Железный шип

35 Подношение гулей

Гнездо гулей простерлось под сводами встречающихся туннелей гигантским пауком, его длинные плетеные переходы цеплялись за остатки древней ливневки, выносившей всякий мусор из Старого города на юг и дальше в реку.

— Идите медленней, — предупредил Кэл. — Пусть почуют ваш запах и поймут, что вы не представляете опасности.

Я и без того не собиралась очертя голову бросаться в самое сердце худшего из городских кошмаров и остановилась в нескольких шагах от дыры мне по пояс, служившей входом в жилище гулей.

Гнездо, сплетенное из кусков металла и кожи, ткани и брезента, представляло собой нагромождение приземистых шатров вокруг одного, центрального, из которого легко струился дымок, пахнущий углем и еще чем-то, более темным и насыщенным. В памяти моей отозвалось давнее-предавнее воспоминание о хирургическом покое сумасшедшего дома, куда попала мать, разбив зеркало на кинжальной остроты осколки. Пахло кровью.

Из древней рейсовки, носившей на себе эмблему транспортного управления еще штата Массачусетс, а не городского, на нас глазела, борясь за места у окон, целая орда щенков гулей. Они скалили зубы, походившие пока скорее на перочинные ножи, а не на жуткие тесаки взрослых, но все рано достаточно острые, чтобы разорвать и съесть меня.

— Чувствовала себя когда-нибудь жарким? — пробормотал Дин. — Только и осталось, что маслом сверху полить.

— Матушка! — позвал Тоби, опускаясь на все четыре лапы, чтобы пройти в гнездо. — Мы дома! Все!

— Здесь живет твоя мать? — поразилась я, но тут же поняла, что веду себя как испорченная городская принцессочка. — В смысле, ну да, само собой, где же еще.

Кэл повернулся ко мне.

— Вот это Девран и грозил превратить в пепел. — Его взгляд молил о понимании.

Женщина-гуль вдвое ниже меня ростом появилась из гнезда, сжимая в руке палку с набалдашником слоновой кости. Хоть она и подволакивала обе ноги, волосы ее, заплетенные в многочисленные косички, были седыми только наполовину, а мускулы на конечностях переплетались железными жгутами. Поперек сплющенного носа зиял шрам, и в ее взгляде, в отличие от взгляда Кэла, не светилось ничего человеческого.

— Мы? — провозгласила она. — Я послала тебя с простым заданием, Октоберь, а ты возвращаешься с…

Кэл поднял одну лапу:

— Это я, Матушка. Я вернулся.

Палка женщины с грохотом упала наземь, из горла ее вырвался полувопль-полувсхлип.

— Резун! — задохнулась она. — Я уж думала, свидеться нам только во внешних охотничьих туннелях…

Они встретились на полпути между гнездом и тем местом, где стояла я, и у меня невольно кольнуло под сердцем, когда руки Кэла обхватили мать. У меня самой уже не будет шанса обнять Нериссу. И Конрада я тоже больше никогда не увижу.

Щенята, выпрыгивая из дверей и окон рейсовки, весело загомонили, собираясь вокруг Кэла и Тоби и не обращая, по счастью, ни малейшего внимания на нас с Дином. Тоби, положив лапы на головы двух самых маленьких, нежно порыкивал, трепля их за загривки. Остальные атаковали Кэла, повиснув на руках и ногах, и выспрашивали, где он был и принес ли им гостинцев из надземелья.

Пока Кэл возился с щенятами, глаза его матери устремились на меня и Дина.

— Скажет мне какая-нибудь добрая душа, что делает у моих дверей живое мясо?

Дин шагнул вперед и протянул руку:

— Дин Харрисон, мэм.

Прямо у его ладони — Дин едва успел ее отдернуть — щелкнули зубы, от вида и величины которых у меня расширились глаза.

— Эрлкин, — прорычала Матушка. — Твои штучки здесь не пройдут.

— Да, мэм, — заверил ее Дин, глаза у которого были по четвертаку.

Карга хмыкнула и, подобрав свою палку, ткнула ей в мою сторону.

— Девчонка, молодая… ты и есть тот самый мешок с костями, из-за которого схватили и мучили моего сына.

Колени у меня подогнулись под ее льдистым взглядом. Глаза у нее были того же цвета, что и у Кэла, но гнев и большая закаленность в схватках с жестоким миром сделали их резче, пронзительнее.

