ЭПИЛОГ

После щелчка город начал быстро оправляться. Видение масс сотворило чудо, и жизнь в Бугульме вернулась в прежнее русло, но ничто не исчезает бесследно. Многие из горожан вспоминали случившееся, как отголоски дурного сна. Столь яркий поначалу, он, как и любой другой, растворялся в сознании, забывался, и фантомы былого всё реже и реже являли себя, изредка возвращаясь в ночных грёзах. Это породило череду страшилок, сказок и городских легенд, передаваемых из поколения в поколения.

* * *

Мужчина высокий и поджарый коротковолосый брюнет, тот самый похититель-незнакомец вспыхнул молнией в пустоши, сотканной из пепла, где всегда царит сумрак, глаза начинают болеть и слезиться, а от воздуха першит в горле. И пока ты идёшь по выжженной траве между россыпью голых деревьев, под ногами хрустят чьи-то кости, настолько сухие, что по своей хрупкости больше напоминают ветки, и агония смертей их хозяев впивается в пятки иглами боли.

Сколько шагов не сделай, пейзаж не изменится. И только шагая на север, до круга деревьев, можно найти сияющий жемчужным светом куб, к которому прикован ослабший и измождённый с поникшей головой Гомизид.

— Я-то думал ты такой важный, весь в делах, слышь? А тут нате вам, целое, мать вашу, посещение! Визитёрствуете, сударь? — Гомизид рассмеялся, открыл глаза и приподнял их к гостю. — Санька, ну, чего молчишь? Где мои любимые берлинские булочки с сахарной пудрой и шоколадной начинкой? И кофе, кофе боярину! — Гомизид помахал ручкой, бренча цепью, но Саня всё молчал. — Так ты и есть мой сказочный принц, а значит я твоя Рапунцель?! — Гомизид как мог в своём сидячем положении застряс телом. — Ну хватит пожирать меня взглядом, маньяк, не в службу, а в дружбу, подсоби, а? Ну хоть спинку почеши, затекла же, как никак мы бывшие коллеги! Друзья по цеху, вместе кашу варили, один унитаз драили!

Саня хмыкнул.

— Ты сидишь на привязи, словно пёс, и выдавливаешь из себя колкости. Считаешь, это разумно? — Спросил Саня.

На это Гомизид пригрозил ему указательным пальцем.

— Я тебе напомню, если ты забыл, ты меня кинул! Так что имею право! И моя сеструха, которая Элайя, в прошлом со своим орденом меня как Тузик грелку! Да-да, ту самую, которую ты в пух и прах. А теперь, спустя века, ты такой заявляешься сюда и критикуешь меня за сарказм?! — Гомизид назидательно покачал головой.

— Когда-то у меня были на тебя виды, я дал тебе не один шанс проявить себя, но ты не оправдал надежд и тщаний. Ты талантлив, но твоё эго всё только портит, и поэтому ты никогда себя по-настоящему не реализуешь. По этой же причине мне пришлось тебя слить.

— Саня, ты просто фантастическое хамло! Мне стыдно за тебя!

— Уж прости…

— Ты только не подумай, я теку от нашей задушевной трепотни, но ты снимешь котика с дерева или как? — Спросил Гомизид.

А Саня сжал кулак, и Гомизид захрипел, стал судорожно глотать воздух и закатывать глаза.

— Саня! Я всё осознал! Прости, прости!

— Я вдруг кое-что понял. Понял, что с моей памятью было что-то неладное. Понял, что я никогда слишком углублённо не интересовался ни тобой, ни твоей семьёй, ни вашей ролью в этом мире, словно какая-то сила скрывала это знание от меня. А теперь, когда завеса пала, я хочу знать всё до последнего. — Саша разжал кулак, и Гомизид задышал спокойнее.

— Но и ты никогда не делился подобным о своей персоне! — Улыбнулся Гомизид. — Знаешь, что самое забавное, а ведь и моё внимание страдало от подобного недуга! Как и у всей моей семьи, полагаю, об этом позаботилась моя матушка… Сколько же зим я её не вспоминал, так странно, ну, она умеет это, уходить от лишнего внимания, уж на это она мастерица. Не стирать из памяти, что вызвало бы подозрения, а как бы заставлять разум вспоминать о ней лишь в последнюю очередь, будто она и вовсе не представляет из себя какой бы то ни было значимости. Скорее всего, она наложила это заклятие на весь мир, если даже ты, Саня, о ней позабыл. А ведь именно она тот гений, что сконструировала тварей, способных питаться переработанными эмоциями и чувствами, то есть нас.

— Но почему вдруг заклятье спало?

— Может быть потому, что она лишилась поддержки некоего колоссального источника энергии? — Предположил Гомизид.

— Может быть. Так с какой целью вы были созданы?

— Ну, когда ты лично знаешь кого-то с большой буквы Б, цель всегда одна — выживание! Моя мама первая догнала, что человеческими эмоциями можно питаться. А так уж случилось, что человек не может выразить всего, что в нём сокрыто, да ему и не нужно столько, поэтому излишки рассеиваются вокруг, витают в воздухе, а иногда намертво впитываются в землю и предметы и до них уже непросто добраться. И потом, чтобы высосать всё, потребовалось бы невероятно огромное количество времени, вечность, брат! — Воскликнул Гомизид. — Поэтому мама придумала чистку, так называемый сбор урожая, когда все души и их чувства обращались бы в чистую энергию хаоса, которую мама поедала, это продлевало ей жизнь и придавало сил. Она получала всё и сразу, а мы были её сосудами, куда на время вливался весь собранный хаос, но и цена была соответствующей. Планета вымирала вместе с воплощениями, чтобы затем переродиться вновь для очередного посева. Конечно, само по себе это не работало, кому-то нужно было запачкаться. К примеру, поместить катализатор в ядро, девушку, которая в нём же и рождалась, за восемнадцать лет до того, как урожай полностью созреет, и всё благодаря инженерному гению моей матери. Вот вам и подарочек к её дню…

— Ну-ну, не отвлекайся.

