Глава 9

Река несла свои мутные коричневые воды вдоль лагеря имперской армии, и на всем протяжении от берега к палаткам и обратно постоянно сновали люди с деревянными ведрами и кожаными бурдюками. Каким бы напряжением не были наполнены последние дни, это хаотичное движение нисколько не ослабевало, единственное отличие, что появилось за период смуты, — незримая линия, разделяющая берег между периметром железных легионов и всем остальным лагерем. Эту линию по негласному правилу пересекать было нежелательно, а в остальном река оставалась нейтральной зоной, где люди на время забывали о том, кто свой, а кто чужой.

Никос Бенарий, как обычно тихо ворча нелестные слова в адрес своего господина, осторожно спускался к воде, пробираясь среди валунов и острых камней.

— Если ты стратилат армии, так что, можно старого больного человека гонять за водой? Вон какие здоровенные лбы за мной тащатся — могли бы и без меня справиться!

Два легионера, пропуская брюзжание старика мимо ушей, шагали за ним следом, совершенно не собираясь ему помогать. В этом отчасти была вина и самого Никоса, с чем он никак не мог смириться. Сегодня утром, пытаясь отвертеться от ежедневного похода за водой, он явственно намекнул Наврусу, что опасно посылать старого беспомощного человека на берег, заполненный вооруженными дикарями, от которых никогда не знаешь, чего ожидать. Намек был достаточно прозрачен, чтобы Фесалиец прозрел и сказал что-нибудь вроде: «Конечно, незачем тебе, Никос, надрываться, пусть кто-нибудь из этих слоняющихся без дела вояк принесет воды вместо тебя». Но нет, он же самый хитрый…

Никос вспомнил довольную рожу Навруса, вызвавшего стражу и приказавшего выделить ему, Бенарию, сопровождение. Его губы, растянувшиеся в ехидной усмешке: «Ну что, старый хрыч, получил что хотел, в следующий раз не будешь строить тут самого хитрожопого, ведь мы оба знаем, что этот титул по праву принадлежит мне».

Зачерпнув воды, Никос распрямил спину и тяжело вздохнул. В этот момент он отчетливо ощутил на себе чей-то взгляд.

— Занятно, — пробормотав, он огляделся и у той самой невидимой линии, разделяющей берег реки, увидел стоящего молодого человека, которого хорошо знал в лицо. Секретарь и ближайший помощник главы имперской канцелярии смотрел прямо на него, без слов давая понять, что хочет поговорить.

Поставив ведро обратно на камень, Бенарий подал охране знак оставаться на месте, а сам словно нехотя двинулся к границе. Не дойдя полушага, как будто между ними действительно пролегла незримая стена, Никос поднял прищуренный взгляд.

— Молодой человек имеет что сказать, или так?

Широко улыбнувшись, секретарь Варсания принял предложенную манеру разговора.

— Скорее-таки да, чем нет. Ведь такой известный человек, как Никос Бенарий, не откажет в совете юности, еще не знакомой с истинной мудростью.

— Эх, молодой человек, — Никос покачал головой, — лесть — это тонкий инструмент. На нем надо играть, как на арфе, с душей, а вы что делаете! Вы грохочете, будто отбиваете марш на барабане!

Спрятав за наигранным смущением улыбку, посланник Сцинариона не растерялся:

— И минуты ведь не прошло, а вы уже одарили меня перлами искрометной мысли. Значит, я пришел за советом к правильному человеку.

— Какой же совет тебе нужен? — Взгляд старого евнуха продолжал ощупывать собеседника. — Если что делать с обрюхаченной девкой, то с этим ты явно не по адресу.

В глазах молодого мужчины вспыхнула и погасла веселая искра.

— Ну что вы! Разве стал бы я отрывать такого человека от дел ради пустяков. Мысли, что тревожат меня, вот об этом, — он обвел рукой два разделенных лагеря. — К чему мы идем? Неужели опять к ужасам гражданской войны?

— Так об этом ты бы хозяина своего спросил. — Никос скептически хмыкнул. — Он-то тебе уж точно растолкует лучше, чем я.

— Что вы! — секретарь канцелярии изобразил искреннее смущение. — Господин логофет очень занят, и он витает на такой высоте, что я не могу докучать ему своими мыслями. Другое дело — вы, умнейший и опытнейший человек, стоящий на одной со мной ступени. Вы наверняка смогли бы оценить пришедшую мне в голову мысль.

Никос уже догадался, чьи слова и кому хотят через него передать. Еще больше заинтриговала такая замысловатая форма изложения, поэтому он подтолкнул замявшегося было посланника:

— Ну и что за мысль?

Лицо молодого человека в одно мгновение изменилось: пропало ироничное выражение, а в правильных чертах проявилась волевая жесткость.

— Вот если бы два наших императора одновременно отказались от своих прав на престол и передали бы их Петру, малолетнему сыну Феодоры, то все бы тогда только выиграли. Ребенок править еще не в состоянии, а значит, Василий и Иоанн собрали бы регентский совет и управляли бы государством от его имени. Никакой гражданской войны, и все вопросы можно решить мирно за столом переговоров. Чем плохо?

В раздумье покачав головой, Никос смог лишь ошарашенно прошептать про себя:

— Эка ты загнул, парень!

Еще постояв с минуту, размышляя над ответом, он вдруг разозлился. Какого черта, он тут голову ломает, будто действительно его спрашивают! От него что требуется? Передать. Так он передаст — и все, отвалите!