— Да, — тихо проговорила я. — Видимо, это я. Меня зовут Аойфе Грейсон.

— Плевать мне на твое имя, мясной бурдюк, — прокаркала она, протягивая руку и впившись когтями мне в плечо. — Ты и котла-то не стоишь, не то что жизни моего мальчика.

— Матушка… — встал между нами Кэл.

— Мне жаль, что Девран забрал у вас Кэла, — сказала я. — Но мы помогли друг другу освободиться, и больше мне идти некуда. — От последних слов спина у меня невольно напряглась — сложно было поверить, что я говорю такое перед лицом существа, способного разорвать меня на мелкие клочки. — Может, вам это и не по нраву, но расспросите лучше обо мне своего сына.

— Резун, что за чушь она мелет? — резко бросила та, наставляя на меня коготь, на конце которого застыло что-то черное.

— Прокторы хотят сжечь меня, — продолжала я. — Добрый Народ грозит мне смертью, и в течение недели я могу сойти с ума — а могу и не сойти. Так что, с вашего позволения… — сделала я паузу, чтобы она могла назваться.

— Мудрость, — прошипела Матушка мне в лицо.

— С вашего позволения, Мудрость, я здесь, чтобы исполнить свой долг перед отцом и моими друзьями, а затем принять то, что меня ждет. Слышать оскорбления и угрозы в свой адрес мне, честно говоря, не в новинку.

Мать Кэла смерила меня взглядом, между ее губами в пятнах пигментации мелькнул бледный-пребледный язык. Ожидая не то получить оплеуху, не то быть съеденной, я тем не менее стояла твердо как скала.

— Ты все равно остаешься мясом, — проговорила она наконец и похлопала по ноге Кэла своей клюкой. — Но за спасение жизни моего сына я сохраню тебе твою. — Она спрятала зубы, и выражение ее лица стало чуть менее ужасающим. — Веди их внутрь, Резун. Кто учил тебя манерам?

— Ты, Матушка, — парировал Кэл.

Мудрость слегка смазала ему по уху, но, когда он зашипел от боли, улыбка ее исчезла.

— Тебя били, — воскликнула она.

— Это из-за меня, — вмешалась я. — Прокторы хотели получить от него информацию. Но на самом деле, я думаю, Девран отыгрался на нем за то, что Кэл не смог остановить меня вовремя.

Мудрость обожгла меня взглядом поверх головы Кэла:

— Ты что думаешь, ты особенная, девчонка? Чем-то отличаешься от прочих мясных бурдюков?

— У меня есть задание, — ответила я негромко. — И хоть мне жаль, что я втянула Кэла во все это, он ведь защищал меня. Вы можете им гордиться.

Мудрость приобняла Кэла одной рукой и отстранила от меня:

— Не нужно говорить мне, что у меня хороший сын, человечье мясо. Я и так знаю это.

Они исчезли в гнезде, и Тоби последовал за ними.

— Подождете со мной, — проворчал он. — Кэл в нашем помете был последышем, вот Матушка над ним и трясется. Но он быстро оправится.

Я пригнула голову, проходя в дверь, и запах горелого мяса и дровяного дыма наполнил мои ноздри. От душного жара слезились глаза, но вообще внутри было чисто и сухо. Миновав плетеный туннель, мы скоро оказались в сердце гнезда.

Со вздохом облегчения Тоби опустился на корточки:

— Здесь у нас главный очаг. Никогда еще людям не доводилось у него сидеть.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — заметил Дин, усаживаясь по-турецки рядом. Плечи у него были напряжены, но он заставил себя устроиться совсем недалеко от Тоби, так, что гуль мог бы, наклонившись, вцепиться ему в горло.

Я села по другую сторону, выказав то же доверие. Пол центральной части гнезда усеивали лежанки из тряпья и сена и небольшие кучки тлеющего угля. Воздух был спертым и тяжелым, но не ядовитым, а пряным, резко пахнущим. Сам очаг представлял собой кирпичную трубу, по которой откуда-то снизу поднимался жар, при этом запаха тухлых яиц, как от факельного огня, не было. Труба так и источала тепло, и я, свернувшись клубочком, прижалась к ее стенке.

