Хозяин бабочек

Глава 11

Когда я привык к скачке настолько, что смог устроиться в седле чуть менее позорным манером и начать смотреть по сторонам, выяснилось, что смотреть тут особо и не на что. Учгур не радовал разнообразием пейзажей. Трава. Трава. Много травы. Сверху небо, снизу трава. В основном, желто-серая. А иногда серо-желтая. И небо. И Сакаяма, вид сзади. Над травой иногда вспархивали птицы, что-то вроде куропаток, вдали порой мелькали рыжие тени скачущих животных, похожих на небольших оленей, один раз я заметил на пыльном полотне дороги жирного сурка, сидящего на задних лапах и вглядывающегося вдаль.

О, бескрайний Учгур, рай для клаустрофоба! Чаша неба, перевернутая над кругом земли! Лично мне трудно понять, чем и кому может приглянуться такая игровая локация, в которой глазу не за что зацепиться, но ведь, наверное, и другим кажусь странным, например, я, когда часами сижу, пялясь в море.

Если жить в крошечной клетушке, ездить на работу в переполненном метро, работать в шумном офисе, иногда поглядывая в окно, где тысячи людей и машин снуют в беспрестанном движении — наверное, Учгур с его пустотой, простотой и свободой — это мечта. К тому же степь полна жизни, если, конечно, не нестись по ней галопом, а пробираться по этим травам медленно, почтительно и с любовью.

Ветер яростно шуршал бусинами, летящими вслед за моей шапкой, гул его сливался с шебуршанием пропеллера на макушке, гайка на пружинке периодически тюкала по уху, но соблазн содрать с башки назойливый головной убор я подавил. Не время и не место, тут, похоже, полно любителей шнырять у меня в голове, как по проспекту.

Останавливались мы всего один раз, Сакаяма любезно разрешил мне сделать чай и попотчевать его сушеным тунцом, но на все попытки завести светскую беседу отвечал зевками и предложениями заткнуться в присутствии старших по званию.

— И все-таки, мы же давно обогнали нашу армию и пробираемся вглубь вражеской территории — у нас же должна быть какая-то цель? Нет, я, знаю, «у самурая нет цели, есть только путь»…

— Это если этот твой самурай — совсем дурак. Все пропил, небось, и жене теперь врет что попало.

— Но я должен знать, что мне нужно делать! Вдруг я вас подведу?

— Вот как подведешь — так и посмотрим какого цвета у тебя кишки.

— Розового! Господин Сакаяма, вы хоть можете сказать, куда мы скачем? У меня друзья в армии остались, другие друзья — в плену у учгурцев, а я тут под видом кочевника среди сурков сижу неизвестно где! Сакаяма вздохнул, взял грабли и принялся энергично охаживать ими меня по бокам, причем не поленился и погнаться за мной, и прогнать вокруг кустов, вопрошая «замолчишь ты, наконец⁈» Было не то, чтобы очень больно, но обидно и глупо, так что я в конце концов заорал «да молчу я! молчу!».

Какое-то время я размышлял, а не развернуться ли мне и не уйти куда глаза глядят, пока Сакаяма дрыхнет на солнышке, но потом решил не искушать судьбу. Тем более я понятия не имел, как избавляться от наведенной личины, а оставаться с нею на всю жизнь не хотелось совершенно.

Потом опять была бешеная гонка по степи, так что солнце еле поспевало за нами, но оно, конечно, все-таки нас в конце концов обогнало и даже уверенно подбиралось к горизонту, когда лошади исчезли. Вот я только что несся верхом, а в следующую секунду я падаю на дорогу, вывихивая обе расставленные ноги одновременно, и, судя по нецензурным выкрикам Сакаямы, ему досталось не меньше.

— А…где… лошади?.. — задыхаясь от боли, выдавил я.

— Вернулись к своим хозяевам, — Сакаяма, морщась, поднимался с карачек. — истратили силы и ушли в свитки. А если, ты их хотел, к примеру, совсем покрасть, то для того им нужно хвосты и гривы было переплести, серебряные гвозди в копыта набить, конской травкой опоить и лошадиное слово сказать. Ты знаешь то слово? Нет? Вот и не болтай глупостей!

Я вообще ничего не болтал, так как едва сдерживал слезы, пытаясь встать. Травма «вывих тазобедренных суставов», продолжительность шесть часов. Зашибись.

