Город Звёзд

Глава 24 Золотые сети

Когда Джорджия вошла в гостиную своего родного дома, ей пришлось затратить несколько секунд, чтобы освоиться. Она смертельно устала, и люди, которых она оставила в Овне, казались ей более реальными, чем собственная семья. Джорджия постаралась сосредоточить свое внимание на Фалько, выглядевшем в каком-то смысле наиболее знакомым из всех присутствующих.

Пока остальные молча смотрели на нее, Джорджия, едва шевеля губами, шепнула Фалько:

— Я победила! — и, прежде чем разразилась гроза, успела еще заметить мелькнувшие на его лице удивление и радость.

В комнате находились Мора, Ральф, Рассел, Мулхолланды и какие-то незнакомые мужчина и женщина, которые, как постепенно сообразила Джорджия, были офицерами полиции. Полицейские, правда, задерживаться не стали — с их точки зрения расследование дела о пропавшей без вести особе было благополучно закончено, а у них было достаточно и других дел.

Как только полицейские вышли, Ральф направился на кухню, чтобы приготовить кофе. Он прихватил с собой и протестующего Рассела, которому ужасно хотелось остаться и посмотреть предстоящий спектакль. Но отец остался непреклонен.

Буря бушевала несколько минут, показавшихся Джорджии часами. Одни и те же вопросы звучали всё снова и снова. Где Джорджия была? С кем она была? Что она делала? Что обо всем этом было известно Николасу?

Никому эти вопросы ничего не дали. Что могла ответить на них Джорджия? Что она была в ином мире, участвовала там в скачках, победила, а потом целую ночь праздновала, танцевала и целовалась и с аристократами, и с простыми горожанами? Что она видела крылатую лошадь? Что она сорвала политический заговор? Что она была в том мире вместе с покойным сыном Мулхолландов? Что «Николас» — аристократ, живший много сотен лет назад в другом измерении? И что она сама была там героем, известным под именем Джорджио?

Ответь она таким образом, Мора и Ральф, что бы они ни думали до этого, наверняка решили бы, что она находится под действием каких-то наркотиков. Поэтому Джорджия упорно держалась за несколько простых утверждений.

— Я ничего не могу рассказать вам. Ничего плохого я не делала. Я должна была выполнить данное мною обещание. Николас ни о чем не знает.

(При последнем утверждении следовало бы скрестить пальцы, но ведь действительно знал, где она была, Фалько, а не Николас).

— Держу пари, тот старый извращенец из лавки со всяким хламом что-то знает обо всем этом, — высказал свое мнение Рассел, и допрос возобновился с новой силой.

К счастью, Дэвид Мулхолланд, хорошо, как выяснилось, знакомый с Мортимером Голдсмитом, начисто отверг саму мысль о том, что старик может быть замешан в какие-то темные делишки.

— Мистер Голдсмит ко всему этому не имеет никакого отношения, — вяло проговорила Джорджия. — Можно мне пойти и лечь? Я страшно устала.

— Нельзя же исчезать из дому на целые сутки и ожидать, что это просто сойдет тебе с рук! — взорвалась Мора. — Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Не хочу хоть когда-нибудь пережить еще один такой день. — Она расплакалась.

Джорджия отвратительно чувствовала себя. Не так должен был бы заканчиваться этот день, день ее триумфа и славы. Непереносимо было видеть слезы матери и встревоженные лица всех остальных, исключая явно злорадствовавшего Рассела да еще Фалько, отлично знавшего, где Джорджия находилась и в том, и в другом мире.

— Прости меня, мама, — сказала Джорджия. — Мне необходимо было кое-что сделать. Ничего незаконного, опасного (она вновь скрестила пальцы) или такого уж глупого. Но рассказать тебе об этом я никак не могу. Ты должна просто поверить мне. Я сказала, что буду у Мулхолландов для того, чтобы ты не беспокоилась. Но то, что я должна была сделать, отняло больше времени, чем я предполагала, вот и всё. Больше, я обещаю, такого никогда не случится. А теперь можете ругать и наказывать меня как только захотите, но мне надо лечь — я не спала, сама уже не помню, с каких пор.

