Генеральный попаданец 5

Глава 8 21 марта 1968 года. Москва. Старая площадь. Острый разговор

Я ожидал этого, но не так скоро.

— Мы все в последнее время замечаем, что товарищ Брежнев перестал советоваться с соратниками. Вот и сейчас его предложения к Пленуму не согласованы с Секретариатом. На наш взгляд сырые и преждевременные. Разве можно такое выносить на Центральный комитет, товарищи?

Вот как! Как забрезжили глобальные перестановки, так сразу появились защитнички. И ничего ведь не боятся! Уверены в собственной безнаказанности. Потому что ответственные товарищи за них обязательно вступятся. Заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС Степаков из Шелепинских, потому в нем так гонора много. И заместителем у него в моей истории был небезызвестный Яковлев. Да тот самый «Прораб Перестройки». В восьмидесятые он данный отдел и возглавит. Вот почему я так рьяно зачистил наследие «Железного Шурика». Весь отдел ЦК по сути необходимо расформировать. Он плодит предателей дела коммунизма.

— Можно также обратить внимание на тот факт, что Генеральный секретарь не прислушивается к мнению заслуженных кадров. А так поступать нельзя, — еще один пропагандист, Михаил Зимянин, редактор газеты «Правда» пытается топить меня. — Центральный комитет коллегиален, товарищ Генеральный секретарь. Так было задумано самим Владимиром Ильичом Лениным. Нам важно общее мнение.

Этот записной пропагандист меня заметно удивил. Я думал, что удар пойдет из кадров. Это там постоянно плетется паутина слухов. Это там центра заговоров. Кого же при себе пригрел Суслов? Демичев опустил взгляд " долу", на поверку секретарь оказался слабоват. Ничего, будем менять. Зато вон как у Фурцевой глазки заблестели, рвется в бой баба! Свалят Брежнева и ей не жить. Меня буквально прожигают взгляды ряда секретарей ЦК. Акела промахнулся! Остается лишь внутренне усмехнуться.

Сегодня у нас расширенная коллегия. Очень расширенная. Вот этим обстоятельством заговорщики и воспользовались. На самом деле я эту стаю шакалов совершенно не боюсь. Хотя несколько удивлен сплоченностью выступления. Потому что кучу часов накануне потратил на телефонные разговоры. Их претензии в мою сторону на пленуме не пройдут. У нас там будут более глобальные разговоры, важные для СССР: инновационная экономика, строительство, кадры.

Люди с мест желают конкретного дела, а не пустопорожних разговоров в ЦК. И они видят, что перемены идут. Секретари обкомов РСФСР полностью за меня. Они заметили, кто именно перераспределил ресурсы Союза. Они только начинают жить по-человечески. Разве что южные регионы несколько фрондируют в общей массе. Кубань, Ставрополь, автономии. Южное кумовство и горский национализм — это следующий адрес зачистки. А республики тем более за меня. Латвия слезно просится обратно к нам из Косыгинской вакханалии. Литва желает категорически работать и дальше с Белоруссией. Машеров в фаворе, а хитрые литовцы это в первую очередь замечают. Украина в ежовой рукавице, но с пряником в зубах. Что же и данные деятели не хотят меняться соответственно веяниям времени? Как я пришел в этот мир, так тут на Старой площади ничего не поменялось.

Отдел пропаганды был одним из более чем 20 отделов аппарата ЦК КПСС. Он входил в неофициальный блок идеологических отделов, который кроме него составляли отдел культуры и отдел науки, вузов и средней школы. Отдел пропаганды, насчитывающий в своих рядах порядка 120 ответственных и технических сотрудников, считался в аппарате «вторым» отделом по значимости — после отдела организационно‑партийной работы. Но за Орготдел я был спокоен, там незыблемой глыбой сидел Черненко.

Во главе отдела находился заведующий. Это был партийный бюрократ высокого ранга, имевший возможность прямого общения не только с курировавшим его секретарем ЦК или членом Политбюро, но и с их коллегами. Его ближайший аппарат составляли несколько заместителей заведующего, один из которых официально считался «первым» и замещал заведующего в случае его отлучки. Каждый заместитель курировал несколько секторов, связанных, как правило, близкой тематикой.

