Глава 28 Вот и всё

Как же страшно было нанести оскорбление Эмину – и дело даже не в том, что они имели право меня сейчас прямо тут и загрызть, а больше – невыносимо казалось увидеть разочарование в его глазах. В глазах его пары. А оно там появится неизбежно, когда я сделаю то, что задумала. Оба – и Эмин и Эли – были так добры ко мне, что сейчас, глядя прямо в глаза альфы, я испытывала такие угрызения совести, которые прежде мне были даже неведомы. Казалось, что я умру, когда Эмин оттолкнёт меня. Но он оттолкнёт. Иначе погибнет. Вместе с Эмиром. Ведь мой отец добьётся своего, если я ничего не сделаю.

Я ещё после истории с ядом поняла, что возвращать меня в стаю раньше срока серые волки не собираются. Братья словно чувствовали, что я на их стороне. Только один рассудительный и жалостливый, а другой – ревнивый и нервный. Но ни один не хотел вернуть. Хотя я говорила в отрытую, даже готова была подыграть и оболгать собственного отца. Они словно не слышали. Только это нужно было сделать! А значит, мне придётся совершить нечто экстраординарное, чтобы не оставить им выбора.

Например, публично нанести серьёзное оскорбление члену их стаи.

Поначалу я думала, что можно провернуть это с кем-то другим. Только позже поняла, что не смогу. Коснуться даже. Не то что…

У нас, волков, без разницы какой стаи, есть определённые традиции и правила. Например, истинная связь считается священной. Если кто-то смеет посягать на неё – причинить вред или заявить права на истинную/истинного другого, это считалось чем-то ужасным. Настолько, что минимум, что светило бы мужчине, провернувшему подобное – вызов на бой и смерть. Для девушки – изгнание из стаи.

И для того, чтобы меня вышвырнули из стаи серых волков с позором, чтобы Эмин не смог вновь спустить мне мою выходку из-за своей доброты и жалости ко мне, нужно всего-то сейчас, при всех… поцеловать или укусить (в попытке поставить метку) того, кто будет рядом с истинной. У кого точное есть пара.

Именно поэтому мне в голову не пришло даже подходить к Эмиру, пока у него была Даяна. Поэтому я смотрела со стороны на то, как он счастлив был тогда, и не смела не то, что озвучить свою симпатию хоть кому-то, а даже самой себе в ней признаваться открыто.

Но представить, что придётся так интимно коснуться кого-то совершенно чужого, не могла. Осматривала каждого тут и осознавала – что не переступлю себя. Невыносимо. И хотя обидеть Эмина – тоже невозможно тяжело, но он единственный мужчина тут, кроме Эмира, от которого меня не воротит на зверином уровне. Может, это оттого, что моя волчица тоже тянется к нему, как к старшему, как к мудрому, почти как к своему альфе. Может также тянулась бы к кому-то из братьев, если бы они не отталкивали меня всегда.

И вот теперь, поймав взгляд альфы, я приближаюсь к его губам и понимаю, что не могу. Не могу! И даже не потому, что мне самой сложно целовать кого-то кроме Эмира, просто это же… Эмин… И рядом стоит его жена с малышом, чей праздник я порчу.

Оставив короткий поцелуй в уголке его губ, тем самым почти признав своё фиаско, я скользнула пальцами по воротнику рубашки, открывая доступ к его шее. Почему-то он не оттолкнул меня, а словно замер. Просто смотрел на то, что я творю. Неверяще, изумлённо и… Нет. Это мне кажется. Не может Эмин испытывать ко мне вот эту теплоту, которая плещется в его серых глазах. Но тем не менее, рука альфы вдруг невинно ложится мне на талию, будто поддерживая, будто чувствуя тот океан боли и страха, который во мне бурлит. От этого его жеста, на мои глаза наворачиваются слёзы, но решение уже принято, я уже не отступлю.

Всё происходит за доли секунды.

