Глава тридцатая. Неубедительные попытки убедить.
Нельзя сказать, что энергичное воззвание Андрея произвело оглушительный эффект. Скорее, наоборот — реакция окружающих была почти сдержанно-апатичной, словно происходящее требовало не эмоций, а холодного расчёта. Кира, заметив прибытие командира, лишь едва заметно улыбнулась — будто увидела старого знакомого на приёме, а не в эпицентре потенциальной бойни. Борх, на миг прекратив свою странную борьбу с последствиями сотрясения, уставился на Андрея с выражением глубокой задумчивости, будто пытался сообразить, кто этот человек, зачем он заговорил и при чём здесь вообще штанги.
Одалиска, всегда склонная к театральным жестам, попыталась было помахать здоровой рукой, но тут же ееперекосило от боли — резкое движение потревожило сломанную конечность, из которой по-прежнему нелепо торчала кость. Однако даже это не заставило её сдержаться — она демонстративно сплюнула на землю и пробурчала что-то весьма экспрессивное, очевидно, не адресованное лично графу, но вполне отражающее общее настроение.
Фагот, тем временем, решил, что происходящее стало чересчур обыденным, и проявил характер. С вальяжной ленцой он прошептал мыслеречью что-то ехидное — вроде: «Ну и как тебе, дорогой, отдыхалось под Сталинградом, пока мы грудью прикрывали Малую землю?» Возможно, фраза была иной, но именно так она отозвалась в сознании Андрея — с оттенком сарказма и лёгкой обиды, как это бывало у партнёра, когда тот считал, что его героизм недооценили.
С другой стороны, со стороны враждебной — агентов Тайной Канцелярии — реакция была и вовсе пугающе сдержанной. Спина Пал Палыча, к которой и обращался Андрей, даже не дрогнула, словно слова графа растворились в воздухе, не достигнув цели. Остальные агенты продолжали бесстрастную перегруппировку, всё плотнее стягивая кольцо вокруг команды Андрея. Всё происходящее напоминало хорошо отлаженную операцию, где каждый знал своё место, а импровизация считалась недопустимой слабостью.
Именно в этот момент Андрей снова поймал себя на мысли, что идея с грифом от штанги, несмотря на всю своюнелепость, имела под собой определённый рациональный фундамент. Во всяком случае, эффект от него был бы, возможно, заметнее, чем от слов.
События могли бы пойти по самому неприятному сценарию — и, похоже, именно к этому всё и шло. Вдалеке уже обозначилась новая группа агентов, двигавшаяся стремительным строевым маршем. Очевидно, это и был тот самый резерв, которым столь многозначительно грозил Пал Палыч. Их шаги отдавались зловещим эхом по каменной мостовой, словно отсчитывая оставшиеся минуты до начала настоящего штурма.
И если бы не вмешательство Маркиза Ульянова — всё могло закончиться прямо здесь и сейчас.
— Ну-с, — раздался спокойный голос за спиной Андрея. — А теперь, пожалуй, моя очередь спросить: что, чёрт возьми, тут происходит? И желательно без пафоса, граф.
Маркиз появился на сцене, как всегда — будто бы между делом. Легкий прищур, неторопливая походка, и тон, в котором даже уважение звучало как язвительное замечание. Но с его появлением воздух словно бы изменился — что-то встало на свои места, и даже кольцо агентов Тайной Канцелярии чуть дрогнуло.
Андрей лишь молча кивнул, с облегчением отпуская рвущийся наружу нервный смех. Возможно, всё-таки не всё ещё потеряно.
А уж последующие слова Маркиза Ульянова и вовсе перевернули ситуацию с ног на голову — причем с таким треском, что воздух будто бы зазвенел от перемен.
— Хочу проинформировать вас, барон Меркулов, — начал он в своей характерной манере, будто читая выдержку из устава на торжественном приеме, — что баронесса Кира Сван находится под защитой Короны. А посему Тайная Канцелярия не вправе предъявлять к ней какие бы то ни было претензии. Ни в административном, ни в уголовном, ни, прости Зенон, в бытовом порядке. Независимо от того, идет ли речь о дорожном происшествии с участием котенка, либо о террористическом акте, приведшем к гибели половины жителей столицы.
Он выдержал паузу — и, как водится, добил всех фразой, настолько нелепой, что даже воздух вокруг смутился:
— Закон для всех — закон.
Андрей, которому приходилось неоднократно слышать от Маркизавысказывания, граничащие с глупостью, но при этом сказанные с таким напором, будто речь идет о сакральной мудрости, в этот раз не сдержался.
— И этот человек обвиняет меня в пафосе… — процедил он сквозь зубы, игнорируя, между прочим, самую важную часть речи — ту, где говорилось, что Кира, оказывается, находится под охраной Короны. Что, без сомнения, меняло расклад.
