Ранзор, зажатый во тьме со всех сторон какими-то ветками в пересыпку с грунтом, вертел головой и ничего не видел.
Но и темнота не может темнить вечно. Она медленно редела, прорезаясь тонкими полосками оранжевого света. От этого становилось тепло и уютно, как бывает уютно в кругу любимого человека, когда однажды ночью он признаётся тебе в чувствах. Отсюда не хочется вылезать, лишь зевнуть, потянуться и уснуть в обнимку.
— Так и зарабатывают диабет! — Сквозь зубы процедил Ранзор и попытался открыть глаза, да только не получилось.
Темнота пахла листьями, сырой землёй и корнями, что впились в плечи, живот, ноги, шею и даже веки. Что за аморфное состояние? Он глубоко вдохнул и стал дёргаться, разрывая корни, через которые эфир растекался по всему телу. Круглые ранки стали тут же затягиваться, а мышцы наливаться напряжением и силой. Дрёму как рукой смахнуло, и разум прояснился. Да здравствует жизнь!
И всё-таки вокруг было слишком темно. Ранзор стал ворошить пальцами весь этот грунт, раскапываться и рвать все корни, ветки, но света не было.
Вдруг Ранзор замер. Удушье сжало шею, сделав дыхание невозможным, и тело вспыхнуло могильной синевой, пробудились те самые осколки. Они гноились и кровоточили, правый глаз вновь ослеп. Тело тряслось, а внутренности горели. Казалось, Ранзор обугливается и тлеет, один в этой могиле. Тогда он зарычал и стал неистово рыть землю, рвать ветки, прорываться вперёд и только вперёд к заветной цели. Сквозь боль, что обращала нутро в пепел. И он увидел, что тогда случилось на пороге, на волоске от смерти, как подняла его Азалия, как уложила и стала целовать, оберегать своей плотью от костлявой и растекаться в спасительную черноту.
Ранзор выбрался наружу, ощупал и оглядел всего себя и, как оказалось, был в порядке. Он выбрался на свет из середины бутона, свитого в форме кокона или закрытого гнезда из веток и грунта, под которым к земле опускался толстый пятиметровый стебель, состоящий из мешанины более тонких стебельков. Ранзор стал цепляться за ветки и забрался на самую вершину, откуда можно было заметить как все деревья, что растут неподалёку, тянутся ветвями к кокону.
Внизу там, откуда произрастал стебель, лежало чёрное болото. От него во все стороны расходилось множество тёмных побегов, ко всем деревьям и кустам, травинкам, и даже в воздухе эти нитки были всюду, сплетаясь с оранжевыми маревами облачков, и одна особенная нить присосалась к ядру.
Как же здорово стоять здесь на вершине, дышать здоровым воздухом и любоваться всей этой красотой и силой обновлённой Анимы. Впервые здесь царила столь дивная гармония, когда две стихии сплелись, взяв лучшее друг от друга. Многотысячелетняя миссия почти завершена. Осталось совсем немного и можно будет отдохнуть. Грядёт единение и счастье.
Ранзор ещё раз огляделся, чтобы убедиться наверняка. Всё раскоряченное стало ровным и красивым. Цветочные ковры разгладились и посвежели. Можно ли вообразить столь благодатную для жизни почву? Отныне баланс чёрного и оранжевого будет проистекать в Аниме вечно. И это не просто цвета, а ещё тысячи оттенков великого и прекрасного, что есть в нашем мире.
Закрывая глаза, ты мог бы почувствовать такую же красоту внутри себя. Она была и прежде, но становилась столь же яркой и заметной лишь в редчайшие мгновения, когда ты был в пике силы и вдохновения. Теперь же оно солидарно девизу — всегда и навеки.
Ранзор улыбался и радовался своей обнажённой плоти. Чёрные вены больше не выпирали, точно постыдная инфекция, а смешались с человеческой натурой. Кожа дышала свободно, стала гладкой и бархатистой. Натянулись сталью мышцы пресса, рук, груди, ног и ягодиц. Высвободился человеческий потенциал тела и духа. Осталось лишь утопить этот мир в счастье.
Ранзор слез с кокона по его массивным стеблям и осмотрел болото. В нём кто-то вяло шевелился. Ранзор высвободил из-под всей этой массы едва живую Азалию, взял на руки и понёс.
Он прошёл через лес спокойным шагом, глубоко вдыхая этот упоительный подобный ароматам соснового бора воздух. Теперь, когда враги бежали, вся власть в его Ранзора руках, а недоноски и калеки утратили значение. Вся Анима и Бугульма объяты счастьем, а скоро оно покроет и остальной мир.
