Хозяин таёжного неба

Глава тринадцатая, в которой демона вновь подозревают

Управлять драконом было легко и просто. Очень помогало то, что Дрэга понимал человеческую речь и не страдал излишним упрямством. Сказал ему: «Ну, полетели», слегка пришпорил для уверенности — и вперёд. Похлопал левой рукой по холке — повернули к югу. Похлопал справа — летим севернее. А более сложные манёвры дракон вообще выполнял без команд и подсказок, порой чуть ли не угадывая желание наездника. Летел он теперь не слишком высоко, и поэтому можно было спокойно наслаждаться скоростью, не обращая внимания на мелкие неудобства вроде отсутствия седла и невозможности ухватиться за что-нибудь надёжное руками. Гузгай всё сделал правильно: побывав в заоблачном поднебесье, перепугавшись там, перебоявшись и наоравшись, Стёпка воспринимал полёт на высоте пятиэтажного дома как что-то обычное и почти безопасное.

Перед вылетом он приблизительно прикинул, в какой стороне расположен Усть-Лишай и где примерно может находиться Великая Весь. Точного направления он, ясное дело, не знал и надеялся лишь на то, что рано или поздно попадётся им внизу какая-нибудь дорога. А где дорога, там и путники. Купцы, например, или охотники. Кто-нибудь да подскажет. Лишь бы только не весичи — хлопот с ними не оберёшься, не раз уже проверено.

Ничего другого Стёпка придумать не смог, впрочем, вскоре выяснилось, что его решение было правильным. Дорогу они обнаружили достаточно быстро, обычную грунтовую (а других здесь и не знали), не слишком укатанную, но и не заброшенную, и, пролетев над ней около часа, наткнулись на отряд всадников. И по закону подлости, который в магическом мире работает так же неотвратимо, как и в обычном, всадники оказались весичами.

Произошло это неожиданно для всех и едва не закончилось крупными неприятностями. А всё потому, что Стёпка чересчур увлёкся полётом и совершенно забыл об осторожности. А дракону про осторожность вообще никто не почесался напомнить. Вот они и вели себя беспечно и расслабленно, даже в мыслях не допуская, что кому-то огромный летающий зверь может не понравиться, кого-то может испугать, а кое-кого — испугать до такой степени, что начнётся беспорядочное швыряние не самыми слабыми заклинаниями. Боевыми, между прочим.

Сначала всё шло очень хорошо.

Поскольку дракону не было нужды дотошно следовать прихотливым извивам дороги, он летел напрямик, что существенно сокращало путь и позволяло не хвататься судорожно за его шею на каждом вираже. Под драконьими крыльями проплывали луга и поля, речки и холмы, овраги и болота, светлые берёзовые рощи и непроходимые, заваленные буреломами хвойные леса. В общем, всё то, что и называется тайгой. И никаких тебе просек с линиями электропередач, заброшенных карьеров и полуразвалившихся коровников, которые вокруг Стёпкиного посёлка, например, встречались буквально на каждом шагу. Здесь же — только нетронутая природа, праздничная зелень лесов и пронзительная синь воды.

Стёпка не успевал вертеть головой, стараясь увидеть сразу всё и запомнить это всё навсегда. Чтобы лет через восемьдесят было о чём внукам рассказывать, сидя у камина, как старый Бильбо Бэггинс. Рассказывать о том, как пахнет чешуя дракона, и как свистит ветер в его крыльях; как обрывается сердце, когда, перевалив через вершину сопки, внезапно рушишься вниз; как встречный поток воздуха приятно остужает разгорячённое лицо; как отражается в воде пролетающий над озером дракон, а ты почти не отражаешься, потому что боишься упасть и осторожно косишься вниз краешком глаза; как велик и неохватен мир для того, кто поднялся выше самых высоких кедров, как он волнует душу и будоражит кровь…

Стёпка наконец в полной мере ощутил себя настоящим драконьим наездником. И, стыдно сказать, но его радовало, что за Смаклой им приходится лететь чуть ли не в саму Великую Весь. Чем дальше, тем лучше. Чем дольше, тем круче. Крылья — это здорово!

Места, над которыми они пролетали, были совершенно безлюдными (или казались таковыми), не попадалось пока внизу ни деревень, ни хуторов, и Стёпка мог только удивляться тому, как редко встречаются в тайге люди и поселения. Можно сказать, почти совсем не встречаются.

Однажды увязались за ними сразу несколько гномлинов на дракончиках, что-то пищали вслед, ручонками размахивали, но очень быстро отстали. Мелькнула у Стёпки мысль задержаться, поговорить с недомерками, похвастаться перед ними своим настоящим драконом; представил он, какими глазами смотрели бы они на Дрэгу, как возбудились бы и взгоношились — и не стал возвращаться. Не тот всё-таки народ гномлины, чтобы захотелось с ними по собственному желанию разговоры разговаривать. И лишь несколько позже он с изрядным запозданием сообразил, что гномлины — такие же местные жители и у них вполне можно было узнать о ближайшей дороге в Весь. Но — поздно. К тому же они запросто могли и обмануть, как уже сделали это однажды, отправив его в устроенную магами засаду.

Постепенно рельеф местности изменился, сопки стали попадаться чаще, они теснились одна за другой, кое-где обрывались скалистыми обрывами, кое-где зияли рыжими проплешинами давних пожаров. Дорога петляла немилосердно, кружила и металась из стороны в сторону, и дракону, чтобы не потерять её из виду, приходилось то взлетать над вершинами, то спускаться почти до земли и нестись, едва не задевая деревья кончиками крыльев. В таком бреющем полёте адреналина тоже хватало: когда в нескольких метрах от тебя мелькают колючие ветви, а расшалившийся дракон в последнюю секунду уворачивается от столкновения с замшелой скалой, хочется, чтобы это и поскорее кончилось и в то же время, чтобы длилось как можно дольше.

Вот тут они и встретили весичей. Нарвались на них лоб в лоб.

Дрэга пронёсся над глубоким распадком, выметнулся вверх там, где дорога переваливала через крутую седловину меж двух внушительных сопок… И вылетел прямо на отряд, передовые всадники которого в безошибочно узнаваемых алых плащах как раз поднимались навстречу с противоположной стороны. Это было, наверное, потрясающее зрелище, когда перед не ожидающими никакой опасности людьми внезапно взмывает словно из-под земли огромный дракон с широко распахнутыми крыльями, и чешуя его отливает на солнце сталью, и в глазах полыхает злоба (на самом деле? В них просто отражается солнце, но кажется, что именно злоба), а того, кто этого дракона оседлал, почти не видно, потому что он на спине, да и некогда разглядывать, кони испуганно пятятся, воины хватаются за самострелы, за копья, все кричат, возникает суматоха, повозки съезжают на обочину, кто-то рвётся бежать в лес, кто-то, открыв рот, смотрит вверх, кто-то в ужасе падает на землю… А дракон проносится над обозом, и тень его накрывает людей, и он огромен, и хвост его длинен, и в крыльях шумит ветер. И ничего страшного не происходит, чудовище пролетело и не вернулось, и несколько пущенных вслед (с запозданием, чего уж там) огненных заклинаний впустую буравят воздух, и один шар ударяет в скалу и рассыпается колючими искрами, а последний, сотворённый самым молодым чародеем, вроде бы попадает в драконье крыло, но никакого вреда ему не причиняет и даже не взрывается по-настоящему, но этого чародея потом всё равно все дружно ругают за поспешность, ведь дракон ничего плохого никому не сделал, пролетел только над головами, а если бы его всерьёз зацепило огнемагией, то он всенепременно вернулся бы и тогда, каждому понятно, пожёг бы хвостатый гад повозки, людей бы побил и коней погрыз. И неизвестно, какого бога благодарить теперь за то, что дракон оказался незлопамятным и не надумал мстить перепуганным обидчикам. Нескоро ещё навели порядок в обозе и долго после того обсуждали невиданное прежде явление грозного зверя.

