Грань Земли

Глава 15

Тэсса возвращалась по лесной тропе к дому, когда в яблоневую рощу спустился туман, в котором остались лишь далёкие силуэты деревьев, да и они как-то странно рябили.

Затем в глазах потемнело, голова налилась тяжестью, а в теле возникла лёгкость, даже неосязаемость. От свинцовой тяжести голову начало качать из стороны в сторону, пока заплетающиеся невесомые ноги пытались уравновесить тело.

Всё вокруг стихло, осталось лишь громкое, учащённое дыхание, ну и кровь гулко стучала в висках.

Но Тэсса всё ещё кое-как шла, перебиралась, пусть и мучились тремором руки, а по спине ознобом и зудом проносились мурашки, всякий раз заставляя тело вздрагивать.

Так она брела, пока в груди не проснулась кувалда и не ударила в самое сердце. Тогда Тэсса застыла. А удар гонгом разнёсся по её естеству. Она сделала шаг и тут же провалилась во тьму. Каталась в припадке по земной тверди в тумане и кричала, пока кувалда разила снова и снова. Рок всегда бьёт в самое сердце. И всё больше сгущался туман, умирали звуки, исчезала земля.

Людская фантазия может обогатить этот мир, но сейчас всё было ровно наоборот. Что-то в сознании надломилось, и реальность стала проваливаться в воображение. Мир лишился каркасов.

Тэсса падала в пустоту. Родные, мягкие, тёплые и нежные руки не дали раствориться в вечности и поймали Тэссу. Туман пропадал и возвращал утраченное: деревья, земля, трава, эфир и небо. Тэсса лежала головой на ногах матери, которая гладила, перебирала её рыжие локоны и кормила дольками оранжево-золотых яблок.

— Не знала, что ты можешь выкачивать боль и уныние!

— Для меня это пища. Что с тобой произошло, милая? — Спросила мама.

И Тэсса вздохнула.

— Я почувствовала мощный выброс в ядре. Хорошо бы, Дементий сделал обход, если он уже… — Тэсса прервалась, когда мама стала долго и пристально разглядывать её лицо.

— Что-то не так? — Спросила Тэсса.

— Как бы я хотела уберечь тебя от всех ужасов этого мира, чтобы они не нарушили такой хрупкой и прелестной красоты, какой тебя сделало детство в Эдеме! И в то же время я знаю, ты гораздо сильнее меня.

— Мама, ты прошла войну и тебе не в чем оправдываться, как я могу судить тебя! Ты растила и лелеяла меня, словно цветок, но без любви и заботы даже самая благодатная почва лишь пепелище! — Произнесла Тэсса.

Мама грустно улыбнулась и нежно взяла дочь за запястья.

Тогда Тэсса мягко схватила её руки, поднесла к своему лицу и стала целовать, нежиться и зарываться.

— Если хочешь закалить меня, расскажи, что такое чистка? — Как бы, между прочим, сказала она маме, глядя прямо в глаза.

Элайя отвела взгляд.

— Я знаю, ты пыталась утаить это знание, заметала следы, но земля полнится слухами. Так дай же честный ответ на прямой вопрос, как положено, без утайки! — Сказала Тэсса.

Элайя вздохнула.

— Это гораздо больше и серьёзнее, чем ты можешь полагать, и узнав ответ, ты возненавидишь меня. Но готова ли ты к подобному? — Спросила Элайа, и Тэсса кивнула. — Чистка — это перезапуск жизни на планете, когда катализатор помещается в ядро и активирует процесс…

Вдруг между деревьев раздались чьи-то шаги.

— Какое заумное слово — катализатор. Я бы переименовал его в жертвенного агнца. Да не какого попало, а имеющего связь с планетой и обладающего некой властью. Но которого, как это ни печально, вырастили на убой. — Внезапно появившись, вставил Дементий.

Элайя вздрогнула от его вкрадчивого голоса. Какого чёрта он подкрался?!

Попаданец сначала посмотрел на Тэссу, затем переключился на Элайю и улыбнулся.

