Гордая. (Не)пара для волка

Глава 29 Глупая русалочка

Я знала, что мне будет больно. Знала, как буду выглядеть совсем скоро. И что препараты, которые мой муж так легко выбросил в раковину, могли отсрочить это на несколько… месяцев или хотя бы недель. Это единственное, что сделал для меня отец после смерти мамы. Сначала я думала, что ради меня… А теперь думаю, что хотел, чтобы я подольше продержалась у серых волков и ничто не вызвало подозрений. Но его план был разрушен. В основном мной.

Однако если бы Эмир не выбросил ампулы, то я смогла бы остаться с ним чуть дольше. Самую малость. Но с ним. Рядом… Были же моменты, когда нам было хорошо. И мне так хотелось их ещё немного… Но вышло как вышло. Что ж.

Да. Я знала, что будет со мной. Не знала только одного – что потеряю свою маленькую, ласковую волчицу. Прежде она не умирала… Ей тоже было плохо, но она была жива. Вместе со мной. Никого у меня больше не осталось кроме Эмира теперь… И его я лишусь совсем скоро.

И мне хочется ползти к нему, обнимать его колени, умолять сделать хоть что-то, придумать волшебный способ спасти меня и её. Только моей девочки больше нет… Спасать некого.

Как же ей, должно быть, было страшно вчера… Наверное… всё дело в том, что мамы нет рядом. И никто не станет меня в этот раз баюкать и петь колыбельную… Или в том, как вчера поступил со мной Эмир… Может, она испугалась его гнева и ненависти? Но это я, именно я не успела успокоить. Наверняка она погибла из-за этого. Если бы я не потеряла сознание, если бы объяснила ей, уговорила, может… она была бы жива. Я так виновата…

Но мне ещё кажется, что если волк Эмира позовёт её, то она откликнется. Может… она просто очень слаба, что не может отозваться. Но если бы он… позвал, она бы снова подняла голову и высунула свой розовый язык. Она бы… откликнулась.

Хотя конечно это я так себя успокаиваю. И сама понимаю, что это невозможно. Я не чувствую её совсем… Почему?! Ну почему она?!

По моему лицу катятся огромные капли. Но чувствую, что ещё немного – и уже не встану. И так уже долго пролежала. А так нельзя. Я должна уехать из дома Эмира живой и здоровой. Должна собрать все силы и уйти, гордо подняв голову. Показать мужу, что я не тряпка, что не стану размазнёй потому, что он был груб со мной и отказывается от меня, потому что мне больно. И не позволить отцу выиграть и причинить Эмиру вред, доказать ему, что я не вещь, которой он может распоряжаться как захочет. Хотя бы ради этого я должна встать.

В той самой сказке русалочка пожертвовала своей жизнью и счастьем ради любимого. Неужели я не смогу перетерпеть боль? Моя девочка хотела бы, чтобы я закончила начатое. И я закончу. А оплачу её потом. Там, где больше не мой дом.

И я встаю. Смотрю на себя и больше не плачу. Всё кончено. Остались последние шаги. И он станет жить своей жизнью. Папа не сможет обвинить их ни в чём. И будет вынужден соблюдать соглашение…

Соберись, Ева! Ну сколько можно ныть и бояться. Пора. Я победила. Посмотреть бы сейчас в лицо папочки. Скоро уже увижу. Представляю, как он будет беситься. Мне нужно лишь накраситься, одеться и спуститься вниз. А потом сделать несколько шагов до машины отца. И всё. Всё! Всего лишь…

О том, что пережила после осознания, что её больше нет, напоминает только седая прядка волос у самого лица. Это тоже впервые. Но её я спрячу в причёску. Эмир не заметит. И запомнит меня такой, какой я была с ним всё это время. Жаль, что у меня не осталось ни единой ампулки и нет обезболивающего. Придётся справляться без этого. Самой.

Вот только не в футболке же мужа идти… Ноги тоже в пятнах и язвочках. А потому наношу плотный макияж настолько, что выгляжу бесчувственной куклой. Выливаю на себя полфлакона духов, чтобы Эмир не чуял запах крови и болезни. Затем крадусь в комнату и достаю мятое свадебное платье. На погладить сил точно уже нет. Не думала, что пригодится, и просто сложила. Хороша будет невеста. Но за неимением выбора надеваю что есть.

