Хозяин таёжного неба

Глава четвёртая, в которой демон ищет демона

Стёпка проснулся рано, но вставать не спешил. Лежал и нежился. Дом вспоминал. Как ни странно, но он, кажется, пока ещё ни капельки не соскучился и никакой такой ностальгии не ощущал. Во-первых, прошло-то всего несколько дней, меньше недели, а во-вторых, помня, что вернётся домой в то же мгновение (если, конечно, верить Серафиану), он совершенно не беспокоился о том, что там сейчас без него происходит. Получалось, что пока он здесь, там совершенно ничего не происходит. А значит, всё нормально и переживать не из-за чего. И всё его магическое приключение — это что-то вроде поездки в летний лагерь, когда тебя отправляют недели на две пожить на берегу озера вместе с другими ребятами и точно знают, что с тобой всё будет хорошо и что ты скоро вернёшься. Из-за чего же тогда скучать? И ещё очень не хотелось походить на тех героев книг, которые, попав, скажем, в прошлое или в какую-нибудь волшебную страну, сразу начинают лихорадочно искать дорогу домой, очень переживают, почему-то совершенно не хотят пожить в новом мире в своё удовольствие, твердят налево и направо, что им срочно нужно к маме или к тёте в Канзас и, ничего толком не разглядев и не узнав, удирают с облегчением в свою скучную и обычную реальность, да ещё и радуются при этом, словно что-то великое совершили. Стёпка так не хотел. Ему здесь нравилось, несмотря на все ужасы и неприятности. Ему нравилось спать на чердаке, нравился запах свежего сена, нравилось ходить по лесам (только чтобы не от людоеда удирать), нравилось слышать, как цокают по доскам когти дракончика, как мерцает в воздухе магия, как волшебная сила наполняет тебя и ты самый крутой…

Дракончик, кстати, опять куда-то улетел. Словно на службу. Непонятно даже, как такое непоседливое создание мирилось с гномлинским седлом и тугой упряжью. Просто второй Ванька, только в драконьем облике. Неспроста, наверное, именно он в повозку тогда угодил.

Застуда поставила перед Стёпкой глубокую тарелку с мёдом, налила заварухи, потом принесла половину горячего пирога с рыбой и пузатую крынку со свежим молоком.

— Ешь, Стеславчик, — сказала она. — Угощайся. В Усть-Лишае тебе, небось, таких пирогов никто не настряпает.

— Да куда мне столько, — замотал головой Стёпка. — Я больше ничего не хочу. Я сейчас лопну.

Застуда присела на лавку и уставилась на него своими чёрными глазищами.

— Стеславчик, а Стеславчик, — вкрадчиво попросила она. — Поведай, как ты с Миряной в Протору ехал.

— Да обычно ехал, — растерялся Стёпка. — Как все ездят. На коне верхом.

Она даже ногой притопнула от досады:

— Не о том поведай. Что она говорила, каким голосом, какое платье… Ликом с кем схожа, глаза у неё какие.

— А-а-а, — протянул Стёпка. — Да я и не помню почти ничего. Она же мне всего несколько слов сказала. Спасибо сказала и… И растворилась потом.

— Всё одно поведай. Что помнишь.

— А зачем тебе?

Она опять рассердилась. Даже клыки свои остренькие показала.

— Экий ты непонятливый! Неужто демоны все такие? Да от кого же я ещё о Миряне узнать-то смогу! Ты ведь последний, кто её видел, последний, кто с ней говорил. Я всю жизнь… Мне же когда ещё… Поведай, Стеславчик, сердешно тебя прошу! Я тебе… Хочешь, я тебе за это пирогов напеку в дорогу. С демоникой. И с рыбой тоже.

— Да ладно, — сказал Стёпка. — Я и без пирогов расскажу. Только я в самом деле почти ничего не помню.

Повеселевшая Застуда тут же вскочила с лавки и потянула его за рукав.

— Айда к нам в горницу. Там никто не помешает.

В девичьей их дожидались ещё две вурдалачки. Рыженькая, остроносенькая Угляда и та самая Задрыга, Расчепыгова дочка, совершенно взрослая девица, очень крупная, вся в теле и с довольно приличными клыками. У Стёпки даже на миг мелькнула глупая мысль, что Застуда нарочно заманила его сюда на закуску своим зубастым подружкам.

Девицы поначалу засмущались, зарумянились, глаз поднять на демона не смели, лепетать принялись что-то восторженное… Развеселившийся Стёпка пресёк всю эту конфузию самым неожиданным образом — взял да и ущипнул Застуду.

— Дурной! — взвизгнула та, схватившись за пострадавшую руку. — Это тебя Збугнята так научил с девушками обращаться, да? Я ведь тоже щипаться умею!

— Это я, чтобы вы из себя чувырл надутых не строили, — пояснил Стёпка. — А то развели тут переглядки, я даже чуть не покраснел. И нечего на меня так таращиться, у меня рогов на голове нету. Весские колдуны вчера вечером искали и не нашли.

Угляда с Задрыгой захихикали, разом забыв про смущение.

— Всё равно незачем щипаться, — сердито буркнула Застуда. — Синяк останется.

— Будешь его всем показывать и похваляться, что это сам демон Стеслав тебе знак поставил, — неосторожно пошутил Стёпка. И тут же пожалел.

— И меня ущипни, Стеславчик! И меня! — наперебой затараторили подружки, протягивая к нему готовые к любым издевательствам руки. Застуда разглядывала пострадавшее место уже совсем другими глазами. Стёпка мог бы на что угодно поспорить, что она теперь будет каждый вечер щипать себя до боли, чтобы синяк, которого, между прочим, там даже и не наблюдалось, не сходил с нежной кожи как можно дольше.

Его рассказ девицы слушали буквально с открытыми ртами. И платочки в волнении мяли, и слезами обливались. Стёпка под конец сам увлёкся не на шутку, с удивлением обнаружив, что умудрился запомнить почти всё так, словно это только что с ним произошло. Он даже припомнил, какие глаза были у Миряны, и какая у неё была коса, и даже родинку над бровью. Девицы готовы были слушать его бесконечно. Ещё бы! Ведь они говорили с тем демоном, который саму Миряну от заклятия освободил и который единственный на всём свете видел, как она улетела на небо. Будь это в другом мире и в другое время, они бы, наверное, автограф у него взяли на память. А пока девицы ограничились тем, что твёрдо пообещались помочь Застуде напечь к завтрему пирогов. Пироги Стёпку не интересовали, и он поскорее сбежал от восторженных вурдалачек, радуясь, что они, находясь под впечатлением от рассказа, больше не требовали от него синяков на долгую память.

Збугнята на заднем дворе ощипывал большого гуся со свёрнутой шеей. Рядом лежали две уже ощипанных тушки и большая гора перьев.

— Слышь, Стеслав, — сказал юный вурдалак, отплёвываясь от попавшего в рот пуха. — Выспросил я у бати, откель взялись те колдуны. Про старшого он ничего не знает, про Полыню-то, а хрипатого видал дня два тому у Прибыта-кузнеца. Говорит, стоят у него на прокорме колдуны весские. Ворожили в кузне на мечи да на дружинные брони. Прибыт, он ить и сам весич, недавно в Протору приехамший.