Я наклоняюсь к его шее, тянусь зубами к коже, уже чувствую его приятный запах (не такой, как у Эмира, но не отталкивающий и резкий – как у других) и успеваю лишь царапнуть клыками своих человеческих зубов (ведь других у меня нет), как ощущаю приказ… Точнее – ПРИКАЗ. Остановиться. Только это невозможно, отца здесь нет. А больше никто не может отдавать мне приказы…

Но обдумать это не успеваю, потому что уже в следующее мгновение сбоку налетает Эмир и тянет меня за предплечье. Ударившись о его жёсткую грудь, я на ней же прячу лицо, потому что больше не могу взглянуть в глаза брата мужа и его жены. Каждый здесь понял отчётливо, что я собиралась сделать, а значит, мой план почти сработал. Осталось лишь дождаться вердикта. Ну а то, что меня колотит всю – это же мелочи…

Сквозь гул в ушах, плохо различаю чей-то выкрик с требованием наказать предательницу. А потом ощущаю, как пятерня Эмира больно сжимает мои волосы, пытаясь оторвать от себя. И когда он рычит что-то мне в ухо, я уже не слышу. Или не понимаю. Голова кружится… Нет. Вот только не сейчас…

Чтобы не упасть, схватилась обеими ладонями за запястье Эмира. И так как он держал мою голову (пусть и за волосы), стоять стало проще. Вот бы оказаться дома… У нас дома. И чтобы не чувствовать на себе эти взгляды. Теперь здесь остались только серые волки, и каждый из них считает меня коварной шпионкой. Каждый ненавидит. От их ненависти дышать становится всё сложнее.

Невыносимо быть здесь после того, что я сделала. Но даже если меня вернут (на что и был расчёт), то пусть не отсюда. Я хочу домой… Хоть ненадолго. Просто домой… Кажется, что иначе я упаду в обморок прямо тут.

– Давай уедем? – несмело поднимаю лицо, глядя на мужа. И почти не узнаю его.

Эмир в бешенстве. Впервые вижу на его лице вот такую нечеловеческую ярость. Кажется, он может убить меня прямо тут… Разорвать на мелкие кусочки своими когтями и зубами, которых пока не видно, но судя по пару из ушей, скоро появятся.

– Вам и правда лучше уехать. Завтра мы всё обсудим с советом и Евой. Потом примем решение.

Голос Эмина звучит глухо. И я решаюсь бросить на него украдкой взгляд. Альфа… расстроен. Эли рядом с ним и… разочарована. Как я и думала, даже после такого они не злятся… Верно говорят, что счастливые люди (ну и оборотни тоже) совсем иначе смотрят на мир, в их сердцах нет ненависти. Жаль, что мне никогда не испытать вот такого же счастья…

Выругавшись, Эмир потащил меня за руку к байку, но когда кто-то из гостей кинул в мою сторону что-то из стеклянной посуды, отбил зло, не давая ударить меня и зарычал в сторону незадачливого поборника справедливости. Странно, почему они не позволили совершить самосуд. Эмин – понятно, он добрый. А зачем Эмир за меня вступился сейчас, хотя так сильно злится сам? Может, чтобы не портить праздник ещё больше? Хотя вряд ли они сейчас продолжат праздновать. Я уже всё испортила.

На байке так и не решилась обнять его, попыталась схватиться за сиденье. Но сжав мои запястья до хруста, Эмир положил их себе на живот, заставив прижаться к нему со спины. Только я уже не могла держаться крепко. И не знаю, почему, управляя одной рукой байком, второй он держал мои руки. И гнал так, словно решил убиться вместе со мной.

А потом, неаккуратно затормозив во дворе, снова схватил меня за руку, швыряя с порога в дом. И только оставшись с ним наедине я вдруг поняла, что безопаснее было там – в стае ненавидящих меня волков. Потому что этот ненавидит меня больше, чем все они вместе взятые.

– Мало тебе меня?! – заорал он, сжимая мои щёки. – Захотела и под брата лечь?! Альфа тебе нужен?! Для этого тебя сюда послали?! Притворялась невинной овечкой! Чтобы что?! Публично нанести оскорбление?! Соблазнить его?! Зная, что у него есть пара! Выставить меня идиотом?! Что ты хотела?! ЧТО?!

Мне хочется плакать от его слов, но Эмин завтра планирует разговор, после которого опять может растянуть наказание и не вернуть меня отцу. И тогда получится, что всё было зря? Зря я обидела альфу и его жену, зря разозлила Эмира… Чувствую себя так, словно меня перемололи в мясорубке. Не продержусь я долго. Уже нет. А потому…

– И что, если так? – стараюсь смотреть ему прямо в глаза. – Ты же мне всего лишь временный муж. Совсем скоро я буду свободна, можно пока присмотреть другого.