— Знаешь, а я ведь всё вспомнил! Так пусть теперь и Тэсса услышит правду матку со всеми её омерзительными подробностями! Ту самую, что заставляет мать растить своё дитя, словно одну из шестерёнок в механизме смерти…

От этих слов, произнесённых устами друга, взгляд Элайи тяжким грузом пал к земле и не поднимался, боясь увидеть всеобщее презрение целого мира в лице дочери.

— Всё правда, до единого слова! — Призналась Элайя.

И Тэсса отшатнулась, отползла от матери точно от прокажённой, сожалея о своём вопросе, но Элайю уже было не остановить.

— Анима — её ядро способно к деторождению, и ты уже четвёртая дочь…

— И где же мои сёстры?! — Воскликнула Тэсса.

Голос Элайи задрожал.

— Я… я… я чудовище! — Она всхлипнула. — Я не была рождена любить. Серая, холодная, жадная и пустая. Меня ничего не беспокоило, я лишь упивалась своей властью. — Её затрясло от рыданий.

— Твоя дорогая мать воспитывала их, любила и лелеяла, там же где и тебя — в Эдеме. А затем забивала в ядро и устраивала чистку. Так она похоронила трёх дочерей и три расы, сопутствующие им. — Снова произнёс Дементий. — Проклятые, джинны, магоги… А позже до твоей мамочки дошёл слух о некоем оружии, которое остальные члены семьи готовят против неё. И она вдруг, — Дементий поднял руки и изобразил кавычки, — осознала, какой ущерб нанесла этому миру. А потом родилась ты, и Элайя решила, что это шанс зажить сызнова. Искупить грешки. Хотя на самом деле, рождение очередной дочери означало одно — психосфера земли созрела для сбора урожая, нужно лишь подождать, пока девочка станет совершеннолетней, чтобы раскрылся весь её творческий потенциал. — Дементий схватил Тэссу за горло и поднял. — И она ею стала! — Усмехнулся он.

Затем подошёл к рыдающей на четвереньках матери и пинком перевернул её на спину, и надавил ногой, чтобы та рыдала, кашляла и задыхалась ещё больше.

— Дементий… — Прохрипела Тэсса, зажатая в его ручищах.

— Своими откровениями вы убили его. — Ответил он.

Тэсса смерила его злым взглядом и стиснула за руки.

Дементий оцепенел, высох, утратив человеческий облик, окаменел и покрылся трещинами. Каждая его частица, каждая трещинка и морщинка в теле задрожали. Уже в следующий миг Дементия разорвало на миллионы красных песчинок.

А Тэсса рухнула и, ползая на четвереньках, задыхалась в нескончаемом кашле.

В облаке густой багровой пыли вдруг стали проскакивать тёмные росчерки молний. Они словно чёрные нити сшивали разрывы и придавали облаку форму.

Когда Тэсса поднялась, перед ней уже стоял Ранзор во всей своей красе и улыбался. В правую руку Тэссы мгновенно набилась пыль земли и света, создав сияющий клинок.

— Мне нужно лишь твоё сердце! — Прошипела Тэсса и бросилась на врага.

Он только рассмеялся и широко развёл руки.

Тэсса выставила клинок и вонзила его прямо в грудь, куда он вошёл без особых усилий, но его свет тут же растворился в потемневшей плоти.

Ранзор усмехнулся и пожал плечами, видя растерянный взгляд.

— Видно, у меня нет сердца. — Сказал он и мощной затрещиной отбросил Тэссу.

Она вскочила, вновь кинулась в бой и тут же замерла перед вытянутой рукой Ранзора, а по её телу стали расползаться чёрные вены.

— Ну, или всё это благодаря тому, что твоя мамаша в своё время привязала эту оболочку не только к земле, но и к моему детищу. Воззрись же на свою мать! — Сказал он скрученной верёвками тёмных вен Тэссе и указал на валяющуюся в рыданиях Элайю. — Думаешь, она просто убита горем? Всё верно, горем, что я создал. Это сложно осознать, но я покажу. — Ранзор сжал выставленную руку в кулак и стал подходить. — Ты боишься никогда не стать частью этого мира, боишься, что он отвергнет тебя и ужасаешься тому, что вся любовь твоей матери — это фикция и показуха, чтобы затеять чистку! Но в то же время стыдишься этих мыслей и боишься разочаровать всех от мала до велика. — Говорил он.

