В своем мире Джорджия проснулась, охваченная паникой. Родольфо был в таком гневе, что мог решить перенестись в Англию вместе с нею. Мысль об одетой в черный бархат фигуре, появляющейся в ее комнате, и необходимости давать какие-то объяснения, если Рассел столкнется с незнакомцем на лестничной площадке, довела Джорджию почти до истерики. Впрочем, она тут же успокоилась. Родольфо в ее комнате не было, а если бы он появился здесь, Рассел вред ли мог оказаться для него равным соперником. Было бы даже любопытно взглянуть на их схватку.
Джорджия поспешила покончить с обычными утренними делами, чтобы поскорее встретиться с Фалько, но, уже подходя к его дому, поняла одну простую вещь. Она не знает, что ей сказать мальчику. Как она сможет убедить его вернуться в Талию сейчас, когда он уже внесен в списки готовящихся к операции? И как Мулхолланды переживут его исчезновение?
Джорджия уважала Родольфо, но считала, что в данном случае он не прав. У нее сердце сжималось при одной мысли о том, чтобы бросить вызов этому человеку. И он, и обезумевший от горя герцог желали возвращения Фалько, а Джорджия не знала, как же ей следует поступить. Неужели она совершенно неправильно поняла миссию, для выполнения которой оказалась в Реморе?
— Привет, Джорджия, — сказал Фалько, впуская ее в дом. — Как дела?
Выглядел он уже гораздо лучше, чем в Талии. Он нормально питался и отлично себя чувствовал в обычной, простой семье. По сути дела, он быстро превращался в мальчика двадцать первого столетия.
— Не очень хорошо, — сказала Джорджия. — Можем мы поговорить без помех?
— Викки ушла, — ответил Фалько. — К знакомым на репетицию струнного квартета.
— Родольфо выяснил, что именно помогли мы тебе сделать.
— И он недоволен этим?
— Это еще очень мягко сказано!
На лице Фалько, хотя он никогда не встречался с Родольфо, появился испуг.
— Он не собирается явиться сюда?
— Не думаю, — ответила Джорджия. — Раз уж он не сделал этого сегодня ночью. Он был охвачен таким гневом, что мог, я боялась, и на это решиться.
— Для чего? — спросил Фалько. — Что бы он мог сделать?
Джорджия на мгновенье замялась.
— Он хочет вернуть тебя.
Лицо Фалько приобрело пепельный оттенок.
— Этого не будет, — с яростью в голосе произнес он. — Я пошел на всё это не ради того, чтобы взять и вернуться.
— Может быть, тебе следовало бы как следует всё обдумать, — сказала Джорджия и, видя, что Фалько готов запротестовать, добавила: — Ты ведь не знаешь, как это подействовало на твою семью. Вся она — Гаэтано и все остальные — собралась сейчас в Реморе, а отец не отходит от твоей постели.
Фалько смотрел на Джорджию, и на глаза его набегали слезы.
— Но я не могу, — прошептал он, — Это и сейчас было тяжело, но будет еще тяжелее для всех, особенно для отца, если я вернусь, а потом снова уйду.
— Родольфо хочет, чтобы я вернула тебя навсегда.
— В таком случае ты должна уничтожить мой талисман, — твердо проговорил Фалько.
Джорджия изумленно посмотрела на него.
— Возьми свое колечко и расплавь его — или выкинь, — настойчиво продолжал Фалько.
— Ну, знаешь ли… Ты это серьезно? Я считала, ты захочешь, чтобы я хранила его на случай, если ты передумаешь.
— Я не хочу иметь возможность передумать, — сказал Фалько и если ты избавишься от колечка, у меня такой возможности больше не будет.
Ранним утром Чезаре стоял рядом с Архангелом на скаковой дорожке, приготовившись ко второму тренировочному заезду. Прошлой ночью во время первого такого заезда он слишком нервничал, и Овен пришел только девятым. Сегодня всё было иначе. Чезаре чувствовал, что он спокоен, полон энергии и готов к борьбе.
