Глава 16

Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Царский Город

Эрторий Данациус согнулся пополам, словно нож, ударивший Алкмена где-то там, в далекой пустын, пробил и его грудь тоже. Хрипя и задыхаясь от боли, он опустился на колени, не в силах устоять на ногах. Проникновение такого уровня полностью связывало его с объектом вхождения, он видел все, что происходило перед глазами его ученика и переживал все, что тот ощущал. Сейчас он словно умирал вместе с Алкменом, и лишь когда его лучший ученик издал последний вздох, разорвалась невидимая нить, соединяющая оба сознания, и непроглядная тьма накрыла Эртория.

Смерть объекта проникновения сродни разрушению плотины. Как не сдерживаемая подпором вода устремляется на равнину, так и энергия кристалла бесконтрольно потекла в мировое пространство, унося вместе с собой жизненные силы своего хозяина. Унять такой поток было почти на грани человеческих возможностей, но Великий магистр уже имел подобный печальный опыт. Тогда ему попросту повезло, но в этот раз он уже знал, как поступать. Неподвижно распластавшись на каменном полу, Эрторий не пытался остановить бушующую энергию. Это было бесполезно и — более того — смертельно опасно. Ментальная лавина смела бы любое сопротивление, сокрушив сознание даже магистра седьмого уровня. Оставалось только терпеть, экономя силы. Необходимо было дождаться, когда мощь неконтролируемого потока спадет, и вот тогда постараться с ним совладать. Энергетический вихрь кристалла слабел, но с каждой секундой уносил и энергию магистра, и в этом противостоянии на счету был каждый миг и каждая капля сохраненной энергии, поэтому Эрторий Данациус ждал, не растрачиваясь на лишние движения. Он знал — теряющего силу сознания хватит лишь на одну попытку, и надо будет почувствовать тот единственный момент, когда его слабеющий с каждой секундой разум будет иметь шанс одолеть утихающий поток, потому что если он не сможет, то тогда все — ему уже не подняться никогда.

Щека вмята в мраморную плиту пола, руки бессильно вытянуты вдоль тела, холодная капелька пота зависла на носу и, оторвавшись, полетела вниз. Пора! Великий магистр, прикрыв глаза, представил, как рвущийся в небо смерч сжимается и, закручиваясь, втягивается в раскрывшийся кристалл. Видение тут же отозвалось разрывающей голову болью. Почувствовавшая свободу энергия не желала подчиняться, и на миг Эрторию показалось, что ему не справится в этот раз. Что сейчас его мозг закипит и, превращаясь в слизь, потечет отовсюду: из глаз, ушей и носа. Жуткий миг, но, к счастью для магистра, недолгий, и смерч, словно сжалившись над ним, вдруг поддался и покорно заструился, пропадая в кристалле.

Сколько еще Великий магистр пролежал на полу, он не смог бы сказать, но когда ему удалось встать на ноги, солнце уже начало свое движение к закату. Шаркая, он подошел к окну, распахнул шторы и вдохнул сладкий целительный воздух. Физическая боль уходила, но, сменяя ее, сердце сдавило тяжелой беспросветной тоской. Алкмен был ему почти как сын, он подобрал, вырастил и воспитал талантливого парня. Он надеялся, что когда-нибудь тот сменит его на посту Великого магистра братства.

— Как глупо! — Выдавил он еле слышно. — Как глупо все получилось. Это моя вина. Как я мог не предусмотреть такую вероятность. Ведь на поверхности же лежало.

Эрторий отвернулся — уж больно спокойным и всепрощающим выглядел сад за окном, а он никому и ничего прощать не собирался. Его мозг уже работал, сшивая разрозненные лоскуты воспоминаний в единую картину. В сознании всплыли последние моменты жизни Алкмена. Вот человек в черном отразил ментальный удар, и ученик, сконцентрировавшись на противнике, начал накапливать энергию для атаки. Потом лишь мелькнувшая тень справа, и Эрторий вновь скривился от боли: возвращение в прошлое вернуло и пережитые ощущения. Последние, наполненные мукой умирающего мгновения — и магистр остановил видение, рассматривая лицо человека, убившего такого дорогого ему человека.

