невнятное блаженному, забрался в повозку и даже не успел накрыться плащом — заснул.

Минут десять спустя Огрех заглянул в повозку, сильно потряс спящего Степана за плечо, ткнул его кулаком в спину. Лицо у него при этом нисколько не походило на лицо блаженного. Нормальное лицо нормального весича. Умное и довольное. Демон не просыпался. Огрех подозвал Твореня, и они вдвоём принялись сноровисто опутывать спящего крепкой верёвкой.

— Не пробудится ли?

— Дня три проспит. Я нарочно поболе сон-травы заварил, кто его знает, этого демона. Подсоби-кось мне.

И они вдвоём уложили спящего Степана в специально для этого случая приготовленный сундук. Уложили и прикрыли крышкой.

Когда из леса вернулся дракончик, он не нашёл хозяина, пометался над повозкой, поскрёб коготками крышку сундука, сердито пошипел и вновь унёсся в темноту леса.