На нем были красные и желтые цвета Овна так же, как на других наездниках были цвета их округов. Будут ли некоторые лошади участвовать в Скачках, решалось только после пробных заездов, а относительно некоторых всадников решение принималось даже еще позже. Здесь у Чезаре было преимущество, поскольку он и Архангел тренировались вместе уже не первую неделю.
— Вот с кем придется бороться за победу, — сказал Энрико Рикардо, конюшему Близнецов, глядя, как Чезаре проводит Архангела между канатами.
— Ты так думаешь? — ответил Рикардо. — Вчера он выступал не слишком-то удачно.
— С непривычки. Поверь мне, сейчас это лучшая на этом Поле пара.
— Но не из тех же, кого наш Шелковый не сможет побить?
У всех наездников, выступавших и раньше на Звездных Скачках, были свои прозвища. У наездника Близнецов — Шелковый, а у наездника Девы — Херувим. Как ни парадоксально, он был здесь самым старшим по возрасту и принимал участие уже в пятнадцати Скачках. Ему было тридцать три года, хотя лицо оставалось свежим и румяным, как у ребенка, почему он и заработал свое прозвище. Другие два наездника рядом с Чезаре выступали первый раз и еще не имели своих прозвищ. Представляли они Львицу и Водолея.
Эмилио, конюший Девы, стоял вместе с Энрико и Рикардо на деревянной трибуне, окружавшей теперь Поле. Он склонен был согласиться с тем, что у Овна в этом году очень сильная пара, хотя, будучи человеком разумным, не сомневался, что заключенные им сделки обеспечат победу Херувиму и Деве. Если, конечно, Близнецы не выложат еще больше денег на заключенные ими сделки.
За последние двадцать лет Звездные Скачки четырнадцать раз выигрывались Девой или Близнецами. Разумеется, даже самые хитроумные и дорогостоящие договоренности не могли на все сто процентов гарантировать победу, и в остальных шести случаях выигрывали округа, не столь дружественные семейству ди Кимичи. Наездникам Овна уже целое поколение не удавалось стать победителями Скачек. Последним из них был как раз Паоло.
В этом году судьба по всем приметам благоприятствовала Овнам. У них был отличный конь, скакать на котором должен был сын их последнего победителя Скачек. И еще у них было тайное предзнаменование удачи, о котором знали только в доме конюшего — рождение крылатой лошади. Чезаре продолжал верить в нее даже после того, как Мерла исчезла. О том, что как раз сейчас Овен должен был бы, гордясь своей удачей, показать Мерлу всему городу, Чезаре старался не думать.
Лошади выстроились, приготовившись к старту. Двенадцатая лошадь, открывающая скачку — так называемая Rincorsa, выставленная в этом заезде Весами, галопом подскакала к стартовой черте, и скачка началась. Вперед вышел Скорпион, лидировавший весь первый крут, но на втором круге Чезаре обошел Раццо, наездника этого округа, и никому не позволил опередить себя до самого конца заезда.
Чезаре сиял от радости, когда Паоло подошел, чтобы обнять его на финише. Все сторонники Овна с шумом и песнями проводили победивших лошадь и наездника до самых конюшен. Архангела прогуливали по небольшому загону, чтобы дать ему немного остыть, когда появилась Джорджия.
— Всё пропустила, — проговорила она разочарованно. — Как ты выступил?
— Он победил, — гордо проговорил Паоло.
— Это ничего не значит, — скромно заметил Чезаре. — Всем известно, что предварительные заезды еще ни о чем не говорят. В счет идет только сама Скачка. — Тем не менее, улыбка у него на лице была от ушей до ушей.
— Просто позор, что герцог и думать не думает о Скачках, — сказал Энрико, отправившийся после конца заезда в таверну вместе с Рикардо.
— Нельзя его за это винить, — ответил Рикардо. — Он ведь тоже человек, как и все мы, а говорят, что сын его лежит при смерти.