— Оставь ее, Мора, — сказал Ральф. — Пусть отдохнет. Завтра еще раз поговорим обо всем.

— Что ты имеешь в виду, говоря о помолвке? — спросил Никколо голосом человека, еще не вполне пришедшего в себя, когда Гаэтано и Франческа вернулись в комнату и сообщили ему о своем решении. — А как же герцогиня?

— Я просил ее руки, отец, — ответил Гаэтано, успевший уже объяснить всё своей кузине. — Я сделал то, что ты велел, но она отказала мне. Она сказала, что навсегда останется моим другом, но что сердце ее принадлежит другому. А затем она велела мне пойти и отыскать Франческу.

— Я же свободна принять его предложение, дядя, — сказала Франческа. — Мой беллецианский брак уже расторгнут.

Герцог Никколо долго смотрел на них. Все его планы рушились один за другим. Он видел, что молодые люди любят друг друга, и начал уже мысленно строить новые проекты. Гаэтано не получит Беллецию, но вполне может после смерти старого Жакопо унаследовать титул герцога Фортеццы. У Жакопо ведь нет сыновей, а дочерей можно выдать за других сыновей или племянников Никколо, чтобы осчастливить их, а заодно гарантировать, что у них не появятся нетитулованные мужья, готовые воспротивиться притязаниям Гаэтано.

— Хорошо, — сказал он. — Я благословляю вас. А теперь идите и сообщите всем о своей помолвке. Я останусь здесь с Фалько.

Арианна принимала гостью. Уснуть ей так и не удалось, и она уже переоделась в дневной костюм, когда слуга ввел в ее покои эту женщину.

— Синьора Беллини, — объявил он и вышел из комнаты.

— Сильвия, — проговорила Арианна, когда за слугой затворилась дверь. Матерью она никогда ее не называла. Это имя она сохраняла для тети, воспитывавшей ее в безвестности на одном из островков Лагуны в то время, как Сильвия Беллини правила Беллецией, защищая город от притязаний ди Кимичи,

— Доброе утро, дорогая моя, — сказала Сильвия, отбрасывая вуаль.

— Полагаю, не стоит говорить о том, как опасно тебе приходить сюда? — заметила Арианна.

— Ничего страшного. Никто здесь, кроме тебя и твоего отца, не знает меня в лицо.

— Но ты же не оставалась здесь на ночь? — спросила Арианна, побледнев от одной мысли о подобном риске.

— На какую ночь — после всего этого праздника? Нет, я была в Овне. И разговаривала там с твоим молодым человеком.

— Которым? — с кислым видом поинтересовалась Арианна.

— Тем, который намерен просить тебя выйти за него замуж. Тем, которому нужна Беллеция.

— Ты имеешь в виду Гаэтано, — кивнула Арианна. — Что ты сказала ему?

— Предложила хорошенько подумать, прежде чем бросать старую любовь и обращаться к новой.

— Ну, похоже, что твои слова не произвели особого впечатления. Он сделал мне предложение на самом рассвете, когда мы возвращались во дворец.

Несколько мгновений Сильвия молча смотрела на дочь, азатем проговорила:

— Слишком раннее время дня для такого серьезного разговора. Что же ты ответила ему?

— Я отказала ему.

— Из каких соображений?

— Из тех соображений, что я не чувствую любви к нему и, более того, полагаю, что и сам он любит другую девушку. Вполне, на мой взгляд, достаточная причина.

— Да, для простой девушки с островов Лагуны, — сказала Сильвия. — Только ты перестала быть ею. Ты знаешь, что на выбор должны влиять не чувства, а иные соображения.

Арианна широко раскрыла глаза.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мне следовало принять его предложение? Предложение ди Кимичи? Он стал бы герцогом Беллеции, и его семейство не успокоилось бы до тех пор, пока не заставило бы меня присоединиться к их республике. И тогда он стал бы настоящим герцогом — не мужем герцогини, а единовластным правителем. Беллеция потеряла бы свою независимость, свои традиции — всё, за что ты сама так долго боролась.

— Ты уверена, что отвергла его из столь возвышенных соображений, а не потому, что хотела сохранить свою свободу для кого-то другого? — спросила Сильвия.