«Белую кость» отдела представляла собой «группа консультантов» во главе с заведующим. Официально на её сотрудников был возложен анализ ситуации в конкретных сферах, в которых консультанты были специалистами. Свой анализ и предложения они должны были подавать вышестоящему руководству в виде обобщающих «записок». Так именовался особый жанр аналитических документов. Именно поэтому на должности консультантов попадали ученые с кандидатскими и нередко докторскими степенями и опытные журналисты.

Однако на практике большая часть деятельности консультантов сводилась к писанию различных докладов для «первых лиц» — членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК и заведующих отделами. Написание длинных, многочасовых докладов для руководства вообще было одной из главных обязанностей аппарата ЦК. Например, в свое время Михаил Суслов являлся одним из наиболее крупных «заказчиком» подобных материалов. Это к уровню понимания политической обстановки в стране.

Самыми важными секторами отдела считались два, курировавших идеологическую работу в Российской Федерации и в остальных республиках СССР соответственно. Они так и назывались — «по РСФСР» и «по союзным республикам». В первую очередь они контролировали секретарей по идеологии региональных партийных органов и подчиняющихся им заведующих отделами пропаганды. И это крайне важно помнить. Параллельная структура партии, мне не подчиненная напрямую. Вторым по значимости в отделе был блок секторов, курировавших медиа сферу и издательства.

Вместе с тем они относительно мало вмешивались в деятельность партийных СМИ: журналов «Коммунист», «Агитатор», «Партийное самообразование», газет «Правда», «Советская Россия», «Социалистическая индустрия», поскольку их главные редакторы несли персональную ответственность перед секретариатом ЦК КПСС. По той же причине сектор телевидения и радио имел относительно малое влияние на вещательную политику Гостелерадио СССР. Например, его глава с 1970 года Сергей Лапин был в числе личных друзей Брежнева и исполнял только его указания. Третий блок секторов занимался разными формами прямой пропагандистской работы.

Наконец, квинтэссенцией пропагандистских секторов являлся сектор «партийной пропаганды» под началом единственной за 30 лет женщины, находившейся на руководящей работе в отделе — Валентины Байковой. Он занимался уже пропагандой среди членов партии. Для этого сектор курировал систему домов политпросвещения, а также, по-видимому, кабинеты партучебы и прочие «парткабинеты», существовавшие при райкомах и представлявшие собой на практике небольшие библиотеки.

То есть мне на самом деле противостоит довольно обширная организация. С развитой внутренней структурой и отчасти независимая. Привыкшая действовать не официозно. Я так до сих пор до конца и не разобрался в характере функционирования ЦК. Да мало кто, что в этой конторе на самом деле понимал. В целом ЦК КПСС был организацией, предпочитавшей вербальные формы коммуникации и очень неохотно фиксировавшей свою «внутреннюю кухню» на каких-либо письменных носителях, тем более имеющих характер официальных документов. Достаточно сказать, что из ЦК КПСС в курируемые ею организации никогда не поступало никаких официальных бумаг, за исключением общих решений Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В редких случаях руководителю организации для ознакомления могло быть послано — с фельдкурьером.

На деле присутствовали: телефонные разговоры, различные формы совещаний и консультаций, которые, как правило, не фиксировались официально, но следы их можно найти в рабочих записных книжках сотрудников аппарата и других приглашенных на эти мероприятия лиц. Рабочий секретарь ЦК КПСС по идеологии в письменной, накладывая резолюции на документы или устной форме, передавал распоряжения заведующему отделом, а тот спускал их ниже — своим заместителям, передававшим его ниже по цепочке заведующим секторами, а те — инструкторам. Другой способ руководства Отделом был через помощников, которые могли позвонить лично нужному им в данный момент сотруднику аппарата с официальной, полуофициальной или совсем неофициальной просьбой, или вопросом.

.

Очень важным фактом было то, что одним из способов распространения влияния и получения обратной информации являлись всевозможные совещания. Участниками совещаний обычно были люди из обкомов и республиканских комитетов партии, партийных научных и образовательных учреждений, припартийных научных учреждений. Таких, как ИМРД, ИНИОН, ИМЭМО, ИЭМСС, Институт США и Канады и другие страноведческие институты, академических институтов и ведомственных НИИ, вузов, в первую очередь МГУ, редакций, как партийных, так и прочих изданий, творческих союзов и тому подобных псевдообщественных организаций.