Энрико вздрогнул. Ему не хотелось думать об этом.
— Я думаю, что в таком случае нам самим следует попытаться лишить противников всяких шансов.
Рикардо пожал плечами.
— Что ты задумал?
Энрико слегка похлопал пальцем по ноздре собеседника.
— Это уж ты мне предоставь.
Лючиано и Детридж приняли участие в праздничном завтраке. Все знали, что это был всего лишь предварительный заезд, но, тем не менее, все в доме Паоло, не исключая детей, были охвачены радостным возбуждением. Маленькие сестренки Чезаре с энтузиазмом размахивали крохотными красно-желтыми флажками, выкрикивая:
— Овен, Овен, Овен! Я лучше всех, я лучше всех!
— Сегодня, по-моему, лучше всех Чезаре, — заметила, улыбнувшись сыну, Тереза.
Чезаре получал немалое удовольствие, выслушивая похвалы своих родных. Выигрыш заезда позволил ему почувствовать вкус того, чем может стать победа на Скачках. Вкус победы — теперь ему не терпелось вновь ощутить его.
Радостная атмосфера, созданная победой Чезаре, отвлекла Джорджию от мыслей о Родольфо. Однако не надолго. Оставшись наедине с Лючиано, она рассказала ему о своем разговоре с Фалько.
Лючиано всё еще болезненно пе рожи вал упреки Родольфо, но почувствовал себя лучше, услышав о твердом решении Фалько.
— Смелый паренек, — сказал он. — Я думаю, что мы должны поддержать его.
Джорджия кивнула.
— Только и от нас потребуется смелость, чтобы бросить вызов Родольфо, — проговорила она затем. — Это ведь будет означать, что, по нашему мнению, мы правы, а он ошибается.
— Он не знает Фалько, — ответил Лючиано. — И не понимает, что означает для мальчика перенос в другой мир. Между прочим, был уже случай, когда я не подчинился Родольфо. Я вернулся тогда в Беллецию ночью — чтобы увидеть фейерверк, который помогал ему готовить.
— Он рассердился на тебя?
— Нет. Сказал, что это судьба или что-то в этом роде. Потому что тогда я спас герцогиню от убийцы.
— Но ведь все сделали вид, что она убита, разве не так?
— То было позже — после второго покушения. Вместо нее убит был другой человек, и Сильвия решила, что с нее уже достаточно. Решила, что сможет успешнее бороться с ди Кимичи, если уйдет в подполье. Активную роль в политической жизни Беллеции она продолжает играть и после того, как герцогиней стала Арианна.
— Представляю, каково иметь двух таких людей своими родителями! — Джорджия почувствовала, что ей почти жаль Арианну.
— Я тоже хорошо это представляю. Узнав их, начинаешь понимать, что это удивительные люди, но лучше не становиться у них на дороге. Арианна любит их обоих. — Лючиано вздохнул.
— Как ты думаешь, Родольфо рассказал доктору Детриджу и Паоло о том, что мы сделали? — спросила Джорджия.
— Да, он поведал нам об этом, — произнес знакомый голос. Уильям Детридж вышел уже вместе с Паоло из конюшни. — Вы пытаетесь переместить то бедное дитя в другой мир.
— A делать это, не поговорив предварительно с нами, никак не следовало, — предельно серьезно проговорил Паоло. — не только потому, что это крайне важный шаг для самого мальчика и слишком сложное предприятие для неопытного страваганте. Но подумали вы о последствиях своего поступка? Если Фалько умрет в этом мире, а этого уже недолго ждать, герцог будет жаждать отмщения. И взгляд его обратится прежде всего к Овну. А там он найдет приверженцев Беллеции, мою семью и нескольких Странников в придачу. То, что вы совершили, поставило под угрозу всё Братство.