Последний взгляд в зеркало. Потом – на босые ступни. Нет. На шпильках я не дойду. Пусть останутся. Как и ненужная больше косметичка. Эмир потом выбросит. А мне больше без надобности.

Я иду, качаясь, по лестнице, уговаривая себя делать каждый новый шаг. Не ради себя. Ради него. Пусть, он не очень добрый, пусть он эгоист и часто поступает некрасиво. Но я хочу, чтобы он жил. Просто жил. Без боли, без угрозы. По крайней мере, чтобы не из-за меня его самого и его стаю использовал мой папа.

Если бы я не знала, что Даяны больше нет и не оказалась бы тут, так бы и мечтала о нём – идеальном. Но теперь я знаю Эмира настоящего. И он совсем не идеален. Он… просто такой, какой есть. Он холоден. Он зол. Да. Но я же его… люблю… И оказалось, что любить – не значит не замечать недостатков и прощать всё. А вот даже всё замечая, любить… трудно. Хотя… может это во мне говорит не выветрившийся юношеский максимализм? Может настоящая любовь, она какая-то другая? Например, как у него к Даяне… Когда возлюбленная кажется недосягаемым идеалом… Но я уже не узнаю, как правильно.

Мне просто нужно дойти до машины отца. Сесть в неё. И уехать подальше. И всё будет кончено. Мой принц будет спасён. А русалочка останется одна со своей болью. Жаль, что не попрощаться с его волком. Но всё, что хотела, я уже ему сказала. А что будет со мной, знаю и так. Поэтому не боюсь наказания отца. Ведь он тоже знает.

Подняв голову и шурша длинным шлейфом свадебного платья, я направилась на выход. Оглянулась в последний раз на дом, который в самом деле стал домом. Даже мысленно улыбнулась. Несмотря ни на что, тут мне было лучше всего. Даже в детстве так не было… Снова позвала волчицу тихонько, надеясь на чудо, но она не откликнулась, и мне пришлось немного запрокинуть голову, чтобы не расплакаться.

Ну во всяком случае я побыла женой Эмира, познакомилась с Эмином и Эли, была тут несколько дней счастлива, а теперь спасу их стаю. Это того стоило. Ведь стоило же?

Конечно.

Стискивая кулаки, выхожу на крыльцо и замечаю Эмира совсем рядом. Его губы плотно сжаты. Глаза налиты яростью, обидой и… чем-то похожим на решительное отчаяние. И хотя я не хотела бы его обижать, но ведь это значит, что ему неприятен мой вчерашний поступок? А значит, я не безразлична же, да? И в ушах всё ещё звенит «моя»… Что же произошло за ночь, что он решил от меня избавиться? Наверное, осознал, что погорячился с этими словами.

Натягиваю на лицо улыбку. Мягкую, тёплую… Так хочется его согреть… Объяснить, что никогда бы его не предала. Что пусть его весь мир ненавидит, я бы с ним осталась. Что еду бы ему готовила… И была бы с ним, поддерживала, пока он страдал от того, что нет рядом Даяны…

Едва подавила желание обнять. Он же не поймёт. Ему наверняка всё равно, что это наша последняя встреча. Это мне нет. А ему всё равно. Ну и что, что вчера рычал, что я – его. Он у меня нервный же просто. Вот и сказал, не подумав. Нужна я ему больно. Если вот так быстро возвращает… Но вообще-то это я его довела. Я. Злится вон теперь.

Знаю ведь, что даже без любви ко мне Эмиру нелегко принять, что кто-то может предпочесть ему другого. И мне так хочется сказать ему, что никогда бы этого не сделала… Но я молчу. Жду.

У машины стоит мой отец и старший брат. Атамана нет. Наверное, он уже далеко… И я могла бы быть с ним. Но кого бы обвинили в моём исчезновении? Эмира? Альфу серых волков? Ну уж нет. Пусть брат найдёт своё счас…

И тут из машины показывается Атаман. Почему не уехал? От его озлобленного на весь мир взгляда становится не по себе… Наверное, отец всё узнал и заставил его остаться… Как он это сделал?

Мне страшно… Голова кружится… Но я терплю. Жду.

Хотя моя семья уже метает гневные взгляды. Отец несколько раз окликнул. Ещё немного, он подойдёт и потащит меня за волосы к машине. Эмир тоже не понимает, почему я не ухожу. Но мне нужно ещё немного времени. Немного.