И Тэсса оцепенела не только телом, но и душой, когда Ранзор подошёл совсем близко и зашептал на ухо.

— Ты знала, что скорпионы могут контролировать, сколько яда они введут жертве? Но ни один из них мне не ровня! Ибо я могу сделать так, чтобы яд стал безопасен для всех, кроме кого-то особенного. Твоей матери, к примеру, когда ты вскармливала ей наливные яблочки.

Тэсса затряслась и закричала, рухнула и стала рыдать, скрючиваясь и темнея.

Ранзор собрал всю эту девичью темноту в пучок и мановением руки переместил в открытое место.

— Этого должно хватить. — Сказал он и щёлкнул пальцами, отчего тёмный бутон стал расцветать, а чёрное месиво, что из него вытекало, всё разрасталось и находило новые очертания.

Теперь к Элайе подплывала расплывчатая женская фигура, но схватила и подняла её уже Азалия. Позади, где-то среди деревьев, раздался хруст ветки.

Ранзор вспыхнул красной молнией прежде, чем кто-то успел среагировать. Доля секунды и в его руках находился Макс, которого он тащил к Тэссе и по которому распускал тёмные путы, заставляя хрипеть, задыхаться в психосоматическом приступе.

— Спасибо, что определила избранного! — Улыбаясь, произнёс Ранзор, пока Макс бился в судорогах, глаза его почернели, а рот раскрылся в немом отчаянии.

— Чего ты хочешь?! — Закричала Тэсса.

Ранзор улыбнулся и ослабил хватку. Макс задышал спокойнее, но резкий удар в спину заставил его упасть на колени.

— Счастья для каждого! — Ответил Ранзор, а затем схватил Макса за волосы и изогнул голову. — Я верну тебе и родителей, и друзей и даже город, но мне нужна услуга, и тогда ты получишь всё обещанное, согласен? Ты согласен?! — Ранзор затряс Макса, но тот лишь хрипел. — Просто скажи…

Топот дюжины мощных лап. Громогласное рычание и прыжок. Три пса запрыгнули прямо на Ранзора, повалили, стали вгрызаться и рвать его тело на мелкие клочья, впиваясь и раздирая клыками и когтями. Ошмётки плоти разлетались в стороны под истошные вопли Ранзора, сразу рассыпаясь глиной.

Так продолжалось, пока сам Ранзор не обратился в форму багрово-глинистого воина. И он уже не кричал. А там, куда ему вгрызлись, выскочили длинные, острые шипы. И псы даже не успели проскулить, как пики пронзили их черепа, и огромные чёрные туши попадали, сотрясаемые предсмертными конвульсиями. Да, вот так просто.

Затем Ранзор поочередно переломал каждой псине лапы и рёбра жёсткими пинками, а после щёлкнул пальцем, и выросшие из земли тёмные колючие проволоки опутали толстые, собачьи шеи и сдавили до хруста так, что маленькие, чёрные глазки жутко выпучились.

Тэсса захлёбывалась в рыданиях, глядя на это. Макс тонул в таком же бессилии.

Ранзор снова схватил его за волосню и задрал голову, заставляя любоваться окружающим пейзажем.

— Ты бы мог сейчас это всё быстро закончить одним лишь своим согласием!

Но Макс не отвечал, раздавленный и ослабевший от внутреннего переживания, выгоревший, словно высохшая трава в ясный, знойный день.

Тэссу удерживали в оцепенении собственные мысли, а что было вокруг?! Сломленный Макс, задушенный Цербер, мёртвый Дементий и мама. Тэсса подняла к ней глаза и взгляды, полные горечи, пересеклись. Тэсса увидела, как шевелятся губы в едва различимой просьбе. Тогда дочь заглянула в самую глубь печальных материнских глаз и провалилась прямо в её сердце. Слилась с биением в груди. Стала её душой и всё увидела.

