Глава 94

Шнееланд.

Бранд. Городская тюрьма

1 число месяца Служанки 1855 год

Северин Пильц

— Твари дикие! Собаки лишайные! Уроды ярмарочные! Выпустите меня!

Вцепившиеся в решетку мощные пальцы трясли ее так, что сомнения в ее прочности нет-нет, да и закрадывались. Но, конечно, не у тех, кто уже видел, как эту решетку пытались выломать. Да вот взять хотя бы нынешнего беспокойного постояльца.

— Ты, говорят, здесь уже второй месяц и каждый день устраиваешь вот такие представления, — лениво произнесли из темноты за соседней решеткой, — Не надоело?

— Неа, — произнес бунтарь, — вдруг и вправду выпустят?

— Ты в это веришь?

— Неа. Но вдруг?

В соседней клетке зашуршала солома — постоялец перекатился с боку на бок:

— Тебя вообще за что посадили?

— За то что я — Северин Пильц, — гордо заявил крикун.

— Да ты что?! — фальшиво изумился голос, — тот самый Северин Пильц?! А кто такой Северин Пильц?

— Не бреши, — Пильцу надоело стоять у решетки, и он убрел в темноту камеры, — Ты меня прекрасно знаешь, я по голосу чую.

— Как же ты это по голосу ухитряешься понять? Или ты из колдунов?

— По голосу я понимаю, что ты — Липкий Фриц, а, значит, знаешь меня, как монашка — дырки в заборе. Ты мне еще за ту игру пару бренчалок задолжал.

— Северин, друг, это, правда, ты? — из фальши в голосе невидимого Фрица можно было чеканить монеты.

— А то ты сразу не понял.

— Нее, не может быть. Мой дружбан Северин не стал бы сидеть в этой вонючей конуре и орать на потеху страже. Он бы давно отсюда смотал… да его бы и не свинтили вовсе, уж такой он ловкач, мой дружбан Северин…

— Я, может, и не сопротивлялся вовсе, — проворчал из темноты Пильц, — Я, может, если бы захотел, давно бы отсюда удалился.

— Только не хочешь, — хмыкнул голос, — Ну и замок на двери, конечно, немножко мешает.

— Такие замки моя бабушка свои старым желтым ногтем открывала.

— Как жаль, что здесь нет твоей бабушки. И вообще у тебя ее нет, ты же сирота. Сам рассказывал, что кроме тебя, да сеструхи, никого…

— Вот ты неумный, — фыркнул Пильц, — Раз уж я на свет появился — значит, у меня мама с папой были. А у них, значит, свои мамы тоже были. Мама папы, да мама мамы — вот уже две бабушки.

— Так ты ж не знаешь ни одну из своих бабусь, откуда ж тебе знать, что она там может своим ногтем сделать.

— Ну, в кого-то ж я пошел такой ловкий.

Голос замолчал, сраженный нерушимой логикой. Или ему просто надоело разговаривать.

Пильц тоже замолчал, лежа на старом соломенном матрасе. Только одинокий желтый глаз по-кошачьи посверкивал в темноте.

Что-то он задумывал. Наверное.

Шнееланд.

Бранд. Королевский ипподром

1 число месяца Служанки 1855 год

Доктор Реллим

Дым бил из выхлопных труб мощными толстыми струями, превращая крылатый механизм, замерший посреди ипподрома, в сказочного дракона.

— Давай! — крикнул, перекрывая грохот парового двигателя, человек, наблюдавший за происходящим со стороны.

Помощники дернули рычаг, вернее — длинную веревку, привязанную к рычагу. Добровольно садиться внутрь этого механизма дураков пока не находилось.

Внутри что-то взвыло, винт, до сего момента печально висевший на носу конструкции, раскрутился, превратившись в воющий мерцающий диск, и крылатый механизм, подпрыгивая на редких неровностях, покатился к дальнему концу ипподрома.

— Сейчас… — шептал человек, наблюдавший за ним, — Сейчас… Сейчас поле…

Не полетел.

Механизм натужно рычал, иногда, казалось, он даже отрывался от земли своими колесами и пролетал некоторое расстояние… Но нет, тут же шлепался обратно и лопасти крыльев покачивались вверх-вниз, как будто хотели взмахнуть и взлететь, но у них тоже ничего не получалось.

— Холера! — взревел профессор Бруммер, с силой ударил себя кулаком в ладонь и добавил несколько слов, безусловно, не красящих не только профессора физики, но и, пожалуй, портовых грузчиков. После чего бросился к двери в помещения, отданные ему под лабораторию.

Но ведь должно же получиться! Ведь все рассчитано же!

Господин министр даже смог предоставить в распоряжение профессора новейшую модель дифференциального исчислителя. Вместе со специалистом по его обслуживанию, потому что сам Бруммер ничего не понимал в этом сплетении блестящих рычажков, заводных колес и крохотных штифтов. Он понял только одно — если правильно ввести данные, то эта машинка пожужжит, пожужжит, звякнет колокольчиком и выдаст цифры, над расчетом которых вручную придется корпеть не одну неделю. Да, он проверял эту машину. И сейчас мог поклясться, что профиль крыла рассчитан верно, исходя из всех параметров, влияющих на подъемную силу.