— Пошли давай! — махнул граблями Сакаяма.

— Куда пошли⁈ Вы издеваетесь? Я и шагу сделать не могу!

— А ты не «моги», а просто шагай! Я даже отвечать наглой свинье не стал. Сакаяма попытался подбодрить меня с помощью граблей, но, убедившись, что в данном случае бессильны и они, чертыхнулся, ухватил меня за воротник и потащил вслед за собой, причем весьма лихо и быстро, вот только воротник вскоре оторвался, тогда он цапнул меня за ногу и, невзирая на мои вопли, продолжил наше замечательное путешествие. Бумкая головой о кочки и откашливаясь от поднятой пыли, я даже протестовать толком не мог.

Не знаю, какими травмами бы я еще обзавелся, продлись это дольше, но уже через четверть часа Сакаяма остановился и удовлетворенно хмыкнул.

— Вот они где, я так и думал.

— Кто они? — спросил я, очищая рукавом лицо от грязи.

— Летающие Шатры. Главная стоянка Учгура. У этих осломордых черепашьих яиц нет городов, только стоянки, которые они туда-сюда таскают. Но осенью они там, где трава позеленее, собираются. Я приподнялся на дороге. Среди небольших травянистых холмов вдалеке виднелось темное пятно, от которого в небо тянулись серые хвосты дыма. Прикинув расстояние, я внутренне взвыл, но тут Сакаяма легко подхватил меня, перекинул через плечо и побежал к этим Шатрам.

— Погодите! Смотрите, ручей! Давайте остановимся, умыться хотя бы!

— Нельзя умываться, личину смоешь. Грязный пока будь, совсем за своего сойдешь.

Никаких городских стен у Летающих Шатров, разумеется, не было, как и постов стражи, по крайней мере, явных, с досмотром, так что наше торжественное прибытие в стан врага не было никак отмечено — только что мы петляли по оживившейся дороге среди лошадей, ослов и верблюдов — а вот мы уже среди скопления юрт, вигвамов, кибиток… по-моему, ни один из вариантов кочевых жилищ тут упущен не был, разве что иглу не хватало. Народ тоже был чрезвычайно разнообразен, хотя основные боевые силы состояли, по-видимому, из степняков-учгурцев, относительно мирное население являло собой полное смешение языков и народов, ватные халаты тут соседствовали с пончо, чалмы — с соломенными шляпами, что касается игроков, тот тут вообще царила полная эклектика, я своими глазами видел пару человек во фраках, которые смотрелись тут так же естественно, как пингвины посреди Сахары. Имена у игроков по большей части были очень странными, насколько я понял, их носители просто выбирали прикольные варианты перевода иероглифов на европейские языки. Например, в данный момент я смотрел на выходившую из большой палатки компанию — Уважительный Цыпленок, Злое Лицо и Дверь Сумасшествия. Мда. Госпожа Куриный Суп в этом обществе сошла бы за свою. Интересно, что она сейчас поделывает? Как я ни оглядывался, а почтовых ящиков на глаза не попадалось, ходить же я по-прежнему практически не мог: Сакаяма сгрузил меня в этом закутке и куда-то смылся.

Дверь Сумасшествия, проходя мимо, споткнулся о мою простертую по земле ногу, и я взвыл. Почти не оборачиваясь, игрок щелкнул пальцами, и на меня рухнуло облако серого дыма. Я возмущенно его разогнал, и тут увидел, как дебафф травмы, которой оставалось еще больше четырех часов, замигал на полоске жизни — и исчез. Я вскочил на две совершенно здоровые ноги, завертелся, выискивая спасителя. Монах-заклинатель, 190 уровень. Ого!

— Спасибо! — заорал я вслед Двери, тот махнул ладонью, не повернув головы, и скрылся в толчее.

Интересно, то, что мне тут никто не выделяется как враг — это следствие личины? Потому что не может быть такого, чтобы здесь никого из войска Жугара не было.

Я уже решился идти искать почту, но тут меня ухватили за остатки воротника и втащили в проулочек между двумя юртами. Сакаяма был мрачен и уже отхлебывал из неизвестно откуда взятой плетеной фляжки.

— Жугар третьего дня отбыл к войскам, нет его тут, зря бежали.

— А мы действительно собирались его голову того… в отхожее место?

— А что с ней еще делать-то? Отрубленная башка — штука совсем бесполезная. Не, есть любители на шее такое носить… любительницы… ты из этих будешь?