Круг людей, принимавших участие в таких совещаниях, мог быть достаточно широк. Он охватывал значительную часть той интеллигенции, которая напрямую коммуницировала с представителями аппарата, вполне искренне считала себя сторонниками существующей модели власти и, более того, тайно или открыто гордилась причастностью к ней. Как вам такое? Диссида занимала в советском обществе крайне малую долю процента, зато сколько гонора было! Общество в целом отличалось конформизмом. Но шум в информационном поле создавали другие. Особенно отметилась сим наша богема. Партократы, кстати, на них внимание обращали, не зря многие видные советские деятели гордились контактами с известными артистами и певцами. Как бы показывая всем созвучность и понимание. Это вообще нормально, работать в аппарате с фигой в кармане?

Фронтального противостояния партаппарата и интеллигенции на самом деле не было. Это выдумка более поздних времен для собственного самооправдания. Между ними существовала довольно широкая прослойка, обеспечивающая конвергенцию обеих социальных групп. Люди, которые принадлежали к творческой и научной интеллигенции и имели несомненные заслуги на этой ниве, одновременно вполне активно и нередко искренне сотрудничали с партийным аппаратом. Советской культуре, кстати, шло только на пользу.

Между тем поглядываю на сидящих за столом членов Политбюро. Щербицкий явно рвется что-то ответить, делаю ему незаметный жест. Мол, обожди! Все знают, что он моя креатура. Подгорный и Полянский поглядывают с откровенным злорадством, отчего-то считая, что сейчас происходит аналог октября 1964 года. Косыгин битая оппозиционная утка, но после похорон Хрущева молчит, как проштрафившийся партизан. В принципе его связей хватит, чтобы узнать, что Никита умер не своей смертью. Питерец в курсе, что меня трогать чревато, и на дурака непохож. Он хочет тихо дожить на теплой должности. И она у меня для него имеется. Я не разбрасываюсь кадрами. Больше всего меня не обрадовал Кириленко. Если ты так боишься партийных склок, то какого рожна лезешь на роль Второго? Вот Воронов, Устинов, Гришин и Ефремов посматривают на Цэковских взглядами голодных волкодавов. Откровенно считают тех дармоедами. Но в пекло первыми полезли настоящие партизаны.

Машеров качнулся вперед, удобней пристраивая свои несоразмерно длинные руки, выдающие крестьянскую закваску:

— Товарищи ничего не путают? Это когда Генеральный секретарь отказывался от разговора? Я что-то не припомню такого. Мы с ним раз в неделю, но разговариваем. И спорим частенько. И не раз он соглашался с моими доводами и менял решения.

Мазуров тут же поддерживает земляка:

— Да, хотелось бы конкретики. Товарищ Зимянин? Что вы имели в виду?

Тот растерянно хлопает ресницами:

— Ну…

— Баранки гну! Если вы пришли сюда с обвинениями, то должны их немедленно предъявить их партии!

Мазуров груб, но его можно понять. Экономическая реформа вытягивает из него все силы и энергию. Ему в отличие от секретарей трепачеством заниматься некогда.

Зав отделом Степаков не спешит сдаваться, он осознал, что встал у расстрельного рва и отчаянно заявляет:

— У меня есть письма с мест, товарищи! Разве это не факты?

— Давайте их сюда, — Мазуров сноровисто распределяет листы среди остальных моих сторонников, даже Кириленко берет одно из писем. Демичев нервно протирает очки. Понимает, что сделал неверную ставку.

— И что это такое? — Фурцева рвется в свалку, как бешеная сучка. — Подобные бытовые вопросы разве Генеральный секретарь должен решать? Ему может непосредственно давать указания в каком месте сортиры ставить? К сведению уважаемого Владимира Ильича товарищ Брежнев регулярно проводит совещания и коллегии с лучшими управленцами Союза. Общается с людьми ежедневно. Вам перечислить их количество за последний месяц? Что вы имели в виду, когда обвинили его в том, что он не считается с коллегами?

На помощь Цэковским отчаянно бросается редактор главной партийной газеты:

— Но мы имеем в виду работу с Центральным комитетом. Ведь по Уставу партии именно он руководит партией.

— Товарищ Зимянин, — Воронов бьет словами хлестко, как хлыстом, — а вас не удивляет, что работа аппарата ЦК выстроена в несколько ином ключе, а по факту обязанностей у товарища Брежнева намного больше, чем предусмотрено уставом. Так сложилось исторически. И ему есть чем заняться, а не вниканием во все ваши мелкие рабочие вопросы. Если у аппарата ЦК имеются претензии, то будьте добры, подавайте их установленным уставом партии порядком. Почему я или товарищ Устинов регулярно встречаемся с Генеральным секретарем по разного рода вопросам, то вы этого сделать почему-то не можете? Если так, то меняйте стиль работы.