Вот Элайя стоит внутри железной птицы, а люди, сидя в креслах, кричат друг на друга. Несчастная стюардесса жестами и словами пытается всех успокоить, но в человеческих аурах лишь пепел и дым. Элайя проходит в кабину пилотов, они на связи с диспетчером уже выравнивают самолёт. Элайя проводит рукой над их головами, и они давят на штурвал. Самолёт рассекает холодный ночной воздух и врезается в город. Всё исчезает в дыму. Пустота! Больше пустоты!

Гололёд. Трасса, проложенная через зимний лес. Лексус притормаживает, чтобы не сбить лису, но его заносит. У позади несущегося БМВ не срабатывает тормозная колодка. Он пролетает на красный. Врезается в поток автомобилей и таранит, с грохотом выбивая Тойоту из потока. Ещё десятки автомобилей, под завязку набитые семьями, становятся жертвами подобного случая.

Переворачивается автобус с детской хоккейной командой, опаздывающей на игру. С дребезгом скользят по дороге, набирая слои снега и навечно замирают, помятые и искорёженные, а из битых окон на снег вытекают тонкие струйки крови. Внутри тихие, неясные, тревожащие душу звуки. Это копошатся выжившие. Умрут они или выживут?

Для Элайи это не важно. Главное то, чем полнятся их настроения. Ей нравится смотреть в глаза, в которых надежда сменяется отчаянием и расцветает пустотой, глаза, что наблюдают этот мир в последний раз. Для Элайи эта неописуемая красота подобна редким полевым цветам, что перед смертью расцветают в своей прелести ярче обычного и источают более сладостный аромат.

Сколько раз уже, нет, даже так, сколько тысяч раз это повторялось? Уже и не упомнить, да и зачем? Приятнее оставлять в мыслях лишь те потерянные измученные лица и вспоминать их, когда грустно. Как медленно они умирали и как при этом сменялись выражения. Целые часы, проведённые в муках. Ты заглядываешь в душу и как бы поглощаешь отчаявшийся взгляд, делаешь запас, чтобы кормиться им в голодные времена, пусть даже этот человек давно погиб. Любуешься светом давно угасших звёзд. Да здравствуют тысячи и миллионы проведённых трапез!

Тэсса плакала, переживая всё это, и в её душе всплыла такая любовная мука, столь нежный жар, что она уже не могла не протянуть руки и не вернуть маме её собственную благодать, дымную фиалку с бабочкой, которые потекли к хозяйке струйками дыма, а затем пропитали её. Дым разлился по венам и укутал тело в дымное одеяние, плащ с капюшоном.

Азалия только сильнее сжала Элайю, но та вдруг живым дымом выскользнула из лап и возникла прямо перед ней. Азалия вздрогнула, но успела почернеть, покрыться шипами и наброситься, метя удары когтистых лап прямо в лицо.

Элайя же оказалась слишком сноровистой и эфемерной. Она ловко уворачивалась, с небрежностью отводила удары, лёгким дымком перетекала с места на место. Вставал вопрос, как вообще можно победить дым, если даже задев его, ты просто стирал очертания, а они тут же восстанавливались и могли обрести любую форму?

Азалия билась в своей самой чёрной звериной форме, всеми орудиями и приёмами, что научила её жизнь. Всей подлостью и коварством нападала со всех сторон с предельной скоростью, на какую способна её метафизическая оболочка. И стороннему наблюдателю могло бы показаться, как чёрное пламя бьёт в одну точку, а попадая взрывается ядовитыми разрядами молний. Затем тут же сковывает льдом, что консервирует саму жизнь, делая её ненастоящей, пресной, скорее мёртвой, чем действительно живой, сжимая все её смыслы и радости до ничтожного непотребства, убивая все достойные формы, всю красоту, силу, ум и талант, заключённые на полях жизни.