— А если даже так? — ответила уязвленная вопросом матери Арианна. — Ты говоришь о долге и ответственности, но сама-то вышла замуж по любви. Ты не можешь запретить мне сделать то же самое.

— Я не собираюсь ни запрещать, ни разрешать тебе делать что бы то ни было, — сказала Сильвия. — Хочу лишь ясно представлять причины твоих поступков.

В дверь постучали, и слуга ввел в комнату Гаэтано. Молодой человек вошел, широко улыбаясь и ведя под руку Франческу.

— Прошу простить меня, ваша светлость, — церемонно поклонившись, произнес он. — Беседуя с вами сегодня утром, я не знал, что вы уже помолвлены. — Гаэтано бросил полный любопытства взгляд на свою вчерашнюю таинственную собеседницу.

— Мне кажется, это вы помолвлены, — улыбнувшись, ответила Арианна и протянула руки Франческе. — И еще мне кажется, что мы гораздо лучше поладим теперь, когда вы перестали быть беллецианкой!

— Отец дал нам свое благословение, — сказал Гаэтано. — Надеюсь, и вы не откажете нам в нем.

— Разумеется, — ответила Арианна. — И буду ждать приглашения на свадьбу.

Джорджия проспала шесть часов — с половины восьмого вечера до половины второго ночи, когда ее разбудило приглушенное дребезжание засунутого под подушку будильника. Она села в кровати, зевая и оглядывая ставшую какой-то непривычной комнату. Вечером она придвинула к двери комод, чтобы возместить отсутствие замка, сорванного, когда Ральф взламывал дверь.

Вынув из кармана крылатую лошадку, Джорджия сжала ее в руке и вновь откинулась на подушки. Снова уснуть не составило ни малейшего труда.

Очень уж рано в округе Овна на следующий день после Скачек не проснулся никто. Чезаре чувствовал, что мог бы и неделю проспать после своего заточения, бегства и стремительного полета к Звездному Полю, не говоря уже о съеденном и выпитом во время праздника. Лошади, однако, нуждались в уходе, да и мысль о завтраке, пусть даже позднем, тоже выглядела весьма привлекательно.

Кое-как спустившись вниз, он направился на кухню и нашел там Терезу, расставлявшую на столе хлеб, сыр, оливки и фрукты.

— Где это все? — спросил Чезаре, беря из рук Терезы тяжелый кувшин с элем и ставя его на стол.

— Отец в конюшне вместе с Лючиано и доктором Детриджем, — ответила Тереза. — А близнецы играют во дворе. Беллецианцы придумали для них что-то вроде забавной клетки, и твои сестренки тоже играют там вместе с малышами — подозреваю только, что им эта новость быстро надоест.

Взяв ломоть хлеба, Чезаре вышел во двор. Его сводные братья и сестры сидели или стояли в загончике со стенками из досок, поставленных слишком тесно для того, чтобы между ними можно было пролезть. Детридж и Лючиано сквозь промежуток между досками подавали им леденцы. Чезаре как раз смотрел на них, когда из конюшни вышла Джорджия. Свой красно-желтый камзол наездника Овна она сняла, вернувшись к своей обычной одежде.

— О, я вижу, вы соорудили манеж, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Юный Лючиано поведал мне о подобной вещи, и я сподобился изготовить ее вместе с ним и синьором Паоло, — сказал Детридж, явно весьма удовлетворенный достигнутым результатом.

— Детишки всё время рвались в конюшню, чтобы поглядеть на Мерлу, — объяснил Лючиано. — А Тереза боялась, что какая-нибудь лошадь наступит случайно на кого-то из них.

Появившаяся в дверях Тереза позвала всех завтракать, но детвора заупрямилась, требуя, чтобы ей устроили пикник прямо в манеже.

— Да пусть позабавятся, — сказал Детридж. — Я присмотрю за ними.

В конце концов Тереза вынесла во двор поднос с едой и питьем для себя, Детриджа и малышей, так что в дом вместе с Лючиано и Джорджией отправились завтракать только Чезаре и Паоло.

После вольностей вчерашнего праздника молодые люди чуть смущенно поглядывали друг на друга.

— Старый доктор, по-моему, очень любит детей, — заметил Чезаре.