Стёпка тоже не сразу опомнился, особенно его испугали огненные шары. При этом переживал он, естественно, не за себя, а за Дрэгу. Когда они удалились достаточно далеко от места нежданной встречи, он заставил дракона приземлиться и сразу бросился осматривать крыло. К его облегчению, крыло ничуть не пострадало, на чешуе не осталось даже подпалины, дракон оказался не только огнедышащим, но ещё и огнеупорным. Магические файерболы ему были не страшны, но кто знает, какие разновидности боевых заклинаний здесь существуют, может быть, просто сейчас в них выстрелили не самым мощным.

— Круто, — признал Стёпка, завершив драконий «техосмотр». — Может быть, ты тоже не весь, как и я?

Дрэга хрюкнул и повалился набок, смешно задрав лапы.

— Тебе весело, а в меня, между прочим, тоже могли попасть, — только сейчас вспомнил Стёпка о себе любимом. — А у меня такой чешуи нету… вроде бы.

Случайно выбранное для посадки место оказалось на удивление приятным. Здесь как по заказу имелось всё необходимое для отдыха: солнце, воздух, вода и безмятежное спокойствие нетронутой природы. Отражалось в крохотном озерце небо с облаками, берёзы клонились над водой, в камышах плавали утки… Стёпка поглядел, поглядел, да и решил немного передохнуть. Он с удовольствием поплескался в тёплой воде, повалялся на траве, позагорал. Дрэга бессовестно дрых, свесив хвост прямо в воду, и вокруг его хвоста плавали пугливые стайки мальков. В траве шуршали ящерицы. Стёпка вспомнил, как папа на даче ловил ему ящериц, как они потом держали их в банке и подкармливали червяками, и решил поймать одну. Много времени это не заняло, и вскоре он уже сжимал в кулаке довольно крупную ящерку красивого изумрудного цвета. Пленница шипела на него и царапала ладонь слабыми коготками, безуспешно пытаясь выбраться на волю.

— Дрэга, погляди сюда. Я твоего родственника поймал, — сказал Стёпка. — Не хочешь поздороваться?

Он посадил ящерку на камень. Та, видимо, не в силах поверить во внезапно обретённую свободу, сидела неподвижно и убегать не спешила. Как вскоре выяснилось, она совершила большую глупость.

Дракон лениво поднял голову, посмотрел на ящерку и вдруг выдохнул струю горячего воздуха. Ящерка мгновенно зажарилась, превратившись в страшненькую загогулинку.

— Ты что, сдурел? — возмутился Стёпка. — Ты что вытворяешь?

Дрэга слизнул поджаренные останки — и с самым невинным видом проглотил.

— Да ты у нас, оказывается, этот… как его… каннибал, — сказал Стёпка. — Родственников ешь. Не зря весичи перепугались. И вот что я хочу у тебя спросить: мы здесь переночуем или дальше полетим? Ты как?

В итоге полетел один Дрэга. На охоту. А Стёпка принялся разводить костёр и готовиться к ночёвке.

Что хорошо — теперь не нужно было ломать голову с выбором направления. Если дружинники ехали оттуда сюда, значит, нам нужно лететь отсюда туда. Такой вот незатейливый вывод сделал Стёпка. С первыми лучами солнца они вновь поднялись в воздух, и опять началось удивительное волшебство полёта. Больше они не позволяли себе расслабляться, настороженно вертели головами, а перед опасными участками Стёпка скрепя сердце заставлял Дрэгу подниматься повыше, чтобы не нарваться внезапно на ещё один отряд.

Этот день, в отличие от предыдущего не задался с самого начала. Летели они, летели — и в итоге залетели куда-то совсем не туда.

— Непохоже это на Великую Весь, — говорил Стёпка, стоя на краю высоченного обрыва и глядя на громоздящиеся со всех сторон внушительные горные хребты, удивительнейшим образом похожие на родные Саяны. — Я её как-то по-другому представлял. Ты куда меня завёз? Это же Закатные горы.

Дракон сидел на краю того же обрыва, точил когти о камни и все обвинения в свой адрес безмятежно игнорировал. На его лукавой морде ясно читалось: «Ничего не знаю, куда приказали — туда и летел. Над указанной дорогой, между прочим. Вон она, внизу виднеется».

Дорога и в самом деле виднелась. Но не та дорога, как выяснилось. Совсем даже не та. Если над ней и дальше лететь, то сразу за горами очутишься в землях элль-фингов. И чего мы там, спрашивается, потеряли?

Делать нечего — пришлось возвращаться. А вскоре начала портиться погода. Небо заволокло серой пеленой, солнце скрылось, стало неуютно и зябко. Впереди, над лесом набухли тяжёлые, мрачные тучи. Стало ясно, что вскоре начнётся гроза. Мокнуть под дождём в лесу страшно не хотелось. Значит, надо приземляться и искать убежище. А где его здесь найдёшь, когда вокруг одна тайга?

Стёпка склонился к голове дракона:

— Дрэга, нам надо какую-нибудь пещеру найти. Или хутор. Скоро дождь пойдёт, видишь, какие тучи собираются.

Дракон послушно заложил плавный вираж. Он так целенаправленно и уверенно изменил маршрут, словно точно знал, где можно найти хутор. Стёпка, конечно, удивился, но разбираться сейчас с драконьими непонятками было некогда: гроза приближалась с пугающей скоростью. Во влажном воздухе суматошно мелькали ласточки. Тайга притихла, ожидая ливня. Дракон скользил метрах в десяти над землёй, вдоль русла неширокой реки. Он опустился на небольшую полянку, мягко присел, сложил крылья. Стёпка сполз на землю, огляделся. И сразу понял, что где-то рядом должны быть люди. Поляну пересекала заметная тропинка, на берегу лежали две перевёрнутые лодки, и отчётливо пахло дымом.

— Ну что, будем превращаться? — спросил Стёпка, вспоминая слова заклинания.

Дракон слегка попятился.

— Ага, превращаться ты не хочешь. А со мной туда пойдёшь?

Дракон помотал головой. Всё-таки жаль, что он не умел разговаривать. Недоработали древние силы, недодумали.

— Ты же промокнешь.

Но дракона, похоже, дождь совершенно не пугал. Вероятно, помимо прочих полезных свойств его чешуя обладала ещё и водонепроницаемостью.

— Ну и ладно, — сдался Стёпка. — Не хочешь, как хочешь. Тогда так сделаем. Я пойду туда, грозу пережду, дорогу узнаю, а после дождя встречаемся здесь. Понял? Прилетай сюда и жди меня, — Стёпка ещё поразмыслил. — А если дождь до вечера не кончится, я там заночую. А ты тогда утром возвращайся, когда совсем посветлеет. Договорились?

Дракон посмотрел ему в глаза очень умным взглядом, боднул в плечо и, легко оторвавшись от земли, унёсся за рощу. Понятно было, что лесному жителю никакая гроза не страшна. Не маленький, найдёт, где укрыться от непогоды.

Нависшие над головой тучи могли прорваться в любую секунду. Стёпка быстрым шагом пошёл по тропинке. Увидев впереди потемневшие от времени тесовые крыши и голоса людей, порадовался. Точно — хутор. Не ошибся Дрэга, правильно высадил. Неужели он тут уже бывал? Далеко, получается, летают гномлины на своих дракончиках, по всему Таёжному улусу.

Никакой, однако, это был не хутор, оказалось, что это обычный постоялый двор (так его Стёпка для себя назвал, хотя, возможно, это была придорожная корчма, знать бы ещё, в чём отличие), и располагался он, кажется, на том самом знаменитом Княжьем тракте. Как некогда уверял Смакла, очень прибытошное место. Струился из трубы дым, позвякивало железо, квохтали куры — совершенно мирная обстановка.