Когда Кэл и Мудрость вернулись, его синяки и ссадины выглядели так, словно им было уже несколько недель, а не пара часов. Он опустился наземь рядом со мной, и я провела пальцем по его виску. Вместо скользкой, противной шкуры, которой я касалась сразу после превращения, под своей рукой я ощутила слегка бархатистую новую кожу гуля.

— Хорошо тебя залатали, — заметила я. — Я бы сама лучше не смогла.

Кэл ухмыльнулся. Оскал его зубов все никак не вязался у меня с обликом мальчишки, которого я знала, но постепенно я привыкала к его новому виду.

— Я не жалею о том, что случилось во Вранохране.

Я улыбнулась в ответ:

— Я тоже.

Он указал в сторону одного из туннелей, ведущих прочь от очага:

— Я пойду посплю. Вы с Дином можете оставаться здесь. Тут вас никто не побеспокоит, но где попало не бродите — от вас слишком вкусно пахнет.

— Такое любая девушка мечтает услышать, — съязвила я. — Никуда мы не пойдем.

— Зря ты так, — проговорил он. — Не все из нас так относятся к людям.

Он скользнул в туннель и исчез. Тоби через некоторое время тоже удалился. Я сунулась в один угол, в другой…

— Ищешь подушку, принцесса? — спросил Дин, который дремал вполглаза, прислонившись к теплым кирпичам. — Моя рука сойдет?

— Я не устала, — ответила я, трогая зачитанный, годовой давности экземпляр «Невероятных историй» и улыбаясь про себя. По крайней мере любовь Кэла к низкопробному чтиву не была ложью. Это немного смягчило ощущение боли, которую я испытала, увидев его истинное лицо.

Дин погрузился в сон, а я все осматривала натащенный гулями хлам — осколки посуды, детали от сотни разных механизмов, единственная алая лакированная туфелька… Стекляшки и металлические пластины висели под потолком на красной бечевке, отражая мягкий свет, пробивавшийся сквозь трещины в трубе очага. Поломанные куклы рядами были прибиты к стенам, и их пустые глаза смотрели на меня. Под самой крышей стеклянные шары от старых ламп, закрепленные на проволоке, изображали Солнечную систему. Какой-то гуль создал эту модель мира в миниатюре, и звезды и планеты медленно кружились у меня над головой.

Даже здесь гули продолжали видеть все те же звезды, хоть и не такими, какими их видела я. Для них это было битое, растрескавшееся, хрупкое стекло, для меня же — единственная непреходящая вещь в мире. Небо — всегда небо, откуда ни посмотри. Но, видимо, под землей все иначе.

Чтобы отвлечься от леденящего сознания того, куда завел меня мой безумный план по пробуждению королев, я попробовала разобраться в том, как работает труба очага. В сложенные вручную кирпичи была утоплена печная заслонка. Повернув колесо затвора, я раскрыла ее, и в лицо мне дохнуло жаром. Я сощурилась, всматриваясь в глубь печи. По центру пода торчала паровая труба, наполнявшая воздух благоуханным теплом. Едва поняв, что передо мной, я ощутила, как шевельнулся во мне Дар. Задохнувшись от изумления, я окрикнула Дина. Тот мгновенно вскочил, и в то же время из туннелей появились Кэл и Тоби.

— Что случилось, Аойфе? — вскинулся Дин. — Что-то не так?

— Нет, — ответила я. — Как раз наоборот. — Я указала на клеймо — шестерню и серп — на обшивке трубы, прямо над местом, где она дала трещину, очень удачно для гулей.

— Придется тебе все-таки объяснить, — заметил Дин. — Лично я не вижу повода для радости в какой-то паршивой старой трубе.

Я улыбнулась, чувствуя стекающие по спине капли пота из-за близости источника пара.

— Сейчас увидишь, Дин. — Я ткнула пальцем в ту сторону, куда уходила труба — вниз, к самому сердцу города. — Вот как мы попадем внутрь Движителя.

Гули собрали огромное количество всякого мусора, и Тоби отвел меня к месту в гнезде, где хранилась основная его масса.

— Вот, чего тут только нет, — сказал он. — У мяса бывают с собой всякие странные штуковины, а выбрасывают они и того похлеще.

Я поманила Дина к себе:

— Нужно отыскать что-нибудь, чтобы спуститься туда. Что-то типа страховочных ремней и кошек.

