Гражданин Галактики

22

– Хорошо отдохнул? – Дядя Джек улыбался ему. – Ты заставил нас прямо-таки выслеживать тебя. Не надо так поступать, мой мальчик.

Торби захотелось ударить его, но, хотя охранники оставили его руки свободными, когда вталкивали его в комнату, запястья затекли.

Дядя Джек перестал улыбаться и посмотрел на судью Брудера:

– Тор, ты никогда не ценил того, что мы с судьей Брудером работали на твоего отца и на твоего деда. Естественно, мы знаем, что лучше. Но ты доставил нам неприятности, и теперь мы покажем тебе, как мы обращаемся с маленькими мальчиками, которые не ценят хорошего обхождения. Мы учим их. Готовы, судья Брудер?

Судья Брудер хищно улыбнулся и вытащил из-за спины плетку.

– Разложите его на столе!

Торби проснулся, задыхаясь. Дурной сон! Он оглядел маленький гостиничный номер, в котором находился, и попытался припомнить, где он. Он путешествовал, иногда проезжал за день половину планеты. Он достаточно изучил обычаи планеты, чтобы не привлекать внимания, у него даже завелась новая идентификационная карточка, совсем как настоящая. Это оказалось не так трудно, поскольку он понял, что дно общества везде одинаково.

Теперь он вспомнил – он в Южной Америке.

Тревога во сне означала – полночь, пора двигаться. Он оделся, посмотрел на свой багаж, решил его оставить. Сошел вниз по черной лестнице и вышел из задней двери.

Тетушке Лиззи не понравились холода Юкона, но она с ними примирилась Через некоторое время кто-то позвонил Леде и напомнил, что до рождества осталось всего несколько дней, когда магазины открыты, и они уехали. Торби удалось позвонить Гаршу из Уран-Сити. Тот обрадовался:

– Увижу вас в районном суде округа Радбек, комната четвертая, в десять сорок девять четвертого января. А теперь – затеряйтесь.

Так что в Сан-Франциско Торби с Ледой поссорились в присутствии тетушки Лиззи: Леда хотела поехать в Ниццу, а Торби настаивал на Австралии. Торби сказал сердито:

– Возьми самолет себе, я поеду один.

Он вышел резким шагом и купил себе билет в Большой Сидней.

Он пробрался по старой водопроводной трубе, протянутой под Заливом, и, убедившись, что за ним не наблюдают, развернул банкноты, которые Леда сунула ему потихоньку, когда скандалила с ним. Денег оказалось почти две тысячи кредитов. Там была и записка, где высказывалось сожаление, что денег так мало, но она не предвидела, что они понадобятся.

Ожидая на летном поле, в Южной Америке, Торби подсчитал, что осталось от Лединых денег, и решил, что зря потратил и деньги, и время. И куда это все девалось?

В Радбек-Сити фотографы и репортеры порядком надоели ему, они там так и кишели. Но он протолкался и встретил Гарша в баре в девять сорок восемь. Старик кивнул:

– Присядьте. Скоро все начнется.

Появился судья, и клерк произнес старинное обещание справедливости: – «Подойдите ближе, и да будете услышаны!»

Гарш заметил:

– Брудер держит этого судью на поводке.

– Вот как? Тогда зачем же мы здесь?

– Вы платите мне за то, чтобы я беспокоился. Любой судья хорош, когда он знает, что за ним наблюдают. Посмотрите.

Торби оглянулся. Зал был так набит представителями прессы, что простому горожанину было не пробиться.

– Я бы сказал – я хорошо поработал. – Гарш указал большим пальцем на первый ряд – Вот этот увалень с большим носом – посол Проскимы. А тот мошенник рядом с ним – председатель юридического комитета. И… – его вызвали, и он прервал разговор.

Торби не мог найти дядю Джека, но Брудер председательствовал за другим столом – он не смотрел на Торби. И Леду Торби не мог увидеть. Это заставило его чувствовать себя очень одиноким. Но Гарш покончил с формальностями, сел и шепнул:

– Поручение для вас. Молодая леди велела передать: удачи!

Торби только давал показания, причем с места судьи следовало много возражений, контрвозражений и предупреждений. Принимая присягу, он узнал в первом ряду отставного главу юстиции Всемирного Суда Гегемонии, который однажды обедал в Радбеке. После этого Торби уже ничего не замечал, потому что он давал показания в состоянии глубокого транса, окруженный гипнотизерами.

Несмотря на то, что каждый пункт без конца пережевывался, слушатели все-таки приблизились к драме. Суд поддержал возражение Брудера, и по залу пробежало недоверчивое хихиканье, кто-то застучал ногами. Судья побагровел:

– Соблюдайте порядок, или бейлифы очистят зал!

Публика заволновалась, репортеры протестовали. Но два первых ряда сидели неподвижно, уставившись на судью. Высокий посол Веганской Лиги наклонился к своему секретарю и что-то шепнул, секретарь начал похлопывать по микрофону.