У двери, на бревне, через которое должны были перепрыгивать лошади, в абсолютно неподобающей позе сидел грюнвальдский выскочка, доктор Реллим, самозваный основатель шарлатанской науки. Реллим качал ногами и грыз орехи, по-плебейски сплевывая скорлупу наземь.

— А я говорил, что ничего у вас не получится, — спокойно заметил он.

Бруммер промолчал. Проклятый Реллим и вправду так говорил, но у профессора складывало ощущение, что, если он все же сдастся и спросит, что же не так с его летательным аппаратом, то получит ответ как в старой потешке про колдуна, который взял деньги за то, чтобы сказать, кто украл лошади, и совершенно честно и правильно ответил «Воры».

От этого грюнвальдца всего можно ожидать.

— Не хватит мощности двигателя, — Реллим как будто не заметил хмурого молчания собеседника.

— Мы ее увеличили, — не выдержал профессор.

— Вместе с ней увеличился вес. Мощности опять перестало хватать. А если вы попробуете увеличить подъемную силу, делая крылья шире и больше — вы опять упретесь в увеличивающийся вес. Это игра без шансов на выигрыш, бесконечная гонка. Вы никогда не сможете подобрать нужную комбинацию чисел, как никто не мог догнать лягушку в той древнеэстской апории.

— Лягушку можно догнать, — огрызнулся Бруммер.

— А вашу громыхалку можно заставить взлететь.

— Может, вы еще и знаете — как?

Глаза Реллима блеснули:

— Знаю.

Ренч

Марис. Столичный парк

1 число месяца Служанки 1855 год

Капитан Жан Северус

В самом центре красотки Марис, столицы веселого и безмятежного королевства Ренч, населенного добрыми и приятными людьми — по крайней мере, по мнению самих ренчцев — раскинулся зеленый парк. Ну, зеленым он бывал, конечно, все же летом, но и сейчас, когда давно началась весна, солнце сияет, поют птицы, а сердца раскрываются навстречу любви — парк успел подернуться зеленой дымкой пробивающейся травы, распускающихся почек, первых робких молодых листочков.

По узкой аллее, под сенью таких прозрачно-зеленых веток, шагает человек. Высокий, худощавый, из тех, кого называют «жилистыми», в темно-синей морской форме, без знаков различия, небольшой капитанской шапочке, с окружающей подбородок окладистой шкиперской бородой, то есть такой, которая оставляет окрестности губ бритыми, чтобы уголек во время корабельной качки случайно не подпалил волосы.

Все это, а также суровое обветренное лицо, светлые прищуренные глаза, размашистая походка — все это говорит нам о том, что по аллее гуляет моряк. И первое впечатление нас не обмануло — это действительно моряк. Знаменитый капитан Северус, человек, поклявшийся достичь Северного полюса и даже сменившего фамилию в честь своей мечты, чем, надо признать, расстроивший своего старика-отца, почтенного буржуа.

Капитан совершил уже три попытки, лишился трех кораблей и полного доверия инвесторов, но не лишился веры в то, что он, именно он, будет тем человеком, который достигнет полюса.

Даже сейчас, посмотрите внимательно — капитан, сам того не подозревая, выбрал аллею, которая идет строго на север, хоть проверяй по стрелке компаса. Его взгляд, устремленный вдаль, видящий то, чего не видят другие — он устремлен именно на север.

Аллея делает небольшой изгиб — пусть скучные и чопорные брумосцы прокладывают тропинки в парках по линейке, ренчцы не пытаются изменить природу там, где в этом нет смысла — и, разумеется, капитан Северус не стал идти по прямой, топча ботинками клумбу. Нет, он спокойно огибает ее, но его взгляд, он, как стрелка компаса, продолжает твердо смотреть в сторону полюса.

Капитана всегда отклоняло на север.

Леденберг.

Лабагов. Трактир «Две ели»

1 число месяца Служанки 1855 год

Фройд-и-Штайн

За столом у окна небольшого трактира — а откуда взяться большому трактиру в городке, в котором еле-еле тысяча жителей наберется, а дорог через него не проходит — сидели двое. При первом взгляде в них не было ничего необычного — простые парни, среднего достатка, в скромной одежде, зашли перекусить, чем пошлет бог и хозяин трактира. Ну, разве что еще посмотреть на вытянувшийся вверх шпиль здешней церкви, который торчал посреди городка, как гвоздь посреди табурета. Больше в Лабагове посмотреть было не на что.

На первый взгляд — обычные люди. На второй, третий и так далее — тоже. Не было в них ничего необычного, хоть ты глаза сломай. Ну, разве что можно было сказать, что в них наблюдалась какая-то общая схожесть, как будто за столом сидели два брата, да еще один из них носил бороду, а второй был брит.

— Куда нас направят, когда закончим здесь, Фройд? — спросил один другого.

— Не знаю.

— По слухам — в Перегрин.

— А что Перегрин сделал плохого Шнееланду?

Оба расхохотались. Ведь согласитесь, смешная шутка получилась, как будто небольшое королевство может чем-то угрожать раскинувшемуся на полматерика государству. А даже если и захочет — неужели для этого оно пошлет всего двух человек?

Что они могут сделать, верно?

Конец второй части

Загрузка...