А еще — он мимоходом отметил, что Пал Палыч, он же глава оперативной группы Тайной Канцелярии, — оказывается, вовсе не просто «доберман, вышедший по нужде», как его ранее мысленно охарактеризовал Андрей, а самый настоящий барон. Барон, Карл.
Однако, судя по реакции самого барона Меркулова, упоминание его аристократического титула оказалось сродни нажатию на нерв — из числа тех которые так любят дергать стоматологи. Еще мгновение назад он выглядел, если не разумным, то хотя бы терпеливым — как строгий, но справедливый учитель, выносящий приговор за несданный курсовик. Но теперь эта маска слетела напрочь, открывая сущность, больше похожую на разъярённого цербера, чем на представителя благородного рода.
Он резко обернулся, сверкая глазами, и прорычал с такой силой, чтовороны,при условии гнездования ихна ближайших деревьях,непременно свалилисьбы вниз в обмороке:
— А ты кто такой, чтобы делать подобные заявления⁈ Очередной недоумок, корчащий из себя невесь что, только на том основании, что его пра-прабабку триста лет назад трахнул в Зеноне какой-то грязный папуас⁈
Андрей вынужден был признать — рык у Пал Палыча получился куда эффектнее, чем тот, который он сам издал чуть ранее. Гораздо убедительнее, с оттенком реальной угрозы и почти осязаемой злобы.
— Надо будет у Кинг-Конга пару уроков взять, — мелькнула мысль у графа. — А то с таким вокалом и правда ощущаешь себя представителем дворовой лиги.
Однако это была не самая важная мысль, осевшая в его голове. Гораздо больше его зацепила та небрежно проскользнувшая деталь: выходит, происхождение Древней Крови — этого сакрального символа аристократическоговеличия и магической мощи — вовсе не результат мистического перерождения,приключившегося с первыми исследователями Аномальных Зон, как утверждает курс истории, читаемый в Академия, а банальная история о сексуальной несдержанности и случайных половых связях, случившихся когда-то и между теми, кто не очень внимательно следил за своими пестиками и тычинками.
Сам Маркиз, услышав столь изысканную оскорбительную тираду в свой адрес, даже бровью не повел. Лишь слегка склонил голову, изображая жест галантного дуэлянта, будто снимая невидимую шляпу с пером. И, с видом того самого мушкетёра, что вызывает на дуэль гвардейцев кардинала, с ленивой вежливостью ответил:
— Маркиз Ульянов. К вашим услугам.
А потом, слегка вздохнув, осознав, что это представление в данной обстановке звучит недостаточно весомо, добавил:
— Сотрудник Департамента Охраны Первых Лиц Империи. Агентурный никнейм — Митя.
Разумеется, вся изящность предыдущей фразы тут же утонула в прагматичности последней.
Последняя фраза Маркиза снова будто бы со всей силы ударила Андрея по голове. Не в переносном смысле — а именно так, как ударяет тяжелая, увесистая, крайне неуместная мысль, внезапно свалившаяся на голову посреди уже и без того сложной ситуации.
И дело было вовсе не в том, что его собеседник открыто признал свою работу в сверхсекретном департаменте, существование которого официально отрицается даже на самых высоких уровнях. И даже не в том, что он, без тени смущения, при десятках свидетелей раскрыл тщательно охраняемое инкогнито агента «Митяя» — имя, казалось бы, известное только тем, кто носит перчатки с магическим плетением и умеет убивать взглядом.
Нет. Проблема была в том, как он это сказал.
Совсем недавно Андрей еще не мог избавиться от внутренней дрожи, вызванной тем, как легко и непринужденно Маркиз ввернул в разговор словосочетание «мама не горюй».
Казалось бы, бытовая фраза — но откуда ей взяться здесь.
И вот теперь — новый удар по картине мира. Термин «никнейм».И это в Империи, где до появления Интернета, а тем более соцсетей, как до Марса пешком. Причём задом наперёд.
— Да кто вообще в этом миреможет использовать слово «никнейм», — раздражённо подумал Белов. — Да никто, кроме такого же попаданца, как и я.
Мгновенно, как всегда в критические моменты, разум подкинул ему несколько альтернативных гипотез, способных объяснить этот казус без прямого вмешательства метафизики.
Вариант первый: а вдруг, при моем попадании в этот мир и воплощении в тело Андрея Наумова, местные боги (или кто там тут этим заведует) решили сэкономить на полном языковом пакете, и вместо интеграции с языковыми структурами просто встроили в мозг что-то вроде автоматического переводчика. Ну а теперь у него случился сбой, и вместо того чтобы перевести фразу «моё имя слишком известно», тот выдал «никнейм».