Дин поднял одну бровь:

— Ты ведь не всерьез собралась лезть туда, детка? Ты же сваришься.

— Не сварюсь, если нам удастся отвести пар, — ответила я. — Клапанщики в трубах каждый день работают. Разок и у меня получится.

В итоге Дин откопал моток крепкой веревки, а я нашла пару туфель для гольфа примерно одного со мной возраста.

— Этого хватит, — решила я.

— Тогда и мне такие найди, — сказал Дин.

Я моргнула, уже вытаскивая из подошв шипы:

— Зачем это?

— Если ты воображаешь, что я позволю тебе одной лезть туда вот так, очертя голову, ты точно чокнулась, — ответил Дин. — Нас и без того уже занесло к гулям в гнездо — что может оказаться там, внизу, я даже думать не хочу.

Я чуть улыбнулась ему: если он будет со мной, это означало, что я смогу вернуться, — Дин всегда найдет дорогу назад. Согретая его словами, я отыскала набор инструментов — большинство из них, правда, отсутствовали — и за несколько минут соорудила из шипов и проволоки вполне подходящие кошки, которые прицепила к совершенно новым туфлям, тоже найденным в куче.

Я глубоко вдохнула. Теперь назад пути не было.

Единственная моя вылазка внутрь паровых труб произошла в прошлом году, когда мы по одному спускались с главным клапанщиком в недра Движителя. Никогда не забуду стоявший там рев и удушающий жар насыщенного влагой воздуха. Мы продвинулись настолько, насколько это было возможно без защиты, и я, карабкаясь по стенке трубы, вся покрытая капельками конденсата, не уставала превозносить всех клапанщиков, с которыми познакомилась в Школе, за их мастерство.

— У тебя там все в порядке? — крикнул мне Дин.

Я нащупала ногой выступ у сочленения труб и дернула веревку.

— Да! Спускайся!

Дин двинулся вниз и вскоре, отдуваясь, очутился рядом со мной. Оба мы сбросили с себя все лишнее — я была в платье и чулках, он в своей белой футболке. Волосы у него прилипли к черепу, мои же, наоборот, от влажности распушились грозовым облаком.

— Если прокторы врут и где-то есть рай… то это уж точно ад, — проговорил он, утирая ладонью лицо.

— Еще как врут, — откликнулась я. Уж что-что, а это я знала наверняка. — Постоянно и о многом.

Скорчившись, мы поползли по трубе, пока она не расширилась и путь нам не преградила проволочная сетка. Свисавшая с нее табличка почти рассыпалась, изъеденная ржавчиной, но предупреждающая пиктограмма, похожая на раскрытый цветок, была знакома мне с первого курса, с лекций по технике безопасности. Я схватила Дина за плечо.

— Назад!

— Что… — начал он, но его слова потонули в оглушительном реве. Мгновение спустя струя перегретого пара прокатилась по трубе, раскалив сетку докрасна.

— Продувка, — объяснила я. — От Движителя бьет прямо к поверхности.

Дин присвистнул:

— Ну, тогда туда мы точно не пойдем.

— Если не получится пробраться со стороны реки, выбора у нас нет, — возразила я. — Это единственный путь к Движителю кроме главного входа, а уж там нам точно делать нечего. — Я потянула его за руку. — Возвращаемся. Нужно расспросить Кэла, где именно мы находимся относительно Движителя, и набросать кое-какие чертежи. — И убраться подальше от этого жара, пока я не растеклась лужицей. Нет, клапанщиком мне не быть.

Подъем обратно в гнездо гулей дался мне куда тяжелее, чем спуск, — я устала и вся была хоть выжимай. Дину пришлось вытаскивать меня, пока я наконец не оказалась на мягком полу. Кэл, видимо, проторчавший здесь все время, пока нас не было, беспокойно сжимал и разжимал когтистые лапы.

— Прекрати так тяжело дышать! — велел он мне. — Такие звуки издает добыча!

Я постаралась сосредоточиться и восстановить нормальное сердцебиение. Дин раздобыл откуда-то кусок грубого полотна и кое-как стер покрывавшие мое лицо пот и грязь.

— Вот так лучше, — сказал наконец Кэл, когда его сородичи, подкравшиеся через туннели и глазевшие на меня от входов, убрались прочь. — Нашли что-нибудь?