Судья откашлялся:

– …если это беспримерное нарушение сейчас же не прекратится! Суд не потерпит неуважения. – Торби почти удивился, когда услышал в конце: -… а поэтому должно быть окончательно установлено, что Крейтон Радбек и Марта Брэдли Радбек оба умерли, теперь мертвы и встретили свой конец к общему горю. Да покоятся души их в мире. Пусть это будет признано. – Судья стукнул по столу молотком. – Если в суде присутствуют исполнители воли покойных – если имеются завещания – пусть они выйдут вперед.

Насчет доли Торби дело слушать не стали; Торби подписал документ здесь же, в комнате судьи. Ни Уимсби, ни Брудер не присутствовали.

Торби глубоко вздохнул, когда они с Гаршем вышли на улицу:

– С трудом верится, что вы выиграли.

Гарш усмехнулся:

– Не обманывайтесь. Мы выиграли первый раунд Дальше это будет стоить дороже.

У Торби дрогнули губы. Телохранители Радбека прорвались к ним и начали проталкивать их сквозь толпу.

Гарш не преувеличивал. Брудер и Уимсби сидели твердо, все еще управляя «Радбеком и Ассош.», они продолжали борьбу. Торби так и не увидел доверенностей своих родителей – теперь он интересовался ими единственно для того, чтобы убедиться, состоит ли разница между бумагами, которые приготовил Брудер, и теми, что подписали его родители, в терминах «подлежат отмене» или «подлежат отмене при взаимных соглашениях».

Но когда суд собирался рассмотреть эти бумаги, Брудер поклялся, что они пропали. Он получил приговор за неуважение к суду, отбыл наказание, и таким образом закрыл данный вопрос.

В результате Уимсби не владел больше акциями Марты и Крейтона Радбеков с правом решающего голоса, однако не владел ими и Торби, ему присудили только ту долю, которая отходила к нему по утвержденным завещаниям. Тем временем, Уимсби и Брудер оставались директорами «Радбек и Ассошиэйтс», а большинство директоров стояло за них. Торби даже не допускали в здание фирмы, тем более в его контору.

Уимсби больше не вернулся в поместье Радбек; ему переслали его вещи. Торби поселил в комнатах Уимсби Гарша. Старик часто там ночевал: они оба были Очень заняты.

Гарш прежде всего сказал ему, что имеется девяносто семь исков за или против, проходящих судебную процедуру и приостановленных, относительно устройства его поместья. Завещание по сути оказалось простым: Торби назначался единственным наследником. Но были еще десятки мелких наследств: имелись родственники, которые могли бы получить что-то, если бы завещание было признано недействительным, снова подняли вопрос, на законном ли основании родителей Торби считают умершими; предположение «обычного несчастного случая» в разное время выдвигалось снова и снова против версии о смерти; ставилась под сомнение подлинность личности Торби. В этих перипетиях не появлялись имена ни Брудера, ни Уимсби; как истца всегда называли какого-то родственника или домочадца. Торби приходилось думать, что дядя Джек хотел всех осчастливить.

Единственный иск, который его огорчил, была просьба бабушки и дедушки Брэдли ввиду недееспособности, отдать его под их опеку. Доказательством того, что он не разбирается в сложных условиях жизни на Терре и не способен с ними справиться, послужило медицинское заключение, составленное во время пребывания его в гвардии, – доктор Кришнамурти утверждал, что он «потенциально неустойчив в эмоциях и не может быть ответственным за действия, совершаемые в состоянии стресса».

Гарш устроил ему освидетельствование для охочей за сенсацией публики у Генерального Секретаря Ассамблеи Гегемонии. Торби признали абсолютно здоровым. За этим последовала жалоба держателей акций, которые просили, чтобы Торби объявили профессионально неподготовленным к управлению делами «Радбека и Ассошиэйтс» в личных и государственных интересах.

Торби совсем доконали эти маневры: он находил, что быть богатым разорительно. Он весь был в долгах из-за налогов и выплат, да еще Радбек стоил денег, и он не мог должным образом поддерживать его; а между тем Брудер и Уимсби продолжали заявлять, несмотря на все подтверждения, что его личность сомнительна.

Но после утомительных дней суд тремя уровнями выше местного Радбекского отделения присудил Торби (лицу, подлежащему выполнять указания, отменить которые может только суд), – право распоряжаться акциями своих родителей до тех пор, пока не будет решена дальнейшая судьба их владений.

Торби созвал общее собрание акционеров по их инициативе, чтобы избрать новых членов правления.

Собрание проходило в зале фирмы Радбек, большинство держателей акций Терры присутствовали или хотя бы прислали доверенности. В последнюю минуту появилась даже Леда, весело крикнула:

– Хэлло, всем! – Потом повернулась к своему отчиму – Папочка, я получила извещение и решила посмотреть на эту забаву, так что вскочила в автобус и поехала. Я ничего не пропустила, нет?

Она смело посмотрела на Торби, хотя он был на возвышении вместе с членами правления. Торби почувствовал облегчение и боль; он не видел ее с тех пор, как они расстались в Сан-Франциско. Он знал, что у нее есть резиденция в Радбек-Сити и что она бывает в городе, но Гарш советовал ему не встречаться с ней.