Дело в том, что вчера вечером Стёпке пришла идея расспросить хриплоголосого поподробнее, где именно тот видел демона с автоматом и куда потом этот демон мог подеваться. Он даже пожалел, что такая простая мысль не посетила его сразу, там, когда Полынин подельник был у него в руках. Не подливкой этого урода нужно было мазать, а припугнуть хорошенько да всю правду и вытрясти. Поторопился, в общем, с отмщением. Не подумал. А тут такая новость.

— Значит, пойдём к кузнецу, — обрадовался Стёпка. — Веди, показывай.

— Не, — с нескрываемым сожалением отказался Збугнята. — Не могу. Меня батя не пущат. Дядька Затопыря бычков нынче обещался пригнать, мне велено его тут дожидаться. Ты с Вяксой иди, он тебе кузню покажет.

— Вяксу Сгрыква к травнику послал, — сказал Стёпка. — Негрызга говорит, что это надолго. Ладно, схожу один. Ты только объясни, где мне этого Прибыта искать.

— Как за ворота выйдешь, иди зараз вниз чуть не до реки, — пояснил Збугнята. — Прибытова хата по левую руку. Никак не минуешь. Кузнеца издаля слыхать. Токмо ночами у него молот не звенит. Эх, жаль, что мне с тобой нельзя!

Стёпка тоже с большим удовольствием отправился бы на поиски не один, а с надёжным спутником. Ну раз нет, так нет. Ничего страшного. Не на войну же идти, в самом деле, не во вражеский тыл.

Но прежде чем отправляться к кузнецу, он попытался проверить одну хорошую идею, пришедшую ему в голову вчера вечером, перед сном. Ничего такого особенного и сверхъестественного. Просто-напросто попробовал разозлиться. По-настоящему, до потемнения в глазах и зубовного скрежета. Очень ему хотелось проверить свою вчерашнюю догадку, что непобедимым и неуязвимым его делает злость. Нет, ну в самом деле: стоило ему по-настоящему рассвирепеть — всё, туши свет. Ни один враг против него устоять не мог. Вспомнить хотя бы Щепоту с разбойниками. Тогда Стёпка здорово разозлился на них за то, что они украли Смаклу и хотели принести его в жертву. Потом он ещё сильнее разозлился на оркимага, и тому пришлось спешно телепортироваться подальше от Бучилова хутора. Так же он несколькими днями раньше разозлился на Варвария с Махеем. И на подлых гномлинов в лесу, и вчера вечером на хриплоголосого. Это было пока последнее его разозление. Даже магический силок не сумел удержать рассвирепевшего демона. Вообще-то, если так будет и дальше продолжаться, то домой Стёпка вернётся, скорее всего, полным психом, приходящим в ярость по малейшему поводу. Но об этом пока можно не беспокоиться. Пока нужно всё-таки попытаться пробудить в себе желанную злость.

Практически сразу выяснилось, что разозлиться без причины совсем не просто. Как Стёпка ни пыжился, как ни напрягался, сколько ни припоминал всех своих самых противных врагов, ничего у него не получалось. Настоящая, серьёзная злость не приходила. Возможно, потому, что все противные враги были уже так или иначе побеждены, а на побеждённых злиться — это неизвестно кем надо быть. В общем, пыхтел он, пыхтел, буравил свирепым взглядом расколотый чурбак, кулаки до боли сжимал, но заготовленное заранее одно очень хорошее магическое желание исполняться не желало. Вот тебе и демонский дар! Получается, что он действует только тогда, когда хозяину угрожает настоящая опасность. Разозлился хозяин, включатель сработал, нет внутри злости — нет и защиты. С одной стороны хорошо, что этот дар вообще есть и работает, с другой — плохо, что не можешь им воспользоваться по своему желанию в любой момент. Попробуй-ка просто так поднять в своей душе злобу неизвестно на кого безо всякой причины. Фиг получится. Может быть, это специально так задумано, чтобы демоны не могли что попало творить в этом мире, а могли только защищаться. Но для Стёпки была во всём этом одна очень плохая сторона. Если какой-нибудь враг подкрадётся к нему, например, со спины или во время сна, то этот дар может просто не сработать. Потому что разозлиться тогда ну никак не успеешь, даже сообразить ничего не успеешь. Убить, наверное, не убьют, но покалечить могут запросто. Вон Хамсай как его тогда своей киркой звезданул, палец чуть не отрубил, — разве можно это было предвидеть?

Ну и что теперь? Не получилось — да и ладно. Горевать и переживать не было никакого желания. А гильза жгла ему карман. Хотелось скорее выяснить, откуда она появилась. А то, кто знает, может, еще придётся от этого демона с автоматом и самому прятаться. Мало ли кем он окажется, вдруг бандитом каким-нибудь или террористом. То, что он воевал с оркимагами, ещё не делает его хорошим человеком. Весичи вон тоже с орклами не дружат, но почему-то таёжным жителям легче от этого не становится.

До дома кузнеца Стёпка дотопал без приключений. Шёл себе тихонько вниз по улице, пока и вправду не услышал бодрый перезвон и не увидел поднимающийся из высокой кирпичной трубы чёрный дым. Широкие ворота были распахнуты настежь. Во дворе пожилая женщина-тайгарка что-то рубила широким ножом в деревянном корыте.

— Здравствуйте, — сказал Стёпка. — Это у вас весские колдуны остановились?

— И ты здравствуй, отрок Стеслав, — приветливо ответила женщина, разгибаясь и поправляя выбившуюся из-под платка прядь. — Почто тебе колдуны понадобились? Али захворал?

— Поговорить с ними хочу, — Стёпка уже не удивлялся тому, что его знает уже всё женское население Проторы (спасибо за то Миряне и болтливым кумушкам) и не только женское (спасибо за то магам-дознавателям). — Они ещё не уехали?

— Молчата поутру ускакал, баял, что через три дня возвернётся, а увечный, Кударь, в бане с утра сидит. Вон она, баня-то. Иди, не бойся. Закусай тебя не тронет, он у нас смирный.

Стёпка, стараясь держаться подальше от сидящего на цепи лохматого пса, прошёл за дом, к неказистой рубленой бане. Ему было смешно. Хриплоголосый Кударь, оказывается, всё ещё отмывается после того, что с ним в корчме сотворил озлившийся демон.

Полуголый колдун сидел на лавке. В одной руке он держал деревянный ковш, в другой — грубое полотенце, которым он вытирал потное распаренное лицо. Ему было хорошо, наслаждаться жизнью ему не мешал, видимо, даже расплывающийся на левой скуле синяк, оставшийся на память о вчерашней встрече. Услышав шаги, он лениво повернул голову… Да, увидеть здесь и сейчас демона Кударь точно не ожидал. Ему, видимо, и в голову не могло прийти, что Стёпка захочет и, главное, сумеет отыскать его в большом селе. Испугался он по-настоящему, попытался вскочить, но не удержался на ослабевших ногах и звучно приложился затылком о стену; лавка под ним опрокинулась, ковш полетел на землю, расплёскивая янтарный квас.

Ещё раз придётся ему в баню идти, подумал Стёпка, глядя на облепленную грязью и щепками голую спину барахтающегося на земле колдуна.

