Горячие руки для Ледяного принца (СИ)

13 глава

Слово «осторожность» после визита Дерна и вестей о войне приобрело в замке Эйриденхолд вкус железа и запах гниющего льда. Оно въелось в кожу, сковало язык, заставило каждый шаг по звенящим от холода коридорам превращать в балансирование на лезвии. Даже в наших сеансах, этом последнем убежище, поселилась тень. Не та, прежняя тень страха перед Принцем Льда, а иная — тень взглядов за дверью, тень шепота, скользящего по стенам, тень неминуемой бури, надвигающейся с юга.

Кайлен изменился. Его серебристые глаза, недавно оттаявшие настолько, что я ловила в них отблески тепла и даже редкие проблески юмора, снова затянулись инеем. Не пустотой, как в начале, а тяжелой, напряженной настороженностью хищника, знающего, что за ним охотятся. Его плечи, казалось, несли невидимый груз — груз ожидания войны, груз коварства Дерна, груз отчаяния короля и… груз нас. Нашей тайны, ставшей вдруг таким опасным сокровищем.

Сегодняшний сеанс начался, как всегда, в гнетущей тишине. Буря бушевала за окном, завывая в сотни ледяных глоток башен, и проклятие внутри Кайлена откликалось ей глухим, назойливым гулом. Я положила руки поверх его протянутой ладони. Контакт. Шок холода был привычен, но сегодня за ним последовало нечто иное. Не волна эха его боли, а… сопротивление .

Раньше его холод, каким бы пронизывающим он ни был, встречал мое тепло как неизбежную силу, с которой он мог бороться или которой мог поддаться. Сегодня он был колючим . Как будто тысяча невидимых ледяных игл впились в мои ладони, пытаясь оттолкнуть, ранить. Мой дар, обычно откликавшийся радостным потоком на эту тихую пульсацию жизни, которую мы начали находить в нем, сегодня встретил барьер. Не стену, а частокол. Остро заточенный и враждебный.

— Что… что случилось? — не удержалась я, чувствуя, как привычный поток тепла борется, теряет силу, рассыпается на жгучие искры, не в силах пробиться глубже. — Кайлен, ты… ты блокируешь?

Он не ответил сразу. Его лицо, обращенное к заиндевевшему окну, было непроницаемо. Только скула под шрамом от осколка кинжала нервно подрагивала.

— Не «блокирую», — наконец прозвучало сквозь зубы. Голос был глухим, лишенным интонаций. — Это… не я. Это оно . Проклятие. Оно чувствует угрозу. Твое тепло. И… все остальное. Оно защищается. Агрессивнее.

Он наконец повернул голову. Его глаза встретились с моими. В них не было ни растерянности, ни страха. Была усталая, ледяная ярость. И… отчаяние? — Оно крепчает, Аннализа. На фоне войны, на фоне страха… на фоне этого . — Он едва заметно кивнул в пространство между нами, где висели невысказанные слова, нерешенные вопросы, наша хрупкая близость. — Силы, что держат его… они питаются хаосом. А хаоса вокруг становится все больше.

Мои пальцы инстинктивно сжали его холодную руку. Я пыталась пробиться сквозь этот новый, колючий барьер, направить дар сильнее, глубже. Золотистый свет на наших руках вспыхнул ярче, но тут же погас, словно встретив невидимый ледяной щит. По лбу у меня выступил холодный пот от усилия. А в ответ — только усиление этой ледяной колючести, этого немого отпора.

— Довольно, — резко сказал Кайлен и отдернул руку. Резче, чем когда-либо. Его движение было почти грубым. — Тратить силы впустую бессмысленно. Сегодня… не получится.

Он встал, отвернулся к окну, скрестив руки на груди. Его спина, прямая и напряженная, была неприступной крепостью. Разочарование, горькое и едкое, подкатило к горлу. Не только из-за неудачи сеанса. Из-за этой внезапной дистанции. Этого ледяного щита, возведенного за считанные секунды.

— Кайлен… — я встала, чувствуя, как ноги слегка подкашиваются от затраченной впустую энергии и эмоционального удара. — Мы не можем просто… сдаться. Каждый день, когда проклятие крепчает — это день ближе к краю для королевства. Для тебя.

Он обернулся. Его лицо было жестким, как высеченное изо льда.