И вот слышится шум колёс. А из появившихся машин выходят несколько членов совета с обеих сторон. Найти их контакты стоило мне всех моих «связей» дочери альфы. Пришлось врать, что у меня возник вопрос по договору относительно себя, чтобы выведать. Ну вот. Теперь отец не сможет сказать, что забрал меня избитую или отравленную. Где вообще гарантия, что в машине по дороге домой он не заставит меня выпить яд и не обвинит потом Эмира? Ведь именно так планировал поступить совсем недавно.

Когда волки встают поодаль, ловлю непонимающий взгляд мужа… наверное, уже бывшего… Он не подумал о том, как следует поступить верно. Я подумала за него. Хорошо, что заранее, сейчас уже не очень соображала.

Теперь можно идти. Но впереди лестница…

Набираю в грудь воздуха. Побольше. Делаю шаг. Потом второй. Стараюсь не думать про волчицу, чтобы не реветь. Стараюсь не чувствовать боли, чтобы не кричать. Со стороны выглядит, что я просто расстроена. Надеюсь…

Когда ставлю ногу на первую ступеньку, Эмир словно чувствует что-то и подаётся ко мне. Как раз вовремя. Потому что нога подворачивается. И я заваливаюсь на него, а не на ступени. Можно подумать, что я просто оступилась. Ведь можно?

Помимо воли мои пальцы стискивают до синевы кожи ткань его рубашки. Не желают отпускать. Он так и не переоделся. Мне хочется разрыдаться. Рассказать ему, что её больше нет. Чтобы он гладил меня по голове, чтобы утешал… Он же знает, каково это терять кого-то очень близкого… А я потеряла сначала маму, теперь – волчицу… У меня больше никого нет…

Эмир переводит взгляд на мои пальцы. И в его глазах мелькает что-то… сомнение? Его руки на моей талии сжимаются тоже. Он не отдаст меня? Он скажет сейчас, что передумал? Оставит меня себе? Плевать на договор. На отца… На всё. Он поможет мне? Он меня успокоит? Он станет моим обезболивающим?

– ЕВА! – повышает голос отец, и с меня морок спадает.

Это же Эмир… Мой Эмир не станет этого делать. Мысленно улыбаюсь своим глупым мечтам. И подтверждая мою правоту, он меня отпускает. Усилиями всей своей силы воли я разжимаю пальцы и… веду ладонями по его груди. Глажу. Из-за того, что я стою близко, другие этого не видят. Но мне так хочется в последний раз… коснуться… вдохнуть его запах… запомнить…

Эмир же смотрит на мои губы, будто хочет поцеловать, а потом… едва удерживается, чтобы не скривиться. Наверное, ему неприятно, что я рядом после вчерашнего… Хотя это он швырял меня и пытался взять (или взял, я не знаю) силой. А я тут к нему прижимаюсь… Совсем стыд потеряла. И я отступаю.

Чуть приподнимаю подбородок. Хочу, чтобы он меня запомнил такой. А не униженной, больной, слабой и безвольной. Хотя… зачем ему вообще меня помнить? Наверное, забудет, как только сяду в машину.

– Мне почти понравилось быть твоей женой, – признаюсь тихо.

И больше не могу говорить. Нервы на пределе. Впереди пять ступеней. И метров сто до машины… Примерно столько же шагов. Нет, больше. Потому что шагаю медленно и мелко.

Безразлично ловлю ненавидящий взгляд отца. Он прекрасно понимает, что со мной. Знает, что было бы, останься я здесь ещё на неделю хотя бы. Или меньше. И понимает, что проиграл. Из-за меня. Члены совета видели вчера, что соглашение нарушено нами. Мной. А сегодня он забирает меня невредимой, значит, серые волки не наказали меня. Не отравили, не избили, не сделали всего того, в чём он хотел их обвинить. Потому договор продолжает действовать. Только теперь мой папа не получит по нему ничего. У него остались только обязательства.

Конечно, он найдёт способ нарушить его. Не сразу. Но найдёт. Я уверена. Но по крайней мере не будет иметь право требовать голову Эмира. Не вызовет на нечестный бой Эмина. Они останутся живы.