Не ведая о тучах, сгущающихся над Овном, Чезаре разглядывал скаковую дорожку, сооруженную вокруг Поля. Дождя не было уже несколько дней, так что она была во вполне удовлетворительном состоянии. В промежутках между тренировочными заездами многие реморанцы пользовались случаем «пройтись по дорожке», утаптывая землю с тем, чтобы лошадям было как можно удобнее скакать по ней. Чезаре кивнул группе Стрельцов, именно этим как раз и занимавшейся.
— Здорово ты проскакал! — крикнул кто-то из них. Альба, лошадь их округа, пришла в утреннем заезде третьей, так что Стрельцы были в отличном настроении.
— Проскакал ты и впрямь здорово! — проговорил невысокий мужчина в синем плаще. На нем были цвета Овна, но он не был знаком Чезаре. Удивляться тут было нечему — на Скачки, чтобы поддержать свои округа, приезжали в Ремору даже люди, Уже многие годы жившие вдали от города.
— Позволь угостить тебя, — дружелюбно сказал мужчина. — Хотелось бы побольше узнать и о тебе, и о твоей лошади… Ангеле, если не ошибаюсь?
— Архангеле, — с гордостью поправил Чезаре. — Лучшая лошадь, которая за последние годы появлялась в Овне. Не считая еще одной, — добавил он грустно, подумав о Мерле.
Чезаре позволил незнакомцу угостить его и, увлеченный рассказом о достоинствах Архангела, не обратил никакого внимания на необычный вкус напитка.
— Вроде бы рановато еще, чтобы так напиться, — заметил кто- то из покупателей, глядя, как человек в синем плаще повел прочь юношу, еле державшегося на подгибавшихся ногах,
— Гм-м… — пробормотал продавец. — Особенно, если учесть, что парень и пил-то только лимонад.
Но он тут же перестал об этом думать, потому что подошедшей группе туристов не терпелось поскорее выпить по кружке вина.
Франческа приехала в Ремору, воспользовавшись дилижансом, поскольку синьор Альбани не был достаточно богат для того, чтобы завести собственную карету. Ей это, впрочем, было безразлично. Она направилась прямо в лечебницу, велев носильщику отнести ее багаж в папский дворец. В том, что Папа гостеприимно встретит ее, Франческа не сомневалась. Ди Кимичи всегда поддерживали друг друга — особенно в трудные для семьи времена.
Увидев вошедшую Франческу, Гаэтано вскочил на ноги, забыв на мгновенье о своем горе.
— Как он? — спросила Франческа.
— Как видишь, — ответил Гаэтано, показывая на постель, в которой лежало исхудавшее, почти прозрачное тело его брата. Никколо сидел на обычном месте рядом с кроватью, держа в своих руках руку сына. Франческа была потрясена, увидев небритое лицо и налитые кровью глаза герцога.
— Посмотрите, кто здесь, отец, — мягко проговорил Гаэтано. — Франческа приехала из Беллеции.
Герцог достаточно овладел собой, чтобы приветствовать гостью. Прежде чем заговорить, он провел кончиком языка по пересохшим губам.
— Спасибо, дорогая. Хорошо, что ты приехала. Не потому, что ты можешь чем-то помочь. Помочь не может никто. — Он провел свободной рукой по своему лицу.
В комнату торопливо вошла Беатриче.
— О Франческа! — воскликнула она. — Слава Богу, что здесь будет еще одна женщина! Ты ведь поможешь мне, не так ли? Послушайте, отец, теперь, когда и Франческа с нами, вы можете вернуться во дворец и немного отдохнуть. Вы же знаете, что мы немедленно дадим знать, если вдруг что-то изменится.
Гаэтано начал было говорить о том, что кузина только что прибыла и ей следует отдохнуть после дальней дороги, но Франческа прервала его.
— Я буду только счастлива побыть здесь вместе с тобой, Беатриче.
К удивлению Гаэтано, Никколо встали вложил руку Фалько в ладони Франчески.
— Пожалуй, мне и впрямь надо немного отдохнуть, — сказал он. — Ты хорошая девочка, Франческа. А ты, Беатриче, клянешься, что, если что-то произойдет, немедленно пошлешь за мной Гаэтано?