Стёпка таиться в кустах (как сначала планировал) не стал, обогнул забор и решительно вошёл в распахнутые ворота. Народу здесь было довольно много. Но при этом — ни одного весского мага или дружинника. Гоблины возились с лошадьми, вурдалаки сноровисто разгружали повозки, перетаскивая поклажу под навес, чтобы уберечь от дождя. Сновали озабоченные женщины, спешно снимая с верёвок сохнущее бельё, ребятня носилась, как угорелая, в центре двора стоял грузный вурдалак с выразительным крупным лицом и всем этим руководил. Его гулкий голос Стёпка расслышал ещё в лесу.

Внезапным порывом ветра мотнуло створки ворот, в пыль упали первые крупные капли. Все тут же бросились внутрь, даже сидевшие в летней трапезной степенные бородачи потянулись под крышу. Промокать не хотелось никому. В шуме и суете Стёпкино появление прошло незамеченным и никого не насторожило, напротив, улыбчивый круглолицый тайгарь ещё и поторопил его, пропустив вперёд и сказав: «Шибчей, малец, шибчей. Щас вдарит». И действительно — вдарило. Часто и сильно застучало по крыше, по крыльцу, по вовремя захлопнутым ставням… Небо опрокинулось на землю, и можно было только радоваться тому, что ты вовремя успел оказаться в защищённом от ненастья помещении.

От проторской корчмы постоялый двор отличался только тем, что стоял посреди тайги. В остальном — почти точная копия. Внутри имелся точно такой же большой зал с длинными столами, такой же сложенный из больших камней камин (сейчас не горящий), так же бегали слуги, разнося заказы, такие же аппетитные запахи витали в воздухе.

В зале было шумно и людно. Пришедшие с улицы весело отряхивались, рассаживались за столы, стучали тарелками, пили, хохотали; непогода, оставшаяся за дверью, сплотила всех в одну дружную компанию. Стёпка осмотрелся, задавил в себе оставшуюся от прошлой жизни робость, прошёл вдоль стены, потянул за рукав слугу, гоблина лет шестнадцати, сноровисто собирающего со стола пустые кружки. Стройный парень со смуглым открытым лицом мельком взглянул на невысокого незнакомого отрока и спросил не очень дружелюбно:

— Чего надоть?

— Меня дождь застал в дороге, — пояснил Стёпка. — Я хочу остановиться у вас на ночь.

— Ну и оставайся, — отмахнулся парень. — Тебя же не гонят. У нас всем места достанет.

— Да я хочу нормально переночевать. Не на лавке в углу, а в нормальной постели. У вас есть комнаты для купцов?

— От-то как, — парень удивился, окинул Стёпку уже более внимательным взглядом. — Для купцов? А неужто ты купец? Али с батей приехал?

— Я сам по себе. И я не купец. Так есть у вас комнаты? Я заплачу.

— Все комнаты заняты уже, — довольно пояснил гоблин. — Да и не хватит у тебя денег. Ты на богатого купца не больно схож. Хоть и одёжа у тебя не нашенская. Ты чейный будешь? Откудова взялся?

— Прохожий я. Мимо шёл, под дождь попадать не захотел. Кто здесь хозяин?

— А хозяин тебе на что?

— Я думаю, что о комнате и плате надо не с тобой говорить, а с ним.

Гоблин слегка покривился, но спорить не стал и кивнул на вурдалака, под руководством которого несколько слуг сдвигали массивные столы в центре зала.

— Эвон хозяин. Дядько Вырвизуб. Токмо я тебе не советую с ним сейчас говорить. Он нынче не в духе, может и осерчать.

Стёпка окинул взглядом крупную фигуру вурдалака. Стрига прав, с таким громилой, который к тому же и не в духе, разговаривать нужно было осторожно. Неохота ни за что ни про что попадать под горячую руку.

Видя Стёпкины колебания, гоблин что-то прикинул, отставил кружки, спросил вполголоса:

— Слышь, а ты и впрямь при деньгах? Впрямь за купеческую комнату уплатить можешь?

— Ну.

— Я тебе верно сказал. Нету свободных комнат. Все заняты до завтрева. Вишь, ополченцы из Ургулака сбор тута объявили. Хозяин их старшинам все комнаты почти задаром отдал. Земляки потому-как.

— Все-все? — спросил Стёпка, догадавшись, что гоблин завёл разговор неспроста.

— Все, — твёрдо ответил тот, потом наклонился к Стёпкиному уху. — Но ежели тебе шибко надобно, могу уступить тебе свой топчан. Не задаром, сам понимаешь. Но ты же всё одно заплатить обещался.

— Веди, — сказал Стёпка.

— Вот, — Стрига, так звали гоблина, открыл низенькую скрипучую дверь, сам вошёл первым. — Гляди, лучше ты здеся ничего не найдёшь. И не помешает никто. А я себе местечко отыщу, на одну-то ночь.

Крохотная комнатка оказалась на удивление уютной и чистой. До шумного зала из этого закутка было рукой подать, но при этом смех и громкие голоса сюда почти не доносились, что очень радовало. Запросил Стрига за свою каморку многовато, но Стёпка без колебаний отвалил ему два кедрика. Спокойная ночь на нормальной кровати (пусть и без простыней) того стоила.

— Слышь, Стрига, а умыться у вас где можно?

Умыться можно было в бане. Натопленная с утра, она пока пустовала, только какой-то молчаливый хмурый вурдалак сидел в углу и что-то стирал в деревянной бадейке. Стёпка париться не стал, по-быстрому вымылся, оделся и направился в зал, благо, что туда можно было пройти под навесом. Дождь к тому времени разошёлся вовсю. Стёпка смотрел на хлещущие по лужам струи и гадал, что сейчас делает дракон и где он скрывается от непогоды. И почему-то ему представилось, что Дрэга вовсе никуда не прячется, а наоборот летает под самыми облаками, ошалевший от свободы и непогоды, омываемый ливнем и опаляемый молниями…

В зале было всё так же шумно, но никто не буянил, не ссорился, народ вполне дружески общался, кто-то утолял голод, большинство просто отдыхало, потягивая медовуху или пиво. На Стёпку почти не обратили внимания, покосились без интереса, тем дело и кончилось. Зато глазастый Стрига приметил его издали и споро, не дожидаясь просьбы, притащил тарелку щей, хлеб и огромную кружку медовой заварухи. Стёпка сразу отдал ему ещё один кедрик и с удовольствием приступил к позднему обеду, не заметив, как переглянулись сидящие напротив молодые гоблины. Они видели, как Стёпка расплатился, и что-то в его поведении этим двум парням с весьма простецкими физиономиями не понравилось. И пока он неторопливо утолял голод, они изредка бросали на него осторожные взгляды.

Еда была вкусная и, что самое приятное, горячая. Стёпка выхлебал щи, слегка жалея об отсутствии перца (вот бы где пригодились запасы из пещеры колдуна), с удовольствием принялся за мясо. И теперь уже начал прислушиваться к разговорам, тем более, что народ не таился, все говорили в голос, спорили азартно и охотно смеялись даже над незатейливыми шутками. Ничего особенно интересного он не услышал, обычные мужские разговоры об охоте, рыбалке, урожае, последних вестях из Усть-Лишая. Однако вскоре его уши уловили нечто более любопытное.

— А я тебе говорю, что Вершень брехать не будет. Я его давно знаю, ни разу он ещё не сбрехал, — горячился худой тайгарь, пристукивая крепкой ладонью по столу.

— А нонеча сбрехнул, — возражал ему плотный крепкошеий вурдалак, отрываясь от кружки с пивом.

— Ну, на кой, на кой ему было брехать?

— Да кто же поверит-то в такое? Чтобы над тайгой дракон летал дровяной повозки больше. Да кто его видел, окромя твоего Вершеня?

Вот эти слова Стёпку и насторожили. Он продолжал обгрызать косточку, а сам весь превратился в слух. Ему было жутко интересно. Ведь ясно же, о каком драконе идёт речь.

