Железом по белому

Глава 41

4

Ксавье понятия не имел, что это должно означать… вернее, значение слов «рыцарь» и «полюс» он знал, конечно, но что это могло означать в данном случае? Не верить же вздорным слухам, что в одном из секретных цехов строят огромных стальных рыцарей на паровом ходу, а в другом — не менее огромный бур, чтобы доставить его на Северный полюс и там просверлить землю насквозь…

Сейчас, впрочем, ему не до секретных цехов… вернее, до самих цехов ему дело есть, но не имеющее никакого отношения к тому, что там производится. Да хоть лифт в преисподнюю, для него в данный момент это неважно. Важно лишь то, что его послали сюда вовсе не для того, чтобы он готовил обеды толпам рабочих.

Он — сотник Черной сотни, и его задача, задача, ради которой он был послан сюда — осталась невыполненной. Более того — из-за него эта самая задача полностью провалена.

5

В первые же дни после своего проникновения в Штальшадт Ксавье осторожно разузнал о своем «двойнике». Да, несмотря на то, что руководство не только крайне мало общается с рабочими — практически не пересекается с ними, проходя высоко над головой по ажурным стальным галереям, пересекающими небо над заводами из конца в конец — но про многих из них рабочие знали. Знали они и про молодого сотника Черной сотни, в своем черном мундире неслышно скользившего тут и там.

Как понял юноша, его «двойник», прибыв на службу, сделал ровно то, что должен был сделать он, Ксавье: поступил в распоряжение среднего сотника Коля. После чего начал выполнять ту функцию, которая должна была достаться ему, невезучему и чересчур доверчивому младшему сотнику.

Выслеживать и устранять, скажем так, помехи производству.

Человеческие помехи.

Шпионов, бунтовщиков, мятежников, саботажников, всех тех, кто мешает стройному ритму производства так же, как деревянный башмак-сабо, засунутый в шестеренки станка.

Лжексавье, судя по полученной информации — состоящей, впрочем, из невразумительных сплетен и смутных слухов — справлялся со своей задачей неплохо. За те десять дней, что провел здесь Ксавье, его шустрым «двойником» уже были выслежены и обезврежены три мятежника, готовящих беспорядки в своих цехах.

Именно эта замечательная работа и приводила юношу в расстройство.

Ксавье точно знал, что его «двойник» — кто угодно, только не верный слуга государства и его величества короля Леопольда Седьмого. Значит, вся его деятельность — вождение за нос и предназначена только для того, чтобы усыпить бдительность его начальника, сотника Коля. Кто же «двойник» на самом деле — не суть важно, ибо в любом возможном варианте он может причинить огромный вред.

Юноша склонялся к тому, что его «двойник» — шпион какой-то из Трех империй, возможно, пытающийся проникнуть в тайну «Рыцаря» и «Полюса».

В размышлениях Ксавье сам не заметил, как дошел до забора, окружающего фабрику печатных машинок. Быстро огляделся — и ужом скользнул в узкую щель.

Штальштадт состоял из многих уровней. Галереи руководства в небе, переходы канализации — под землей… И ходы, которыми город был пронизан, как сыр — в середине.

В любом, сколь угодно распланированном и рассчитанном сооружении, тем более, таком огромном как целый город, всегда найдутся непредусмотренные конструкцией переходы, перелазы, задние дверцы и уязвимости. Потому что любое сооружение — живет. Меняется. Развивается.

Вот, например, два здания складов, из посеревших досок. Между ними — неширокое пространство, тупичок, упирающийся в высокий забор. В нем ничего нет, только растет куст бузины, явно случайно оказавшийся здесь после того, как птичка уронила семя. Для чего здесь этот тупичок? Да ни для чего — когда-то между складами находилось помещение, в котором стоял небольшой станок. Потому станок перетащили в другое, более подходящее место, вон, от него еще остался фундамент. Чтобы его перенести — разобрали фронтальную стену, а крышу пришлось убрать, потому что иначе она упала бы на головы грузчикам. И вот — пустое место. Тупик. Тупик, да не совсем: если войти в него, и подойти к углу правого склада — то можно увидеть щель, которая тянется между стеной склада и забором. Узкая, так что только стройный юнец может протиснуться — а в углу левого склада такой щели и вовсе нет — но если все же проскользнуть, то можно отодвинуть одну доску, затем вторую — и вот ты уже в той части города, куда пришлось бы идти, делая большой крюк. Причем не просто в части города, а именно в том самом месте, из которого, оставаясь невидимым, можно проследить за тем, куда же пойдет «двойник»…