Как же хорошо, что Эмина тут сегодня нет. Смотреть ему в глаза после вчерашнего я бы не смогла. Стыдно.

Когда спотыкаюсь возле автомобиля, мне помогает забраться внутрь Атаман… В его глазах снова непривычное сочувствие. Надо же. Мой брат исправляется? Но думать об этом нет сил.

Я оглядываюсь назад через стекло автомобиля. Но Эмир даже не смотрит. Он уже отвернулся. И я мысленно прошу его посмотреть на меня в последний раз. Увидеть бы его взгляд хотя бы… Но он просто стоит спиной. Тогда и я закрываю глаза.

Когда мы отъезжаем, я знаю, что дома отец будет рвать и метать. Может даже ударит меня впервые. Или скажет сделать это старшему брату. Он может. Ему точно всё равно. Но пока под мерный шум колёс, вновь теряю сознание или засыпаю… И мне опять снится, что меня в подвенечном белом платье кружит Эмир. И смеётся, смеётся, смеётся…

– Ну что, спасла своего серого волка? – слышу над ухом мужской голос.

Разлепляю кажется отёкшие веки. И вижу Атамана. Не узнала сразу, в голове-то шумит ещё. Смотрю на него непонимающе.

– И как? Стоило оно того? – вопрошает брат.

Киваю.

– Всерьёз думаешь, что он это оценит?

– А разве обязательно, чтобы он оценил? – хмурюсь, потому что мне немного лучше. Наверное вкололи что-то. Надо же… какая доброта.

– Если не оценит, то ради чего? – искренне удивляется брат.

– Ради него… И ради себя, чтобы знать, что со своей стороны сделала всё возможное, пока могла, – и тут же замолкаю, понимая, что только что созналась в своих чувствах к врагу. Если отец услышит или брат ему расскажет, то меня точно будут бить.

Но Атаман качает головой.

– Мы все уже всё поняли, Ева. Надо быть слепым идиотом, чтобы не заметить. Когда отец сообразил, придушить тебя хотел. И какой же мудак твой волк, – ой, а сам-то прям не мудак, святой брат Атаман, – если замечал, но всё равно тебя отдал. Хотя… после того, что ты вчера устроила… – на его губы вдруг наползает улыбка. – Видела бы ты лицо отца. Хотя увидеть лицо твоего мужа тоже бы не отказался.

Мой брат впервые наверное вот так улыбается. Как-то по-мальчишески совсем, шаловливо. И неосознанно я тоже растягиваю губы в подобии улыбки.

– Расскажи, – прошу.

– Ооо, он орал так, что все ходили, пригнувшись только. Швырял тут всё. Грозился вышвырнуть тебя из стаи и оставить на трассе в лесу одну. Потом сказал, что пустит на эксперименты… Ты чего побледнела-то? Это он так, от злости. У него даже волосы дымились.

– А потом?

Брат помрачнел.

– Теперь у него другой план.

– С тобой? Поэтому ты остался?

Он замялся.

– Атаман… Может не будем вредить серым волкам?

– Это не тебе решать. И не мне.

– Но ведь… разве ты сам не устал?

– Во всяком случае я не влюбился в брата их альфы, – огрызнулся он.

– А ты хоть раз был в кого-то влюблён? Хотел же сбежать. Явно не просто так…

– Слушай, проехали, – резко встал он. – Давай отдыхай. Я вколол тебе из твоих запасов лекарство. Надолго?

– Не знаю, – призналась честно и не удержалась. – Она умерла…

– Кто?

– Волчица…

Его взгляд стал сочувствующим.

– Мне жаль…

Брат снова неловко присел на край моей постели. И молчал. Не знал, что сказать. Мы за всю жизнь меньше говорили, чем за сегодня. Уж точно не привыкли обсуждать что-то вот такое. Это у нас второй подобный разговор. Первый был, когда он привёз яд.

– Тебе не обязательно делать вид, что не всё равно… Мне просто хотелось хоть кому-то сказать… Ты же знаешь, что теперь со мной будет… Но я думала, мы с ней вместе… ну… – духу не хватило произнести то, о чём всё это время старалась не думать.

Брат вздохнул, а мне вдруг очень захотелось его обнять. Но не решилась. У нас такое как-то не принято без повода… И тут он чуть сжал мою ладонь в своей. Ух ты…

– А скажешь, где мой байк? Я хочу прокатиться.