Степаков, получив неожиданно жесткий отпор, весь пошел пятнами. Контратака его оппонентов в расширенном Политбюро вышла больно напористой. Но и в самом деле: эти недоумки сморозили полную чушь! Или у них имелось желание показать свои скрытые возможности? Спасибо, показали. Теперь понятно, откуда ветер дует. И почему некоторые документы застревают на этапе согласования. Пленум скоро, будет время переговорить о перестановках в отделах. Участникам пленума это не покажется странным. Союз меняется прямо на их глазах и в лучшую сторону. Новые кадры умнее, профессиональней. Им нет причин мне не доверять. Потому в отличие от этих аппаратчиков обычным первым секретарям не так сложно выйти прямиком на меня. Хотя чаще всего их вопросы решают без моего участия. Для этого есть АП и Совмин.

Но спасибо за участие. Мне, собственно, внутри души смешно. Всесильный внеконституционный орган власти не кажется уже таким страшным. Они так привыкли повелевать бумажками, что оторвались от суровой реальности.

— Товарищ Воронов поставил запрос правильно. У нас в последнее время все чаще возникает вопрос о результативности деятельности Центрального комитета. Особенно это касается двух отделов. Возглавляемый товарищем Степаковым отдел пропаганды и агитации и отдел ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран под руководством товарища Пономарева крайне слабо показали себя в последнее время. У руководства партии накопилось довольно много вопросов по этому поводу.

Диван стремительно развернулся, и я буквально ощущаю, как за моей спиной «смыкаются ряды соратников». Сейчас идет пятами уже Пономарев. Честно говоря, проблема отдела в наследстве Коминтерна, Суслова и Андропова. После венгерского мятежа международный отдел разделили. Был отдельно, что занимался коммунистическими партиями капиталистических стран, и второй, что возглавил «Ювелир». Честно говоря, когда я ставил на это места Пономарева, то считал, что тот, как опытный дипломат разрулит ситуацию. Но не справился. Власти не хватило, а аппарат попросту не умел работать. Но тут и моя вина. Надо кого-то ставить на ЦК. Кириленко тоже не тянет. Воронов? Тот, как будто услышал меня:

— Правильно! Одно дело проводить совещания, а другое — работать с партиями. Вон что творится в Чехословакии! Товарищу Брежневу пришлось самому вмешиваться.

— А что в это время делал аппарат отдела?

— В Польше неладно, где работа Центрального комитета?

Секретари внезапно осознали, что отнюдь не всесильны, и вжали головы. Может, кто-то бы и вступился за них, но под таким крепким напором желающих нема.

Я вспоминаю последнюю беседу с представителями компартии Чехословакии. Кадровые перемены, на которых я настоял, а также прямое вмешательство Советского Союза уже помогла купировать часть проблем. Наконец-то после увесистого пинка с намеком на жесткие последствия зашевелились чехословацкие спецслужбы. Я сделал еще хитрее, на помощь чехам в Прагу перебросили словаков, которым эта Пражская буча на фиг не сдалась. Им неформально помогали специалисты из Штази. Улицы патрулировали отряды Рабочей милиции, которым за это неплохо платили. Ну, и мозги работягам вдобавок промыли на закрытых лекциях. Хотя показ правдивой информации с нужной точки зрения можно назвать и иначе.

Но обычный трудовой народ впечатлился. Желающих помогать пригретым коммунистической властью либералам среди них не оказалось. Даже пришлось работяг сдерживать, чтобы не нарушать «социалистическую законность». Западные СМИ ожидаемо начали вой про репрессии. Но фронда неожиданно резко притихла. Одно дело ругать Советы и своих дубоголовых, но своих. Совсем другое — получить по морде от работяги и еще штраф или срок. Я, честно сказать, выдохнул. Основная опасность миновала. Пражской весны не будет.