— И детки слушались её. Но правда в том, что моя дорогая мамаша была чокнутой сукой, а её воспитание нас дефектным. Отсюда и педагогические казусы вроде того, что моим сестричкам и братишкам уже после уничтожения третьей расы опротивело это самоубийственное поклонение производителю. Они пустились в пляс и сделали ноги. Эти негодники даже нашли способ очеловечить свои стихии, сделать себе партнёров и дилеров в одном лице, используя мистические практики и рунное чудачество, только бы скрасить бесконечный вечерок. Так, воплощения и их половинки — очеловеченные стихии познавали друг друга, и казалось, мир благоволил им. А затем они прознали об оружии, которое мама готовит против них, и что же сделала моя драгоценная семейка, прознав об угрозе? Они взялись дружно за руки и наваляли мамаше, у неё как раз заканчивался последний сухпаёк. Бедняга голодала, но у неё хватило сил, чтобы закончить своё лучшее творение — меня! — Гомизид осклабился. — Убивашку воплощений. Мама подумала — зачем нужна целая шобла, если всё может делать один? Оставалось только заполучить их благодати, и дело было в кепке. Вот она и заслала меня, чтобы я устроил им тёмную…

— В одиночку?

— Ну, мать дурой не была. Семья не приняла бы в свой закрытый клуб плебея, даже если этот плебей их брат. Но ведь между братьями и сёстрами бывает то, что люди называют тёрками, и мы с маменькой этим воспользовались. Убили Ранзора, и я занял его место. Актёрский талант меня не подвёл. Я не учёл лишь одного, что поглощение даёт не только внешность и силу, но искажает ещё и характер. Меня это тогда сильно опьянило, но своего я добился, разрушил семью, которой у меня никогда не было. Это оказалось так просто, тогда что-то во мне перемкнуло, я удалился от матери, а она всё следила за мной из своей тюрьмы, которую превратила в крепость. Жаль, братья и сёстры не смогли прикончить эту суку. Но она завязана на первородном хаосе и энтропии, тогда я начал искать решение этого неразрешимого уравнения самостоятельно и скрываться. И это получалось у меня крайне отменно, ведь у меня был такой покровитель как ты, Саня. — Снова усмехнулся Гомизид.

— Так вот зачем тебе нужна была универсальная энергия, лишённая каких бы то ни было острых эмоциональных углов!

— Да, хотел посадить свою мать на диету, да только не вышло.

— А как же твои братья и сёстры? Их ты тоже планировал морить голодом?

— Мать приказала убить их всех, и я мог это сделать. Но после нападения на Ранзора, когда я смотрел на то, как он умирает, меня пробрало омерзение, я не смог больше решиться на подобное. А вместо этого стал поглощать их. И будучи во мне они бы тоже возродились, мать перестала бы быть угрозой, а связь между людьми и воплощениями нивелировалась, чтобы мы все, наконец, обрели свободу друг от друга. — Сказал Гомизид.

— А вместе с этим мои планы полетели бы к чёрту… — Хмыкнул Саша. — Но, если ты так люто ратовал за семью, почему своими действиями кричал об обратном? Все эти угрозы и расправы?

— А как бы они восприняли мой настоящий план? А моя мать? Она была практически всевидящей, думаешь, она позволила бы мне вот так просто разгуливать? Не создай я себе такой имидж, давно бы жрал землю.

— Ну, теперь кое-что начинает проясняться…

— Кое-что?! Да я выложил тебе правду-матку всё как на духу! Освободи же меня! — Гомизид вскочил, натягивая и гремя цепями.

Саша тут же выставил руку, и Гомизид напрягся. Оцепенел и задрожал, а из его плоти стали вытягиваться чёрные остро наточенные костяные кинжалы. Они зависли в воздухе перед Гомизидом. Он даже блаженно задышал.

— Вот спасибо, удружил! Так легче, правда. А теперь разобьёшь эти штуки? — Гомизид затряс оковами, а когда Саша не отреагировал, воскликнул. — Что ты ещё хочешь услышать?! Какой-нибудь пароль или стоп-слово?!

И снова ответа не последовало. Гомизид нервно задёргался, видя, как костяные кинжалы сплетаются между собой в подобие клинка, и всё внимание Саши в эти секунды было приковано только к нему. А когда клинок завершился, он взял его в руки и стал вертеть, любоваться.

Гомизид взвыл.

— Ну, камон, бро, сэйв ми фром хия! Мы же были такими крутыми партнёрами!

Саша скривил лицо.

— Да успокоишься ты или нет?! — Прорычал он.

И Гомизид умолк.

— Воу, дружище, спокойнее, ладно! — Он проглотил застрявший в горле ком, начал говорить совсем тихо. — Я тебя понял. Но объясни мне следующее, если ты подворовывал избранных, в ком жива кровь атлантов, то почему не забрал и Дамира?

— Ну, должен же был я оставить одного, который тебя остановит, пусть и не в одиночку. — Саня усмехнулся, видя, что ответ выбил Гомизида из привычной колеи его манеры и репертуара.

Тогда Саня поднял клинок и вонзил его в Гомизидово сердце. Оно разложилось бесцветным эфиром, растеклось по клинку, а вместе с ним десятки струй неона иных окрасов впитывались в чёрную материю клинка, пока от Гомизида не осталось ни звука, ни следа, и только цепи, тихо бренча, одиноко покачивались на камне.

Саня вспыхнул молнией и исчез.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Загрузка...