— Да много же кто видал, — вскинулся тайгарь. — Вон хотя бы у Кудряты поспрошай. Нонеча утром они его над дальними выпасами приметили.

Вурдалак захохотал, видимо, словам Кудряты он не доверял вообще. Окружающие с охоткой включились в разговор. Кто-то кивал, соглашаясь, кто-то недоверчиво ухмылялся, кое-кто допускал, что по нынешним временам и не такое случается, но заметно было, что большинство в существование дракона всё же не верит. И Стёпка их хорошо понимал. Сам не далее как вчера смотрел на Дрэгу и не верил глазам своим.

— Был дракон, — прогудел пожилой гоблин раскрасневшийся от медовухи. Бороды, как и большинство гоблинов он не носил, зато усы у него были знатные, почти как у Тараса Бульбы. — Не знаю, с повозку али как, но точно могу сказать, что он вчера заполдень на весскую сотню напоролся на Елгоховском взгорке. Наши за алыми плащами приглядывали и видели, что дракон прямо на передовых выскочил. Никакого вреда он им не содеял, а маги ихние однако же всё одно в него огненными заклятьями швырялись. В подкрылье попали, да дракону то заклятье, что нашему Шквыкле комариный укус.

Эти слова слышали в зале все. Наступила долгая тишина. Стёпка даже жевать перестал.

— Ежели он на весичей кидается, это для нас хорошо, — сказал кто-то.

— Да не кидался он, — с досадой поправил гоблин. — Дозорные так разумеют, что он ненароком на них вылетел, из-за взгорка-то, а они с перепугу по нему стрелять начали. Весичи, что с них взять. Треплята с Дромонтом в дозоре стояли, им верить можно. Они сразу назад коней погнали, когда увидели, что сотня левой дорогой ушла.

— А велик ли дракон-то? — в голосе спрашивающего явно слышалось недоверие.

— Шибко велик, — подтвердил гоблин. — Треплята говорил, что крылья в размахе мало не два десятка шагов.

Тишина взорвалась смехом, ополченцы недоверчиво ухмылялись, переглядывались. Гоблин переждал шум, добавил:

— Поверить оно, конешно, нелегко, думаете небось, что у дозорных от страха в глазах маленький дракон в большого обернулся? Да вы только о том рассудите: коли был бы он маленький, разве стали бы в него маги весские с перепугу огненными шарами кидаться?

— Да весских магов испугать невелик труд. Они у нас от каждого куста шарахаются, — сказал кто-то. — Вон у хозяина поспрошайте, весичи эти здесь же дня два как стояли, дак эти маги не по разу весь постоялый двор обошли, всю ночь дружинников понужали, боялись чегой-то.

Гоблин покачал головой:

— Об весичах спорить не буду. Но вы как хотите, а на спине у дракона верховой сидел. Не гномлин. Взрослый воин. Вот и прикиньте, каким должен быть дракон, чтобы такого как я мужика на себе в небо поднять да ещё и летать с ним.

— А верно ли?..

— Верно, — отрезал гоблин. — Я своему сыну верю. Он никогда брехать не станет.

Все загомонили. Стёпка осторожно ухмыльнулся и облизал пальцы. Вот он уже и во взрослого воина превратился. Значит, всё-таки видели его. И не в одном месте. А ему сверху казалось, что тайга совсем пустая. Жаль, что Дрэга не захотел с ним сюда прийти. Вот получился бы переполох и изумление, если бы он сейчас поднялся и сказал, что дракон в стойле спит и его можно погладить. Но вообще-то дракон поступил верно: ничего хорошего нет в том, чтобы на тебя приходили поглазеть, словно на слона в зоопарке.

Теперь все вновь говорили разом, кто-то ещё сомневался, кто-то жалел, что нельзя прямо сейчас устроить на этого дракона облаву, кто-то наоборот говорил, что было бы очень хорошо, если бы такие воины на драконах присоединились к ополчению, вот тогда бы ужо продажные воеводы трижды подумали, да и весичи хвосты поджали бы…

— Странные дела творятся нынче в тайге, — гудел кто-то за Стёпкиной спиной. — Мало нам своих бед, ещё и драконы объявились. Даже старики такого не припомнят. Людоеда, говорят, в Проторе на той седьмице изловили. У весичей в клети сидит.

— В Проторе? А не там ли Старуху-то?..

— Там, там.

— Что там стряслося, в Проторе?

— Да ты откель выполз, Сдавлень, из каковского оврага? Об энтом уже вся тайга вторую седьмицу гутарит. Старуха-то и не старухой оказалась. Миряна это, страдалица, заколдованная была двести лет.

— Чегой-то ты брешешь, Липата.

— Язык придержи-кось… А-а-а, у тебя же бабы нету, ты ить у нас бобылём который год живёшь, вот и не ведашь ничего. А наши жёнки-то об том давно языками треплют. Верно тебе говорю, Миряна то была, а её какой-тось малец демонский, чародеями призванный, расколдовал. Его за то вся Протора благодарила, в ножки кланялась.

— А Миряна куды?

— Куды-куды? Туды. Расколдовалась и по ветру развеялась. Сколь маятся-то можно. Два по сто лет почитай по тайге шастала, людей супротив воли пугала.

Стёпка слушал в оба уха и радовался, что «вся тайга» его в лицо не знает, а то бы пришлось сейчас опять свою балладу рассказывать. Женщин и здесь хватает, вон хозяйка, кажется, стоит, дочки её бегают с посудой. Вот и соображай после этого: тайга велика, но никуда в ней не спрячешься.

Он допил заваруху и отправился в каморку, решив, что пора бы уже и отдохнуть. Столкнувшись у лестницы со Стрига, не удержался, спросил, не откладывая на завтра:

— Стрига, а которая дорога в Великую Весь ведёт? Я здесь никогда не бывал, боюсь заблудиться.

— А на кой тебе дорога в Весь?

— Надо мне. Человека одного туда увозят, а я его догнать хочу.

— Из ворот выйдешь — та дорога, что прямо — в Ясеньград ведёт. Та что по правую руку — в Усть-Лишай. А по левую — как есть в Кряжгород. Только страсть как далеко. Пешим не дойдешь.

— Значит, по левую, — повторил Стёпка. — Спасибо. Помог ты мне. Получается, эта дорога и есть Княжий тракт? По ней, наверное, все весичи сюда и приезжают, да?

— А как же иначе? Он и есть — старый тракт.

— А новый где?

— Новый-то? А нету покудова нового. В обход болот хотели провести, да не задалося.

— Понятно, — сказал Стёпка. — Значит, если кто хочет отсюда в Великую Весь попасть, только по этой дороге поедет. Хорошо.

Перед сном он решил сходить, что называется, до ветру и уже не видел, как молодые гоблины подозвали к себе Стригу и принялись расспрашивать его о чём-то, понимающе кивая друг другу после каждого ответа.

На улице стемнело. Дождь ещё не кончился, но уже заметно утих. По двору растекались лужи. Сырой, холодный воздух забирался под рубашку. Стёпка представил, что ему пришлось бы эту ночь провести в промокшем стылом лесу, когда и костра толком не разведёшь, и зябкие мурашки тут же побежали по спине. Надо будет Дрэге ещё раз спасибо сказать за то, что вовремя этот постоялый двор отыскал. Спас хозяина от простуды и соплей.

В двух шагах от желанной каморки, дорогу ему преградили. Две тени выступили из темноты. Стёпка сначала слегка напрягся, потом узнал тех двух молодых гоблинов, что сидели напротив. От них сильно пахло смолой, они, наверное, жевали живицу, смолу лиственницы.

— Ну что, подлёныш, попался? — негромким довольным голосом сказал тот, что повыше. — Думал, никто тебя не распроглядит?

— Ты о чём? — спокойно спросил Стёпка, а сам при этом лихорадочно пытался сообразить, что этим прыщавым балбесам надо и в чём они его подозревают.

— Он нас за худоумых принимат, — сказал второй и сразу же ударил кулаком в живот.