Пока Ранзор предавался размышлениям, вокруг пробегали полуживые-полумёртвые зайцы, гордой поступью в поисках съестного проходили лоси, сновали ежи, наблюдали лисицы. Над цветами порхали бабочки и колибри.
И все и вся вокруг сменили свой окрас и потемнели. Даже в храме земли с его хрустальными стенами теперь пылали смолисто-рыжие огни.
Ранзор усадил озябшую Азалию у входа, сам же подошёл к хрустальным стенам и поднёс руку. Она стала дрожать, дыхание и сердце замерли, а в горле застрял писк и должен был вот-вот высвободиться, но ничего не вышло, ладонь спокойно прижалась к хрусталю, и писк выпорхнул стоном облегчения. Ранзор и вовсе прижался к стене щекой, чувствуя тёплую пульсацию, сердцебиение планеты. Затем отстранился, вернулся к Азалии, поднял её и усадил в кресло уже внутри притвора. И стал водить руками, окутывая Азалию смолисто-рыжими облачками, такую обезвоженную, израненную и одноглазую.
«Я могу управлять энергией, но тайны её свойств мне не доступны.» — Хмыкнул про себя Ранзор, глядя как обновлённый эфир пропитывает плоть его любимой.
Эффект был подобен тому, как если бы жаждущему заблудшему в пустыне путнику дали испить прохладной колодезной воды.
Азалия вздрогнула и разразилась дрожью и кашлем. Спазмы стали униматься, когда Ранзор нежно обнял Азалию за плечи и был с ней всё то время, пока судороги не прекратились, а после гладил её чёрные, шелковистые волосы. Сама же Азалия разглядывала свои рубцы и пепельные раны едва касаясь их. Ранзор взял её руку, поднёс к губам и поцеловал. Голова Азалии была поникшей, волосы закрывали лицо, а голос хрипел.
— Ядро погубит нас…
— Тссс… — Ранзор приподнял её головку и убрал с лица локоны. — Не волнуйся. Теперь Анима наш друг. — Азалия казалась потерянной. — Ты же чувствуешь это? Счастье проникло всюду своими чёрными нитями. — Она покачала головой. — Мы сделали это, моя милая Аза, наши враги бежали, поджав хвосты. Анима стала нашей, Бугульма стала нашей, скоро купол падёт, и мы покроем весь мир.
— Давай вернёмся на поверхность, здесь мне так плохо, я чувствую себя слабой, мёртвой.
— Ты исчерпала свои силы, когда спасла меня, нужно время, и ты станешь сильнее прежнего. Лишь потерпи немного.
— Я задыхаюсь…
К Азалии подплыло ещё больше эфира, теперь её пропитывали целые потоки смолисто-оранжевого света, а Ранзор удалялся всё дальше от протянутой руки, пока не вышел из притвора.
Лесная тропа вывела его на центральную улицу, через которую он прибыл в яблоневую рощу, где, будучи нагим, чувствовал себя Адамом в райских кущах. Он сорвал золотой плод. Надкусил, и энергия волнами разлилась по телу. Прямо из кожи начала сочиться чернота, принимая форму брюк, туфель и пиджака с рубашкой и ядовито-красным галстуком. Прекрасно. Изысканно.
Ранзор улыбнулся и прошёл дальше к скалам. К тоннелю, где он вгляделся в темноту, что вела к порталу. Тэссе приходилось добираться туда пешком. Но теперь в этом нет необходимости. Ранзор вытянул руку и десять метров тоннеля, что отделяли его от портала стали вихрем, за которым вспыхнула стена света. Ранзор сжал кулак, подтянул его, и в тот же миг портальный свет начал приближаться. Ранзор шагнул к нему и обратился бурей.
Точно такая же буря оранжевого света возникла в Бугульме, в центральном парке между деревьями. Она подняла листья и рассеялась, оставив Ранзора на выложенной брусчаткой тропе, расходившейся пятью ответвлениями в разные стороны по всей территории парка. Что в нём изменилось? На месте редкой травы вырос пышный газон, а сам парк обзавёлся цветочной каймой из чёрных, красных, синих и жёлтых тюльпанов, благоухая свежей хвоей и даже чем-то рождественским.