– Ну куда тебе?

– Скажи, пожалуйста. Я хочу. Пока можно. Пока лекарства ещё действуют. Совсем скоро я поесть сама не смогу. Да и папа меня всё равно запрёт, даже если ещё продержусь.

Покачав головой, брат встал и направился на выход.

– Не скажешь?

Он остановился на самом пороге, не оборачиваясь.

– На подземной парковке, в самом углу под брезентом.

– Спасибо, – попыталась улыбнуться я, но он уже вышел.

Теперь, когда у меня нет ни волчицы, ни Эмира, это последнее, чего я хочу. Что позволит мне хоть немного перестать жалеть себя и бояться. Сесть на байк. Ощутить, как бьёт в лицо ветер. Вот это чувство свободы невероятное. И может даже доехать на наше с Эмиром место… Ну для меня оно стало нашим.

Вколов себе ещё двойную дозу препарата, чтобы прошла сильная слабость, завязала редеющие волосы в хвост, натёрла тело и губы кремом, чтобы избавиться от боли трещин, оделась наконец в свою одежду, дождалась вечера. На моё счастье, папа и старший брат были заняты претворением в жизнь своего второго плана, поэтому разборки со мной отложили. Ну ещё может не подумали, что я могла использовать оставшиеся в запасе тут ампулы и ускользнуть. Ведь за мной никогда не следили.

Пробравшись в гараж, нашла байк и села за руль. Я только разочек. Аккуратненько. И всё. Завела его, и от рёва мотора сердце даже быстрее забилось. Была бы во мне моя девочка, тоже бы порадовалась. Руки ещё подрагивали. Но это моя последняя прогулка, не могу от неё отказаться.

И уже спустя пять минут я летела по трассе, подставляя лицо и грудь ветру. Не думала, куда именно еду. Просто гнала по крайней полосе вперёд. До тех пор, пока не оказалась совсем недалеко от обрыва, где мы кричали с Эмиром. Вот только там уже был сам Эмир… Я увидела издалека его спину. И заглушив двигатель, встала у обочины, не решаясь приблизиться. А так хотелось… Но зачем? Он наверняка ещё зол на меня. Вряд ли обрадуется, если заявлюсь вот так.

И всё же внутри защемило от нежности и трепета. Вот он – мой Эмир. Рядом почти. Ветер дует в мою сторону, поэтому могу уловить отголоски его запаха. Посмотреть на него в последний раз. Вряд ли мы встретимся ещё. Я старалась отпечатать в памяти каждую деталь, которую вижу и чувствую сейчас. Чтобы вспоминать в те сложные моменты, которые ждут меня впереди.

Тут мой пока всё ещё официально муж вдруг встал. На самом краю. У меня от страха, что сорвётся вниз, сердце защемило. И почти сразу раздался его отчаянный, наполненный болью рёв. Казалось, я отсюда вижу полутрансформацию. И ту муку, что отпечатана на его лице… Но спустя минуту, когда он только замолчал, вдруг заревел снова. А потом ещё. И ещё. Несколько раз ударил кулаком в камень, опустившись на колени и не замолкая…

Мне казалось, что моё сердце от боли за него разорвётся на куски. Так хотелось подлететь, обнять его, целовать, шептать, что всё будет хорошо. Что та, по кому он так убивается, не хотела бы видеть его таким. Что он должен жить ради них двоих. И не сдаваться.

Но разве я могу? Теперь я для него лишь подлая предательница. Он и слушать меня не станет. А может задушит или растерзает прямо тут. Умереть от руки Эмира было бы не так страшно. Но когда об этом узнает отец, то обвинит его в нападении на члена своей стаи… Поэтому нет. Я не пойду к Эмиру. И никогда больше не увижу его глаза. Никогда не коснусь. Не обниму. И утешать его я больше права не имею.

После того, как поступила с его братом, едва не опозорив альфу. После того, как предала самого Эмира, в браке с ним коснувшись так интимно другого. После того, как солгала ему, что хотела именно такого исхода и что наш брак для меня – лишь временный и ничего не значащий. Вряд ли это причинило ему боль, скорее задело самолюбие. И это к лучшему. Ни за что на свете я не хотела бы делать ему больно. И я рада, что он не увидит моих истинных чувств…