Элайя и не противилась, а принимала подношение, словно конфетку, пока за всей этой яростью скрывалось отчаяние и горе нападавшей. Разве ядовитое облако враг чистому сизому дыму? Скорее уж оно изъест само себя. Элайя махнула своей дымно-когтистой рукой, и всё облако разом болезненно вздрогнуло и сжалось в несчастную женскую фигуру, что тряслась в судорогах, пока её тело разъедали неизлечимые, пепельные раны, из которых хлестала тёмная жгучая кровь.

Азалия рухнула на спину и продолжала беспомощно трястись, рассыпаться пеплом и захлёбываться в собственной крови.

Элайя вздохнула и отвернулась. Её ожидал более могучий враг.

Ранзор был какой-то смесью багровых, чёрных, фиолетовых, синих и зелёных светоизлияний, заключённых в оболочку голема. Мутантом.

Элайя не успела и моргнуть, как разноцветная вспышка оказалась совсем рядом и ударила так, что её отбросило даже в эфемерном виде. Каким презрительным был взгляд голема… нет… Ранзора, её родного брата. Он снова выглядел как человек, но побагровевший с разноцветными отливами вен.

— Сестра, я собрал дивную коллекцию чувственных навыков, не желаешь к ней присоединиться? — Сказал он.

— А какая разница, если ты можешь источать лишь отчаяние, страх и ярость? Ты бы не смог раскрыть по-настоящему весь насильно взятый потенциал, а если бы попробовал, то умер, ведь твоя стихия — это людской гнев! — Ответила Элайа.

Ранзор усмехнулся, и его тело ярко вспыхнуло всеми цветами и оттенками, и секунду спустя обратилось в неистовое чёрное пламя.

Всего на мгновение Элайей овладела дрожь, но она сумела вернуть самообладание.

— Как?! — Лишь спросила она.

— Вот разорву твоё сердце, узнаешь!

Добавил для пущего эффекта Ранзор, когда в руках Элайи вдруг вырос дымный посох, а из его верхнего конца выглянуло длинное, загнутое лезвие и Ранзора передёрнуло, так он весь напрягся. Резко выставил руку, и земля выстрелила в Элайю тьмой и полчищем пик. Один взмах косы и всё развеялось пеплом.

Ранзор приподнял бровь и зааплодировал, скромно улыбаясь, а когда Элайя двинулась на него, вспыхнул молнией и метнулся навстречу прямо за спину, куда и наметил свой подлый удар. Элайя успела обернуться, закрыться древком и даже коротко резануть вражью руку, оставив на ней пепельный порез. В тот же миг чёрно-алая вспышка разразилась сотней разящих ударов, которые Элайя отбивала одним лишь древком, она как бы сдерживала и отводила весь этот напор и била в ответ, но всякий раз её брат увиливал, обращаясь в молнию, и лезвие попадало лишь по хвосту.

Но долго ли станет терпеть подобные свойства сильный разум? Не обратится ли к собственным тёмным оборотам силы, где всякий достойный смеет воззвать к бесконечному циклу уробороса и пробудить в себе вечного бога-дракона.

Тогда и Элайя предстала сизой вспышкой, резвым дымом, в покровы которого она завернула лезвие и поторопилась слиться с алой молнией, чтобы разбросать в ней осколки, исполосовать нутро.

Дым преследовал молнию прямо в оранжевом небе, если так вообще можно его здесь называть. Но сейчас всё было окрашено в мрачные и хмурые грозовые тона, в антураже которого метались две массивные змеи, алая и сизая. Их борьба гремела раскатами грома, а мелькающие расплывчатые силуэты напоминали тени, скрытые за причудливо очерченными облаками, озарённые резкими всполохами багровых, фиолетовых и тёмно-синих молний.

Больше Элайя не промахивалась, и коса настигала свою цель снова и снова, ранила и резала Ранзора быстрее и глубже, но всё ещё недостаточно, хоть молнии его и гасли, а сам он стремительно падал. Раны были слишком мелкими и поверхностными, усеянные на руках и ногах, и бесконечно далёкими от сердца, которое он так старательно оберегал, пока из остального тела ничтожными крохами сыпался пепел.