Эмир завыл почти по-волчьи и несколько раз ударил кулаком о стену в сантиметрах от моей головы.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! Я как идиот… а ты! Ненавижу! Дрянь! Какая же ты… мерзкая, подлая, двуличная…

Слова больно бьют, но я всё ещё стою. Хотя уже готова упасть к его ногам. Умолять прекратить и не пугать меня больше. И не сказать, чего боюсь сильнее – этого его отчаянного какого-то гнева или своих внутренних ощущений, словно рассыпаюсь на миллионы осколков. И никогда уже не соберусь обратно…

– Уж какая есть, – слышу свой равнодушный голос не верю, что говорю это.

Разве я могу признаваться в таком? Разве могу выводить его из себя ещё больше?

– Тварь! – рычит он и толкает меня грубо к середине гостиной.

Сопротивляться сил уже нет. Особенно когда муж вновь теряет разум и переходит в полутрансформацию, когда когтями разрывает на мне одежду, царапая кожу и бросает на диван.

– Ты МОЯ! – ревёт как раненый зверь. – Запомни! МОЯ!

Нависает сверху и сжимает моё горло своей широкой ладонью, перекрывая доступ воздуха.

– До тех пор, пока не вернул тебя. Моя.

– Вот и вернул бы, – хриплю из последних сил.

Меня трясёт… от его поведения, от того, что он собирается сделать сейчас со мной, но больше – от разъедающей боли внутри, которую невозможно терпеть… Только бы он не увидел. Только бы не он.

Его хватка становится не такой сильной, что позволяет мне вдохнуть. Но вместе с воздухом приходит новая порция боли, и я опять задыхаюсь, только теперь уже от неё.

– Эмир… – шепчу, неосознанно прося о помощи того, кто рядом, но он не слышит, может и не видит меня сейчас, и уж точно не понимает.

Вместо этого расстегивает ремень на брюках, дёргает меня на себя и… я теряю сознание.

А когда открываю глаза, то понимаю, что стою посреди гостиной. Чувствую себя бодрой и здоровой. Лёгкой. На мне пышное свадебное платье. Вокруг всё украшено живыми цветами. Солнечные зайчики скачут по комнате, отражаясь от больших в пол зеркал. В них – моё отражение тоже. Я красивая. Волосы тяжёлыми локонами спускаются до талии, а сверху заколоты блестящим гребнем.

В проёме двери появляется Эмир. Я тоже вижу его в зеркалах. И теряюсь, когда понимаю, что он мне улыбается. На нём тот же костюм, только отглаженный, с иголочки. Бутоньерка из мелких белых и розовых цветов в кармашке. Он медленно, но уверенно подходит ко мне со спины и обнимает сзади за талию. А потом целует в висок.

Затем его руки разворачивают меня к себе и теперь я не в отражении, а вживую вижу его ласковый, тёплый взгляд. Это он на меня так смотрит? На всякий случай оглядываюсь вокруг. Мало ли. Может кого не заметила. Но нет. Кроме нас тут никого нет. Точно на меня.

Его тёплая ладонь касается моей щеки. Заставляя смотреть только в его глаза. Я не против. Вечно бы в них смотрела. Тем более – в такие.

Он неторопливо наклоняется и осторожно касается моих губ своими. Ласково, неспеша. Будто боится мне навредить. Ощущения непривычные. Эмир обычно целуется по-другому. Но мне нравится.

А потом отпускает и показывает жестом, чтобы я покружилась. Видя его улыбку, отказать не могу. И кружусь, взметая фатиновые воланы платья и волосы. А внутри чувствую счастье. Такое реальное, такое большое!

Вдруг меня ловят сильные руки мужа, и я утыкаюсь взглядом в его грудь. Он же снова улыбается. Как тогда, Даяне, только мне. Сейчас. И смотрит на меня, кажется, даже влюблённо. Счастливо. А потом наклоняется к моему ушку и шепчет, что любит. Меня любит! Никогда не видела Эмира таким с тех пор. Ни разу. И вот сейчас он тоже счастлив. Со мной счастлив!

Луна, как же хорошо!