— Может быть, проводить вас до дворца? — спросил Гаэтано.
— Нет, — ответил герцог. — Ты должен быть здесь на случай, если он откроет глаза. До дворца я дойду и сам, это же совсем рядом.
Он вышел из лечебницы, миновав кучку горожан, молившихся за здоровье его сына — кто перебирая четки, кто сжимая в руках амулет с изображением богини.
— Что значит, его здесь нет? — сказал Паоло.
— Говорю же тебе, что Чезаре здесь нет, — ответила Тереза. — Должно быть, он на Звездном Поле.
— Но ведь приближается время заезда. Чезаре обязан быть здесь, чтобы приготовить Архангела к старту.
В конюшнях, однако, Чезаре не было и следа. Со времени завтрака никто не видел его. Архангела на Поле отвел сам Паоло, окруженный, как обычно, толпой болельщиков Овна. Лючиано и Джорджия пошли с ним, хотя уже вечерело, так что слишком долго задерживаться в Талии Джорджия не могла. Чезаре не было и на площади.
Группка сторонников Стрельца, собравшихся вокруг Альбы и ее наездника, подошла к Паоло, удивленная тем, что видит Архангела без его обычного всадника. В ответ на заданный почти шепотом вопрос они подтвердили, что видели здесь Чезаре, но еще в начале дня.
— Его пригласил выпить с ним какой-то мужчина в синем плаще, — сказал один из них. — Из Овна — во всяком случае, на нем были цвета Овна.
Лючиано вздрогнул. Упоминание о человеке в синем плаще говорило ему многое — причем ничего хорошего.
— Вполне возможно, что Чезаре похищен, — прошептал он Джорджии.
— Всех лошадей на линию старта! — выкрикнул судья заезда.
— Ох, нет! Что же теперь делать, Паоло? — тоже шепотом спросила Джорджия.
Лошади и люди на мгновение замерли.
— Овен снимается с заезда, — объявил судья. — Остальных участников прошу к стартовой черте. Приготовиться к третьему заезду.
Этот заезд был заездом без Овна.
Чезаре очнулся со страшной головной болью. У него не было ни малейшего представления о том, где он и как сюда попал. Сейчас он находился в совершенно пустой, душной и пыльной комнате с высокими зарешеченными окнами. Подтянувшись, он выглянул в одно из них и понял, что комната расположена где-то очень высоко над виднеющимися внизу холмами и лесом. Что-то в этой картине показалось Чезаре знакомым, но он был слишком ошеломлен, чтобы понять, что именно.
Судя по положению теней, он пробыл без сознания несколько часов, и сейчас было как раз время вечернего заезда. Несколько мгновений Чезаре, словно обезумев, метался по комнате. Подергав дверь, он понял, что она заперта снаружи и он пойман в этой комнате, словно мышь в мышеловке.
— Джорджия, — сказал Ральф на следующий день. — Сегодня вечером по телевизору будет идти программа, которую ты, может быть, захочешь посмотреть. О лошадях.
Джорджия едва взглянула на газету, которую показывал ей Ральф. Она всё еще была словно парализована тем, что произошло в Реморе прошлым вечером, как раз перед ее возвращением в свой мир. Снять лошадь с заезда было немалым позором для округа, но у Паоло не было под рукой запасного наездника. Сам он был теперь слишком высок и грузен для того, чтобы выступать в скачках — когда двадцать пять лет назад он привел лошадь Овна к победе, ему было всего пятнадцать. Сейчас же всё начинало выглядеть так, словно Чезаре и впрямь был похищен.
Так задержаться в Реморе Джорджия рискнула, зная, что никто не обеспокоится, если на следующее утро она попозже спустится к завтраку. Она была удивлена, застав в столовой Ральфа. Он объяснил, что ждет, когда ему сообщат о доставке каких-то важных деталей. И вот сейчас он сидел, помахивая номером «Гардиан» с телевизионной программой перед затуманенными глазами Джорджии.