— Он никогда не говорит о своих детях, — сказал Лючиано, — но мне кажется, ему очень тяжело было покинуть их.

— Как дела у тебя дома, Джорджия? — спросил Паоло. Глубокий вздох девочки заставил всех поднять глаза.

— Могло быть и хуже, — сказала она. — Хотя, может быть, до самого худшего еще просто не дошло. Сегодня мне надо пораньше вернуться обратно и с самого утра быть готовой к разговору с родителями. Они отпустили меня спать, потому что я выглядела слишком уж усталой, но так и не сказали, какое меня ждет наказание.

— Мне очень жаль, что из-за нас ты будешь наказана, проговорил Паоло. — Ты сказала «мои родители». Я первый раз слышу, что ты так называешь их обоих вместе.

Джорджия и сама была немного удивлена. А ведь это правда, подумала она. Хотя Ральф силился по возможности держаться в стороне, когда Мора набросилась на нее, он явно старался отнестись к Джорджии с заботой и пониманием. Может быть, когда-нибудь она станет думать о нем как об отце?

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась высокая фигура Родольфо.

— Пришел к вам с новостями, — проговорил он, присоединяясь к сидящим за столом. — В семействе ди Кимичи намечается свадьба.

Джорджия увидела, как смертельно побледнел Лючиано, да и сама она, вероятно, выглядела немногим лучше.

— Гаэтано женится на своей кузине Франческе, — продолжал Родольфо. — Ты, вероятно, помнишь ее, Лючиано. Она была той кандидатурой, которую на выборах посол выдвигал против Арианны. Ее брак с советником Альбани уже расторгнут.

— Да, помню, — сказал Лючиано, выказывая гораздо большее спокойствие, чем было у него на душе. — Это дочь принца Беллоны, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнул Родольфо. — Молодые люди еще с детства были влюблены друг в друга. Я оставил их, рассказывающими герцогине об этом.

— Арианна знает? — спросил Лючиано. — И не возражает против их брака?

Родольфо чуть приподнял бровь.

— Об этом спросишь у нее самой. Ведь через несколько дней мы все вместе отправимся домой, в Беллецию.

Улыбка Лючиано была полна и облегчения, и радости.

— Чего же мы дожидаемся?

— Мне неприятно говорить об этом, но, насколько я понимаю, мы дожидаемся смерти Фалько ди Кимичи, — ответил Родольфо. — Или его выздоровления. Мы вынуждены были ждать завершения Скачек, — добавил он, бросив серьезный взгляд на Джорджию. — Сейчас, однако, я должен еще раз попросить вернуть мальчика назад.

Ринальдо ди Кимичи находился с визитом у своего брата в округе Козерога. Альфонсо, молодой герцог Воланы, был начисто разочарован нынешними Скачками. Папаверо, наездник Козерога, ничего не добился на своем Брунелло, и обошлось даже без приличной драки между болельщиками различных округов. Альфонсо присутствовал на банкете в папском дворце, но похоронное настроение, царившее в округе Близнецов, не способствовало особому веселью, так что герцога всё больше тянуло вернуться в свой город. Однако, как и все его родные, он считал, что покинуть Ремору сейчас, когда младший сын Никколо находится в такой опасности, будет просто неприлично.

Вздохнув, Альфонсо проговорил:

— Отправлюсь, пожалуй, в лечебницу. Навещу дядю Никколо и выясню, как там обстоят дела. Неприятная история…

— Я пойду с тобой, — сказал Ринальдо. — Надо выяснить, какие у него на мой счет планы после провала последней попытки прибрать Беллецию к рукам. Ты ведь слыхал, что сватовство Гаэтано было отвергнуто? Теперь он собирается жениться на кузине Франческе.

— Вот как? Кажется, будто мы всего несколько месяцев назад были детьми и летом целые дни проводили за играми в Санта Фине. Франческа и тогда очень дружила с ним. А Фабрицио всегда держался вместе с Катериной.

— Может быть, они тоже не прочь будут составить пару? — сказал Ринальдо, которому весьма пришлась по душе возможность выдать свою младшую сестру за наследника титула и богатств ди Кимичи.