Удар у него, конечно, не получился, потому что Стёпка без труда увернулся и сразу встал спиной к стене, чтобы не напали сзади. Неудача драчуна не смутила, он вновь замахнулся, но второй придержал его руку.

— Погодь, Глыдря, погодь. Рассудить надобно. Слышь, ты, ощепок, тебя как кличут?

— Моё имя Стеслав, — ответил Стёпка.

— А скажи-ка ты нам, Стеслав, откудова ты тута взялся?

— Пришёл я сюда.

— Пёхом? Без коня? Один? Силён ты брехать.

— Дай я ему приложу, — снова замахнулся Глыдря, крепкий, плотный парень с широким некрасивым лицом и коротко стрижеными тёмными волосами. — Позволь, Щекла, хоть разок стукнуть. Он у нас сей миг признается, гниль весская.

— Погодь чуток. Посля приложишь… Ладно, пущай пришёл. Тогда по-инакому спросим: где ты денег столько добыл, что за ночлег и похлёбку простую серебром без оглядки платить готов? Кто тебя деньгами ссудил? За что?

Ну вот, без Стриги здесь явно не обошлось. Видимо, эти сыщики сначала чужого отрока в шпионстве заподозрили, а затем расспросили о нём говорливого слугу.

— Не ваше дело, — сказал Стёпка. — Я за свои деньги никому отчитываться не собираюсь.

— Ясненько, — протянул Щекла, обстоятельно закатывая рукава на худых, мосластых руках. — Не хочешь говорить. И кто тебя за нами следить послал, тоже сказать не желаешь?

— Никто меня не посылал. И не нужны вы мне. Кто вы такие, чтобы за вами следить?

— Во! — обрадованно вскрикнул Глыдря. — Упирается. Прав ты был, Щекла! Щас я ему выстелю по хребтине-то!

— Вы, чудики, меня с кем-то перепутали, — засмеялся Стёпка. Эти двое его нисколько не пугали. После всех прошлых-то приключений! — Я ни за кем не слежу и никому не служу. Просто иду по своим делам.

— По своим делам в Великую Весь нынче нашенские люди не ходят, — сказал Щекла. — По всему получается, что ты подсыл вражий, коему продажные воеводы за догляд приплатили. Хватай его, Глыдря, отведём к старши́м, пущай порасспросят.

Парни бросились на Стёпку. В тесном коридорчике размахивать кулаками было несподручо, поэтому Щекла попытался без затей повалить противника на пол, а Глыдря в свою очередь вцепился в правую руку и стал выкручивать её, чтобы завести за спину. Парни откровенно мешали друг другу, но они были старше и тяжелее и, случись такая стычка в другом месте и в другое время, они взяли бы верх довольно легко. Стёпка рассердился. Бить своих противников он не хотел, но и сдаваться тоже не собирался. Худого Щеклу он просто отшвырнул в сторону, а Глыдре заломил руку так, что тот взвыл дурным голосом.

— Что такое? Что вы не поделили? — спросил вдруг кто-то.

Стёпка, не ослабляя хватку, поднял глаза. Перед ним горой возвышался хозяин постоялого двора. Щекла мешком валялся у него под ногами. Шипя от обиды и унижения, он поднялся и обвиняюще уставил на Стёпку палец:

— Дядько Вырвизуб, мы подсыла весского изловили!

— А мне сдаётся, что это он вас поймал, — ухмыльнулся вурдалак. — Нут-ка, отрок, отпусти парня, не калечь ему руку.

Стёпка отпустил Глыдрю и, когда тот выпрямился, отпихнул от себя подальше так, что тот едва не упал.

— Ещё раз полезешь — не пожалею.

Гоблины испепеляли его взглядами, но бросаться больше не торопились. Малец, которого они рассчитывали запугать, оказался ловчее их обоих. Справиться с ним наскоком не удалось. Ну и кто он после этого, как не подсыл, весскими магами обученный?

— Ты кто таков будешь, отрок? — спросил вурдалак. — Я тебя в зале видел, но что-то не припомню чей ты?

— Стеславом меня зовут, — слегка поклонился Стёпка. — Я как раз перед дождём пришёл. Меня Стрига вот здесь, у себя в каморке устроил, сказал, что комнаты все заняты. А потом накормил. А эти… с чего-то решили, что я тут за ними подглядываю.

— Денег у него шибко много, одет не по-нашенски, — заговорили разом гоблины. — Дорогу на Весь выспрашивал. Не иначе подсыл.

— Погодите, погодите, здесь поразмыслить надо, — вурдалак посмотрел на Стёпку, затем спросил. — Стрига, говоришь, устроил. И сколь он с тебя за свою каморку взял?

— Недорого взял, — сказал Стёпка. — Я на него не в обиде.

— Ладно, коли так, — кивнул вурдалак. — А на обвинение что скажешь?

— Да глупость это, — сказал Стёпка. — Не знаю, что им в головы взбрело.

— Мы его хотели старшим отвести, — встрял Глыдря. — Пущай он перед ними оправдается. Не верим мы ему, подсыл он, по всему подсыл. Гляньте, морда какая пронырливая.

— На свою морду погляди, — обиделся Стёпка. — У тебя тоже не больно приятная. А если вы так уж хотите, я согласен с вашими старшими поговорить. Мне скрывать нечего. Пошли.

Гоблины хотели схватить его за руки, чтобы показать всем, что это они его поймали, но Стёпка одному руку прижал, а второму кулак под нос сунул:

— Ещё захотели? Я и без вас дорогу знаю.

— Идите, идите. Я за ним пригляжу, — сказал вурдалак. — Приведу его следом.

Шагая рядом с вурдалаком, Стёпка вспомнил напутственные слова пасечника, глянул на хозяина снизу вверх и сказал негромко, чтобы гоблины не услышали:

— Дядько Вырвизуб, вам от Ярмила Неусвистайло пожелания и поклон.

Вурдалак положил тяжёлую руку ему на плечо, тоже вполголоса спросил:

— Как у него дела? Пчёлки ещё не все разлетелись?

— Не все, — улыбнулся Стёпка. — В бороде парочка запуталась. А ещё Сушиболото с Перечуем и Догайдой тоже велели кланяться, ежели я при случае вас увижу.

— И ты им от меня поклонись, коли судьба сведёт. Сушиболоты-то здесь ещё по зиме проезжали, а Ярмила я давненько не видал. В Проторе с ними встречался?

— Ага. Мы из Летописного замка вместе ехали.

Они вышли в зал. В приоткрытую дверь осторожно вползал вечерний мрак. По углам разгорались самосветки, в камине потрескивал огонь. Парни уже вовсю расписывали ловкость, проявленную ими при поимке шпиона.

— Вот он! Подсыл весский! Скользкий, как угорь, не ухватить! Драться горазд! Пришёл неведомо откудова! Дорогу на Весь выспрашивал! Кедриками за доносы расплачивается…

Увидев, что подсыл вполне дружелюбно разговаривает с хозяином, они стушевались и замолчали. Стёпка, не обращая на них внимания, встал в центре зала и огляделся. Вырвизуб сел сбоку на лавку, усмехаясь в усы. Ополченцев в зале было много, человек за тридцать. И почти все они сейчас смотрели на Стёпку. Одни просто с любопытством, другие посмеивались, явно не веря возбуждённым гоблинам; многие поглядывали настороженно, а двое вурдалаков так и вообще откровенно враждебно — эти, кажется, сразу поверили, что пойман весский шпион. Времена нынче такие наступили, что даже и неопасный с виду отрок, может оказаться кем угодно, хоть подсылом, хоть обученным на пакости слугой мага чародейной палаты. Стёпка не чувствовал ни малейшего волнения. Он в этом мире уже несколько раз оказывался в подобной ситуации и всякий раз выходил победителем. Не позволит себя обвиноватить и здесь. Вот что значит опыт и уверенность в своей правоте.