Вариант второй: Фагот, который недавно так вдохновенно ковырялся у него в мозгах, вполне мог вытащить на свет парочку мемовиз его прежней жизни. В том числе и «никнейм». А дальше — как по цепочке: Фагот передал мем Кире, Кира прошептала на ушко Наследнику, а тот — уже Мите. Имперская аристократия — это, конечно, элита, но слухи по дворцам разносятся со скоростью клинкового поединка на приеме у графини фон Лоренц.
И всё же, несмотря на буйство логических теорий, версия «попаданца» выглядела куда более правдоподобной. По крайней мере, Белову она казалась наиболее душеспасительной.
Пока он предавался этим размышлениям, события вокруг начали стремительно набирать обороты — словно кто-то дал команду «ускорить развитие сюжета».
Пал Палыч, в своей уже привычной манере, рыча и скребя зубами, разразился новой тирадой, полнойядом и обидами,накопленными, видимо, за долгие годы:
— Так вот кто скрывается под кличкой Митя, более подходящей для какого-нибудь засаленного деревенского пастуха, чем для аристократа! Бастарда Императора… — в голосе его дрожала злость, — Каково это, прислуживать своему младшему братцу, зная, что ты — никто, и звать тебя никак? Долго же я тебя искал, Митя. Слишком много крови ты мне попортил… слишком много.
После чего, обратившись к своим подчинённым — а их теперь стало вдвое больше за счёт подошедшего резервного отряда — он хрипло рявкнул:
— Этого — убить. Остальных —по возможности обездвижить и надеть магические браслеты. Но если будут слишком уж сопротивляться, то тоже убить. З а исключением этой, — тут канцелярист ткнул пальцем в Киру. — Младшая баронесса Свен должна остаться в живых. Хотя бы на время. Она еще должно нам многое рассказать. Тайная Канцелярия спасет Империю.
— Да что за беспредел здесь творится⁈ — вслух возмутился Андрей, не скрывая эмоций.
Ситуация стала стремительно выходить за рамки любых допустимых протоколов. Если отталкиваться от сказанного, выходит, что Маркиз Ульянов — внебрачный сын самого Императора. А приказ на его убийство, отданный вторым лицом в Тайной Канцелярии… Ну, это уже, извините, пахнет не просто злоупотреблением полномочиями, а полноценным государственным переворотом.
И если сложить всё вместе — нападение на Киру, тревога по Красному коду, и эти странные взгляды агентов — то картина, как ни странно, начала обретать ясность. Страшную, но ясную.
— Интересно, а какую роль во всём этом играет мой дядюшка — граф Разумков? — мрачно подумал Андрей. — Ведь именно он — непосредственный начальник Пал Палыча. И не верю я, что доверенное лицо архимага-менталиста действует в одиночку.
И тут Белову в голову пришла совсем уж фантасмагорическая мысль:
А что, если в итоге дядюшка сам замахнулся на трон?
Нет, ну а что? Разумный, влиятельный, расчетливый. И при нужных раскладах вполне может подгрести под себя власть, а Пал Палыч — просто исполнитель, который зачистит поле от ненужных фигур.Вот будет забавно, — усмехнулся про себя Андрей, — если он действительно станет новым Императором… Хотя, боюсь, в этом случае меня ждет не звание племянника его величества, а место на эшафоте. Без суда, следствия и даже последнего слова.
И хотя командир Тайной Канцелярии отдал вполне недвусмысленный приказ — извести всех сразу и напополам, за исключением, разумеется, Киры, — агенты, глядя на тела своих семерых коллег, валяющихся на брусчатке в живописных позах изломанных марионеток, особого энтузиазма не проявляли.
Причём осторожность демонстрировали как те, кто уже успел получить по полной от Одалиски и тяжёлого кулака Борха, так и свежие бойцы из числа резервного отряда, подошедшего на подмогу. Желание бросаться в бой куда-то подевалось, уступив место холодному расчету и вполне естественному инстинкту самосохранения.
Тем не менее, кольцо вокруг студентов Академии, примкнувшего к ним Фагота и, по совместительству, Андрея с Маркизом, медленно, но неумолимо сжималось.
Вряд ли в этот раз Одалиске, Борху и Кире удастся отразить новую атаку, — уныло констатировал Андрей. Да имне с Маркизом особо радоваться нечему. Разве что Фагот вдруг вспомнит, как превращаться в смилодона. Хотя нет… Похоже, тревога по Красному Коду и сопутствующее ментальное давление окончательно заблокировали его оборот. Никакой тебе кошачьей элегантности и смертельной ярости — только невнятное бормотание мыслеречью в ответ на предложение перестать таиться.