Внезапно Джорджия сообразила, что ей показывают. «ПАЛИО», стояло в газете, «Документальный фильм о самых безумных скачках мира. 8 часов вечера, 4 канал».
— Я так и думал, что тебя это заинтересует, — сказал Ральф, явно довольный ее реакцией.
— Еще бы! — ответила Джорджия. — Найдется у нас свободная видеокассета, чтобы записать его? Думаю, что мне захочется сохранить эту запись.
— Да, можешь записать поверх «Четырех свадеб и похорон». Этот фильм я уж точно никогда больше смотреть не стану.
— Не надо с ума сходить, — ухмыльнувшись, проговорила Джорджия. — Мора просто убьет меня. Она же обожает этот фильм.
— Я пошутил, — сказал Ральф. — Можешь взять кассету, на которой записано вручение Оскаров — ее она точно второй раз смотреть не станет.
— Я бы хотела пригласить Фаль… Николаса посмотреть эту передачу. Он ведь тоже без ума от лошадей.
— Хорошая идея, — ответил Ральф. — Будем все вместе смотреть по большому телевизору в гостиной.
Это было не совсем то, о чем мечтала Джорджия. Надо будет предупредить Фалько о том, что не следует начинать сравнивать эти скачки со Звездными Скачками, а это будет не так-то легко для них обоих.
— Сначала Мерла, а теперь Чезаре, — сказал Паоло. — сдается мне, что тут не обошлось без ди Кимичи.
— Согласен, — кивнул Родольфо, приглашенный на совет в доме конюшего. — Меня удивляет лишь, что герцог способен заниматься подобными вещами, когда его сын находится в такой опасности. Мне казалось, что он сейчас озабочен только этим.
— В городе сейчас много и других представителей семейства, — заметил Паоло.
— Что нам делать? — спросила Тереза. Младшие дети уже отправились спать, и она могла не скрывать беспокойство, охватывавшее ее при мысли о судьбе пасынка.
— Не думаю, Тереза, что ему что-либо грозит, — сказал Паоло. — Мне кажется, они просто будут держать его взаперти до окончания Скачек.
— А как быть со Скачками? — спросил Лючиано.
— Думаю, что существует один-единственный выход, — ответил Паоло. — В цветах Овна придется выступить Джорджии.
Ничего не зная о строящихся относительно нее в Реморе планах, Джорджия, словно зачарованная, смотрела документальный телефильм. Она сидела на диване рядом с Фалько, а между ними стояла большая ваза с попкорном — одним из самых восхитительных открытий, сделанных Фалько в его новом мире. Ральф сидел в кресле, Мора занималась делами, уединившись в своем кабинете, а Рассел с показным пренебрежением ушел к себе в комнату смотреть видеофильмы о боевых единоборствах.
— Выглядит довольно жестоко, — нахмурившись, проговорил Ральф, глядя, как жокеи хлещут своих лошадей, мчащихся бешеным галопом по скаковой дорожке Сиены.
— Они, как и у нас, скачут на неоседланных конях, Джорджия, — прошептал Фалько.
— Похоже, тут это намного сложнее, чем было у меня, когда я тоже пробовала так ездить, — ответила Джорджия, думая о том, будут ли Звездные Скачки такими же стремительными и безжалостными, как Палио. Жокеи выглядели намного старше Чезаре и, судя по всему, не уроженцами Сиены, а приезжими профессионалами.
Когда Ральф отвез Фалько домой, Джорджия решила пораньше лечь спать. Ей хотелось оказаться в Реморе к началу следующего тренировочного заезда, поскольку она не могла даже представить, что же собирается делать Паоло. Джорджия готовила себе на кухне чашку горячего шоколада, когда туда зашел Рассел, явно настроившийся устроить набег на холодильник.
— Не понимаю, как ты выносишь рядом с собой этого мальчишку, — проговорил он, сделав вид, что дрожит от отвращения. — С такой ногой, как у него. Меня от одного его вида трясти начинает.