Прямо перед ним сидел за столом похожий на медведя грузный, бородатый тайгарь с загорелым кирпичным лицом. В сильных руках он вертел большую кружку с таким видом, словно раздумывал: а не метнуть ли её прямо сейчас в Стёпкину голову. Похоже, он гоблинам верил и вполне допускал, что незнакомый отрок может оказаться шпионом. Стёпка видеть этого не мог, но два насупленных вурдалака уже встали у выхода и даже положили руки на мечи, готовые к тому, что изобличённый шпион вздумает вдруг прорываться. А пожилой деревенский колдун всерьёз нацелился ударить в него заклинанием недвижимости. На всякий случай.

Не дожидаясь, когда его начнут обвинять, Стёпка решил взять быка за рога.

— Здравствуйте все, — сказал он и слегка поклонился. — Глыдря и Щекла меня с кем-то перепутали, решили, что я вражий подсыл. Не знаю, что им в головы взбрело, но я никакой не подсыл и могу это доказать. Вот. А весичей я тоже не люблю, они мне ничего хорошего не сделали, одни только гадости.

Среди ополченцев произошло некоторое шевеление, кто-то прокашлялся, кто-то хмыкнул. Парни смотрели на Стёпку почти с ненавистью, Глыдря дёрнулся было что-то сказать, но его сердитым рыком окоротил один из старших гоблинов.

Первый вопрос, однако, задал не бородатый тайгарь, а сидящий у камина колдун.

— Кто ты таков, отрок? Как тебя звать-величать?

— Стеславом меня родители нарекли, — сказал Стёпка и даже обрадовался, заметив, что его имя ни у кого из присутствующих не вызвало ни малейшего оживления. Даже девицы-служанки, кажется, никак на него не отреагировали. Они стояли в дверях и тоже слушали. Всё ж таки не каждый день в постоялом дворе подсылов ловят и допросы им устраивают.

От присутствующих, разумеется, не ускользнуло, что отрок на прямой вопрос ответил не полностью и, назвав своё имя, больше ничего о себе не поведал. И это, видимо, тоже сыграло не в его пользу. Скрытничает, значится, есть чего таить от честной компании.

— Откудова идёшь, Стеслав?

— Из Летописного замка иду, — честно ответил Стёпка.

— Младшие бают, ты дорогу на Весь выпытывал. На что тебе сия дорога?

Стёпка замялся, потом решил ничего не скрывать:

— Мне в Весь не нужно. Я туда сам не шибко попасть хочу. Просто… По этой дороге весские маги одного гоблина увозят, друга моего. Вроде бы в каменоломни его продали. А я хочу их догнать.

Ополченцы загудели, зашевелились, в глазах бородатого Стёпка увидел недоверие.

— Догнать? — спросил он. — Ты верхом сюда приехал? Конь твой в стойле стоит?

— Нет у меня коня, — сказал Стёпка. И сокрушённо подумал: «Не поверят».

— Как же ты до нас добрался? На чём? Неужто из самого Летописного замка пёхом шёл? Ноги в кровь не стоптал ли?

Щекла с Глыдрей довольно гугукнули и переглянулись. Подловил дядько Кружень подсыла-то. Теперича не отвертится, царёв подлизень, не отбрешется.

— До Проторы меня Ярмил Неусвистайло довёз, пасечник. Потом до Усть-Лишая я с весским обозом ехал. А сюда… — Стёпка замялся.

Бородатый подался вперёд:

— Говори-говори. Чего уж теперь. От Усть-Лишая до нас конец не близкий. Неужто пёхом?

— На драконе прилетел, — признался Стёпка.

Все засмеялись. Никто ему, конечно, не поверил, сообразили, что не хочет отрок по какой-то причине правду говорить.

— Ну, попустим, догонишь ты весичей, а дальше что?

— Попробую гоблина выкупить, — сказал Стёпка и тут же опередил следующий вопрос. — Деньги у меня есть, мне чародей Серафиан дал… Этот гоблин был у него младшим слугой. Маленький он ещё. Младше меня.

— Понятное дело, — сказал бородатый. — Так что окромя твоих слов у тебя ничего и нету. И веры тебе тоже нету. Нам ведомо, что весские маги на всякие пакости горазды. И отрока могут подослать, и бабёнку какую-нито до денег жадную.

— Оставь его, Кружень, — подал вдруг голос Вырвизуб. — Отрок правду говорит, а что не сказал, то не нашего ума дело. Я за него ручаюсь. Слово он мне верное передал от общих знакомцев. Свой он, точно свой.

Бородатый озадаченно прокашлялся, потом посмотрел на Стёпку и уже более благожелательно сказал:

— Ну что ж. Коли хозяин за тебя ручается, извини. Видать, и впрямь обознались младшие. Не держи зла, Стеслав из Летописного замка.

— Ничего, — сказал Стёпка. — Я не в обиде. Сам с весичами уже сталкивался. Они когда меня в Усть-Лишай везли, сон-травой усыпили и в темницу посадили. Еле убежал.

— Тоже на драконе? — хитро прищурился колдун.

— Нет, — улыбнулся Стёпка. Колдун ему сразу понравился. Он был чем-то похож на старичка-лесовичка: такой же лохматый, морщинистый, весь в каких-то висюльках и оберегах. — Гномы усть-лишайские помогли.

— Впервой вижу своими глазами человека, которому гномы помогли. Чем ты их подкупил, ежели не тайна?

— Грамотку одну древнюю я им помог прочитать, а они мне за то… помогли из темницы весской выбраться. Я эту грамотку в Летописном замке видал, она для них очень важная оказалась.

Поняв, что разоблачение подсыла не состоялось, ополченцы потеряли к Степану интерес и вновь загудели, обсуждая свои дела. Щекла с Глыдрей, однако, всё ещё смотрели на него с нескрываемым подозрением, не могли смириться с тем, что он вывернулся и вышел сухим из воды.

Уловив приглашающий взгляд Круженя, Стёпка сел за стол. Понял, что они с ним хотят поподробнее поговорить. Тотчас к ним присоединились хозяин и колдун.

— В Усть-Лишае много ли весичей? — негромко спросил Кружень.

— Не знаю, я там не долго был. Но оружейник Угрох говорил — много. И ещё он сказал, что воеводы договорились с весским князем и орклами о разделе Таёжного улуса.

Все сидящие за столом разом помрачнели. Кружень тяжело уставился поверх Стёпкиного плеча.

— Слыхали и мы о том. Потому и собралися в дорогу. А всё-таки, Стеслав, ты и впрямь думаешь догнать вессичей? Не из бахвальства сказал?

— Догоню, — уверенно сказал Стёпка. — Есть у меня одно верное средство. Мне бы только точно знать, что они гоблина этой дорогой провезли.

— А другого пути на Весь всё одно нет, — сказал вурдалак. — Таёжными тропами лишь охотники ходят да холопы беглые с той стороны. Гоблина твоего давно увезли?

— Я точно не знаю, но, примерно дней пять назад или больше. Может, седьмицу. Я думаю, что они не только моего гоблина везли, кажется, ещё кого-то.

Вурдалак задумчиво сказал:

— Шесть дней назад проходил здесь весский обоз. Маги и дружинники. И людишек разных с собой гнали. Кого даже и в цепях. Всё больше беглых и разбойных, но сдаётся мне — были там и отроки. Они у меня не останавливались, мимо прошли, шибко торопились. Воды токмо прикупили и харчей.

Стёпка подумал и кивнул:

— Наверное, это они.

— Не догонишь ты их. За шесть дней они большую половину пути до Весской засеки пройти успели. Это вёрст, почитай, больше ста. Дорога здесь тяжёлая, через болота да увалы каменные ведёт, сильно не разбежишься. Нет, не нагнать тебе их, помяни моё слово.

— Если надо, я и в саму Весь за ними отправлюсь, — сказал Стёпка. — Я гоблина выручить должен. Его маги из-за меня в каменоломни продали.