Кударь отполз подальше, упёрся в поленницу и затих, неловко поддёргивая мокрые исподние штаны. От испуга он, похоже, забыл все свои колдовские умения, и не предпринимал ни малейшей попытки защититься. Сидел на земле, таращился на демона выпученными от ужаса глазами и мычал что-то невразумительное. Вот тут-то бы и порадоваться Стёпке, возгордиться бы даже. Это ведь как же они все его боятся, если такой смелый ещё вчера колдун сегодня при встрече с демоном буквально дара речи лишился.

Стёпке для пущего эффекта хотелось сказать что-нибудь этакое… презрительное и запоминающееся, что-нибудь вроде: «Ну что, сволочь, допрыгался!» или «Молись предкам, негодяй, твоя смерть пришла!» Однако Кударь с тощими голыми ногами, с редким седым пухом на впалой груди, с фингалом на пол-лица и налипшими на лоб волосами имел настолько жалкий вид, что Стёпке стало неловко за свой смех. Он забыл что этот мерзкий человек вчера готов был утопить его в болоте, забыл как он осматривал его зубы, словно у лошади, как он вытирал об его голову свои сальные пальцы. Забившегося в угол, голого, перепуганного, скособоченного негодяя невозможно было ненавидеть — только жалеть и презирать.

И вместо всех заранее заготовленных красивых фраз Стёпка сказал неожиданно для себя:

— С лёгким паром!

Потом поднял тяжёлую лавку и сел прямо перед колдуном.

— Ч-чево? — проблеял Кударь, с ужасом косясь на Стёпкины руки. Почему-то они его особенно пугали. Впрочем, очень даже понятно, почему. Синяк-то ему разбушевавшийся демон не ногами поставил.

— С лёгким паром, — пояснил Стёпка. — Это у нас, у демонов, так говорят тем, кто из бани пришёл.

Такое мирное начало разговора колдуна несколько успокоило. Он подтянул ноги, машинально провёл ладонью по груди, не обнаружил там искомого и метнулся взглядом в сторону развешанной на заборе одежды. Перед баней он неосмотрительно снял с себя все свои обереги… или амулеты… или талисманы — и теперь отчаянно об этом жалел. Но кто же мог знать!

— Да, — посочувствовал ему Стёпка. — И защититься вам нечем. Только вы зря надеетесь. Против меня все ваши колдовские побрякушки бессильны. Это я вам точно говорю.

— А я ить… и не того… И не мыслил я… — забормотал колдун.

— Я хочу просто поговорить, — Стёпка хотел немного успокоить колдуна, потому что смотреть на перепуганного до полусмерти пожилого мужика было достаточно неприятно. — И не бойтесь вы так. Ничего я вам не сделаю. Садитесь на лавку.

Кударь бочком присел на поленницу, не желая сидеть на одной лавке со страшным демоном.

— Об чём нам говорить? Поговорили уже вчерась от души, — он с намёком потрогал синяк.

— А не нужно было меня в силок заманивать, — отрезал Стёпка. — А то я ведь могу и ещё раз разозлиться.

Кударь отодвинулся от него подальше, и болезненно поморщился, заполучив, хотелось надеяться, немаленькую занозу в деликатное место.

— У меня только один вопрос. Но если вы на него не ответите, я вас сначала курлы-бурлы, а потом сразу шурум-бурум. Понятно?

Едва он это произнёс, Кударь побледнел, рухнул на колени и завопил чуть не во весь голос:

— Все поведаю, демон! Всё как есть, расскажу! Не губи, не по своей воле руку на тебя поднял! (Ну, кто на кого руки поднимал — это вопрос спорный)… Полыня подлое замыслил, ему склодомас покоя не даёт. Демон, говорит, знаком отмечен, отрок безответный, скрутим его легко, он нас куда надо выведет и всё как есть поведает. А князь опосля золотом одарит немеряно… Это он, это он… не губи, демон! Маги за склодомасом охотятся, а нам он не надобен.

— Мне от тоже не надобен, — оборвал его излияния Стёпка. Где-то он такие вопли уже слышал, и совсем, вроде бы, недавно. Тоже кто-то так противно вопил: «не губи, демон, пощади, о, двухголовый!»

— Демону, вестимо, не нужон, — истово проговорил колдун. — А Скирятич за него душу отдаст. Князю служит, а себя возвеличить желает. Склодомас ему…

— Да не нужен мне склодомас, — оборвал Стёпка. — Я про другое спросить хочу, — он вытащил из кармана гильзу. — Вот это вы где взяли?

— Ага-ага, — понятливо закивал колдун. — Демонская вещица. Я знал, я знал. Сила в ей сокрыта…

— Да ничего в ней уже не сокрыто, — сказал Стёпка. — Это как использованная заклятка. Пустая она уже, понятно. Где вы её взяли?

— Опосля демона в траве придорожной тайком подобрал, — признался Кударь.

— Когда это было?

— В запрошлом годе, на первые заморозки.

— А где?

— За Стылой Несклитью. На Перекостельском перевале.

— Это далеко от Проторы?

— Три седьмицы пути, ежели пешим.

Далеко, — признал Стёпка. — А что за демон? Вы его видели?

— Со спины глянуть успел, когда мы с ними на дороге разъехались. Его орклы в Этиматахью везли, да, смекаю, что-то и не поделили. Оркимаг после баял, что, мол, заупрямился демон.

— Вы и с оркимагом говорили?

— Говорили. Он поранен был… умер вскорости. Грудь ему наскрозь пробило в двух местах. Пятерых оркимагов демон положил и утёк за Верхнюю Окаянь. Маги-дознаватели и орклы по сию пору отыскать его хотят, да где там. Тайга большая. А коли отыщут его, он и их… из стреломёта. Шибко гневливый был демон.

— А как он выглядел? Как одет был? Отрок или постарше?

— С виду вроде весич али тайгарь. Годами — меня чуток младшее. Волоса тёмные, безбородый… Одёжка у него чудная, ненашенская. Пятна зеленью, ровно из лоскутьев пошита.

Камуфляж, не сразу догадался Стёпка. Значит, это точно солдат был или офицер. А иначе откуда бы он автомат раздобыл. Два года почти прошло. Разве отыщешь его в тайге, если он ещё здесь, если ещё не вернулся. За два года многое измениться могло. Ну и ладно, ну и бог с ним, с этим гневливым демоном-земляком. У меня и без него своих проблем полон рот: Смаклу выручить, Ванеса разыскать…

Он задумался и забыл о том, что сидящий перед ним колдун — человек тоже достаточно опасный и гневливый. Мало ли, что он не одет и перепуган. Перепуганные колдуны — они ещё опаснее, потому что от страха на любую глупость решиться могут. И Кударь решился.

Что-то невидимое и очень горячее с силой толкнуло Стёпку в грудь, припекло кожу, навалилось, дёрнуло за ноги… Лавка встала на дыбы, перед глазами потемнело. Стёпка отпрыгнул, ухитрился удержаться на ногах, изготовился дать отпор… Однако ему даже делать ничего не пришлось. Заклинание — довольно мощное, надо признать, — отскочило от него, словно мяч, и ударило на откате в колдуна, крепко пришмякнув того к стене бани, так что даже труха с крыши посыпалась. Кударь бессильно дёргался, пытаясь освободить голые конечности от невидимого захвата, и с ужасом косился на Стёпку, справедливо ожидая неминуемой расплаты. Кожа на его груди, животе и лбу покраснела как от ожога.