– Мужчина дурак, если станет бегать за женщиной, когда она явно не хочет его видеть.

Так что он просто напомнил себе, что должен возместить ей те деньги, которые она ему одолжила, и как можно скорей.

Уимсби призвал собрание к порядку, объявил, что, согласно повестке, собрание изберет членов правления.

– Мы давно это откладывали по единодушному согласию. – Бам! – стукнул молоток. – Пусть же секретарь назовет кандидатуры на пост председателя правления. – На его лице появилась победоносная улыбка.

Эта улыбка тревожила Торби. У него были акции свои собственные и его родителей, около 45 процентов акций с правом голоса. Из имен, фигурировавших на процессах, и других косвенных источников, он считал, что у Уимсби около 31 процента таких акций. Торби нужно было собрать еще 6 процентов. Он считал с эмоциональным запалом «Радбека из Радбека», но не был уверен: если даже Уимсби нужно больше, чем в три раза по стольку «неопределенных» голосов… неопределенных для Торби, но они могли быть в кармане у самого Уимсби.

Но Торби встал и назвал себя, его акции давали ему такое право.

– Тор, Радбек из Радбека,

После этого пошло и пошло, снова и снова – пока не назвали Уимсби. Других кандидатур не было.

– Секретарь будет вызывать по списку, – известил Уимсби.

– Называйте количество голосов согласно доле в акциях, плюс голоса по доверенности. Клерк будет отмечать номера серий. Тор Радбек… из Радбека.

Тор использовал все свои 45 процентов, потом сел, чувствуя себя очень усталым. Он вытащил карманный калькулятор. 94 тысячи паев с правом голоса, он не мог доверять себе. Секретарь прочитал, клерк зарегистрировал. Торби нужно было набрать 5637 голосов, чтобы победить сразу же. Он начал медленно подсчитывать: 232, 906, 1917 – некоторые прямо, другие по доверенности. Но и Уимсби набрал голоса. Некоторые отвечали:

– По доверенности не голосую.

Или вообще не отвечали, и эти отсутствующие голоса не считались. Но дополнительные голоса за Радбека все росли: 2205, 3006, 4309… и все. Прошли последние несколько имен.

Гарш наклонился к нему:

– Остались только близнецы-везунчики!

– Я знаю, – Торби убрал калькулятор, ему было нехорошо: Уимсби все-таки победил.

Секретаря, видимо, научили, чьи имена называть последними:

– Почтенный Курт Брудер!

Брудер проголосовал за Уимсби.

– Наш председатель мистер Джон Уимсби!

Уимсби встал со счастливым лицом.

– Я лично голосую одну часть. По доверенностям, врученным мне, я голосую…

Торби не слышал, он искал свою шляпу. – Итоги полностью подведены, и я объявляю… – начал секретарь.

– Нет! – вскочила Леда. – Я присутствую сама. Я впервые на собрании, и я хочу голосовать!

Ее отчим поспешно сказал:

– Хорошо, Леда, – не надо перебивать! – Он повернулся к секретарю: – Это не повлияет на результат.

– Повлияет! Я даю тысячу восемьсот восемьдесят за Тора, Радбека из Радбека!

– Леда Уимсби! – грозно произнес Уимсби. Она решительно объявила:

– Мое имя по закону – Леда Радбек. Брудер выкрикнул:

– Незаконно! Голоса уже подсчитаны. Это слишком…

Чепуха! – выкрикнула Леда. – Я здесь – и я голосую. Я аннулировала свою доверенность на почте в самом здании и видела, как ее вручили и расписались в получении «главные члены правления корпорации» – это формулируется так, правда; судья? Это произошло за десять минут до того, как началось собрание. Если не верите мне, пошлите за ней вниз. Но что из того? Я здесь. Можете меня потрогать. – Она повернулась и улыбнулась Торби.

Торби попытался ответить на улыбку и яростно шепнул Гаршу:

– Почему вы держали это в секрете?

– А что, надо было, чтобы «Честный Джон» понял, что ему нужно выпрашивать, занимать и покупать еще голоса? Он мог победить. Она держала его в неведении, как я велел. Вот это девушка, Торби, Держитесь ее.

Через пять минут Торби, дрожащий и бледный, поднялся и взял молоток, уроненный Уимсби. Он смотрел на публику:

– Теперь выберем остальное правление, – объявил он взволнованным голосом.

Список, который они составили с Гаршем, прошел с одним изменением: туда добавили Леду. Она снова встала:

– Нет, нет! Меня не надо!

– Отвод не принимается. Вы заявили о своей ответственности, теперь принимайте ее.

Она открыла рот, закрыла его и села. Когда секретарь объявил результат, Торби повернулся к Уимсби:

– Вы ведь еще и главный управляющий, не так ли?

– Да.

– Вы уволены. Ваша доля вам возвращается. Не пытайтесь вернуться к себе в кабинет: возьмите шляпу и уходите.

Брудер вскочил. Торби повернулся к нему

– И вы тоже. Сержант, проводите их.