Чтобы в запале не выпалить это вслух, он бросил на секретаря логофета осуждающий взгляд:

— Молодой человек, не о том ты думаешь! Такие мысли сделают тебе больно и не принесут никакого достатка. Давай-ка оставим эти заботы нашим господам, для того небеса и позволили им подняться так высоко.

Посчитав, что намекнул достаточно прозрачно, Бенарий развернулся и поплелся к оставленному ведру.

* * *

— Нет, нет и нет! — яростно жестикулируя, Наврус резал слово за словом. — Это ловушка! Мы от этого ничего не выиграем! — Он остановился и попытался подцепить носком соскользнувшую туфлю. — Все что нам надо — подождать еще два-три дня. — Затея с туфлей его отвлекла, и, справившись, он продолжил уже более спокойно. — Донесения с той стороны показывают, что дела у нашей парочки идут, мягко говоря, неважно. Скоро их некому будет защищать! Еще несколько дней, и варварам эта заваруха надоест настолько, что они попросту разойдутся по своим палаткам. Хватит двух когорт, чтобы разогнать остальных и покончить с Василием!

Свидетелями его эмоциональной речи были только Иоанн и Прокопий, сидевшие здесь же, в императорском шатре, и наблюдавшие как за хождением Навруса, так и за его борьбой со спадавшей туфлей. То, как восприняли новость эти двое, и спровоцировало Навруса на столь бурную реакцию. По его мнению, они поддались на хорошо спланированную провокацию.

— Поймите! — Фесалиец сконцентрировал усилия на Иоанне. — Не раздавить гадину сейчас, когда у нас есть для этого силы, — значит, позволить ей собраться и ужалить в тот момент, когда мы не будем готовы.

— Согласен, все верно, — Иоанн задумчиво взглянул на стратилата, — но где гарантии, что все пройдет так гладко?

Не утерпев, вставил свое слово и Прокопий:

— Кстати, я в этом совсем не уверен.

Подавив поток отборной брани, уже готовый сорваться с языка, Наврус глубоко вздохнул и, превозмогая себя, постарался проявить предельную вежливость:

— Вы, уважаемый патрикий, не уверены, потому что абсолютно ничего не понимаете в военном деле.

Все-таки уязвив оппонента, он почувствовал себя лучше, но Прокопий не собирался сдаваться:

— Бесспорно, наш уважаемый стратилат разбирается в войне, но в политике, сразу видно, он совсем не силен. Варваров, возможно вы опрокинете, но Василий и Зоя непременно сбегут, а это будет означать начало новой гражданской войны.

Спокойно-уничижительный тон патрикия взбесил Навруса, и только присутствие Иоанна не позволило разговору сместиться в плоскость взаимных оскорблений. Выждав паузу и позволив улечься раздражению, стратилат презрительно надул губы:

— Какой войны⁈ Для войны нужна армия, а вся армия останется здесь, в полном нашем распоряжении!

— Армия найдется, если есть знамя и деньги. — Прокопий тоже начал заводиться. — Многие посчитают Василия законным наследником, а золота в Царском Городе хватит на десять армий.

Наврус отмахнулся:

— О чем вы? Столица в руках Феодоры, а она ненавидит Василия и Зою не меньше, чем они ее.

Поднявшись, Иоанн решил, что пора сказать свое слово:

— Она ненавидит, пока считает их главной опасностью, но что помешает ей забыть о прошлых обидах и объединиться с врагами, если основная угроза для нее и ее детей будет исходить от нас? А Трибунал, церковь, орден? Еще не известно, на чью сторону они встанут в таком случае.

— Вот именно! — Прокопий тоже вскочил. — Этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах! Время на нашей стороне! Пока армия не присягнула новому императору, все наши договоренности — лишь кулуарная сделка и большого значения не имеют. Пусть наши враги почувствуют себя в безопасности, а вы, Наврус, пока приберете всю армию к своим рукам. Тут ваш главный гений, и это будет оспаривать только полный глупец.

Сделав подобный реверанс в сторону Фесалийца, Прокопий чуть склонил голову, как бы говоря: «Поспорили, погорячились, бывает, но мы же на одной стороне». Наврус быстро закипал, но и зла долго не держал, особенно, когда признавали его таланты. Он все еще был уверен в правильности своего выбора, но сомнения уже были посеяны. Союз Феодоры с ее приемными детьми был смертельно опасен, а полных гарантий, что Василий с Зоей не ускользнут из лагеря, он дать не мог.

Перебрав возможные последствия уже в новом свете, стратилат вдруг пришел к совершенно неожиданному выводу. Наибольшую выгоду от плана Варсания получали два человека: императрица Феодора и, как ни странно, он, Наврус Фесалиец. Его хитрый взгляд скользнул по лицам Иоанна и Прокопия: ведь пока длится вся эта чехарда, он будет нужен этим двоим гораздо больше, чем они ему.

По-настоящему осознав возможные преимущества, Наврус глубокомысленно изрек:

— Пожалуй, нам всем надо еще подумать.

После этого воцарилась настороженная тишина, в которой каждый из присутствующих размышлял о своем, и Иоанн, до сих пор полностью не осознавший стремительные изменения в своей жизни, вдруг поймал себя на мысли, что он был бы совсем не против передать в достойные руки столь тягостное бремя, как императорская власть.

Загрузка...