— А я предупреждал, — сказал ему Стёпка, наскоро оглядев себя и не найдя на одежде никаких повреждений. Злиться на дурака уже не было смысла. — Вам помочь?

Кударь отчаянно замотал головой: не нужно, не нужно, своими силами обойдусь. А сам всё никак не мог оторвать от стены распятые руки.

— Ну, тогда счастливо оставаться, — сказал Стёпка. И ушёл. И когда пробирался мимо насторожившегося пса, услышал донёсшийся со стороны бани мягкий шлепок упавшего тела и болезненное оханье. Колдун всё же сумел отклеиться от стены. Но сейчас Стёпка его уже не жалел.

Солнце ещё не добралось до верхушки неба, но в воздухе уже явственно ощущалась подступающая духота. Торопиться было совершенно некуда. Никто Степана не ждал с нетерпением, никто за ним больше не гонялся. Можно было неторопливо шагать вверх по улице, раскланиваясь со встречными селянами, обходя стороной злющих гусей и не обращая внимания на шушукающихся за спиной вурдалачек. Стёпке нравилось в Проторе и, если бы не необходимость ехать за Смаклой, он с удовольствием остался бы здесь ещё на несколько дней. Он уже привык к вездесущему запаху навоза, к приземистым некрашеным домам с крохотными окнами без стёкол, к скрипу тележных колёс, к судачащим у колодца гоблиншам и нежащимся в грязных лужах свиньям, которых в Проторе было на удивление много.

Навстречу ему выметнулись из-за поворота верховые весские дружинники. Кони игриво изгибали шеи, позвякивали кольца на упряжи, из-под копыт с кудахтаньем разлетались курицы. Кто-то заливисто свистнул, молодой дружинник оглянулся на Степана, задорно подмигнул, то ли признав в нём демона, то ли просто так, от хорошего настроения. Стёпка смотрел вслед, пока весичи не скрылись из виду. Посверкивали на солнце шлемы и кольчуги, празднично развевались плащи — привычное уже зрелище. Обычное. Подумаешь дружинники, подумаешь с мечами и в кольчугах. Дома так же на автомобили внимания не обращал, на «Тойоты» разные да на «Хонды».

Гоблинские кумушки, проводили весичей сердитыми взглядами:

— Помелись куды-то, окаянные.

— Мало курей не стоптали…

— Скорей бы уж на орклов-то собралися…

— Твоя правда, Глуксовна, опостылели, мочи нет.

Шумная стая ребятишек копошилась вокруг большой лужи. Все перемазанные с головы до ног, так что не разберёшь, кто из них тайгарь, кто гоблин, а кто вурдалак, они азартно месили густую грязь босыми ногами. Когда Стёпка проходил мимо, от стайки отделился Щепля, тоже изрядно перепачканный. Он подкатился к Стёпке, стрельнул по сторонам глазами, выпалил:

— Стеслав, слышь. Меня Вякса снарядил тебя тута стеречь. Не ходи в корчму с улицы. Коряжихиными огородами пробирайся.

— Почему это? — спросил Стёпка, а у самого мелькнуло: «Неужели опять маги-дознаватели за старое взялись. Вроде, не должны».

— Бояричи у ворот гуртуются. Вякса баял, тебя поджидают. Недоброе, говорит, задумали.

— Вот ещё новости, — остановился Стёпка. — Какие такие бояричи? Случайно, не Веченя этого расфуфыренного родственники?

Щепля длинно сплюнул в пыль через щербину между зубами. Он, похоже, шибко гордился тем, что ходит в знакомцах у демона. Пацанята в луже уважительно притихли, издали наблюдая за разговором.

— Не, не сродственники. Сам пришёл и дружков весских привёл. Не с добром, у меня на такие дела глаз верный.

Значит, не так уж и напугался нарумяненный сотник. Неужели задумал отомстить демону за позор и поношение.

— Ты их видел? Сколько их там?

Щепля показал обе руки, растопырив все пальцы, кроме больших:

— Осемь.

Ого! Стёпка мысленно присвистнул. Подстраховался Вечень. Восемь дружков — это не два ближника. Это уже серьёзнее. Что же делать? Пробираться в корчму огородами не хотелось. Не потому что далеко, а потому что стыдно. Кто они такие, дружки Веченя, чтобы неустрашимый демон из-за них по огородам шастал? С оркимагом и дознавателями справились, и с бояричами как-нибудь разберёмся.

Стёпка решительно тряхнул головой.

— Ладно, Щепля. Спасибо за предупреждение. Посмотрим, что они задумали.

У Щепли округлились глаза.

— Воротами пойдёшь? Не испужаешься?

— Пусть они меня пужаются, — сказал Стёпка. — Демон я или не демон.

— Вестимо, демон, — согласился Щепля. — У меня на демонов глаз верный. Однакось, шибко их там много. А ну как враз навалятся?

— Враз навалятся, враз и отвалятся.

Всё-таки хлопотное это дело — быть демоном в магическом мире. Особенно демоном без хозяина. Никакой спокойной жизни не получается. Только-только порадовался, что всё так хорошо, как на тебе! — бояричи какие-то на горизонте нарисовались. С недобрыми намерениями. И Стёпка впервые пожалел, что угораздило его попасть в этот мир демоном, а не обычным человеком, который никому не нужен и за которым никто даже и не подумает охотиться.

Бояричей он увидел издали. Восемь человек, все молодые, некоторые чуть постарше Стёпки, а некоторые чуть ли не ровесники. Стоят, лениво переговариваются, изредка внимательно по сторонам поглядывают. Ничем, в общем, не выделяются. Разве что богатой одеждой. Не предупреди его Щепля, он на них и внимания бы почти не обратил. Мало разве народу всевозможного у корчмы крутится. И купцы, и бояре, и охотники, и дружинники весские. С утра до вечера суета и толкотня. Кто-то приезжает, кто-то уезжает, кто-то со знакомцами встречается…

А кто-то демона подкарауливает.

Бояричи стояли двумя группами, и не у самый ворот, а чуть подальше, но так, чтобы Стёпка, к корчме направляясь, мимо никак не прошёл. Знали, выходит, откуда он появиться должен, то ли заранее выследили, то ли расспросили кого. Вон и Вечень среди них, что-то рассказывает, смеётся громко… Даже слишком громко. А сам то и дело через плечо на подходящего демона косится и спину держит так, словно палку от швабры проглотил.

По-хорошему, надо было бы разозлиться для верности, однако, Стёпка даже и не пытался. Знал, что всё равно ничего не получится. Да и не хотелось ему попусту тратить свою злость на каких-то весский бояричей, которые, к тому же, ещё ничего плохого ему не сделали. Он шёл прямиком в ворота, беззаботно засунув руки в карманы и покусывая сухую былинку. Словно бы и не подозревал о засаде. У него даже мелькнула мысль, что Вякса перестраховался, что они пришли сюда не из-за него, а просто так, и даже вредный Вечень очутился здесь совершенно случайно…

И мимо первой группы он прошёл спокойно, они даже внимания на него не обратили. Зато когда он проходил мимо второй, бояричи вразнобой расхохотались над какой-то шуткой, и один из них шагнул назад и рукой махнул, как бы показывая: да ну вас! И так прицельно махнул, что едва не попал Стёпке по уху. Но тот был начеку и голову вовремя отклонил. И о нарочно выставленную ногу в синем щегольском сапожке тоже не споткнулся. Перешагнул и пошёл себе дальше, как бы и внимания на это лёгкое недоразумение не обратив. Мало ли кто в толпе толкнуть может нечаянно, всякое бывает.