— Нет!

— Ладно. Пойдем пожрем, потом позабавимся.

— Как позабавимся?

— Паскудить будем, как еще?

Обедали мы в шатре, застеленном изнутри засаленными вытертыми коврами. Рассевшись на этих коврах перед низенькими столиками, гости руками брали с огромных блюд, дымящихся на столах, куски мяса и пригоршни риса, рвали плоские пресные лепешки размером с тележное колесо, с хлюпаньем пили чай, закусывали рыжими абрикосами, горами возвышающимися рядом с блюдами. И, между прочим, было не только очень вкусно — баффы «бодрость» и «сила»…что???! А, ну да… плюс 2% к силе на час, большое спасибо, страшно полезная вещь в моем случае. Ну и ладно, главное, еда на самом деле великолепная, пусть и простая. Игроков не видно что-то, не хотят, наверное, вместе с неписями за столиками сидеть — тут же полная демократия, все просто плюхаются на свободные места и лезут в общее блюдо пальцами, о санитарном состоянии которых я лучше думать вообще не буду, тем более мои собственные пальцы сейчас тут еще давали фору всем прочим. Как и все остальное, не говоря уж об отодраннном воротнике и лохмотьях вместо куртки с рубашкой: выглядел я последним подзаборным нищим, думаю. И ничего, никто меня отсюда не гонит, не косится с отвращением — мало ли зачем человек в таком похабном виде ходит в места общественного питания? В этой первобытной простоте нравов есть и свои прекрасные стороны, чего уж. А баранина тут вообще просто фантастическая!

Завыл какой-то музыкальный инструмент, по звуку больше всего напоминающий стон несчастного, у которого одновременно болят все зубы. Гости стали разворачиваться у столов так, чтобы видеть центр шатра. Спустя пару минут все более отчаянных завываний в круг шатра выскочила зеленая блестящая палатка, обшитая яркой тесьмой, — сооружение принялось крутиться и притоптывать, раскачиваясь из стороны в сторону. Я приподнялся и увидел, что палатка закачивается двумя не очень маленькими и не очень чистыми ногами с накрашенными когтями.

Избушка на курьих ножках в азиатском антураже, подумал я. Творческая мысль здешних дизайнеров в очередной раз ушла в пике.

Но тут к вою зубовнобольного добавилось жужжание невидимой бормашины, после чего оба инструмента слились в гармоничных воплях — а танцующий кошмар вдруг сбросил с себя зеленый шелк покрывала и из небольшой палатки превратился в очень большую женщину. Конечно, она уступала незабвенной мамаше Бомбаж общими параметрами, но делала пиратшу на раз-два сложностью форм. Каждой грудью танцовщицы можно было забить корову (и оставалось подивиться умению кузнеца, сковавшего тесноватый, но все-таки кое-как удерживающий этакое богатство лифчик). Ее щеки на поворотах взлетали так, что утаскивали за собой часть лица. Описание ее бедер оставлю для более даровитых и менее впечатлительных авторов, я же не мог оторвать взгляда от живота танцующей — все эти складки крутились и тряслись, складываясь в сложные узоры, как в детском калейдоскопе. Иногда в складках застревала одна-другая черная косичка из многочисленного собрания оных на голове красавицы. Полупрозрачные шаровары с разрезами по бокам, к сожалению, не оставляли простора воображению

«Несравненная Будур»

— Ах, какая женщина! — простонал Сакаяма. Нельзя сказать, чтобы я удивился. Наверное на каком-то этапе развития героизма ты начинаешь воспринимать вот таких дам — как личный вызов. Моя же нездоровая реакция на это торжество плоти — есть защитный механизм, уберегающий слабых самцов от того, что им ни в коем случае не по зубам. Чему я, в общем, очень рад.

А вот чему я оказался совсем не рад, так это тому, что Сакаяма с победным хрюканьем рванул прямо ногами через стол к Несравненной и принялся отплясывать с ней танец, который поразил бы своей непристойностью режиссера любой порностудии.