Кружень покачал головой:

— За деньги они его не отдадут, одно средство у тебя тогда останется: вырубить всех весичей под корень.

Незаметно подсевшие за стол гоблины ехидно заулыбались. Глыдря косился на Стёпку злым глазом, потирал пострадавшую руку.

— Ничего, — сказал Стёпка. — Мне бы только их догнать. А там… Есть у меня одно верное средство. Они мне его за так отдадут. Ещё и просить будут, чтобы взял.

— Чародеи, небось, научили? — понимающе спросил колдун.

Стёпка пожал плечами, не стал разубеждать, пусть понимают, как хотят. На том беседа и завершилась. Мелкие дела чужого отрока мало интересовали озабоченных своими проблемами мужиков.

У дверей его опять догнал Глыдря, дёрнул за рукав, приблизил перекошенное злостью лицо:

— Не верю я тебе, чужак. Брехать ты горазд, да меня не обманешь. Не такую брехню слыхать доводилось. Я тебя враз раскусил. Я за тобой таперь приглядывать буду, думка у меня есть, что ты ночью к весичам убечь задумал. Но от меня ещё ни один не ушёл. Мы с батей в тайге первые следари, так что тебя живо отыщем. Никуды не денесся.

— Дурак ты, Глыдря, — с сердцем сказал Стёпка, выдирая рукав. — Можешь хоть всю ночь под дверью сидеть, но если будешь мне мешать — я тебя отделаю так, что тебя твой батя не признает. Понял, контрразведчик! Всё, я спать пошёл. Спокойной тебе ночи.

И потом, лёжа в постели, он ещё некоторое время размышлял о странностях жизни. Вот вроде бы Глыдря — свой, таёжный, с вурдалаками, с дядькой Неусвистайло, со Швыргой, Зашурыгой и Угрохом заодно, по одну сторону фронта, можно сказать. Но такой неприятный тип, просто гад какой-то, что другом и соратником его считать никак не хочется. А вот, скажем, боярин Всемир или его брат Мстигор, вполне приличные люди, приятные даже, смелые, открытые, честные — и в то же время — враги. Из соседнего государства пришли здешние земли под весского царя забирать против воли местных жителей. А врагами их называть язык не поворачивается. И если, скажем, дошло бы до сражения, и Стёпке довелось бы в том сражении участие принимать, то стоял бы он в одном ряду с этим мерзким Глыдрей и костлявым Щеклой, а против него стояли бы Всемир с братом, и пришлось бы им друг друга убивать. Как-то это насквозь неправильно и, что совсем плохо, ничем такое положение не исправишь и никого не убедишь, что можно ведь и по-другому, по-мирному договориться… И будут одни хорошие люди убивать других хороших людей, по той лишь причине, что далёкому царю захотелось присоединить к своим владениям оставшийся без сильного правителя улус.

Проснулся он рано, несмотря на то, что две (или три?) предыдущие ночи провёл под открытым небом. Валяться не хотелось. Дел было много, дорога предстояла дальняя. За дверью, на лавке спал Глыдря. Упрямый гоблин, как видно, всю ночь караулил вражьего подсыла, чтобы тот не сбежал. Караулил, караулил, да и уснул. Стёпка пихнул его в бок, но гоблин только недовольно засопел и ещё плотнее накрылся полой кафтана. «Глыдря — истребитель шпионов» — ухмыльнулся Стёпка и пошёл мыться. Холодная вода взбодрила его, сон прошёл окончательно. Дождь давно кончился, пахло влажной землёй и навозом. Вурдалаки ухаживали за лошадьми, по двору важно вышагивал рыжий задиристый петух, недавно подъехавшие тайгари-охотники обсуждали что-то с бородатым предводителем.

Стёпка посидел на завалинке, подышал свежим воздухом, проникаясь тихой красотой раннего летнего утра. И тут его порадовал Стрига. Говорливый слуга, видимо, желая искупить свою вину за вчерашнее, приволок ему полную миску горячих вареников и кружку заварухи. А свежая сметана уже стояла на столе в летней трапезной, где сосредоточенно скребли деревянными ложками по тарелкам хмурые невыспавшиеся вурдалаки. И Стёпка вместе с ними тоже славно позавтракал: все вареники в него не влезли, но миску он уполовинил.

Когда он поднялся на крыльцо, навстречу ему вылетел взъерошенный Глыдря. Лицо гоблина сияло восторгом разоблачения: подсыл-таки утёк, и теперь всем станет ясно, что он, Глыдря был вчера прав и убежавшего подлёныша следует немедля выследить, изловить и наказать. Увидев спокойного и никуда не убегающего Степана, он встал как вкопанный, открыл рот, потом закрыл его и очень неловко сделал вид, что торопился куда-то по своим делам, но вдруг на полпути передумал.

— Привет, контрразведчикам, — улыбнулся ему Стёпка. — А ты, небось, решил, что я уже сбежал. Эх ты, охранник. Я тебя пихнул, а ты даже не проснулся. Был бы я настоящим подсылом, прирезал бы тебя во сне, как миленького.

Глыдря ожёг его свирепым взглядом, покраснел и поспешил исчезнуть.

В зале Степана дожидалась молодая вурдалачка. Кажется, хозяйская дочь. Она посмотрела на него долгим взглядом, слегка поклонилась, потом, скрывая смущение, спросила:

— Тебя, отрок, Стеславом кличут? Так ли это?

Стёпка вздохнул, подумал, что надо было уезжать сразу, как проснулся, и кивнул:

— Так.

— Матушка с тобой поговорить хочет. Не откажи.

— Не откажу, — ещё раз вздохнул Стёпка.

К счастью, на этот раз ему не пришлось выступать в роли сказителя. Женщины уже откуда-то всё знали, что Стёпку ужасно удивило. Не иначе имелось у прекрасной половины какое-то своё специальное колдовство для обмена важными новостями и сплетнями. А чем иначе объяснить такую осведомлённость? Про отвечай-зеркало, висящее на стене почти у каждого зажиточного хозяина, он как-то не подумал.

Хозяйка, пышная, сдобная, пахнущая свежим тестом вурдалачка, мягко посмотрела на него, улыбнулась, сказала, забавно окая:

— Какой ты молодец, Стеславушка, что к нам заглянул. Тебя здесь не обижали? Огляда, лавку освободи.

После этих слов Стёпке стыдно стало за своё — пусть и не высказанное — недовольство. Он улыбнулся, и ему сделалось легко и весело.

Огляда тоже улыбнулась, сверкнула меленькими клыками, ямочки на щеках у неё были точно от матери:

— Что ты, матушка, такое говоришь? Разве его может кто обидеть? Батюшка мне поведал, как он этого противного Глыдрю укоротил. Они со Щеклой на него вдвоём кинулись, да не совладали. Опозорились токмо.

— Тебя наш Стрига уже накормил, так мы тебе, Стеславушка, в дорогу гостинцев собрали. Не откажись, возьми. Унесёшь ли?

— Спасибо, — и не подумал отказываться Стёпка. Во-первых, не хотелось обижать хлебосольных хозяев, а во-вторых, он твёрдо рассчитывал, что вскоре будет откармливать оголодавшего в плену Смаклу. Тут-то пироги и шаньги оченно будут кстати. — Унесу, конечно.

— Я слышала вчера, Стеслав, что ты за весичами торопишься? — спросила Огляда.

— А вы их видели? — тут же вскинулся Стёпка.

— Видели, — кивнула хозяйка. — Они мимо нас проходили. Большой обоз, повозки, дружинники. И каторжан с собой вели. Рожи у всех разбойничьи, в каменоломни-то весские давно уже всех нашенских душегубов отправляют. Огляда им еду носила. Они хоть и тати, всё одно жалко.

— А гоблина маленького, меня чуть помладше, среди них не было?

Огляда покачала головой:

— Не приметила. Весские маги нас к повозкам-то не подпускали, стерегли их шибко.