Я кивнула, стараясь пригладить волосы, чтобы хоть немного походить на человека.

— Где именно мы находимся?

— У набережной, — ответил Кэл. — Недалеко от того места, где мы встретили козодоя, под Старым городом.

Я натянула джемпер — выступивший капельками пот холодил кожу, и я сразу замерзла.

— Мне нужны ручка и перо.

Я устроилась на одной из подвесных лежанок, а вскоре Дин принес что я просила.

— Будет непросто, — проговорил он, пока я чертила.

— Непросто, — согласилась я, думая об окулярах и энергайзере, запертых вместе с другими уликами в каком-нибудь сейфе Вранохрана, за холодными железными стенками. Треклятый Грей Девран со своей ложью, которому непонятно зачем понадобился мой отец!

Принесенный листок бумаги оказался древним расписанием метро, а перо представляло собой жалкий огрызок, макать который приходилось в дешевые, собиравшиеся комочками чернила. Вспоминая лекции и планы и исходя из примерных координат, сообщенных Кэлом, я вскоре набросала грубый чертеж вентиляционных туннелей, ведущих к Движителю, и протянула Дину.

— Кое-что так, по памяти, но, думаю, нам этого хватит.

— Неплохо, — проговорил тот, рассматривая рисунок. — Конечно, выбраться обратно шансов немного.

В кои-то веки я чувствовала себя на знакомой почве, и ответ у меня был готов. После многих дней, когда меня носило без руля и без ветрил, теперь я твердо стояла на ногах — у меня даже голова кружилась.

— Мы можем включить сигнализацию избыточного давления, — сказала я. — Будет эвакуация. Я видела одну во время полевой практики — все полезут безо всякого порядка. Нас никто не заметит.

Давление в сотни фунтов на квадратный дюйм могло разметать детали Движителя — шестерни и рычаги — во всех направлениях. Не убраться с дороги для клапанщика было равносильно смерти. Любой, попавший под шквал осколков, выглядел ничем не лучше оказавшегося на пути военного Движителя. Забравшись в самое сердце машины и перемещаясь в противоположном ото всех направлении, я надеялась не попасться никому на глаза и успеть применить свой Дар — если только то, о чем я говорила Тремейну, вообще возможно. Пока все оставалось в теории, и я знала, что запросто могла ошибиться. Но чего я не могла, так это позволить себе бояться. Будущее Кэла и Дина, как и мое собственное, зависело от того, окажусь ли я достаточно сильной — сильнее даже своего отца.

Я способна на это. Я должна.

— Я могу связаться с Гарри, чтобы он вытащил нас из города, когда мы будем на поверхности, — проговорил Дин, — но до того… вся работа на тебе, принцесса.

— Не дрейфь, — подтолкнула я его локтем. — Я ведь мозг операции, помнишь?

Дин наклонился и поцеловал меня. Я все никак не могла привыкнуть к тому чувству невесомости, которое приносил с собой поцелуй. Секунду я витала в облаках. Мои руки скользнули под куртку Дина, прикасаясь к хлопковой ткани и его коже.

— Я не в этом смысле, — проговорил он. — Если все пойдет наперекосяк…

Я приложила палец к его губам.

— Если все пойдет наперекосяк… я все равно рада, что встретила тебя, Дин.

Потом мы сидели, не произнося ни слова и глядя, как по углам щенки гулей играют с куклой среди всякого мусора, снова и снова подкрадываясь и убивая грубое человеческое подобие. Хоть под землей не становилось темнее или светлее, с наступлением ночи я свернулась в своем гамаке и заснула, и снились мне горящий город и падающие звезды.

Я очнулась одна, ничего не соображая. Надо мной стояла мать, в своей ночной сорочке, мужском кардигане и босиком. Лицо ее было искажено знакомой гримасой отчаяния — она снова хотела убедить меня в чем-то, и заранее знала, что из-за ее безумия я ей не поверю.

— Не стоило тебе заходить на лилейное поле, Аойфе.

— Ты ненастоящая, — сказала я.

Она размахнулась и ударила меня по лицу. Я ощутила боль.

— Я говорила тебе! Я предупреждала тебя, дочка! Мертвые девушки танцуют на пепелище мира, и всем нам от этого слезы.