Ксавье осторожно, стараясь не шуршать одеждой по шершавым стенам — иначе попадешься на глаза заводским приказчикам, и как ты им объяснишь грязь на рабочей одежде? — дошел до нужной доски. Протянул руку, чтобы отодвинуть ее…

И застыл.

Шрам на лице кольнуло.

Из-за забора слышались голоса.

Ну да, все правильно. Ты же не считал себя самым умным, единственным, кто догадается о тайных переходах и перелазах?

6

— Нет, я не с вами, — произнес голос с явственным грюнвальдским акцентом. Не таким, как у фюнмаркцев, что тянут шипящие, а мягким, как будто сюсюкающим. «Неть, я не сь вями». Ну да, после событий 27 дня месяца Мастера в Штальштадте появилось много рабочих из Грюнвальда…

— Томас, ты же понимаешь, что с нами надо дружить? — а вот этот голос, вернее, его хозяин, конечно, был явным шнееландцем.

— Я сюда приехал не дружить, а работать. Мне надо кормить семью, а ваши игры…

— Томас, мы не играем. Мы же ради тебя…

— Видел я уже, чем заканчивается это «ради меня». Нет.

— Ты смелый парень, Томас. Нам бы такие пригодились. Но нет — значит, нет. Мы все здесь мужчины и привыкли к прямым речам. Мы — за всех рабочих, даже за тех, кто нас не поддерживает. Руку, друг.

Грюнвальдец по имени Томас, видимо, поколебался, но потом решительно произнес:

— Вот вам моя рука. Вы все же…

Он внезапно замолчал. Потом знакомо булькнул. Так, как булькает человек, получивший десяток дюймов отточенной стали между ребер. Воспитаннику драккенских вервольфов частенько приходилось слышать такой звук. Его ни с чем не спутаешь.

— Держи. Осторожно…

— Куда его?

Спокойный деловитый разговор. Ни грана эмоций, как будто в футе от Ксавье только что не был убит человек, отказавшийся подчиниться мятежникам.

— В колеса, куда ж еще.

Ксавье понял, о каких колесах идет речь. Шестерни огромной паровой машины, Ухты-Ухты. Человек, которого они затянули в себя, мгновенно превращался в окровавленный мешок из мяса и осколков костей. Кто там определит, был ли он жив ДО того, как попал «в колеса»…

Интересно, хоть кто-то из тех, кого доставали из стальных объятий Ухты-Ухты, был жив до встречи с ней?

— Потащили. Сегодня нужно кому-то сдаваться идти. Кто пойдет, решили?

— Еще нет, но найдем. Младшему же надо показывать свою работу…

Ксавье замер.

Он неожиданно понял, что кратчайший путь до Ухты-Ухты проходит прямо через ту самую щель, в которой стоит, замерев, один неосторожный мальчишка.

Юноша медленно протянул руку, положив ее на рукоять ножа, спрятанного за поясом. Удивительно, чего только нельзя раздобыть там, где есть металл, станки, инструменты и руки тех, кто умеет работать со всем этим. Когда старик-ножевщик спросил, какой нож он хочет, Ксавье чуть было не заказал драккенский нож. И Макграту совсем необязательно было тыкать ему в бок, он и сам сообразил, что брумосскому морскому пехотинцу Найджелу неоткуда знать о том, что за ножи носят в Драккене. Поэтому сейчас за поясом примостился короткий морской нож.

Пальцы юноши тихо сжали рукоять…

На плечо Ксавье легла рука.