Элайя саданула его обухом прямо по лицу, отчего Ранзора во время падения унесло в сторону, а когда он развернулся готовый оторвать суке голову, его встретило длинное загнутое лезвие и, будто играючи, ударило наискосок снизу вверх. Острие воткнулось в подбородок. Ранзор застыл, инстинктивно схватившись за лезвие, но его руки тут же закровоточили, осыпаясь пеплом. Он с криком отдёрнул их и схватился уже за древко, которым Элайая надавила ещё сильнее так, что ублюдок истошно зарычал, но вырвал из себя косу. Его нижняя челюсть стала наполовину пепельной.

— Не плохая попытка! — Выкрикнул он и рухнул на землю.

Едва поднялся, когда Элайя уже стояла совсем рядом с косой в руках. Резкий взмах. Удар. Дрожащее острие замерло в миллиметре от виска Ранзора, удерживаемое его руками, а едва коснувшись, оставила лёгкую пепельную царапину, от которой он лишь усмехнулся, напряжённо сдерживая над собой косу, древком которого Элайя давила изо всех сил.

Будь они людьми, с них бы уже градом катился пот, словно после долгой полевой работы в знойный день.

— Твоё оружие ведь не убивает, а только поглощает душу! Но и для этого нужно поразить не голову, но сердце, ибо коса продолжение тебя самой. — Заключил Ранзор и подмигнул Элайе, а затем изо всех сжал древко, пустил по нему тёмные полоски вен.

Элайя уже не давила, но со смутной тревогой пыталась вырвать своё оружие из вражьих лап. Одно неосторожное движение, и вся коса, опутанная едкими цепями, хрустнула и разлетелась на осколки. Теперь Элайя была готова отступить, но не смогла, щемящая боль в сердце заставила её оцепенеть.

Ранзор рассмеялся.

— Похоже, в этом я преуспел больше тебя, сестрица!

Она взглянула на его руку, что копошилась внутри её груди. Когти вонзились в сердце и острой болью стали выкачивать его. Элайя закричала, стараясь высвободиться. Это было до невозможного трудно. Даже дышать или хоть немного шевелиться, не то, что обратиться в дым.

— Бегите! Тэсса! Макс! Беги… те… — Обронила Элайя.

Но те и не подумали бежать, всё ещё стоя в оцепенении.

Когти ещё крепче стиснули и вонзились в сердце, но и Элайя напряглась в ответ, не позволяя выкачивать из себя жизнь, удерживая её неимоверным волевым усилием. На шее даже вздулась пульсирующая венка. Что она могла сейчас сделать, пока вокруг, словно умирающие снежинки, витали дымные осколки её боевой подруги косы. Но ведь братское объятие сковало тело, а не руки, которыми Элайя вдруг начала ловить осколки.

Ранзор выпучил глаза. Так удивляется паук, когда встречает яростный отпор от жалкой мошки, но даже в ней он увидит ровню, если та засадит первым попавшимся осколком ему в глаз. Ублюдок зарычит, а за первым осколком последуют второй и третий. Они вонзятся в плечи, грудь, живот, руки и шею, усеят плоть своей колкой остротой и разойдутся пепельными ранами, пожирающими тело паука. Ранзор будет кричать и тлеть. Так и случилось.

Но от неистовой боли когти сомкнули сердце с десятикратной силой и разломили. На выдохе жизнь Элайи оборвалась. Она успела бросить печальный взгляд, и её тело в тот же миг развеялось дымом, а сломленное сердце пепельными венами растеклось по Ранзору, обогатив его коллекцию ещё одной жизнью. Он стоял ослабленный, израненный и в его дыхании была тяжесть всех этих долгих веков.

Макс глядел и не мог поверить своим глазам, а Тэсса вся дрожала. Кулаки её сжались, и она вдруг страшно прорычала, будто копила это в себе. И Макс услышал далёкие раскаты грома, землетрясения, взрывы, потопы, извержения вулканов, падение лавин, такую дрожь тектонических плит, что, казалось, они сейчас взлетят на воздух.