Поначалу Ранзор широко улыбался этому благоденствию, пока не стал замечать что-то мёртвое во всей этой цветущей красоте, естественность которой была сравнима со штукатуркой или макияжем, не более чем пластик в запертом безвоздушном пространстве. Это были невыносимо-жалкие потуги в красоту и жизнь, но нельзя дышать спёртым воздухом, наесться попкорном, употреблять тухлое мясо, запивая это газировкой и говорить, что всё прекрасно, как нельзя заменить живых людей манекенами.
Ранзор тут же выбежал на площадь, желая увидеть человеческие лица. И увидел.
С прямой осанкой, в чёрно-оранжевых одеждах, но это были не те великие женщины и мужчины, которых хочется наблюдать и слушать, но переодетые в вычурные платья и фраки свиньи. Брюзжащие, выказывающие презрение ко всему мелкие люди, с мерзкими ухмылками, дешёвой, пропахшей нафталином циничностью к чужой мечте и устремлениям, пессимисты и нигилисты. Взгляды их были одинаково высокомерными и наглыми, речи пусты и оглушительны, дикие и невежественные все они есть сплошной хохот, ругательства и глупость. И колоссальная нетерпимость ко всякому, кто хоть на йоту отличен от них самих.
Сама природа таких людей прославляла бесполезных, безнравственных, серых и пассивных потребителей. Таким натурам претит истинная, живая, великая красота, сила и ум, и она всегда ищет способ, чтобы убить талант. Требует с ним войны, пребывая в своей тупой уверенности о собственной значимости и правоте, тогда как все прочие неправы.
Вот что видел Ранзор и вздрогнул, ужаснулся от увиденного. Но ведь такого не может быть с каждым? И верно, бывала в их речах учтивость, никто никого не перебивал, но всё это делалось с притворством, издёвкой и выжиданием, чтобы уколоть друг друга побольнее, словом, делом или взглядом.
И внешне все эти люди казались статными, красивыми и приятными, от них веяло шармом, харизмой и обаянием. С правильно поставленной дикцией и выразительными речами, милыми, очаровывающими улыбками, но вся эта совокупность достоинств ничего не значила. Красота была мёртвой, головы пусты, а признания лживы и неискренни. Несмотря на всё их обаяние и здоровье, чего же им не хватало? Откуда бралась эта внутренняя гнильца? Ранзор проходил между ними и не понимал этого. На языке вертелся единственный вопрос — что с вами не так?!
— Приветствую вас, друзья! — Окликнул толпу Ранзор и раскинул руки.
Улыбчивая масса переключила на него внимание.
— Я лишь хотел удостовериться, что вы по достоинству оценили мой вклад в развитие качества вашей жизни.
Ранзор вытянул руку, и в ней материализовалось яблоко. Ранзор надкусил его и выбросил, и оно тут же распалось на нити по воздуху, который на секунду потемнел и затем снова стал прежним.
Толпа зааплодировала.
— И это прекрасно, изумительно, потрясающе! — Выкрикивали они. — Мы благодарны тебе, правда, но зачем ты нам нужен теперь? Что ты можешь предложить ещё?
— Что я могу предложить? — Ранзор усмехнулся. — Я есть начало и конец! Только мне решать в каком направлении двигаться! Это право создателя распоряжаться его детищем.
— И мы говорим тебе спасибо от всей души. Но зачем быть до такой степени эгоистом, что единолично распоряжаться своим творением? Почему бы не отдать его миру? И зачем развивать то, что и так прекрасно функционирует? Что, язык проглотил, Ранзи? Не терпится поспорить? Но нас больше, а значит, мы правы!
Ранзора затрясло. Сколько слов вертелось на языке, но впервые он признал их бесполезность — ведь не станешь же спорить с собственным отражением, а тем более с целой толпой.
— Почему ты так смотришь на нас, — говоривший поднял руки, пальцами изобразив кавычки, — Государь? Ты пожинаешь то, что посеял!
С этими словами толпа рассредоточилась вокруг, и в их руках стали появляться кастеты, дубинки и ножи, и это стадо бросилось на Ранзора.
Ранзор обернулся и успел поймать шипастую руку прямо перед своим лицом и тут же задушил нападавшего. Но уже в следующий миг спину, грудь и ноги с руками изрезали и искололи чем только можно, всеми орудиями, который способен вообразить в уничтожении себе подобных пытливый человеческий ум. Ранзор вскрикнул, выгнулся, упал на спину. И ещё несколько сотен раз всё колющее и режущее, все ножи и заточки исполосовали его бессмертное тело, в грудь и живот, выпуская кишки. А кастеты и булавы проломили каждую кость. И словно под крылом некой добродетельной силы, каждая рана исцелялась, давая шанс всем ножам, кастетам и булавам вновь разделать эту глинистую плоть.