Однако боярич считал иначе.

— Да этот отрясок мне на ногу с умыслом наступил! — вскричал он с наигранным возмущением. — Эй, ты, не знаю, как тебя кличут, али ослеп? Ты почто мне своими навозными копытьями сапог опоганил!

Стерпеть и не остановиться после этого было совершенно невозможно. На что, впрочем, боярич и рассчитывал. Стёпка повернулся, глянул всё же на сапожок (совершенно не испачканный, разумеется), потом посмотрел в весёлые злые глаза:

— И ты будь здрав, боярин?

Откуда вдруг выскочила эта фраза, он и сам не понял, не то из фильма какого-то, не то из книги. Но получилось хорошо, к месту: вроде бы и вежливость проявил, но в тоже время и насмешка отчётливо прозвучала. Как хочешь, так и понимай.

Боярич решил понять по-своему. Выставил вперёд «пострадавшую» ногу, повертел носком сапога:

— Эвон как замарал. Языком вылизывать заставлю.

Он был лицом некрасив, имел широко посаженные глаза, слишком густые брови и костистый нос. Ни усами, ни бородой по молодости ещё не обзавёлся, зато длинные каштановые локоны были тщательно завиты и уложены, и на впалых щеках угадывался румянец явно искусственного происхождения (теперь Стёпка уже мог это определить). Он стоял, подбоченясь, глаза прищурены, на губах презрительная усмешка. Ростом не выше Степана, но смотрел сверху вниз, как на таракана смотрят, которого можно одним движением раздавить. Солнце играло на перламутровых пуговицах кафтанчика, на позолоченом эфесе сабли, на унизывающих пальцы перстнях. Богатенький был боярич, да и остальные ему под стать. Ухоженные, приглаженные, на какого ни взгляни — то каменья на дорогих ножнах отсверкивают, то серебряный витой поясок, то золотое шитьё по вороту. И у каждого в глазах непробиваемая убеждённость в своём превосходстве над безродными простолюдинами, к коим они без сомнения причисляли и Степана… Впрочем, совершенно справедливо. Другое дело, что его это ну вот ни на столечко не огорчало. Подумаешь — боярские дети. Подумаешь — золото и каменья. А демона пятьдесят второго периода, двадцать четвёртого круга с вот такенными нестриженными виртуальными когтями не желаете? Мы, между прочим, и без богатых родителев кое-чего стоим. И всякие злобные выпады кому ни попадя прощать не намерены. Так что получи, боярич, что заслужил:

— Ты бы лучше свой язык покрепче за зубами держал. А то как бы не пришлось его укорачивать.

— А-а-а, — обрадованно протянул боярич. События разворачивались по заранее намеченному сценарию. — Гляньте, други, на диво-дивное: оно речь весскую разумеет. Али я ослышался?

Други заулыбались. Правда, надо отдать должное, не все. Те трое, что держались в стороне, поглядывали на Стёпку с интересом, но вмешиваться, похоже, не собирались.

Приземистый кудрявый боярич в светло-сером кафтане с готовностью подхватил:

— Нет, Савояр, не ослышался ты! Сей демон самозваный и впрямь чевой-то прохрюкал.

— Из какой же свинарни его сюда призвали? — это уже третий своё остроумие решил продемонстрировать. Окинул Стёпку надменным взглядом сверху донизу, покривился брезгливо, напоказ: — В клеть бы его да в балаган на ярмарку, людишек подлых веселить за полкедрика.

— На кой людишек — пущай он нас повеселит. Нут-кось, демон, хрюкни ещё раз по-демонски, как тебя звать-величать: не Свинославом ли?

За воротами мелькали испуганные лица Збугняты и Вяксы. В отдалении притихла стайка пацанят со Щеплей во главе. Больше никто на них внимания не обращал, да и на что тут глядеть-то: ну, стоят отроки, ну, беседуют, за грудки не хватаются, оружием не размахивают…

Бояричи перекидывались остротами (удачными, как им казалось), надеясь побольнее зацепить демона. Особенно старались Савояр и коренастый боярич в сером. Держащийся за спинами дружков Вечень ухмылялся, но благоразумно помалкивал. Стёпку эти подколы абсолютно не трогали. Он уже понял, что связанные княжьим словом боярские дети решили просто высмеять наглого отрока. Выставить его на посмешище. А этого князь не запрещал. Ну и пусть пока языки свои потренируют, ответить им никогда не поздно.

— А верно ли слух идёт, что демона в Протору старуха на себе привезла? Костлявая, поди, старуха то?

Савояр опять выступил, придумал, чем ещё демона уколоть. Бояричи заулыбались, лишь Вечень боязливо оглянулся, видимо, понимал, что говорить здесь так о Миряне не стоит. Это только пришлому весичу всё нипочём, ему здесь не жить, с сёстрами да тётками за безрассудные речи не объясняться. А полетит, не дай бог, молва по улусу, ни одна приличная девушка потом за такого жениха не пойдёт, не захочет с постылым всю жизнь маяться.

У Стёпки тоже внутри что-то дёрнулось, обидно ему стало, что какие-то бестолковые весичи так о Миряне смеют говорить. И захотелось ему последнее слово за собой оставить, чтобы не думали потом эти надутые бояричи, что удалось им над демоном посмеяться.

— Вы уже закончили? — очень вежливо поинтересовался он, — Или вам больше ничего на ум не приходит? Плоховато у вас, как я погляжу, с мозгами. А ты, Вечень, тоже хорош. Сам не справился, так решил весичей на меня натравить. А сотня твоя где? Под стол пешком ходит или с горшка ещё не слезла?

— С наглым демоном управиться — сотня не надобна, — рявкнул Савояр, оттесняя Веченя плечом. — Справного кнута с избытком достанет!

— О, диво-дивное! — преувеличенно восхитился Стёпка. — Боярин Савояр поросячье хрюканье шибко разумеет.

Стёпка решил побить насмешников их же оружием. Слышали бы эти, считающие себя остроумными бояричи, как умеют дразниться пацаны с соседнего двора или вредины-девчонки в Стёпкином классе! Или тот же Ванес, когда на кого-нибудь разозлится из-за пустяка. Ого! Сколько раз Стёпка из-за этого на него обижался, до ссор доходило, неделями не разговаривали. Зато ему теперь даже придумывать ничего не надо было, память сама подсказывала удачные ответы.

Кое-кто из весичей заулыбался, оценив выпад, иные нахмурились, Савояр злобно перекосил лицо и не сдержался, не выдержал ёрнического тона:

— Вижу я, Вечень, что не впустую ты нас сюда привёл. Сего наглеца и впрямь проучить не мешает.

— Чем учить будете? — поинтересовался Стёпка. — Кулаками или саблей? Ты один или все вместе?

— Гляньте, какой смелый, — удивился Савояр. — За княжьим словом схорониться хочешь?

— Я его у князя не выпрашивал. Сам за себя постоять могу.

— На словах-то все богатыри, а как с мечом в сечу идти — половина по кустам хоронится.

— Ну и как там, в кустах? — спросил Стёпка. — Комары не заели?