— Кто же ты такой? Вор, грабитель с большой дороги? — непроизвольно прошептал Великий магистр, начиная вновь прокручивать последние мысли и ощущения Алкмена. — Нет, судя по всему, хорошо продуманная и подготовленная засада с одной-единственной целью — захват принцессы Сардии.

Сконцентрировавшись, он постарался вытеснить эмоции и вернуться к своей обычной холодной рассудительности. Кто бы это ни был, сейчас важнее всего узнать, удалось ему захватить Ильсану или нет, а уж потом — для кого или ради чего он на это решился?

Заходив из угла в угол, Эрторий начал перебирать в уме варианты, и с каждым разом на его лице все больше и больше собирались недовольные морщины. Его раздражение заключалось в понимании, что единственный, кто сейчас может помочь, — Странник. Ему не хотелось вновь обращаться к старому «другу» — уж слишком часто такое стало происходить в последнее время. Какое бы соглашение они ни заключили, оно не могло изменить того факта, что Астарта никогда не примирится с Мардуком и за каждое вмешательство Странника рано или поздно придется расплачиваться. Великий магистр мерил шагами комнату, но сколько бы он ни морщился, становилось все яснее и яснее, что этого не избежать.

«Где он может быть сейчас? — мысленно произнес Эрторий и сам же себе ответил: — Кроме самого Странника, вряд ли кто-нибудь знает».

Когда подобная нужда в Страннике возникала раньше, то это было дома, в Саргосе. Там он просто оставлял сообщение на развалинах храма Мардука, и оно всегда доходило до адресата. Здесь же, в Царском Городе, где даже упоминание Мардука грозило преследованием Трибунала, и думать ни о чем подобном не приходилось. Оставался единственный путь, и он сильно не нравился Великому магистру. Провести жертвоприношение Мардуку и вместе с ним послать сигнал. Такое было ему по силам, но провести таинство в честь бога смерти для него, верного сына и слуги Астарты, равнялось почти предательству.

Сомнения грызли душу магистра, и его шаги по комнате то нервно убыстрялись, то затихали, пока наконец он не принял решение. Остановившись, он уперся взглядом в деревянные створки двери, и те в тот же миг распахнулись, словно за ними только и ждали сигнала. Послушник братства бесшумно вошел в комнату и почтительно замер, ожидая приказа.

Эрторий посмотрел помощнику прямо в глаза.

— Как можно быстрее приготовь все для жертвоприношения.

Послушник кивнул и вышел так же бесшумно, как появился.

В ожидании Эрторий вновь повернулся к окну. Тревожные мысли терзали и мешали сосредоточиться. Нападение на принцессу путало все карты. Глядя на зеленые кроны деревьев, он подумал: «Почти не остается сомнений в том, что Розу Сардии все-таки похитили, и кто бы это ни был, он подарил вечно сомневающемуся Муслиму шанс отказаться от данных ранее обещаний. Тот обвинит нас в невыполнении обязательств и попытается отвертеться от предназначенной ему миссии, а этого никак нельзя допустить!»

Его взгляд не отрывался от зеленых листьев и набухших почек, но мысли были далеко отсюда. В который уже раз он прокручивал последние видения Алкмена, интуитивно чувствуя, что именно в них можно отыскать подсказку, как исправить столь угрожающее положение.

Вошедший послушник отвлек его от размышлений, и Эрторий недовольно отошел от окна, так и не найдя ответа.

Ладно, над этим можно подумать и позже. Сейчас важнее всего выяснить, кто же стоит за похищением Ильсаны, а для этого нужен Странник.

В каменной чаше алтаря под суровым ликом Великой Астарты уже лежала связанная курица, и брат Ликон протянул магистру жертвенный нож. Отточенное лезвие прошлось по вытянутой шее птицы, кровь ручейком побежала по алтарю, и открытая ладонь Эртория легла на дернувшееся в агонии тело.

— Друг хочет увидеть друга, брат — брата! Да не воспрепятствует богиня-мать этой встрече… — Губы Великого магистра шевелились, повторяя знакомое заклинание, а сознание создавало образ Странника. В последний момент жизни, вместе с безмолвной мукой умирающего существа, пошел ментальный сигнал. Зов, который не может пройти мимо ушей жреца Мардука, который тот обязательно услышит, где бы ни находился.