Остановившаяся на пороге кухни Мора выглядела явно шокированной.
— Ты же не думаешь так на самом деле, Рассел? — сказала она.
— Да нет, просто шучу, — немедленно пошел на попятную Рассел.
— Не думаю, что тут есть что-то смешное, — проговорила Мора резче, чем она когда-либо разговаривала со своим пасынком.
Выходя, Рассел окинул Джорджию переполненным ненавистью взглядом.
— Пойдем, красавица моя, — в самый разгар ночи прошептал Мерле Энрико. — Сегодня у нас будет необычный маршрут.
Черная кобылица, ставшая совсем уже взрослой, быстро летела в сторону Реморы, управляемая человеком, к которому успела привыкнуть. Полет продолжался дольше обычного, но Мерла только наслаждалась, работая своими крыльями,
В звездной ночи они летели всё дальше и дальше на юг. Пролетая над стенами большого города, Мерла почувствовала шевельнувшиеся в ней воспоминания. Ей хотелось свернуть на запад, но всадник направил ее к центру города, а затем, слегка натянув поводья, остановил так, что она повисла в воздухе над какой-то открытой круглой площадкой. Мерла понятия не имела, чего от нее хотят, но помнила, что люди, которые были так ласковы с нею, находятся где-то поблизости.
Чезаре провел кошмарную ночь, зная, что к началу утреннего заезда будет всё еще под замком. Ему приснилось, будто он слышит ржание лошади прямо за его окном. Это наверняка могло быть лишь сном, потому что ни одна лошадь не способна подняться на такую высоту. Только Мерла, подумал он, уплывая в другой сон, где Архангел выигрывал Скачки без него, Чезаре. Лошадь вполне могла закончить заезд и победить «scosso», без всадника. Но, конечно же, не стартовать подобным образом.
Услышав звук отодвигаемых засовов, Чезаре бросился к двери, но двое незнакомых ему широкоплечих мужчин не позволили ему выйти из комнаты. Один из них поставил на пол корзинку с булочками, фруктами и кувшином молока. После этого Чезаре вновь остался один, получив возможность утолить телесный голод, но по-прежнему снедаемый душевной тревогой.
— Я хочу, чтобы ты выступила на Архангеле, защищая цвета Овна, — сказал Паоло, ожидавший Джорджию на сеновале с красно-желтыми шапочкой и камзолом наездника, в которых до этого выступал Чезаре. — Ты ведь можешь это сделать? Я имею в виду, что тебе ведь приходилось ездить на неоседланных лошадях?
— Ну… да, приходилось, — сглотнув слюну, ответила Джорджия.
— И ездить на такой крупной лошади, как Архангел? — продолжал допытываться Паоло.
Вспомнив Конкера, Джорджия кивнула.
— В таком случае надень этот костюм и выходи во двор, — сказал Паоло. — Нам пора отправляться на скаковую дорожку.
Слух о необычайном, сверхъестественном событии молниеносно разошелся по всей Реморе. Всё Поле было заполнено людьми с устремленными вверх взглядами. Стояли они отдельными кучками, но было их гораздо больше, чем обычных зрителей утреннего заезда.
Вздымающаяся из фонтана в самом центре Поля высокая, стройная колонна получила дополнительное украшение. На самой вершине ее — гораздо выше, чем могла бы достать любая лестница — закрепленный на шее львицы, развевался розово-белый вымпел Близнецов.
— Это знамение, — говорили реморанцы, не забывая сотворить Руку Фортуны. — Конечно же, победят Близнецы — что тут гадать.
— В этом-то не будет ничего удивительного, — говорили другие. — А вот как знамя попало туда?
— Должно быть, дело рук богини, — произнес чей-то голос. И по всему полю эхом прокатилось: — Dia, Dia!
— Богини или кого-то на крылатой лошади, — заметил кто-то.
Так начал распространяться слух о том, что в Реморе вновь появилась крылатая лошадь.