Что никак не одобрили и наши соседи по столу, которые, сметая с бород и халатов рассыпанный рис, раздавленные абрикосы и куски баранины, стали хвататься за кинжалы и издавать громкие возмущенные междометия. Я попытался было залезть под край ковра, но он был слишком тяжелый. Один из возмущавшихся таки выхватил кинжал, да причем столь неловко, что наколол на него тюрбан одного из все еще сидящих. Обестюрбаненный вскочил и возмущенно стукнул нахала кулаком прямо по темечку. Я еще успел заметить, как друзья того, кто с кинжалом, кидаются на друзей того, кто без тюрбана, но в этот момент чья-то сабля перерубила витой шнур, держащий складку шатра у меня над головой, и какое-то время я провел, выкарабкиваясь из вороха рухнувшей вниз плотной материи, а, выбравшись, увидел, что весь шатер превратился в поле боя, над людским месивом то и дело взлетают энергичные грабли, а Несравненная благоразумно куда-то делась, прихватив музыкантов, которые сейчас тут были бы совершенно излишни, ибо воя и воплей хватало и без них.

Уворачиваясь от летающих тарелок, сверкающих ножей и окровавленных кулаков с застрявшими в их костяшках выбитыми зубами, я чудом успел выскочить из шатра за секунду до того, как в него ворвалась группа разъяренных стражников.

С улицы шатер выглядел как агонизирующий кит — его вздутое брюхо ходило ходуном, а складки обвалившихся секторов бились и хлопали плавниками-ластами. Я немного поразмыслил, а потом направил свои стопы подальше отсюда: почему-то я был уверен, что Сакаяма прекрасно разберется со всем этим и без меня. И в принципе было бы неплохо уже закруглиться с нашим творческим тандемом, мало кто в этом мире казался мне таким психом, как командир «Речных крабов», даже незабвенный Гагус, слизень виванской канализации, был по сравнению с ним образцом хороших манер и благопристойного образа жизни. Конечно, одному мне куда как непросто будет добраться до линии фронта, пересечь ее и разыскать там наших. Но что-то мне казалось, что вдвоем с этой пьяной свиньей задача окажется еще сложнее.

Отшатываясь от верблюдов, интересующихся моей шапкой, и огибая привязанных к арбам ослов, хитро смотрящих — кого бы им, как бы невзначай, лягнуть, я добрался до места сушки кизяка. Вереница фигур с коническими большими корзинами за спиной шагала на сушильную площадку, ссыпала свой благоуханный улов под ноги раскладчикам и снова отправлялась бродить по гигантскому пастбищу, в которую были превращены все окрестности Летающих Шатров.

Я какое-то время равнодушно взирал на происходящее, когда в одной из фигур вдалеке, сутуло бродящих в поисках экологически чистого природного топлива, мне почудилось нечто знакомое. И следом ковыляет еще одна, длинная и мощная, с целым лесом кудрей на склоненной голове.

— Люк! Гус! — заорал я, забыв про любую конспирацию, и припустил по траве.

Они смотрели на меня пустыми тусклыми глазами. Их лица не выражали ничего кроме тупой покорности. Я не узнавал щеголеватого портье и веселого добродушного здоровяка в этих заторможенных куклах с лицами потомственных дебилов.

Добиться от них я сумел только «простите, господин!» и «виноват, господин!» — слова они шелестели с бесконечно равнодушным видом и все пытались обойти меня, который стоял у них на пути, цеплялся за корзины и мешал выполнению порученных обязанностей.

— Люк, сволочь ты бессовестная, вспомни меня! Это же я, Нимис! Посмотри на меня! В глаза смотри!

— Без толку, парень, — сказал вынырнувший из вечернего сумрака Сакаяма. — ты посмотри, кто они такие. На имена смотри!

Я моргнул.

«Безымянный раб.»

Перевел взгляд на Гуса

«Безымянный раб»

— Кто это с ними сделал? Их можно оживить?

— Да они так-то не мертвые вовсе. Видишь, на них — рабские ошейники? Мерзкая штука. Это из-за них люди тупеют. Да не дергай ты его, бесполезно это, не снимешь ты этот ошейник так запросто. Ключ от него нужно раздобыть.

— И где эти ключи⁉

— У их хозяина, конечно.

— И где этот хозяин⁈ - Сакаяма пожал плечами.

— Поди разбери! Военную добычу учгурцы делят по рангу — князю большая часть, командирам, поменьше, остальным — что останется. Кому именно эти два раба достались — откуда знать?

— Сакаяма!- сказал я. — Я вас умоляю! Помогите мне спасти друзей! Нельзя с ними так… это просто подло и недопустимо! Мы же явились спасать рабов — давайте спасем этих двоих, а потом вернемся к нашей армии.