Вновь кто-то засмеялся. Савояр через силу тоже улыбнулся, но руку уже на эфес сабли словно ненароком положил.

И тут чёрт дёрнул Стёпку за язык. Нет чтобы повернуться и уйти себе спокойно, и всё бы на этом и закончилось, но боярские насмешки его всё же слегка зацепили, и он не удержался от ответного укола:

— А правда ли, что вы щёки себе румяните? — спросил он. — Очень мне это удивительно. У нас, в демонском мире румянами и духами только девицы пользуются, чтобы женихи богатые на них внимание обратили. А вы зачем краситесь — богатых невест приманить хотите, да?

Савояра аж перекосило всего. Стёпка, сам не ведая того, сказал что-то такое, что задело боярича больнее железа. Откуда ему было знать, что Савояру родители сосватали богатую и родовитую невесту, которая, однако, была старше его на несколько лет и красотой, мягко говоря, не блистала. В глаза над Савояром никто не подшучивал, но за спиной, и он сам об этом знал, частенько скалили зубы. А теперь демон при всех о том же сказал и попал не в бровь, а в глаз.

Боярич насупился и выдернул саблю из ножен. Получилось это у него лучше, чем у Веченя, ни за один ремешок не зацепился.

Стёпка напрягся, показалось ему, что боярич не сдержится и рубанёт сплеча… Уж больно лицо у Савояра в этот момент было свирепое.

— Савояр, не дуркуй! — шагнул к нему один из той троицы, что в разговоре не участвовала. — Неладное творишь. До князя дойдёт — ушлёт тебя к батюшке да как бы и не хуже чего.

— Да ежели я его зарублю, Мстигор, мне любой из дознавателей в ноги за то поклонится, — убеждённо заявил Савояр.

— Ты сначала заруби, — усмехнулся Стёпка. После оркимагова меча бояться почти игрушечной сабли было смешно. — А потом уже и хвались.

— Никакой демон супротив хорошей стали не устоит.

— Так то против хорошей. А не против этого барахла.

Боярич вдруг вытянул руку, и острие сабли упёрлось в Стёпкин живот, прямо под рёбра. Несильно, но ощутимо, так, чтобы понятно было, надавит Савояр посильнее — и побежит по клинку кровь.

— Прощения просить умеешь ли, демон?

Это было уже слишком, и терпеть такое Стёпка не собирался. Он сжал лезвие рукой и отвёл его в сторону. Лезвие было холодное, твёрдое и очень острое.

В глазах Савояра загорелись огоньки:

— Тебя разве не учили, что голой рукой за добрый клинок не хватаются даже недоумки?

— Меня учили, что недоумки по любому поводу саблями размахивать любят, и за это их надо больно наказывать.

— Ты сам напросился, демон.

Они замерли на несколько долгих мгновений. Потом Савояр слегка напрягся, перенёс тяжесть на другую ногу, и опять Мстигор предостерегающе сказал:

— Савояр, остановись! Жалеть будешь. Демон, разожми ладонь, пока не поздно!..

И тут Савояр дёрнул. Не слишком сильно, с таким расчётом, чтобы клинок Стёпке пальцы не отсёк, а просто разрезал их до кости. Рана получилась бы не смертельная, конечно, но крови бы хватило, и калекой тоже можно было остаться на всю жизнь, если бы повредило сухожилия.

У ворот охнул Вякса. Вечень побледнел и вжал голову в плечи (ему-то досталось бы в первую очередь, как зачинщику). Бояричи, кто со злорадством, кто с испугом, уставились на Стёпкину руку, которая всё ещё крепко сжимала клинок.

Савояр закусил губу и, уже не сдерживаясь, потянул изо всей силы. С тем же успехом он мог бы попытаться выдернуть из земли растущую рядом берёзу.

Все смотрели на саблю и молчали. Звенящую тишину нарушил хриплый голос Савояра:

— Отпусти.

Стёпка подумал, потом спросил:

— А прощения просить ты не научен?

Савояр открыл рот, закрыл, сглотнул тяжело. На его побледневших щеках яркими пятнами выделялись румяна.

— Отпусти, демон, — ещё тише попросил он.

Дня три-четыре назад Стёпка, наверное, выдернул бы саблю, ломая боярские пальцы, подбросил бы эффектно, перехватил да и ткнул бы в ответ обидчику под рёбра… Но сейчас он просто разжал руку и сказал:

— Да ладно. Живи, боярин.

Без всякой задней мысли он это «живи» произнёс, они так с друзьями часто говорили в классе по поводу и без повода. Но на окружающих это слово произвело прямо-таки подавляющее впечатление. Савояр на себя стал не похож, вообразил, наверное, что и в самом деле жизни чуть по собственной глупости не лишился. Вечень тоже с лица явственно спал, остальные стояли молча, кто губы кусал, кто просто хмурился. Шутка явно не удалась, более того, она обернулась против самих шутников.

Савояр подрагивающей рукой совал саблю в ножны — и не мог туда её засунуть. Наконец, после нескольких безуспешных попыток до него дошло, что дело не в трясущихся руках, он поглядел на клинок — и ему стало совсем дурно. Бояричи загудели, Щепля, незаметно подобравшийся вплотную к Степану, протяжно свистнул.

На стальном клинке остались четыре глубоких вмятины от Стёпкиных пальцев, как будто сабля была сделана из пластилина. Теперь она уже ни на что путнее не годилась, разве что укоротить её на длину ладони, превратив в несерьёзный обрубок, или на стену повесить в поучение будущим Савояровым потомкам, чтобы знали, на что настоящие демоны способны и каково это — оружием им попусту грозить.

Гордиться было нечем. И говорить больше ничего не хотелось. Это Щепля, судя по его торжествующей чумазой физиономии, ожидал, что Степка сейчас озлится — да и погонит растерявшихся боярских отпрысков вниз по улице… Ничего такого Стёпка, разумеется, делать не собирался. Он смотрел на свою руку. Ладонь слегка зудела, на коже остался чёткий след от острого клинка. Но ни царапины, ни крови.

Бояричи почему-то не уходили. Стояли в сторонке и чего-то ждали. Стёпке они были уже не интересны. Хотят, пусть ждут.

Мстигор сказал что-то Савояру, покачал головой, потом подошёл к Стёпке:

— Не держи на нас зла, Стеслав. Вечень с Савояром молоды ещё, разума не набрались.

— Да я тоже, вроде, не старик, — возразил Стёпка.

Мстигор качнул головой, усмехнулся:

— Захотелось им, понимаешь, демона настоящего подразнить. Не со зла, поверь.

На кого-то он был очень похож, этот боярич, кого-то он напоминал взглядом своим прямым, твёрдо очерченными губами, гордой посадкой головы.

— Боярин Всемир из передовой сотни воеводы Мстидара не твой брат случайно? — спросил Стёпка наугад.

— Ты Всемира встречал? — обрадовался Мстигор. — Где? Не в Летописном ли замке?

— На Бучиловом хуторе, в тайге, — Стёпка неопределённо махнул рукой. — Его и Арфелия оркимаг обманом захватил, ну а мы как раз туда заехали. Да ты не переживай, с ними всё в порядке, оркимаг ничего не успел сделать. Пару синяков только поставил да губу разбил… Но я с ним за это уже расплатился. Долго помнить будет.

— Значит, верно говорят, что ты оркимага прогнал?