Птица затихла, выпавший из руки нож звякнул о камень чаши. Остановив жестом бросившегося было на помощь послушника, Эрторий Данациус, пошатываясь, дошел до кресла и тяжело опустился на мягкие подушки. Он был уже на пределе. Вхождение, едва не закончившееся смертью, теперь иссушающая жертва Мардуку, но Эрторий понимал — это еще не все. Пока не найдено решение, как не дать султану возможности выйти из договора, останавливаться рано. Непредвиденные обстоятельства поставили весь план на грань катастрофы, и такого впредь не должно случиться.

— Больше никаких ошибок, — с ожесточением прошептал магистр, — моя недальновидность уже стоила жизни Тиросу и Алкмену. Возможно, я просмотрел каких-то неизвестных мне игроков, но теперь просто не имею права на ошибку.

Восстанавливая силы, Эрторий вновь и вновь просматривал в памяти произошедшие в далекой пустыне события, убежденный, что он пропускает какую-то незначительную, но очень важную деталь. Сейчас его лицо было больше похоже на гипсовую маску — белое, с глубоко врезавшимися морщинами и сеткой красных прожилок в белках глаз. Казалось, жизнь уже покинула его и это лишь бренные остатки, лишь призрак былого непобедимого Эртория Данациуса, но внезапно едва уловимая улыбка тронула губы, и его облик мгновенно изменился. Впервые за сегодняшний день в глазах Великого магистра вспыхнул тот огонь, что поддерживал братство Астарты все годы, что не позволил ни Трибуналу, ни церкви полностью его уничтожить.

— Караван вышел из оазиса Око Мардука до нападения. — Он повторил мысль вслух для более четкого представления будущей стратегии. — Поскольку оазис делит владения Ибера и Сардии, то с юридической стороны выходит, что принцесса захвачена во владениях султана Муслима. Значит, мы, как и царь Хозрой, свои обязательства выполнили, а вот султан Ибера — нет. Он не уберег невесту, он потерял дочь царя! Это полностью его вина, а значит, захват принцессы никак не освобождает его от выполнения обязательств.

Взгляд Эртория нашел шкатулку с кристаллом.

— Надо немедленно связаться с братом Камолом и рассказать ему как о нападении, так и о той позиции, что он должен донести до султана.

На миг в душе вспыхнуло сомнение. Хватит ли у него сейчас сил на еще одно вхождение? Может, лучше не рисковать и прежде полностью восстановиться? Минутная слабость была тут же отметена: он чувствовал, что наступил момент, когда дорога каждая секунда.

Собравшись с силами, магистр кивнул послушнику, чтобы тот оставил его одного. Те несколько мгновений, пока не захлопнулась дверь, он позволил себе посидеть в тишине, а затем решительно поднялся. Несколько шагов — и его решительности значительно поубавилось. Тело едва слушалось, и даже те движения, что он уже совершил, покрыли лоб холодной испариной. Рука легла на испещренную магическими знаками крышку шкатулки, а в голове запрыгала предательская мыслишка: «Если во время сеанса произойдет что-нибудь непредвиденное — мне уже не выкарабкаться!»

Ладонь замерла в нерешительности, но поборов себя, Эрторий резко открыл ларец и посмотрел на сияющий кристалл. Темно-синее манящее пламя притягивало желанием прикоснуться. Великий магистр знал, насколько опасно это желание, насколько вообще опасен и всемогущ этот дар Астарты. Опасен в первую очередь для своего владельца. Камень высасывал энергию из человека, держащего его в руках, порождая у того эйфорию и непобедимое стремление не расставаться со своим сокровищем. Стоило лишь поддаться порыву, позволить кристаллу возобладать над волей — и ты погиб. Ты будешь держать его в руках до тех пор, пока он не высосет из тебя последнюю каплю жизни.

— Такова плата за силу, — усмехнувшись, произнес Эрторий. — Жизнь и кровь — другой цены не ведают Великие боги.

Загрузка...