— А что ты предлагаешь, Аннализа? — спросил он с убийственной холодностью. — Сильнее хотеть ? Сильнее верить? Твой дар реагирует на искреннее сострадание, помнишь? А что, если сострадания уже не хватает? Что, если его поглотил страх? Страх за тебя? За себя? За это проклятое королевство, которое я тяну за собой в пропасть?

Его слова ударили, как пощечина. «Страх за тебя? » Он боялся за меня ? И это… мешало?

— Мой страх — мой, — попыталась я парировать, но голос дрогнул. — Он не должен влиять на тебя. На нашу борьбу.

— Все влияет! — он взорвался внезапно, срываясь на крик, который оглушительно грохнул в ледяной тишине комнаты. Его серебристые глаза горели безумием и болью. — Ты думаешь, я могу просто отключить все это? Страх, что Дерн докопается? Что его пауки найдут способ использовать тебя или… или уничтожить? Страх, что южане прорвутся и сожгут все дотла, пока я тут сижу, как беспомощная льдина! Страх, что отец сойдет с ума от отчаяния! И страх… — он сделал шаг ко мне, его дыхание стало резким, белым облачком пара в холодном воздухе, — … страх, что это — то, что между нами — оно тебя убьет! Что я тебя затяну с собой в эту ледяную могилу! Ты не понимаешь? Я — проклятие, Аннализа! Ходячее несчастье! Все, к чему я прикасаюсь, превращается в лед и пепел! Мои родители, мой народ… и ты! Ты просто следующая в очереди!

Он замолчал, задыхаясь. Его тело дрожало не от холода проклятия, а от нахлынувших эмоций. В его глазах читалась не просто ярость, а паника. Паника загнанного зверя, который видит только один выход — оттолкнуть того, кто подошел слишком близко.

Я стояла, оглушенная его вспышкой, чувствуя, как его слова, как те самые ледяные иглы, впиваются в сердце. «Ходячее несчастье ». «Следующая в очереди ». Он верил в это. Искренне, до глубины души верил, что несет только гибель. И что его попытка быть рядом со мной — не спасение, а приговор.

— Так вот твое решение? — прошептала я, и голос мой звучал чужим, плоским. — Оттолкнуть меня? Вернуть все к тому, с чего начали? К целительнице и ледяному монстру? Потому что тебе так… безопаснее ?

— Безопаснее для тебя ! — он почти закричал снова, но тут же сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки. Голос его опустился до хриплого шепота, полного самоистязания. — Не видишь разницы? Раньше я был просто озлоблен. Теперь я… я знаю цену. Цену надежды. Цену тепла. И я вижу, как оно гаснет, Аннализа. Как твой дар борется все слабее. Как страх в твоих глазах… он уже не только за меня. Он за тебя саму. Ты теряешься здесь. Растворяешься. В моем мире. В моей боли. В этом проклятом холоде. Я вижу это каждый день!

Он был прав. Ужасно, невыносимо прав. Его слова попали прямо в открытую рану, которую я старательно игнорировала, замазывала надеждой и заботой о нем. Страх потерять себя. Страх стать только «целительницей Принца Льда», забыв, кто такая Алиса. Страх, что этот мир, с его ледяным ужасом, дворцовыми интригами и вечной зимой, поглотит меня без остатка, и обратной дороги не будет. Даже мысль об Эдгаре, о тепле Вейсхольма, стала какой-то далекой, почти сказочной. Как будто это была не моя жизнь, а чья-то чужая. Я чувствовала, как почва уходит из-под ног, как я цепляюсь за Кайлена, за нашу связь, как за единственный якорь, но и он, казалось, превращался в ледяную глыбу, утягивающую меня на дно.

— Я… я не растворяюсь, — попыталась я возразить, но звучало это жалко, неубедительно. Даже для моих собственных ушей. — Я просто… адаптируюсь. Борюсь. Как и ты.

— Борьба не должна означать потерю себя! — он резко оборвал. — Ты рассказывала мне о своем мире, Алиса. О солнце, о машинах, о медицине, о свободе. Где все это? Где ты ? Ты целыми днями заперта в этой башне, как и я! Твои мысли только о проклятии, о сеансах, о Дерне, о войне! Ты даже имя свое почти не слышишь! Ты — Аннализа для всех. И ты начинаешь думать как Аннализа! Отчаяние и холод — вот твой мир теперь! Разве это не потеря? Разве это не медленная смерть?