На лице Альфонсо появилось задумчивое выражение.

— Это может оказаться неплохой идеей, пока Никколо в таком сговорчивом настроении. Давай-ка пойдем и предложим ее.

В Талии Джорджия чувствовала себя так же загнанной в угол как это было после ее возвращения домой. Родольфо захотел побеседовать с нею с глазу на глаз, и сейчас они сидели в комнате Детриджа. Рядом не было готового прийти на помощь Лючиано. Рассчитывать в противостоянии с беллецианским страваганте приходилось только на собственные силы.

— Фалько собираются сделать операцию, после которой он снова сможет нормально ходить, — проговорила она. — И ему нравится жить с Мулхолландами — я думаю, что в конце концов они усыновят его.

— И все вновь будут счастливы? — сказал Родольфо. — Так не бывает, Джорджия. Никто не заменит им Лючиано. Это невозможно.

— Вы думаете, я этого не понимаю? — с трудом сдерживая слезы, ответила Джорджия. — Но люди могут получить если не замену, то утешение. Они потеряли сына, а Фалько потерял семью. Так будет правильно, я это чувствую.

— Я не подвергаю сомнению твои чувства, — мягко проговорил Родольфо. — Только лишь твои познания и, быть может, мудрость. Фалько не потерял свою семью — он покинул ее. Когда он умрет, а в Талии, если только ты не спасешь его, это произойдет очень скоро, последствия могут быть такими, каких ты и представить себе не можешь. Последствия для Талии, для врат между мирами, для всех Странников. Если ты нуждаешься в моей помощи, я отправлюсь вместе с тобой. — Он на мгновенье умолк. — Ты больше не носишь колечко, служившее талисманом для Фалько — где оно?

— В мусоропроводе нашей кухни, — ответила Джорджия. Так страшно ей не было, даже когда ее допрашивал герцог Никколо или когда наездник Рыб обрушивал удары хлыста на ее голову. Мысленно она собрала все силы, чтобы встретить реакцию Родольфо. Он просто встал и подошел к окну.

Через мгновенье Родольфо повернулся и посмотрел на Джорджию. У него был страшно усталый вид, и Джорджия почувствовала, как тяготит Родольфо лежащая на нем ответственность.

— Полагаю, это означает, что ты уничтожила его, — сказал он. — Ты не послушалась меня. Мне кажется, я понимаю, почему ты так поступила. Ты веришь, что радость и утешение, принесенные в одном мире, могут уравновесить горе и боль потери в другом мире. Надеюсь, что ты права, потому что и тебе, и Лючиано будет угрожать теперь страшная опасность.

Казалось, что герцог Никколо едва узнает своих племянников.

Он сидел так же, как почти все последние две недели, держа в своих ладонях истончавшую, словно у скелета, руку сына.

— Врачи ошиблись, — проговорил герцог. — Фалько всё еще жив.

— Я искренне сочувствую вам, дядя, — сказал Альфонсо. Это было правдой — как и все ди Кимичи, он любил маленького принца. Два года назад все они были огорчены известием о несчастном случае с Фалько, а сейчас у каждого на сердце было и того тяжелее. Однако то, что я узнал о Гаэтано, кажется мне доброй вестью. Хорошо, что мои родственники сумели найти свое счастье даже в это время печали. Они молоды, здоровы и порадуют вас внуками.

Герцог вздрогнул так, что Альфонсо испугался, подумав, что допустил бестактность. Оказалось же, что ему удалось направить мысли главы семейства в новое, более оптимистичное русло.

— Ты прав, и хорошо, что ты заговорил об этом, — сказал герцог. — Надо смотреть в будущее. Только как получилось, что Гаэтано женится совсем молодым, тогда как два его старших брата остаются холостяками? Да и сестра его всё еще не замужем. Всем им надо жениться — тебе, кстати, тоже, Альфонсо, да и Ринальдо, если хочешь знать. Семья ди Кимичи должна расти. У тебя ведь есть сестра, не так ли? Моя племянница… как же это ее зовут… Катерина? Симпатичная девочка, насколько я помню. Не хотел бы ты выдать ее за одного из моих сыновей? Воланская ветвь нашей семьи процветает и множится в отличие от ветви, правящей в Мореско, которая, похоже, скоро окончательно вымрет.