— Да я там не один был. Тролль ещё и гоблин. Мы вместе оркимага прогнали.

Стёпка чуть не добавил, что я, мол, твоего брата из плена освободил, от смерти, считай, спас, а ты слушал, как меня дружки твои обзывают по-всякому и даже не вступился. Он это не сказал, но Мстигор, видимо, прочитал всё в его глазах.

— Не серчай, Стеслав. Не ведали мы, что бояричи тебя задумали дразнить, а то бы отговорили их.

— Ничего, — сказал Стёпка. — Зато им теперь наука будет.

— Савояр теперь шибко опасается, что ты князю пожалуешься. Отошлёт тогда его князь в Великую Весь, в битву с орклами не пустит.

— Вот ещё! — фыркнул Стёпка. — Я жаловаться не привык. Можешь успокоить своих друзей, к князю я не пойду.

— И спасибо тебе на том, — обрадовался Мстигор. — Может, свидимся ещё. А я Всемиру при встрече про тебя поведаю. Мы вскорости, говорят, тоже в Летописный замок отправимся.

— Ну, привет ему тогда передавай, — сказал Стёпка. — То есть это… Поклон ему от меня низкий. Он ведь тоже мне помог. Заступился, когда десятник с Усмарем хотели меня магам-дознавателям отдать. Хороший у тебя брат. И Арфелию тоже поклон. Хотя я ему, кажется, не слишком понравился.

— Да ладно тебе, Вякса, — говорил Стёпка несколько минут спустя. — Ничего особенного ведь не произошло. Они просто испытать меня хотели… Ну — подразнить. И я вовсе не самый сильный. У нас там все такие и даже ещё круче, ну то есть, сильнее. Да я там вообще обыкновенный отрок. Мне самому удивительно, что я его саблю голой рукой удержать сумел.

— А мы уже думали, всё, отсечёт тебе боярич персты, — признался Вякса. — А ты эвон как…

Стёпка смотрел на свою ладонь и пытался вспомнить, разозлился ли он перед тем, как за саблю хвататься, или нет. И вроде бы, припоминалось, что никакой злости в нём в тот момент не было. Это что ж, получается, что его догадка не верна, и всё дело вовсе не в злости? Он вытащил свой нож, щелкнул, выдвигая лезвие, помялся, решаясь, затем взялся за клинок всей ладонью. Вякса со Збугнятой во все глаза таращились на него, ожидали, похоже, что он сейчас и нож свой сомнёт, как Савоярову саблю. Стёпка слегка сжал руку. Не слишком приятное ощущение. Сильнее надави — и порез обеспечен. А уж если выдернуть бритвенной остроты лезвие из руки, словно из ножен, то вообще можно пальцев лишиться… Или нет? Он осторожно потянул нож, и тот легко выскользнул из руки, не оставив даже царапины. Стёпка полоснул по ладони ещё раз и с тем же успехом. Ни крови, ни пореза. Ну что ж, раз магический нож резать хозяина не хочет, значит надо обычный испытать. Нож Збугняты легко рассёк мякоть ладони. Было больно. Стёпка слизнул выступившую из небольшого пореза кровь и прекратил опыты. Нет, наверное, он всё-таки тогда на бояричей разозлился, пусть даже и не слишком сильно. Иначе не стал бы хвататься голой рукой за отточенную сталь. А ведь когда хватался, даже и сомнения не было, что неправильно поступает, само собой всё получилось, как на хуторе, когда меч у оркимага отобрал.

— Збугнята, ты Негрызгу не видал? — остановился рядом с ними Сгрыква. — Вот девка непутёвая, ноги уже стоптал, сыскать её не могу.

— Наверх она пошла, — показал Вякса. — С вёдрами. Полы скоблить.

Сгрыква вернулся минуты через три. Спустился на деревянных ногах во двор, глаза дурные, еле выговорил трясущимися губами:

— Беда, хлопцы. Хозяина покличте скорее. За ведуном посылать надобно. Ой, беда! Негрызга-то… Девку-то… Окаменела уже, глазами только лупат… Ох и страху же я натерпелся! Сам ноги едва унёс!

Он ещё что-то бормотал, а Збугнята уже метнулся в корчму, затопал по лестнице. Стёпка с Вяксой не отставали.

Негрызга сидела на лавке. В той самой комнате, где Стёпку Полыня подловил, на той самой лавке. Сидела неестественно прямая, руки на коленях сложила, как примерная школьница, подбородок вздёрнула — и даже головы не повернула, когда мальчишки в комнату ввалились. Стёпка, пока бежал, чего только не передумал, к самому худшему готовился, а увидел девчонку — и отпустило слегка. Цела Негрызга, ничего с ней страшного не случилось, ну, застыла, ну, не шевелится, эка невидаль, я вчера так же на этой лавке сидел, заклинанием опутанный, и ничего, жив пока и вполне здоров.

Збугнята споткнулся о ведро, опрокинул его, бросился к девчонке, схватил её за плечи, затряс… Она моталась в его руках всем телом, словно истукан, и вправду только глазами испуганно лупала: чтой-то со мной, спасите, помогите, ой, мамочки, околдова-а-а-али!

— Погубили девку! — горячо зашептал Сгрыква в Стёпкин затылок. — Никому она худа не делала, безответная. Сгубили колдуны, зачаровали…

— Негрызга, ты меня слышишь? — тормошил девчонку вурдалак. — Скажи хоть слово!

— Да погодите же вы! — чуть не крикнул Стёпка. — Збугнята, хватит её трясти! Ничего страшного с ней не случилось. Это она на ту лавку случайно села, на которой колдуны меня подловили. Здесь, наверное, заклинание ещё осталось, как там его… Силок какой-то. Ловушка такая магическая.

— Обложной силок, — вспомнил Вякса и глаза испуганно на Стёпку вытаращил. — Ты демон, потому силок тебя и не удержал. А Негрызгу нам самим ни в жисть не расколдовать. Шибко сильное заклинание, на медведя́ его охотники ставят, ежели когда живьём словить надо и шкуру не попортить. Не снять нам его самим-то. Без магов не обойтися.

— Ну, значит, магов позовём, — уверенно сказал Стёпка. Однако связываться с магами ему не хотелось. Он почему-то был уверен, что с этим колдовским силком может и своими силами справиться. Вчера он его путы разорвал, почему бы не попробовать ещё раз.

— Так, сейчас попробуем разобраться, что тут к чему. А ну-ка, давайте лавку от стены отодвинем.

Сгрыква со Збугнятой взялись за лавку с двух сторон и перенесли её на середину комнаты. Негрызга сидела как приклеенная. Даже не пошатнулась.

Стёпка сначала осмотрел стену, ничего не нашёл, потом встал на четвереньки, заглянул под лавку… Так и есть. Воткнуто что-то в доску, на гвоздь с очень широкой шляпкой похоже или на большую кнопку. Он потрогал — ничего страшного, магией, вроде, не стреляет — и выдернул кнопку из лавки.

— Вот она, зараза!

Негрызга взвизгнула, обмякла и повалилась на пол. Сгрыква едва успел её подхватить, а то угодила бы девчонка прямо в растёкшуюся по полу лужу.

Силок лежал на Стёпкиной ладони, и ничего в нём не было магического: просто грубая железная кнопка с небрежно нацарапанными на шляпке непонятными знаками. Вякса боязливо потрогал, потом вытер палец о рубаху, словно до чего-то нечистого дотронулся:

— Куды мы его, Стеслав?