Осталось пережить молодежный натиск, потому что, несмотря на мои советы, де Голль никак не работал со студенческой молодежью. Оттуда полыхнет дальше. Тито, наоборот, нанес превентивный удар и арестовал потенциальных бузотеров, но основную массу радикальной молодежи загреб в армию на сборы резервистов. Скатают в Сирию и образумятся. Огромная ошибка партии: мы не показываем нашему народу, как живет основная масса трудящихся планеты. Даже в относительно развитых странах. Нет, лекции идут, но нужна конкретика. Так что поедут наши туристы и в Индию, Алжир, Мексику и на юг Италии. Пусть увидят культурную разницу. Не все же по Парижам шастать!

Еще запомнился крепкий молодой человек, что захотел переговорить со мной. Он был в составе молодежной организации, что приехала в Союз.

— Леонид Ильич, помните тот скандал, когда на советских студентов напали?

— Еще бы! Нам жутко это не понравилось

— Это были не наши студенты, а подосланные агенты. Мы их сами разоблачили. Мы после этого создали боевые дружины, и ваши студенты вернулись обратно. Правда, — представитель чехословацкого комсомола, «Československýsvazmládeže» Мариан Чалфа усмехнулся в усы, — с ними приехало несколько крепких ребят.

Я улыбаюсь, понимая его озабоченность.

— Не робейте. Это не агенты страшного КГБ, а представители движения «коммунаров». Они сами вызвались помочь нашим студентам.

В кабинете оживились. Как оказалось, в странах социалистического лагеря почти ничего не знают о переменах в Советском Союзе. Чалфа озабоченно произнес:

— Мы о них не слышали.

— Так поинтересуйтесь. Наши новые коммунары считают, что человек будущего общества должен быть развит всесторонне. Духовно, умственно и физически. Они не только много бегают и думают, но и изучают боевые единоборства. Чтобы дать в случае чего врагу отпор.

Мариан почесал подбородок:

— Некоторые хулиганы уже испытали это на себе. Зато нашим девушкам эти ребята нравятся.

Я заразительно смеюсь, молодые люди меня поддерживают. Атмосфера резко потеплела.

— Тогда сделаем с вами вот что. Вас сегодня с советскими коммунарами и познакомят. Если, конечно, пожелаете.

— Мы были бы очень рады.

— Но учтите, что они неформальны. То есть официальной организации у коммунаров не существует. Ячейки коммунаров появляются самостоятельно в учебных заведениях, предприятиях и даже в армии.

Чехи всерьез удивлены. А мне не хочется вспоминать, какой крови мне это стоило. И что курирует это движения подотдел АП «М». Но я считаю, что молодежь пора отправлять в свободное плавание. Пусть иногда их и будет заносить. Но без болезней нет роста. И меня откровенно радует, что молодежный обмен между странами социалистического содружества растет каждый месяц. Это оказалось интересно всем.

Огромная ошибка советского руководства состояла в том, что оно не работало в этом направлении. Понадеялись на братские партии и пустили дело на самотек. Когда я поддержал этот проект, то ужаснулся тому факту, что доселе не было никаких наработок. Пришлось начинать с нуля. Как ни странно, но в дело живо вписались комсомольцы. Кто-то ради карьеры или загранпоездок, но нашлось достаточно людей умных и живых.

Их и пинать не пришлось, поток идей иногда зашкаливал. Начали со студентов среди ведущих вузов страны, сейчас даже ездят обычные молодые рабочие. К нам и от нас. Зарубежные гости замечают наши проблемы, удивляются пустым полкам и незажиточности советского населения. Надо видеть глаза немецких или венгерских студентов, когда им заявляют, что наши проблемы отчасти из-за того, что мы помогаем всему миру. То есть, отрываем от своего стола. Показываем, что Интернационализм не пустой звук для советского человека. Зато их поражают масштабы нашего строительства и научных достижений.

Но кроме молодежи растет и туристический поток в Польшу, Венгрию, Югославию и Болгарию. Не обходится без трений с некоторыми службами вроде таможни, но опыт взаимного общения уже сказывается на экономических связях. Ведь в отпуск за рубеж в первую очередь поехали директора и заведующие. А их нетерпеливо ждали кураторы с той стороны. Показывали свои предприятия, принимали с впечатляющим шиком. Я посоветовал закрыть глаза на некоторые прегрешения, если они не перекрывают «норму». В тетрадочку, конечно, записать. Но все мы люди.