Я подняла руку к ноющей щеке:

— Ты сумасшедшая, мама.

— А кто ты сама, раз видишь меня?

Когда я вернулась к действительности, к настоящему, осязаемому миру, оказалось, что я кричу истошным голосом. Дин держал меня в руках, подхватив, едва я вывалилась из гамака.

— Аойфе, что с тобой?

— Я видела… — Зубы у меня стучали так, что я почти не могла говорить, а слова не поспевали за скачущими мыслями. — Свою мать, — выдавила я наконец. — Она была здесь.

— Тут никого не было, — проговорил Дин успокаивающе. — Только я.

Откуда-то из глубины гнезда возник Кэл. Огни были притушены — я поняла, что под землей это означало ночь. Лицо у Кэла вытянулось.

— Опять кошмар? Так безумие не отступило?

— По крайней мере хоть некровирус ты перестал поминать, — чуть улыбнулась я.

— К чему? — Язык Кэла мелькнул между губами, вперед-назад. — Это же вранье, так ведь? Ты не представляешь, как мне поперек горла было изображать, что я напуган баснями прокторов. Народ гхул появился не от какого-то там вируса — мы всегда существовали здесь, под шкурой вашего мира.

— Мне от того, что это ложь, легче не становится, — ответила я. — Все в моей семье и правда сходят с ума, из-за чего бы там ни было. Я чувствую себя, как будто передо мной пропасть, а в спину дует ветер…

— Аойфе… — Кэл обхватил себя длинными, скелетообразными руками. — Неважно, что с тобой случится, ты все равно останешься собой. Я буду навещать тебя в сумасшедшем доме, если придется, но не покину тебя. Научусь принимать форму другого мальчишки — Девран сроду меня не поймает.

— И почему я не могу просто вернуться обратно? — прошептала я, не слушая его утешений. — Начать бы все с чистого листа, снова стать студенткой, самая большая проблема которой — чересчур сложный чертеж.

— Потому что тогда, — ответил Дин, — ты бы потеряла все, что приобрела с тех пор — истину, магию… Даже настоящее лицо своего противного маленького дружка.

— Это меня-то ты называешь противным? — фыркнул Кэл. — На себя бы посмотрел.

Я выдавила смешок:

— Ну хоть что-то не изменилось.

— Я все тот же Кэл, которого ты знала, — проговорил он. — Я понимаю, ты не доверяешь мне, но внутри я такой же. Я пойду с тобой. И если я не доберусь до конца или меня опять схватят прокторы…

— Не говори так, — оборвала его я, оторвавшись от Дина и выпрямившись. — Ты с нами не пойдешь.

Кэл вздохнул:

— Я больше не работаю на Деврана, клянусь тебе.

— Я имею в виду, — ответила я, — нужно ведь, чтобы кто-то встретил дирижабль. Чтобы кто-то мог спасти нас с Дином, если мы опять попадемся. — Я улыбнулась Кэлу уже как следует, пусть даже и только для того, чтобы смягчить его. Кажется, кое-чему я у Дина научилась. — На кого еще я могу так положиться? — А если он все-таки передумает, по крайней мере мы не будем вместе в самом сердце Движителя, когда это случится.

Кэл уполз в свое гнездо, но Дин задержался.

— Я останусь с тобой, — сказал он. — Если я тебе нужен.

Я подвинулась, давая ему место в гамаке. Дин был мне нужен, очень. Я не хотела расставаться с ним, никогда.

— Да, пожалуйста.

Он выскользнул из кожаной куртки и тяжелых ботинок и улегся рядом. Я вновь уютно устроилась у него на груди, его рука обняла мою талию, подбородок касался макушки, и я чувствовала его дыхание у себя на волосах. Я боялась пошевелиться, боялась нарушить этот чудесный покой, который мог лопнуть в любой момент, как мыльный пузырь.

Спустя некоторое время Дин заговорил.

— Значит, сны? — прошептал он мне в ухо. — Плохие?

— Хуже некуда, — ответила я. — С самого детства.

— Ну-ну, — мягко проговорил он. — Теперь я с тобой. Все плохое должно сперва пройти через меня. — Его пальцы скользнули по моей щеке, по шее, по руке, и, поцеловав меня ниже линии волос на затылке, он опустился на подушку. — Сладких снов, принцесса.