Каждое слово било в цель. Я отшатнулась, словно он ударил меня физически. Глаза застилала пелена. Он видел. Видел мой внутренний кризис, мою тоску, мой страх исчезновения. И использовал это как оружие. Чтобы оттолкнуть.

— Так что же ты предлагаешь? — спросила я, и в голосе зазвенели слезы, которые я отчаянно сдерживала. — Уйти? Бежать? Куда? В замерзшее королевство, где меня знают только как «теплую целительницу»? Или обратно в Вейсхольм, к Эдгару, и притворяться Аннализой, которой я не являюсь? Или, может, ты надеешься, что где-то там есть дверь обратно? В мой мир? В мою «настоящую» жизнь? — Я засмеялась, горько и коротко. — Даже если она существует… кто я там теперь? Девушка, выжившая после аварии? Сумасшедшая, которая бредила ледяными принцами? Я застряла, Кайлен! Между мирами! Между жизнями! И единственное, что у меня осталось… — голос сорвался, — … это ты. И эта борьба. А ты… ты хочешь отнять и это?

Он смотрел на меня, и в его глазах бушевала буря. Боль, вина, ярость, страх… и то самое, от чего он пытался убежать — любовь. Немыслимая, опасная, но настоящая. Он видел мою боль, и она ранила его сильнее любого проклятия.

— Я хочу, чтобы ты выжила , — прошептал он хрипло. — Физически. И… как личность. Как Алиса. Не как придаток к моему проклятию. Если для этого нужно оттолкнуть тебя… пусть даже в пропасть одиночества… я сделаю это. Я уже делаю. — Он отвернулся, его плечи снова сгорбились под невидимым грузом. — Уходи. Пожалуйста. Сеанс окончен. На сегодня… и, возможно, навсегда. Это… слишком большая роскошь. Надежда. Для такого, как я.

Его последние слова повисли в воздухе, холодные и окончательные, как приговор. «Навсегда ». Сердце сжалось так сильно, что я едва могла дышать. Я стояла, смотря на его спину — эту неприступную, ледяную скалу, в которую он снова превратился. Все, что было между нами — доверие, нежность, тот невероятный момент, когда лед плакал, а сердца бились в унисон — казалось, рассыпалось в прах под тяжестью его страха и моего внутреннего кризиса.

Я не нашла слов. Ни для протеста, ни для утешения, ни даже для прощания. Просто развернулась и вышла. Дверь закрылась за мной с мягким, но зловещим щелчком. Стражник у двери бросил на меня беглый, ничего не значащий взгляд. Я прошла мимо, не видя коридора, не чувствуя холода под ногами. Внутри была только ледяная пустота и отголоски его слов: «Ходячее несчастье », «Следующая в очереди », « Растворяешься» , « Навсегда» .

Мои покои встретили меня ледяным молчанием. Даже камин, где тлели жалкие угольки, не давал тепла — только слабый, умирающий свет. Я сбросила плащ, не чувствуя его веса, и опустилась на жесткую кровать. Тело дрожало, но не от холода — от шока, от опустошения. Его слова бились в висках, как молоты, выбивая последние крохи надежды.

« Растворяешься» .

Он видел. Видел то, в чем я боялась признаться себе самой. Каждый день в этом замке стирал грани. Грани между Алисой и Аннализой. Между студенткой-медсестрой и «теплой целительницей». Между свободой и заточением. Даже воспоминания о доме, о маме, о друзьях, о простых радостях — о запахе кофе по утрам, о смехе в университетской столовой, о шуме дождя по крыше автобуса — стали тусклыми, нереальными. Как будто это была не моя жизнь, а сюжет из книги или фильма.

Я пыталась цепляться за детали — за ощущения, запахи, вкусы. Но они ускользали. Заменялись запахом ледяной пыли в коридорах замка, вкусом безвкусной похлебки, ощущением вечного холода под кожей. Я ловила себя на том, что мыслю категориями этого мира — «проклятие», «Дерн», «амарантцы», «королевский указ». Я говорила на их языке, носила их одежду, подчинялась их ритуалам. Даже мой дар… он стал не просто частью меня, а моей идентичностью здесь. Без него я была бы никем. Просто южной девушкой с подозрительной историей.

« Где ты, Алиса?» — шептал внутренний голос, заглушаемый воем ветра за окном. Я закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти свое отражение в зеркале квартиры — темные волосы, собранные в хвост, обычные джинсы, смешная футболка с надписью… какая там была надпись? Не могла вспомнить. Вместо этого перед глазами вставало отражение в ледяном окне моей комнаты — бледное лицо Аннализы, обрамленное светлыми, чуть вьющимися волосами, глаза с тенью усталости и страха, платье из грубоватой, но теплой ткани, ставшее моей униформой.

Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль была реальной. Островком ощущения в этом море потери себя. Я не хотела растворяться! Я хотела остаться собой! Но как? Как сохранить Алису в этом ледяном аду, где единственный свет — это Кайлен, который сам был источником самой страшной тьмы? И который теперь отталкивал меня, чтобы… спасти? Или чтобы избавиться от еще одного напоминания о своей проклятой судьбе?

Сон не приходил. Вернее, приходили кошмары. Перемешанные, жуткие картины.

Я бегу по бесконечному коридору замка, стены которого покрыты пульсирующим, живым льдом. За мной гонится что-то холодное, безликое, дышащее ледяной ненавистью. Я кричу, но звук замерзает в горле. Впереди — свет. Теплый, золотистый. Я бросаюсь к нему, но это оказывается Кайлен. Он стоит, отвернувшись, его руки превращаются в сосульки, а когда он оборачивается, его лицо — это ледяная маска с пустыми глазницами. «Следующая в очереди», — шепчет лед. Я просыпаюсь с криком, в холодном поту, сердце колотится, как бешеное.

Потом другой сон. Я стою на операционном столе в своей же больнице. Вокруг — врачи в масках, но их глаза… глаза Дерна, леди Эльвиры. Они что-то режут во мне, вынимают куски света. «Она больше не нужна, — говорит голос Дерна. — Тепло извлечено. Аннализа исчезла. Осталось только пустое место». Я пытаюсь крикнуть, что я Алиса, но из горла вырывается только пар. И я вижу Эдгара, он стоит в дверях, смотрит на меня с ужасом и не узнает. «Ты не моя дочь», — говорит он и уходит. Я остаюсь одна, пустая, холодная, на столе под ярким светом ламп, который не греет.

Я вскакивала с постели, дрожа всем телом, обливаясь холодным потом. Воздух в комнате казался ледяным, хотя угольки в камине еще тлели. Страх был не просто эмоцией. Он был физическим ощущением — сжатие в груди, ком в горле, дрожь в коленях. Страх за Кайлена. Страх за королевство. Страх перед Дерном и его интригами. Страх перед войной. И самый глубокий, самый червивый страх — страх потерять себя. Стать призраком в чужой истории. Тенью Аннализы, забывшей, как быть Алисой.

Я подошла к узкому, заиндевевшему окну, прислонилась лбом к ледяному стеклу. Холод обжигал кожу, но это было хоть какое-то ощущение. Реальность. За окном бушевала ночь. Ветер гнал тучи снега, завывая в башнях, как потерянные души. Королевство Эйриден скрылось во тьме и вьюге. Как и мое будущее. Как и я сама.

Дни слились в серую, холодную муку. Сеансы… их не было. Кайлен отказывался. Через стражу передавал холодные, лаконичные отказы: «Не сегодня. Состояние не позволяет». Или просто молчание в ответ на просьбу стража доложить о моем приходе. Я приходила к его двери, стучала — в ответ тишина или короткое «Уйдите» от одного из ледяных стражей у входа.

Одиночество в моих покоях стало почти физической болью. Я пыталась заниматься чем-то — перебирала скудные вещи, смотрела в книгу стихов, но буквы расплывались перед глазами. Пыталась направлять дар на саму себя, ища утешения в тепле, но он отвечал вяло, как будто тоже был подавлен, напуган. Страх и тоска выедали меня изнутри. Я почти не ела. Спала урывками, просыпаясь от тех же кошмаров.

Мое отсутствие на «посту» не осталось незамеченным. Дерн не приходил, но его присутствие ощущалось в усилившемся внимании служанок, в слишком частых патрулях стражи мимо моей двери, в шепоте, который затихал, когда я появлялась в столовой для прислуги (я избегала есть в одиночестве, ища хоть каких-то звуков жизни). Взгляды были разными: любопытными, сочувствующими (редко), опасливыми, враждебными.

Однажды, когда я брела по пустынному коридору, стараясь держаться подальше от чужих глаз, ко мне почтительно, но настойчиво приблизилась леди Эльвира. Та самая, с лицом изо льда и голубыми, как осколки, глазами.