Герцог говорил немного бессвязно, он уже строил новые планы, мысленно обозревая будущих наследников и вечно ветвящееся семейное древо, отягощенное плодами чресл ди Кимичи. Альфонсо был несколько растерян, но одновременно и об радован уступчивостью дяди.

— Мне кажется, Катерина всегда питала теплые чувствах моему кузену Фабрицио… — начал он.

— Отлично, отлично, — перебил его герцог. — Я сегодня же поговорю с ним на эту тему. Совершенно ни к чему тянуть время. У тебя самого есть какие-нибудь планы насчет женитьбы?

— Нет ли у вас, дядя, каких-либо соображений на этот счет? Мне бы не хотелось жениться, не получив вашего одобрения.

— Правильно, очень правильно, — сказал герцог, мозг которого явно уже начал работать над этой проблемой. — Что ты скажешь насчет Бьянки, младшей дочери старика Джакопо? Старшая… как бишь ее — Лючия?.. будет, мне кажется хорошей парой для Карло. Я хочу, чтобы после смерти Джакопо Фортецца перешла к Гаэтано, так что девочкам надо подобрать хороших мужей.

Альфонсо кивнул. Он понятия не имел, что скажет об этом неожиданном предложении Бьянка, которую он видел вчера вместе с ее сестрой на банкете, но похоже было, что в этом году среди ди Кимичи состоится масса браков, а ему уже двадцать шесть лет и он совсем не против женитьбы. К тому же, Бьянка, вне всяких сомнений, очень привлекательная девушка. В роду ди Кимичи все женщины были красивы, да и среди мужчин лишь немногие, вроде Гаэтано или Ринальдо, отнюдь не отличались красотой. Что, впрочем, не помешало Гаэтано выиграть в этой неожиданной свадебной лотерее красавицу Франческу.

— А как насчет тебя, Ринальдо? — спросил герцог, весьма довольный тем, как были восприняты его новые планы.

— Я… у меня нет желания жениться, — смущенно пробормотал Ринальдо, — Умоляю вас исключить меня из этих планов. Во всех других отношениях я, разумеется, готов служить вам.

— Гм-м… — задумчиво протянул герцог. — Ты вообще-то религиозен?

После разговора с Родольфо Джорджия чувствовала себя совершенно несчастной. Кто она такая, чтобы спорить с самым выдающимся страваганте всей Талии? Малым утешением было то, что Лючиано принял ее сторону, а Паоло и Детридж колебались, не зная, чьи доводы можно считать более вескими. Она бродила по конюшенному двору, не ведая, чем заняться теперь, когда завершились Скачки, а с ними, по-видимому, и ее миссия в Реморе.

В дверях конюшни появился Чезаре с пристроившейся у него на руках серой кошкой.

— Похоже, тебе надо немного развлечься, — обратился он к Джорджии. — Как насчет того, чтобы проехаться на Мерле?

Джорджия ушам своим не могла поверить. Проехаться на крылатой лошади? Да ради этого можно стерпеть любое ожидающее ее дома наказание.

— А можно? — спросила она. — Паоло не станет возражать?

— Да он сам это и предложил, — ответил Чезаре. — Он ушел по делам в город, но перед уходом сказал, что тебе после разговора с Родольфо надо как-то поднять настроение.

Дважды уговаривать Джорджию не было надобности. Чезаре вывел Мерлу из конюшни, и они вдвоем старательно занялись ею. В отличие от обычной лошади, Мерле надо было не только расчесать гриву и хвост да пройтись щеткой по ее лоснящимся бокам, но еще и обратить особое внимание на перья. Мерла послушно распрямляла свои крылья, позволяя приглаживать каждое перо и аккуратно счищать прилипшие к ним комочки грязи.

О том, чтобы оседлать крылатую лошадь, не могло быть речи, и Джорджия решила обойтись заодно и без поводьев. В конце концов, сумел же управиться без них Лючиано. Джорджия вывела Мерлу со двора и повела подальше от узких улочек, пока не нашла открытое место, достаточно большое для разбега крылатой лошади. Чезаре пошел вместе с ними и, подставив колено, помог девочке взобраться на спину Мерлы. Джорджия взглянула на его открытое, добродушное лицо и поняла вдруг, до чего же он дорог ей. Это был настоящий друг, такой же, как и Алиса. Человек, на которого можно положиться абсолютно во всем.