— А никуды, — сказал Стёпка. — Я его себе заберу. Может, пригодится ещё. Если в нём, конечно, сила магическая не кончилась.

— Ведомо, не кончилась, — Вякса покосился на Негрызгу, которая уже почти пришла в себя и трястись перестала, только говорить ещё ничего не могла, с перепугу, наверное, голоса лишившись. — Видал, как её словило, ровно медведя́, — он захихикал. — Теперича она от каждой лавки шарахаться будет, помяни моё слово.

Негрызга вдруг отпихнула Сгрыкву, разъярённо уставилась на гоблина, руки в боки упёрла, выдерга мелкая:

— А не ты ли мне этакую пакость спроворил? Чево зубы скалишь? Всё хозяину поведаю, он тебе ужо покажет!..

Вякса отодвинулся от неё подальше, кулаком себе в лоб постучал:

— Эвона чего надумала! Мы её ослобонили, а она нас же и облаяла. В энтот силок Стеслава вчерась колдуны ловили, он с ними насилу управился. А ежели бы не мы, так и сидела бы всю ночь на лавке ровно идолище…

Ближе к вечеру Стёпка решил сходить к ведуну. Во-первых, неудобно было уезжать, не попрощавшись, а во-вторых, хотелось кое о чём поговорить. Вякса, Збугнята и Щепля, конечно же, отправились вместе с ним. А когда пришли, оказалось, что их там уже ждут, и стол накрыт, и народ собрался не чужой: и Швырга-старшой, и элль-хон Зарусаха, и дядько Неусвистайло, и старшина Пристегнивесло. И главное — все они пришли со своими жёнами и дочками, у кого таковые имелись. Стёпка как их всех увидел, сразу понял, что от него требуется, вздохнул и покорился судьбе. И опять, в который уже раз пришлось ему рассказывать о встрече с Миряной. Женщины, разумеется, опять плакали, даже Неусвистайлова жена Зарёнка, устрашающих размеров троллиха, и та прослезилась.

Потом Стёпка от них сбежал, вышел во двор и сел на крыльцо рядом со Швыргой-младшим. Рассказал ему о свидании с людоедом, о том, как угодил в силок, как выручали Негрызгу.

— А не может такого быть, — спросил под конец, — что конхобулл не только подглядывал за мной, но и делал меня, ну, как бы злее? Мне кажется, когда он у меня на шее висел, я как-то больше на всяких гадов сердился. Просто даже иногда убить кого-нибудь из них хотелось. А снял его — и теперь всё по-другому.

Швырга почесал бороду, пожал плечами:

— Да кто ж эту демонскую пакость знает. Сдаётся мне, что конхобулл и не на такое способен. Не жалеешь ли, что магам его отдал? Он ведь денег немалых стоит.

— Да ну его! — совершенно искренне отмахнулся Стёпка. — Пусть они там с ним что хотят делают. А мне без него сразу легче стало.

— Вот и славно. Я, Стеслав, признаюсь, побаивался, что прикипел он к тебе. Всё ж таки не один день ты его у сердца носил…

И Стёпка невольно почесал грудь, на которой уже почти зажили оставленные вражьим подглядом царапины.

После обильного застолья, когда все уже вволю наелись, по третьему разу напились и обо всём переговорили, он подсел к элль-фингу. Вообще-то ему со старшим Швыргой поговорить хотелось, но тот слегка перебрал медовухи и уже откровенно клевал носом.

— Дядька Зарусаха, я вот о чём спросить хочу…

— Какой я тебе дядька, — дробно засмеялся степняк. — Я тебе в деды гожусь. А то и в прадеды. Называй меня элль-атта. Так лучше будет.

— Элль-атта, а что такое склодомас? Почему оркимаги и весичи так хотят его найти?

— Склодомас… — Зарусаха пожевал губами. — Наши старики зовут его Шиган-шигун, что значит жезл власти. Тот, кого склодомас признает хозяином, получит власть над ужасными демонами огня Иффыгузами.

— И… что? — спросил Стёпка. — Зачем им эти Иффыгузы?

— Иффыгузы — это власть. Совсем большая власть. Когда враги не страшны, когда весь мир у твоих ног, когда всё можно… Это страшная власть.

— И что, никто не знает, где он сейчас?

— Он здесь, — сказал Зарусаха так, словно склодомас прямо под столом лежит и стоит только наклониться и вытащить его. — В Таёжном улусе схоронен. Но улус большой, шибко большой, два по сто лет маги склодомас отыскать не могут. Иные уже и не верят, а всё одно ищут. Безграничная власть — она многих манит.

— А откуда известно, что он в Таёжном улусе спрятан? — спросил Стёпка.

Зарусаха внимательно посмотрел ему в глаза, усмехнулся:

— Тоже хочешь его отыскать?

Стёпка затряс головой.

— Нет. Это колдуны вчера говорили, что я знаком отмечен и что я могу им показать, где склодомас спрятан. А я не хочу его отыскивать. Только я подумал: а вдруг меня… нас для того и вызвали, чтобы мы его отыскали. И я, даже если и не хочу, всё равно как-нибудь случайно его найду. И что мне тогда с ним делать?

— Лучше всего будет, если ты его заберёшь с собой, чтобы и следа его здесь не осталось, — вмешался в разговор Швырга-младший. Он уложил отца и снова уселся за стол.

— А я даже не знаю, как он выглядит, — сказал Стёпка.

— Да и никто, почитай, ныне не знает, — сказал Швырга. — Последний, кто его видел, умер давным-давно, а нынешние маги только гадать могут да надеяться, что когда он попадёт в их руки, они сразу догадаются, что это вот он самый и есть.

— А кто этот последний?

— Великий князь Северного Завражья Устах шибко до власти был охоч. Он поверил своему колдуну, вскрыл по его совету могилу своего прадеда, достал склодомас и вызвал демонов, чтобы они помогли ему победить кагана Югибарзу, но демоны отказались ему подчиняться и разорвали его на куски. А колдун прихватил склодомас и сбежал в Таёжное княжество. Вот он и был последним, кто склодомас видел. Да только с тех пор больше о нём никто ничего не слышал. И это хорошо.

— Почему? — спросил Стёпка, хотя уже догадывался каким будет ответ.

— Ежели склодомасом завладеет весский царь и вызовет Иффыгузов — хорошо это будет? А если орклы? На кого они демонов пошлют? Нет, пусть лучше склодомас никому не достанется.

— Даже элль-фингам? — осторожно спросил Стёпка.

— Каган Чебурза ничем не лучше весского царя, — сказал Зарусаха. — Но Шиган-шигун ему совсем не нужен. Он и без него власть над степью взял.

— По преданию склодомас является в мир через каждые двести лет, — сказал Швырга. — Правда это или нет, но весские маги уверены, что это так. И очень может быть, Стеслав, что какой-то из магов для того тебя и призвал. Будь осторожен. Ничего тебе о склодомасе больше сказать не можем. Если это жезл, наверное, он и выглядит, как жезл. И ещё… В ту пору, когда я в Летописном замке науки постигал, мы тоже о склодомасе немало спорили, отыскать его мечтали. По годам-то выходит, что как раз на наши жизни его возвращение выпадает.