Я вскидываю руки и обнимаю его за шею, а он подхватывает меня за талию и снова кружит. Кружит. Кружит. Мы смеёмся… Но всё мелькает вокруг слишком быстро. Меня начинает мутить. Я прошу его остановиться и поставить меня, но он продолжает улыбаться и не слышит. Я кричу ему остановиться, но Эмир продолжает… Хватаю ртом воздух, но он спёртый, тяжёлый. Меня укачивает так. А он смеётся радостно и не останавливается…

Резко распахиваю глаза снова, но уже в реальности, и сгибаюсь пополам от жуткой боли внутри. Из потрескавшихся губ вырывается хриплый вскрик. В ужасе закрываю рот рукой и стараюсь осмотреться, вдруг Эмир рядом. Но его нет. Не помню, что было вчера после того, как отключилась.

Но сейчас я по-прежнему в гостиной на диване. В изодранном его когтями сарафане и обрывках нижнего белья. Меня тошнит. Перед глазами мелькают тёмные пятна и звёздочки. Так холодно тут… Меня трясёт от холода. И внутри – привычно больно.

Вытягиваю вперёд руку и убеждаюсь, что не ошиблась. Гладкая обычно смуглая кожа пошла жёлтыми пятнами, несколько ногтей потрескались до крови. Представляю, что там сейчас с лицом… Мысль, что такой меня может увидеть Эмир, перевешивает боль. Зажимая рот рукой, чтобы не кричать, я встаю и, покачиваясь, иду в ванную. На второй этаж. В нашу комнату. Там можно переодеться в его одежду и нанести макияж…

Цепляюсь за перила и стараюсь глубоко дышать, чтобы не упасть в обморок. Каждый шаг отдаётся болью, словно стекло впивается в ступни. Но если его тут нет, если он меня не видел ещё – на что остаётся надежда (может так сильно разозлился, что бросил меня и ушёл куда-то), то мне нужно спрятаться. Не хочу, чтобы он знал…

По ощущениям я шла час. В комнате по-прежнему улыбалась с фотографии Даяна. Эмира тут не было, к счастью. Да и вообще в доме тихо и пусто.

Где-то в области сердца всё горит и режет. Больно. Но я всё равно заперлась в ванной. И уже знала, что увижу в зеркале, когда поднимала глаза. И хотя знала, к этому невозможно быть готовой…

На лице кожа тоже сухая и шелушится, под глазами синяки, губы – бледно-синие с глубокими трещинами, глаза без блеска, пустой взгляд, расширенные зрачки… Провела ладонью по волосам и несколько толстых прядей остались в руках… Ну вот и всё… Теперь у меня есть пара дней в лучшем случае, чтобы вернуться в стаю.

Я не знаю, сколько прошло времени с праздника Эмина. Может пару часов. Или дней. Хотя наверное меня бы хватились. Скорее сейчас утро следующего дня, а Эмир был так зол на меня, что просто не обращал внимание, что я там валялась полураздетая.

Медленно стаскиваю с себя остатки одежды и бросаю в урну. Теперь официально в этом доме кроме свадебного платья в шкафу у меня ничего нет. Но сейчас важнее другое.

Дрожащими руками набираю заранее добытый номер члена совета серых волков. Да, вот так, в обход Эмина. Так лучше. Для него же. А после короткого разговора, устало опускаюсь на пол, и тут же слышу шаги.

Эмир.

Всё моё существо реагирует на него, тянется ближе. Кажется, обними он меня, и всё пройдёт. Я вернусь в себя прежнюю. Но этого не случится. Не бывает же чудес.

Муж останавливается за дверью.

– Твоя семья будет здесь через полчаса. Я тебя возвращаю. Спускайся, – холодно говорит он, и я должна бы радоваться, что сработало – он не выдержал и отдаст меня до разговора с Эмином… Но почему-то внутри всё сжимается. Вчера говорил «моя»… Вот бы ещё так сказал…

Я киваю, будто он может видеть. Но муж не ждёт ответа, а просто уходит. Хорошо, что уходит. Хорошо…

А мне сейчас так плохо, так больно, так одиноко. И чтобы продержаться ещё каких-то полчаса, мысленно зову притихшую волчицу. Но она молчит. Я зову снова. И снова. Опять. Но внутри – звенящая тишина. И тут же осознаю, что больше не чувствую её…

Из горла вырывается дикий вопль, переходящий в хрип. Или это только в моей голове? Не слышу звуков. А сама падаю на холодный кафель, содрогаясь от новой порции боли. На этот раз душевной…

Загрузка...