— Там они его, наверное, и прятали, — Стёпке очень хотелось верить, что Смаклу везли именно в этом обозе.

— Давно они проехали, как же ты их догонишь?

— Догоню, — сказал он. — Есть у меня способ. Спасибо вам за всё, за ночлег, за еду… За гостинцы. Мне у вас очень понравилось, но я и вправду спешу. И на прощание… Я вот что сделаю.

В углу на резном поставце в окружении бессмертников стояла маленькая деревянная фигурка Миряны. Стёпка легонько дотронулся до неё кончиками пальцев. На миг угол осветился, фигурка дрогнула, словно живая, а бессмертники расправились и засверкали такими свежими красками, как будто их только что сюда поставили. Когда Стёпка, подчиняясь внезапному порыву, проделал подобный фокус в доме мастера Угроха, сильнее всех тогда удивился он сам. А какими глазами на него смотрела Боява! Здесь повторилась та же история. Фигурка Миряны сияла теперь словно солнышко, светилась изнутри тёплым янтарным светом, от которого на душе становилось легко и ясно.

— Пусть у вас всегда всё будет в порядке, — сказал Стёпка. — А тебе, Огляда, я желаю хорошего мужа.

Он чуть не сказал «мужа-вурдалака», но вовремя прикусил язык. Потому что звучало это как-то кровожадно, хотя и совершенно правильно.

Вурдалачка восторженно взвизгнула, обняла Стёпку и крепко поцеловала прямо в губы. Всё-таки не так уж и плохо быть освободителем Миряны-страдалицы. А вурдалачьи клыки, оказывается, целоваться совершенно не мешают.

Пока покрасневший Стёпка приходил в себя, хозяйка прижала его к своему мягкому боку и тоже поцеловала в макушку. И Стёпке на миг показалось, что это мама обнимает его, и он с трудом удержался от слёз, что его немало удивило. Он и не думал до этого, что так по маме соскучился.

Когда Стёпка вышел на крыльцо с изрядно потяжелевшей котомкой, хозяева стояли на крыльце, выстроившись, как для торжественной встречи. Вернее, проводов. Хозяйка с Оглядой степенно поклонились, в глазах у юной вурдалачки скакали задорные огоньки. Огляда с трудом скрывала смех, ей было весело и поклонилась она от души, ведь она-то знала точно, что сделал для неё щедрый отрок. Теперь за свою судьбу она могла не волноваться, и мужа хорошего боги подарят и семья будет жить дружно. Сияющая фигурка Миряны в том порукой.

Хозяин смотрел на Стёпку озадаченно, не понимал, наверное, как это он вчера не разглядел в странном отроке того самого Стеслава-избавителя. Но забавнее всего было разглядывать лица Глыдри и Щеклы. Вот уж кого перекосило так перекосило. Они уже, конечно, всё знали, и их сейчас разрывали совершенно противоречивые чувства. С одной стороны неприязнь к наглому отроку, который так над ними посмеялся, с другой — боязнь того, что падёт на них проклятье Миряны и вся жизнь превратится в постылое одинокое прозябание, потому что никто после такого не захочет с ними связывать свою судьбу.

Собирающиеся в дорогу ополченцы косились на Стёпку с удивлением, что это за отрок такой, которому хозяева столь почтительно кланяются?

— Ну что, Стеслав, али выделить тебе Стригу в провожатые? Верхами-то вы скорее обоз нагоните? — спросил Вырвизуб.

Стёпка отказаться не успел.

Туго хлопнул воздух над крышей, и из-за дома вылетел Дрэга. Не дождавшись хозяина у реки, он решил явиться за ним сам. Огромная тень на миг накрыла двор, распахнутые крылья сложились, дракон мягко опустился перед крыльцом. Никто такого, понятно, не ожидал, хозяйка охнула, Огляда присела, дядько Вырвизуб шарил рукой по поясу, на котором (вот досада!) не было в этот нужный момент ни ножа, ни меча; ополченцы враз рассыпались по сторонам; кони на дракона вовсе не отреагировали, зато петуха словно ветром сдуло, только перья закружились, — переполох получился знатный. Все застыли в испуге, не зная, на что решиться, и во все глаза разглядывая невесть откуда свалившееся хвостатое-рогатое чудо. Впрочем, не все. Колдун уже забормотал что-то, готовясь метать заклинания, охотники-вурдалаки упёрли в землю самострелы, заскрипели взводимой тетивой. Хозяин растерянно оглянулся на дом, решил, видимо, что дракон сейчас примется крушить и жечь и нанесёт с таким трудом налаженному хозяйству непоправимый урон.

Стёпка спокойно спустился с крыльца, подошёл к дракону. Дрэга жарко лизнул его в щёку, нетерпеливо переступил, как бы поторапливая, мол, давай уже, полетели, чего ждём?

— Ты зачем, чудовище, людей пугаешь? — спросил Стёпка. — У реки не мог дождаться?

Он оглянулся на вурдалаков и громко сказал:

— Не стреляйте, это мой дракон. Он ничего плохого не сделает. Мы сейчас улетим.

Ошарашенное молчание было ему ответом. Надо было видеть глаза всех ополченцев, гоблинов, вурдалаков и тайгарей. Надо было видеть их лица. Стёпка неторопливо взобрался на драконью спину, умостился, посмотрел по сторонам, отыскал в толпе бороду предводителя ополченцев.

— Я же говорил, что догоню весичей, — не смог он удержаться от улыбки. — Никуда они от меня не денутся.

— Ну, Стеслав, удивил, — покачал головой Кружень. — Ну уж удивил. Второй раз за сегодня. Что ж, удачи тебе, светлый отрок.

— И вам тоже удачи, — пожелал Стёпка. — Вы же к Летописному замку направляетесь? Тогда, может быть, там ещё увидимся. Я тоже потом туда вернусь. Мы вместе вернёмся.

Он пихнул пятками драконьи бока, но тут к нему подошёл бледный Глыдря. Бочком, бочком, очень осторожно, он приблизился и с опаской глядя на близкую морду дракона, спросил:

— Слышь, Стеслав, чего поспрошать хочу?.. Ты это… Бранился давеча… Чевой-то такое — котретщик? Ты заклятие на меня какое наслал, да?

Стёпка засмеялся:

— Нет, Глыдря, это просто у нас так называют того, кто подсылов ловит. Так что не бойся, никаких заклятий. Да и не умею я заколдовывать. Я же не чародей и не маг. Я просто демон.

Глыдря отшатнулся, сразу поверив. И попробуй не поверить, когда отрок на драконе вон каком сидит и в небо готов улететь.

— А можно мне… — он сглотнул, потом всё же выговорил. — Тронуть его можно?

Вместо ответа Дрэга положил свою голову гоблину на плечо и лизнул в ухо. Глыдря взвизгнул, хотел отшатнуться, но сдержался и осторожно дотронулся до чешуйчатой шеи.

— Тёплый, — прошептал он. — И жаром сухим пышет. Знатный у тебя, Стеслав, дракон.

— Ну ладно, Глыдря, мне пора, — сказал Стёпка. Он наклонился, почти лёг на драконью спину. — И ты это… Ты правильно всё делал. Я тебе точно говорю, что среди весичей есть оркландские подсылы. Я одного вот как тебя видел. Так что своим верить надо, а за чужими всё же приглядывать. Весские маги, они на любую подлость горазды. Ну, бывай. До встречи.

Дракон плавно взлетел, сделал круг над постоялым двором. Стёпка помахал рукой. Сверху фигурки людей казались маленькими. Все стояли с задранными к небу головами. Дракон унёсся вдоль тракта — и всё осталось позади: машущая рукой сияющая Огляда, некрасивый, страшно довольный Глыдря, жутко завидующий ему Щекла, озадаченный хозяин, оторопелые ополченцы и чем-то страшно обрадованный колдун с непривычно просветлённым лицом, глядящий из-под руки вдаль на улетающего удивительного зверя с отроком на спине.