Тэсса окаменела, и её тело рассекли лавовые вены. Внешность обрела хищные черты дикой кошки, и она словно тигр бросилась на Ранзора. А вместе с ней земля извергла тысячи пик.

Ранзор лишь улыбнулся воинствующей наивности, вознёс руку, и все копья обратились в пыль, а Тэссу он отшвырнул лихим пинком, и она кубарем пролетела несколько метров. Но тут же вскочила, и тьма, окутавшая её, потянулась к Ранзору. Тэсса метнулась вслед за ней. Её враг не уворачивался, не атаковал. Тигриные когти легко рвали глинистое тело. Но оно лишь содрогалось от смеха, словно от щекотки, становилось всё массивнее и чернее, пока не вспыхнуло тёмно-алой бурей, что пленила Тэссу, и внутренние молнии, снующие по кругу, стали истязать её точно лезвия. И так раз за разом, пока она не рухнула в человеческом облике. И Ранзор очередным пинком отбросил её к Максу и, улыбаясь и насвистывая, стал медленно подходить.

Всего в двух шагах, что разделяли их, земля вдруг задрожала, и на неё обрушился дрожащий столб белого света, из которого вышагнул Дамир. Он улыбнулся и выпустил волну, что отбросила Ранзора далеко и надолго, вырвала с корнем деревья, содрала целые пласты земли, и всё сдиралось и улетало прочь. Дамир подхватил Макса, Тэссу и со всех ног помчался в противоположную сторону, гонимый целью выжить, что позволяет бежать быстрее ветра и обгонять рок.

Ранзор рычал где-то вдалеке, глядя на убегающих букашек, он вытянул руки, сцепил в замок и потянул на себя. Гигантский пласт грунта, по которому бежал Дамир, поплыл назад. Дамир стал петлять из стороны в сторону и, выбежав с этого отползающего куска, кинулся бежать ещё быстрее. Ранзор утягивал пласты один за другим, всё резче и резче грубыми рывками возвращая добычу. Но Дамир был слишком шустр, лих и резв, и словно шальной ветер вырывался из любой ловушки, но всякий раз скорость его снижалась. Тогда деревья потянулись к нему своими ветвями, заградили путь, обмотали ноги, а затем обхватили и Макса, опутали его икры, колени и поползли выше.

Ранзор подходил всё ближе и ближе, но вдруг замер. Его передёрнуло. Он закричал и схватился за глаз, что совсем недавно был ранен сестрицей. Он снова кровоточил, и все прежние раны вновь раскрылись. А вокруг возникло облако дыма и пепла и силуэты давно сгинувших призраков, сквозь которых Ранзор увидел, как Дамир высвобождается из пут, убегает, становится почти неразличимой точкой.

Ранзор закричал и стал посылать ветви ещё и ещё, всё больше и больше, но тщетно. Что-то разрывало тело изнутри, невыносимая боль и бессильная ярость. Осколки пробудились. Вот только кем?! Что-то чуждое и совсем чужое. Ранзора трясло и скрючивало.

— Я же поглотил пустоту! Так не должно быть! Остановись! Ты убьёшь нас!

— Это война за собственные мысли, спасение души, моей души! И эта цель оправдывает любые средства! Зря ты выбрал это тело, ох зря! — Произнёс голос и навсегда затих.

И все остатки последней воли нашли каждый из осколков и направили прямо в сердце. Ранзор упал. Нутро раскалилось. Кости трещали. Плоть тлела и рассыпалась пеплом. Глаза вспыхнули холодным могильно-голубым светом. И жалкие потуги воли не останавливали разложение. Тело и разум предали его, как и весь мир… Никто не возжелал принять истину. Столько потраченных впустую сил. Столько нереализованных планов. Какой глупый и бессмысленный конец…

Над его тлеющим телом стояла Азалия и разрезала вены на своём теле. А затем склонилась над Ранзором и легла на него. Обхватила руками голову и стала целовать, сливаясь с ним в пепельном поцелуе, заливая его чёрной кровью и размазывая её всей своей выстраданной израненной плотью.

Так она целовала и обнимала его, пока они оба не утопли в черноте.