Но Ранзор собрал всю свою волю в кулак и выполз из-под того града, что обрушился на него, и стал ползти вперёд, лишь бы подальше. Никто из толпы не преследовал его. Все орудия в руках сменились плётками из чёрных молний, и вот они-то и стали стегать Ранзора по спине и ногам, тысячи и тысячи плёток, что рвали и истязали плоть. Люди выстроились в два ряда, между которыми ползал Ранзор, и каждый, чьи руки держали плеть, не побрезговал обрушить собственную череду молний. В воздухе витали запахи обожжённой плоти, крови и дух солидарности. А ряды всё не кончались.
Но вдруг вспышка ярко-голубого света ослепила и залила всю площадь. Ударов не последовало. Ранзор поднял голову и увидел перед собой незнакомца объятого молнией.
— Доволен ли ты? — Спросил незнакомец и помог подняться.
Ранзор обернулся к своим преследователям. Они застыли, сдерживаемые вспышкой голубого света, что сковала их тела.
— У них есть всё, чтобы стать лучше, осталось лишь привить им адекватность. — Ответил Ранзор дрожащим голосом.
— Разве её можно привить насильно? Пытаясь кого-то чему-то научить, ты лишь превращаешь их в себя. Позволь же им выбирать самим.
— Кто ты?!
— А разве ты меня не узнаёшь? — Человек, скрытый молнией, усмехнулся ребристым голосом.
— Ты отмалчивался все эти века, я считал тебя мёртвым. Зачем же ты явился сейчас?! — Спросил Ранзор.
И человек, скрытый молнией, усмехнулся ребристым голосом.
— Нужно кое-кого забрать… — Он подошёл к толпе и вытащил неизвестного парня. — Ещё одного, сын атлантов…
— Так это ты крадёшь избранных?! — Ранзора затрясло, но на сей раз от гнева. — Ну уж нет, этого я тебе не отдам!
Закричал он и бросился на своего спасителя, но тот лишь улыбнулся и вновь вспыхнул молнией, а когда свет угас, ни его, ни избранного уже не было. Толпа снова зашевелилась.
— Довольно! — Вдруг гаркнул Ранзор во весь дух и от одного слова вся округа оцепенела. — Жаль, что не вышло по-хорошему, но я хотя бы узнал, на что вы способны.
Ранзор поднял руки и сжал кулаки. Земля задрожала, растрескалась, и из неё выстрелили потоки смолисто-рыжей эфировой магмы, и всё стало уродливым и теперь напоминало ад. Глаза людей почернели, а лица и тела украсились жуткими чёрно-оранжевыми венами. И весь местный рельеф окрасился в оранжевые и тёмные тона.
Ранзор снова шагал через яблоневую рощу, прошёл через лес и вернулся в притвор, где Азалия всё так же сидела в кресле, но теперь улыбалась и задорно глядела в оба глаза.
— Ты был прав, ядро спасло меня, ты спас меня! — Азалия вскочила и бросилась обнимать Ранзора.
— Я рад, что тебе это помогло. — Сказал он и крепко обнял её, затем выпустил из объятий и стал удаляться из притвора.
— Куда ты? — Крикнула Азалия.
— Идём, покажу. — Проворковал он, обернувшись.
И Азалия шагнула следом.
Они прошли лесом и остановились на полянке, расположенной в тени гигантских кипарисов, что выстроились кругом.
— Здесь красиво, не правда ли? — Спросил Ранзор, разглядывая деревья, напоминающие восставшие тени.
Азалия было открыла рот, чтобы ответить, но Ранзор прижал указательный палец к своим губам, призывая к молчанию.
— Знаешь, всё это место состоит из чистой тени, из первородной тьмы этого мира, которой мы все подпитываемся. Но что нам действительно о ней известно? Об её безграничном потенциале? Ничего! Мы вынуждены удовлетворяться крохами, которые подбрасывает жизненный опыт. Но вот, что я понял. Тьма — это отличный консервант, в отличие от того же света. Свет двигает тебя вперёд к развитию и смерти, а тьма даёт силу и награждает вечной молодостью. Но спроси меня, что такое тень? — Ранзор пристально вгляделся в Азалию.
И она растерялась.
— Я… я…
— Спроси!
— Что такое тень?! — Быстро проговорила она.
Ранзор усмехнулся.