— Остаётся надеяться на чудо. Или на способности Мити. О нём ведь легенды ходят — говаривали, что может выйти сухим даже из кипящего кислотного озера.
Но, к сожалению, Маркиз всем своим видом демонстрировал отнюдь не уверенность в победе. Напротив — он откровенно нервничал. Глядя на приближающихся к нему мелкими, размеренными шагами агентов Тайной Канцелярии, он то и дело подрагивал, будто прислушивался к чему-то невидимому и внутреннему.
Наконец, с тихим вздохом обречённости он вскинул руку и обернулся к Андрею:
— Вам не кажется, граф, что пришло время воспользоваться вашим Родовым Перстнем и убраться отсюда, пока ещё есть такая возможность? Буду признателен, если прихватите меня с собой. Достаточно просто взяться за руки.
Он сделал паузу, словно что-то вспоминая, а потом, с внезапной живостью в голосе, добавил:
— Ах да! Я ведь забыл: допускаю, что вы понятия не имеете, как активировать конструкт экстренной телепортации. И, полагаю, не установили метку в конечной точке перемещения?
Андрей молча покосился на собеседника.
— Тогда слушайте внимательно. Нужно трижды, резко и быстро, сжать кулак той руки, на которой надет перстень, и в тот же момент чётко, до мельчайших деталей, представить место прибытия. Любое — главное, чтобы вы его хорошо знали. Всё просто. Надеюсь, воображения вам хватит?
Белов всё ещё смотрел на Маркиза с выражением глубокого сомнения, поэтому тот, чуть помедлив, добавил:
— Согласен, звучит глупо. Но чего вы хотите от Древних? Эти артефакты разрабатывали ещё до того, как магия научилась ходить прямо. Именно поэтому и существуют метки: большинство аристократов в жизни не смогут во всех деталях представить даже собственную спальню… Не говоря уж о чём-то более сложном. Надеюсь, вы всё-таки не из таких. Иначе нас ожидают весьма неприятные последствия.
Агенты тем временем приближались.
— То есть мы… мы не будем драться? — удивлённо спросил Андрей, всё ещё не веря в то, что план действительно может заключаться в банальном побеге.
— А просто исчезнем отсюда? А как же мои подопечные, баронессы, Борх, Фагот?
— Ну… — протянул Маркиз, задумчиво пожав плечами. — В жизни всегда приходится чем-то жертвовать. Кроме того, думаю, младшей баронессе вряд ли что-то угрожает. К тому моменту, как в Тайной Канцелярии поймут, что она не имеет ни малейшего понятия, где находится Ковчег, верные Императору силы уже выследят и обезвредят всех предателей.
Андрея буквально потрясли слова Маркиза. Нет, даже не от того, что Митя с таким спокойствием предложил оставить друзей на растерзание, а от внезапно проскользнувшей между строк информации.
— Ковчег? — переспросил он, напряжённо глядя на собеседника. — А при чём тут вообще Ковчег? И откуда эта нелепая идея, что Кира знает, где он?
— А это я сам и пустил этот слух, — с совершенно неприличной самодовольной ухмылкой признался Митя. — И, надо признать, довольно удачно. Благодаря этому удалось вычислить, кто на самом деле стоит запартией непримиримых, покушением на Наследника. Тайная Канцелярия. И лично граф Разумовский.
Он сделал паузу и, увидев, как Андрей побелел, добавил весело:
— Если нам сейчас удастся сбежать, это будет очередной триумф Тайного агента Мити. Ну же, граф, не тяните! Хватайте меня за руку и исчезаем! Хоть бы в вашу деревеньку… Берёзовка, кажется?
— Я не собираюсь бросать своих друзей, — резко и твёрдо ответил Андрей, хотя в глубине души ему было не по себе. Очень тревожно. А вид агентов, уже почти сомкнувших кольцо, вызывал у него острое желание сделаться невидимкой или хотя бы тараканом.
— Выкручивайтесь сами, Маркиз.
Он даже не успел уловить реакцию собеседника — как вдруг воздух разрезал мелодичный, пронзительный звон, будто ударили в гигантский хрустальный колокол. Пространство вокруг озарилось неестественно ярким, режущим глаза светом.
На мгновение всё исчезло в белизне.
А потом свет погас. Мир вернулся, но уже другой.
Полуослеплённый Андрей моргнул, пытаясь сфокусироваться. И увидел… как люди в чёрном, один за другим, начали медленно опускаться на землю. Без крика, без паники — просто с какой-то странной обречённой плавностью, словно бы их всех внезапно накрыла непреодолимая волна усталости.
А потом наступила тишина. Плотная, звенящая, непривычная. На её фоне голос Маркиза прозвучал особенно ясно:
— Ну, наконец-то… Стазис. Теперь никто никуда не бежит.