Я знала, что никому, даже Дину, не под силу удержать в узде кошмары, но постаралась, хоть ненадолго, уверить себя в обратном и постепенно вновь погрузилась в рваный, напоенный дымом огней сон.

Проснулась я одна, поеживаясь от холода, — огни потухли, и пепел легонько носило по воздуху, словно, пока я спала, пошел подземный снег.

— Дин? — позвала я, протирая глаза. Я лежала скрючившись, и мышцы одеревенели, так что все тело болело, но спала я долго и крепко. Откуда-то сверху, с высоты падал свет, оставляя на грубом земляном полу перекрещивающиеся полосы теней.

— Он вышел покурить, — донесся утробный голос Тоби из угла комнаты. — Не понимаю, для чего вам специально вдыхать дым — ваш город и так им наполнен.

— У всех свои дурные привычки, — ответила я.

Тоби оскалился в улыбке, его голубоватая шерсть в свете раннего утра отливала серебром.

— Я обещал присмотреть, чтобы ты не стала чьим-нибудь завтраком. Хоть я и сам голоден.

Я перевалилась через край гамака, шлепнувшись на ноги.

— Мы оба знаем, что ты ничего мне не сделаешь, пока Кэл рядом, поэтому лучше помалкивай в тряпочку.

Тоби рассмеялся. Я начинала понемногу различать гулей — Кэл, какой бы облик он ни принял, оставался тощим, одни мослы, Тоби же был покрупнее и потемнее. От голоса Кожедера мурашки бежали по спине, эти двое тоже говорили странно, но так, что мне даже хотелось вслушиваться.

— Теперь я понимаю, почему Резун взялся защищать своих мясных друзей, — проговорил Тоби. — Ты не такая как другие люди. Ты больше похожа на одну из нас.

— Хотела бы я, чтобы так и было, — ответила я, нисколько не кривя душой. Умей я охотиться и сражаться, стань я кем-то, кого боятся, я могла бы избегнуть всех своих злоключений.

Тоби вытащил что-то из-за спины — застенчиво, словно обычный мальчишка.

— Резун сказал, твой саквояж остался во Вранохране. Я знаю — люди не могут без вещей, даже когда те просто свисают, позвякивая, с их голых костей.

С этими словами он сунул что-то мне в руки. Я чуть не вскрикнула, увидев голубые окуляры, которые дал мне Тремейн.

— Откуда они у тебя?!

Тоби ухмыльнулся:

— Те люди, что гнались за тобой, Резуном и эрлкином, — несколько наших отправились на охоту за ними. Эта штука была на поясе у толстяка.

Квинн. Не могу сказать, что испытала жалость.

Натянув окуляры на глаза, я огляделась вокруг. Фигура Тоби стала зыбкой, призрачной, четко был виден только его скелет — хищный изгиб позвоночника, позволявший ему, распрямляясь, бросаться на добычу или изворачиваться в воздухе, удлиненная челюсть, полная зубов, и кинжалоподобные когти. Повсюду вокруг мир подземелий раскрывался передо мной, заброшенные трубы и туннели тянулись во всех направлениях. Непосредственно над нами проходил канализационный коллектор, вода из которого стекала прямо в реку: видела я и треснувший, разветвлявшийся в разные стороны паропровод, обогревавший жилье гулей.

Я подняла окуляры на лоб, и Тоби, засопев, почесал длинным когтем за скругленным ухом.

— Ну что, честный обмен? За жизнь Резуна?

— Да, Тоби, — ответила я. — Более чем. Спасибо тебе. — Я снова бросила взгляд сквозь очки. — Теперь я знаю, каково быть Дином — когда видишь все, что скрыто.

Дин просунул голову в проход, ведущий наружу:

— Я слышал свое имя?

— Дин! — Я помахала очками. — Смотри, что нашел Тоби!

Он едва посмотрел через линзы и тут же сдернул повязку:

— Это штучки Народа — у меня от них голова раскалывается.

— Прости, — ответила я. — Но они помогут нам пробраться сквозь вентиляционный туннель — я буду видеть движение пара и смогу рассчитать время.

— Если мы преодолеем ту решетку, — заметил Дин.

Тоби со звуком вытаскиваемого из ножен кинжала распрямил когти:

— Это оставьте нам.