— Хорошо, что ты задала этот вопрос. Лично для меня, тень — это надёжный сейф. В него можно поместить всё, что угодно, и никто это не заберёт просто потому, что ключ всего один — это ты сам и твоя внутренняя тьма, лишь она отопрёт замок в тени.
Азалия вдруг оцепенела, задрожала и обессиленно рухнула на колени.
— Что ты со мной… — Только и прошептала она.
— Мне жаль! Правда жаль, что всё так заканчивается. — Вздохнул Ранзор.
— Я… не понимаю…
— Всю историю своего существования люди конфликтуют друг с другом. Но если междоусобные стычки можно объяснить следствием моих изысканий или особенностями их натуры, то как объяснить внутренние противоречия? Ответ прост — разность эмоциональных потенциалов и давление, вызванное социальными установками. Это и создаёт внутреннее напряжение. Универсальный эмоциональный спектр мог бы решить эту проблему.
— О чём ты?! — Изумилась Азалия.
— Абсолютно всё и физическое, и духовное будет соткано из единой материи — счастья, способного принимать бесконечное количество форм. И даже способность имитировать прежние эмоции вот только без своих токсичных излишек. Депрессий, апатий, психозов. Они будут перерабатываться в ядре, а затем подпитывать человечество. Счастье станет единственной валютой, ресурсом и инструментом, с помощью которого будут созидаться блага и уничтожаться всё неправильное. Планета подчинится людям на всех уровнях. Климат будет подстраиваться под нужды окружающих. Разум станет источником всего. Мои братья и сёстры, лишившись крова и пищи, сгинут, а люди станут хозяевами сами себе. И я наконец-то смогу служить и вправду чему-то великому, пусть пока и не родившемуся. Ведь что есть более великое, чем счастье этого мира?!
Вся поляна в кругу предстала блестящей чёрной гладью. Азалия закричала и утопла в ней по колено, а по её телу побежали чёрные проволоки вен, разрезая плоть изнутри.
— За что ты наказываешь меня?! — Взмолилась Азалия.
Ранзор вздохнул.
— Я доверился тебе, надеялся, что ты позаботишься о ней…
— О ком?
— Об Анне! Она была нужна нашему делу, а ты чуть всё не разрушила! Она из числа избранных! Из детей атлантов! А ты позарилась на её физическое воплощение и чуть не сгубила. Но хвала мне, я даровал ей твою благодать, и это обеспечило некоторую защиту. И от твоей атаки её укрыла тень. Но чтобы вернуть Анну, нужен равноценный обмен, жертва. Я говорил, тебе не нужна благодать, чтобы быть сильной, ты есть сама стихия ненависти, её источник, но ты всё равно ныла и причитала. Да, ты не была моим детищем — счастьем, поэтому и не контролируешь его, но ненависть всегда принадлежала лишь тебе. В отношении же счастья, ты была точкой фокуса. — Ранзор осклабился. — Ныне устаревшая. Без неё мне было бы трудно существовать в целостной оболочке, я бы просто растёкся, ведь в своё время я разбросал семена счастья по всему миру.
Проволоки вен всё больше изъедали Азалию, а Ранзор только вздыхал.
— Пойми, я бы хотел, но не могу тебя проапгрейдить. В новом мире ты будешь чувствовать себя всё хуже и хуже из-за несовместимости компонентов. Но не волнуйся, Аня прекрасно справится со всеми твоими обязанностями. Я бы даже оставил тебя в живых, как игрушку для ностальгии о прежних временах, но две точки фокуса не могут существовать одновременно, боюсь система будет сбоить. А зачем, спрашивается, мне такой головняк?!
— Ты просто сдохнешь! — Прорычала Азалия.
Ранзор усмехнулся.
— Врядли! Да, самая активная и большая часть счастья завязана на Бугульме, но не забывай про множество семян, разбросанных по миру, они обеспечат мне выживание.
— Это я подарила тебе трон! Я же могу и отобрать!
— Могла когда-то, но теперь слишком поздно.
— Но ведь именно ты, ты очеловечил меня, а теперь убиваешь?! — Воскликнула Азалия.
Ранзор гладил её щеку и чёрные волосы.
— Ты ведь знаешь, что я никогда этого не делал, но вспоминая всё, через что мы прошли, это не может не разбить мне сердце. — Ранзор встал и вышел из круга.
А Азалия так и осталась лежать, и чернота тугой тёмно-алой массой накрыла её и стала пожирать, утягивая в свои глубины, чтобы выпустить в мир нечто совершенно иное.