— Спасибо, Чезаре, — сказала она.

— Да не за что, — ответил он. — Из-за крыльев на нее труднее садиться, чем на обычную лошадь.

— Я имела в виду, спасибо за то, что ты всегда так хорошо относишься ко мне. Я и о Скачках говорю, и вообще.

Чезаре пожал плечами.

— Скачки и другие еще будут. К тому же ты отдала мне серебро герцогини… Ну давай, лети! — Он легонько хлопнул Мерлу по крупу.

Крылатая лошадь подняла голову и заржала, а потом, вытянув шею, начала разбег. Она всё ускоряла свой бег, и Джорджия покрепче вцепилась в ее гриву. Это было похоже на взлет самолета — с той разницей, что машина не вызывала бы ощущения такого тесного, живого контакта, как лошадь. Еще один скачок, и ноги Мерлы замерли, а всю работу приняли на себя крылья. Круто поднявшись вверх, Мерла выровняла полет на удобной для себя высоте, и взмахи крыльев стали реже ровно настолько, чтобы нести лошадь и ее всадницу вперед в голубом небе над Реморой.

Они летели на север, всё дальше от города, но, устроившись наконец поудобнее, Джорджия подтолкнула Мерлу правым коленом и легонько потянула за гриву, показывая, что хотела бы изменить направление полета. Крылатая лошадь не имела ничего против, она и сама не хотела возвращаться к тому месту, где ее держали взаперти. Мерла наслаждалась дневным полетом, когда теплые лучи солнца падали на ее мерно работающие крылья.

Далеко внизу лежала Ремора. Расстояние смывало различия и границы между ее округами, превращая в единый шумный, суетный город. На улицах и площадях виднелись крохотные фигурки горожан, глядевших вверх, прикрывая ладонями глаза от солнца. Мерла перестала быть секретом, став гордостью и радостью всего города, хотя, конечно, львиная доля ее славы досталась Овну. Однако даже сердца Близнецов или Рыб ликовали при виде Мерлы — как бы то ни было, все они были реморанцами, и во всей Талии крылатой лошадью не мог похвастаться никто, кроме их города.

Теперь они летели в сторону Белле Винье, того самого местечка, куда Джорджия приезжала в карете ди Кимичи в тот день, когда началась их дружба с юными принцами. Это было немногим больше месяца назад, сейчас Фалько обитал в другом мире, а Гаэтано собирался жениться. За это время Джорджия, Чезаре и Лючиано успели полетать на крылатой лошади, а Овен выиграл Звездные Скачки. Что же с каждым из них будет дальше?

Джорджия чувствовала, что ее приключения в Реморе подходят к концу. Через неделю она уедет во Францию, если, конечно, родители всё еще хотят взять ее с собой. Беллецианцы по всей вероятности, уедут даже еще раньше. Тяжело было лаже думать об этом.

Сейчас ей хотелось только одного — вечно лететь, прижавшись лицом к теплой шее Мерлы и слушая, как медленно, равномерно бьют по воздуху ее черные крылья.

Фалько лежал без сна в комнате, которая когда-то была комнатой Лючиано. Сцена в доме Джорджии была ужасной, но, по крайней мере, Джорджия благополучно вернулась в свое здешнее тело. Тем не менее, ему недоставало ее присутствия в комнате, и он не мог уснуть, думая о том, что же все-таки произошло с нею в Талии. Джорджия сказала, что она выиграла Звездные Скачки, но это казалось чем-то совершенно уж неправдоподобным. Фалько хорошо знал, какие деньги его отец и дядя готовы были потратить, чтобы обеспечить победу Близнецов или Девы.

Отправилась ли Джорджия снова в тот мир, подумал Фалько, почувствовав себя начисто оторванным от прежней жизни. Как у Гаэтано обстоят дела с его сватовством к герцогине? Чем занимается отец? На все эти вопросы он не получит ответа, пока не сможет поговорить с Джорджией. А пока этих ответов у него не будет, ему не уснуть.