Зато косяком пошли прямые договоры на поставку продукции и совместного сотрудничества. Личные связи всегда важны! Официальные организации уже были наготове, и подписание договоренностей не задерживалось. Накачивались каналы кредитных «переводных рублей», увеличился масштаб грузопотоков. Такой вот взаимообогащающий опыт получается. Безо всяких отделов ЦК. Сейчас никакой местечковый князёк в СЭВ не сможет одним махом отказаться о сотрудничества с нами. Его не поддержат ни промышленники, ни крестьяне. Им также выгодней работать напрямую. Даже строптивого Чаушеску понемногу загоняют в стойло. Есть мнение, что от него вскоре избавятся. Но там уже работает охранка Тито. Ему это сделать проще.

Воронов рубит дальше:

— Считаю, что вопрос о замене секретарей надо вынести на голосование.

Устинов поддерживает:

— И назначить комиссию по расследованию их деятельности.

Цэковские вовсе сникли. На такой исход они точно не рассчитывали. Это все-таки как надо быть далеко от действительности! Политбюро зашевелилось и в течение трех минут приняло решение.

Затем слово беру я:

— Геннадий Иванович, пока возьмите на себя международный отдел. Екатерина Алексеевна, вы — отдел пропаганды. Товарищ Демичев, подготовьте, пожалуйста, нужные документы.

У главного пропагандиста запотели очки, секретари позеленели. Их карьера окончена. Мазуров жестит дальше:

— Предлагаю создать комиссию для расследования действия означенных отделов.

Мягко поправляю:

— Для проверки. Но комиссия точно нужна. Товарищи Воронов и Фурцева ее как раз и возглавят, предлагаю туда еще товарища Соломенцева.

Глава КПК доволен. Его не забыли, а статус у него внушительный. Пусть он не так ретиво взялся за дело, помня судьбу Суслова, но работа постоянно идет, и его откровенно побаиваются.

— Ставим на голосование!

Воздержавшихся нет!

Информация к размышлению:

Из воспоминаний Ненашева:

Становление в аппарате ЦК КПСС, в отличие от Челябинского обкома, было мучительным. Размышляя над этим спустя 16 лет, вижу, что связано это было не просто с другим стилем работы, но и с совсем иными правилами взаимоотношений, другими, весьма строгими требованиями подчинения на всех должностных ступенях, от инструктора и до секретаря ЦК. Старая площадь и ее обитатели жили по своим особым законам и обычаям, известным только им и исполняемым безукоризненно.

За долгие годы монопольного положения партии в руководстве всеми сферами жизни общества был создан механизм аппарата, действующий на основе жесткой дисциплины и послушания отлаженно и почти без сбоев. В аппарате ЦК не принято было никоим образом выделять персонально деятельность того или иного работника, каждый был лишь маленькой частью, тем самым пресловутым винтиком большого механизма, результаты работы которого были обезличенными и считались коллективными.

Право на имя, на авторство имели преимущественно лишь секретари ЦК, хотя доклады, с которыми они выступали, статьи, публиковавшиеся от их имени в печати, были всегда результатом работы большого количества рядовых работников аппарата.

Не могу не признать, что работа в аппарате ЦК КПСС была хорошей школой укрощения гордыни, воспитания организованности, дисциплины, позволяла владеть анализом тех процессов, которые происходили в стране. Однако утраты были тоже немалые, ибо, с другой стороны, она лишала работника всякой самостоятельности, отучала от инициативы. Превыше всего в аппарате ЦК ценились послушание, исполнительность. Любые попытки каким-то образом выразить свое особое мнение или заявить о своей позиции в выступлениях перед аудиторией или в прессе встречали сначала неприятие, затем сопровождались осуждением, а закончиться могли отлучением от должности. Все эти варианты отношения к инакомыслию мне довелось испытать на собственном опыте.

Существовала лишь весьма небольшая группа работников аппарата, принадлежащих к элите, — это были помощники генерального секретаря, помощники секретарей, членов Политбюро — М. А. Суслова, А. П. Кириленко, — имеющих практически неограниченные права на интеллектуальную эксплуатацию любого из работников отделов, на использование творческой собственности, принадлежащей инструктору, консультанту, завсектором, заместителю или заведующему отделом. Время партийного правления Л. И. Брежнева, особенно в последние годы, с большим основанием можно именовать временем аппаратного всемогущества помощников. Думаю, это было неизбежно, ибо, чем инертнее и беспомощнее в интеллектуальном и физическом отношении оказывались хозяева, тем ретивее, смелее становилась челядь, особенно из числа особо приближенных к первым лицам.