— Аннализа, — ее голос был сладким, как отравленный мед. Она улыбалась, но глаза оставались холодными. — Как вы себя чувствуете? Выглядите… бледной. Не заболели ли? В такое время, когда ваш дар так нужен Его Высочеству… и королевству. — Она сделала паузу, давая словам впитаться. — Странные слухи ходят. Будто бы Принц… отказался от ваших услуг. Неужели ваше чудесное тепло… иссякло? Или, может быть, — она наклонилась чуть ближе, и я почувствовала запах дорогих, леденящих духов, — … само Его Высочество осознал тщетность ваших усилий? Или… опасность?

— Опасность? — я невольно отшатнулась. Ее слова, ее близость, ее сладкий яд — все это вызывало тошноту.

— Ну конечно, милая, — ее улыбка стала шире, жестче. — Вы же южанка. Чужая. С непонятным даром. В столь… деликатное для королевства время. Война на пороге. Кто знает, чьи интересы вы на самом деле представляете? Может, тепло ваших рук — лишь приманка? Чтобы усыпить бдительность? Ослабить нашего Принца перед ударом? — Она поймала мой взгляд, полный ужаса и возмущения, и ее голос стал шепотом, зловещим и четким. — Будьте осторожны, целительница. В Эйридене чужакам с теплыми руками и холодным сердцем не место. Особенно когда они начинают… мешать.

Она не стала ждать ответа. Развернулась и поплыла прочь по коридору, оставив меня стоять с перехваченным дыханием и ледяным ужасом в груди. Ее слова были не просто злобной сплетней. Это был намек. Угроза. Дерн, или те, кто за ним стоял, готовили почву. Чтобы представить меня не просто неэффективной, а опасной . Шпионкой. Предательницей. И Кайлен, оттолкнувший меня, играл им на руку. Его молчание, его отказ — все это выглядело как подтверждение ее ядовитых намеков.

Я вернулась в свои покои, едва держась на ногах. Страх достиг нового, парализующего уровня. Страх не только за себя, но и за Эдгара. Если меня объявят предательницей, до него доберутся. Обвинят в сговоре. Убьют. Мысль об этом была невыносимой.

Я заперла дверь на засов (бесполезный жест против реальной угрозы, но психологический барьер) и опустилась на пол у кровати, обхватив колени руками. Дрожь сотрясала все тело. Я была в ловушке. Со всех сторон. Внешние враги — война, интриганы. Внутренние враги — проклятие Кайлена, его отчаяние, мой собственный кризис идентичности. И не было выхода. Ни вперед, ни назад.

Мой взгляд упал на сундук в углу комнаты. Там, под грудой белья, лежал черный камень Аннализы. Камень, который она нашла в лесу. Камень, который, возможно, усилил ее дар, а потом привел к «болезни». Камень, который кто-то уже изучал. Я встала, подошла к сундуку, откинула крышку. Запах сушеных трав и шерсти ударил в нос. Я порылась в груде вещей и нащупала гладкую, прохладную поверхность камня. Вытащила его.

Он лежал у меня на ладони, тяжелый, инертный. Черный, с теми самыми тонкими, едва заметными прожилками, которые иногда, казалось, мерцали изнутри тусклым светом. Сейчас он был просто камнем. Но когда я сжала его в кулаке, сосредоточившись, я почувствовала… слабую вибрацию. Едва уловимую пульсацию, как далекое эхо. Оно не было теплым или холодным. Оно было… чужеродным . Как будто камень был антенной, улавливающей что-то извне. Или изнутри меня самой?

Я прижала камень ко лбу, закрыв глаза. « Помоги» , — мысленно взмолилась я, не зная, к кому или чему обращаюсь. К камню? К Аннализе, чьей жизнью я жила? К Алисе, которая терялась во мраке? К Эдгару? К Кайлену? — « Помоги мне не сломаться. Помоги мне вспомнить, кто я. Помоги нам…»

В ответ — только тихая вибрация камня и вой ветра за окном. И всепоглощающее чувство потерянности. Я была Алисой, затерявшейся в стране ледяных чудес, где каждое чудо оборачивалось кошмаром. И Белый Кролик, за которым я когда-то побежала, обернулся Принцем Льда, который теперь сам бежал от меня в свою ледяную нору отчаяния. А пропасть под ногами становилась все шире, и цепляться было не за что. Только за холодный черный камень в моей дрожащей руке и за тень самой себя, которая таяла с каждым ледяным дыханием Эйридена.