Джорджия вновь повернула к городу, поскольку уже начинало вечереть. Пока Мерла не спеша летела, возвращаясь домой, в памяти Джорджии всплыла строчка из стихотворения, которое очень любила Мора: «Мгновенье не поймать и в золотые сети». Это верно, подумала Джорджия. И всё же, будь у нее золотая сеть, именно это мгновение она хотела бы удержу навеки.

Мерла начала понемногу снижаться, и великолепный полег подошел к концу. С тех пор каждый раз, когда Джорджии приходилось тяжело, ей стоило закрыть глаза, чтобы вновь оказаться верхом на крылатой лошади, кружащей над Городом Звезд окруженным пурпурными и золотыми полями шафрана,

После того, как Джорджия соскочила на землю, Мерла тряхнула крыльями, уронив при этом на камни одно из своих черных перьев. Джорджия подобрала его и положила в карман вместе с этрусской лошадкой. Быть может, делать так не следовало, но оставлять это перо в Реморе Джорджия не собиралась.

Лючиано встретил ее, когда она вела Мерлу в конюшню. Он подождал, пока крылатая лошадь будет вытерта и накормлена, а потом попросил Джорджию немного пройтись вместе с ним.

— Хорошо, — ответила Джорджия. — Только недолго. Мне сегодня надо вовремя вернуться домой.

Они пошли, как уже не раз до этого, на Звездное Поле. Красно-желтый шарф Чезаре всё еще развевался на центральной колонне, но там, где всего лишь сутки назад была скаковая дорожка, уже разгуливали горожане и приезжие туристы. Многие из них узнавали Джорджию, встречая ее приветственными возгласами и аплодисментами.

— Ты стала местным героем дня, — улыбнувшись, сказал Лючиано.

— Это может вскружить мне голову, — ответила Джорджия. — Буду ожидать такой же встречи, когда снова появлюсь в школе после каникул.

— А я вернусь в Беллецию, чтобы подучиться и стать настоящим страваганте.

— Это еще почище наших экзаменов, — заметила Джорджия.

— Мне будет не хватать тебя, — неожиданно проговорил Лючиано.

— Правда? — ответила Джорджия, думая при этом: «Господи, не дай мне только покраснеть или разреветься».

— Для меня большая поддержка встреча с кем-либо из моего прежнего мира. Сначала это было невыносимо больно, но теперь мне хочется знать обо всем, что происходит там с Фалько и моими родителями.

— Но ты же говорил, что несколько раз бывал там. Разве ты не можешь перенестись туда и увидеть всё своими глазами?

— Могу, но это очень тяжело, — тихо проговорил Лючиано. — Теперь я чувствую себя там каким-то… ну, не вполне материальным. Так странно, когда ты можешь видеть своих родителей, но не имеешь возможности жить вместе с ними. Знать, что они могут видеть меня, и не иметь возможности объяснить, что же со мной на самом деле произошло.

— Может быть, всё станет легче, если ты станешь чаще бывать там. И может быть, я тоже смогу видеться там с тобой?

— Мне бы хотелось этого, — сказал Лючиано, беря Джорджию за руку. — Я не могу это объяснить как следует, но мне кажется, что ты как-то по-особому связана со мной, что ты то звено, связывающее меня с прежним миром, которым здесь не может быть больше никто, даже доктор Детридж. Мир, из которого он попал сюда, не имеет ничего общего с миром, откуда пришел я.

Хорошо быть кем-то особым, подумала Джорджия, пусть даже это не совсем то, чего тебе хотелось бы.

— Мне надо возвращаться, — сказала она. — Пора уходить в тот мир.

— Тогда, если не возражаешь, я прямо здесь попрощаюсь с тобой. Хочу зайти еще во дворец и повидать Арианну.

— А это не опасно? — с тревогой спросила Джорджия. — Что, если герцог там сейчас?

— Я не могу всё время жить в страхе перед герцогом, — ответил Лючиано. Наклонившись вперед, он обнял Джорджию и легко коснулся губами ее щеки.

А затем он быстро зашагал через Звездное Поле.