Подобное положение неизбежно приводило к разделению работников на подмастерьев, подносчиков снарядов, и мастеров, имеющих право на окончательное формулирование и отработку материалов докладов, партийных решений. Уже через короткое время пребывания в аппарате ЦК КПСС становилось понятным, что здесь заранее и навсегда определено место каждого работника, и только в рамках отведенного ему пространства он мог двигаться, поворачиваться, иметь мнение, вносить предложения, не переступая установленные барьеры. Строго была установлена и иерархия партийной власти, подчинения и зависимости, оставаясь незыблемой многие годы. Только самые чрезвычайные обстоятельства или события, ставшие достоянием широкого общественного мнения, могли внести изменения в этот нерушимый порядок.

Приведу по этому поводу всего лишь один пример. Обычно деятельность секретарей ЦК КПСС, членов Политбюро с помощью их ближайшего окружения намеренно окутывалась непроницаемой завесой таинства и секретности, с обязательным выпячиванием на первый план особой значительности и влиятельности личности высокопоставленного партийного начальника. И только непредвиденные события вдруг открывали перед всеми очевидное, и становилось ясным, что за этой завесой порой просто ничего нет, что-король-то голый. Многим памятна та грандиозная конфузия, которая случилась с А. П. Кириленко, в свое время претендовавшим на роль второго лица в партии и даже пытавшимся в чем-то нарушить всесилие в ЦК КПСС М. А. Суслова. Случилась эта конфузия на XXVI съезде КПСС, в последний день его работы, когда, чтобы отличить лидеров партии и одновременно повысить значимость вносимых предложений по составу членов и кандидатов в члены ЦК КПСС, было предусмотрено, чтобы предложенный для голосования список членов ЦК КПСС зачитал М. А. Суслов, а кандидатов в члены ЦК КПСС — А. П. Кириленко. Чтение списка М. А. Сусловым прошло без особых трудностей. А вот когда к чтению списка кандидатов в члены ЦК с трибуны съезда приступил А. П. Кириленко, делегатам стало очевидно, что перед ними человек или просто не умеющий читать, или находящийся в последней стадии умственной и физической немощности. Все присутствующие на съезде не могли скрыть чувства стыда, когда он не смог правильно произнести, прочитать ни одной фамилии из списка, содержащего немногим более ста человек. Предположения о давнем и глубоком склерозе А. П. Кириленко оказались соответствующими действительности. И этот человек в таком состоянии, будучи на вершине партийной власти, располагал высочайшим правом «казнить и миловать». И только после этого он не сразу и с большим трудом был отправлен на пенсию.

Работа неделями и месяцами на дачах для подготовки докладов на международные совещания, пленумы ЦК, торжественные собрания… была, как всякая обезличенная работа, малопроизводительна, неэффективна и в творческом отношении непродуктивна. К тому же нередко параллельно над одним и тем же материалом для доклада работали две-три группы, а завершала работу уже четвертая, в результате все, что готовилось группами на первом этапе, часто оказывалось вообще неприемлемым, особенно если авторами предлагались новые идеи или непривычные подходы.

Такой непроизводительный подход в организации работы неизбежно приводил к тому, что большинство работников аппарата ЦК КПСС были заняты преимущественно подготовкой различных бумаг. Все сотрудники отделов непрерывно что-то писали. Возможность и право анализировать процессы, происходящие непосредственно в жизни — в республиках, областях и районах, — имели лишь отдельные работники, их было немного, чаще всего лишь из числа отделов организационно-партийной работы, отраслевых отделов. И даже в этом случае это были весьма немногие из тех, кто не был занят подготовкой справок, проектов решений, докладов, выступлений в печати. Отрыв от реальной жизни, бесконечная и огромная по объемам бумажная работа неизбежно вели к тому, что отдельные из наиболее способных работников, усвоив азы аппаратной деятельности и уяснив ее существо, уходили на самостоятельную работу. Другая же часть из тех, кто по тем или другим причинам задерживался, постепенно привыкала к этому хорошо отлаженному механизму аппаратной работы, где можно было приспособиться: не отвечать за конечные результаты, не проявлять особой ретивости, не брать на себя слишком много, а ровно столько, чтобы исполнять только то, что поручено. Не высовываться — так, может быть, грубовато, но справедливо говорили в то время в аппарате ЦК КПСС, советуя жить с минимальными потерями, затратами нервной энергии, не слишком насилуя свой интеллект