Ген подчинения. Том 3

Глава 15

Вдарившая по рукам волна, сродни электрическому разряду, сократила мышцы. Пальцы вдавились в ребра и лоб гомункула, тело непослушно подалось назад, а разум, ускользая от меня, стал затухать. Я чувствовал, ещё немного, и потеряю сознание.

— Чего вы ждете? Усильте поток энергии! — Сквозь туман услышал голос одной из женщин, отвечавших за моё исцеление.

Неведомая, теплая энергия коснулась моей спины, а следом, двигаясь от позвоночника вдоль костей рук и ног, распространилась по всему телу, дав мне возможность немного ослабить хватку. Около получаса я, потный, дрожащий, словно лист осенний на ветру, сидел, боясь шелохнуться. Надеялся, что уже скоро мы закончим.

— Приготовления завершены, можем приступать. — разрушил мои надежды темный. В этот раз он не спрашивал, хочу ли я продолжать, есть ли у меня или у кого-либо другого на это силы. Знавший, как боль повлияет на мой рассудок, и ответ, тот полностью взял всё в свои руки, не оставляя пути обратно.

Вырывая нужный фрагмент проклятия, тень перенаправила энергию гомункула, что, пройдя сквозь мои пальцы, словно кипяток ошпарила руки, а после, достигнув сердца, подняла температуру всего тела.

Горячие капельки побежали по моим щекам. Оставляя неприятный соленый вкус на губах, они миновали подбородок, а после, срываясь, оставались красными пятнышками на тельце молодой девицы. Это был вовсе не пот…

Из моих глаз, носа и ушей струйками побежала кровь, вслед за которой картина мира в моих глазах полностью перевернулась: нечеткие фрагменты окружавших нас людей разметало по сторонам подобно тарелке, разбившейся на мелкие фрагменты. Я пытался собрать сознание воедино, нечто четкое, и как только почувствовал, что вот-вот мне это удастся, всё исчезло. Не было комнаты, людей, гомункула, всё погрузилось во тьму.

Холод, страх, отчаяние вперемешку с болью и желанием жить невидимыми путами окутали моё бесформенное тело. Я хотел говорить, но лишился голоса, хотел слышать, но не было звуков, пытался дышать, но не чувствовал собственных легких.

— А ты силен, человек. В отличии от тебя, я сразу сдался этому древнему злу. — отогнав треть моих переживаний и опасений, произнес незнакомый голос. Маленькая искорка света полыхнула предо мной. Белая точка, подобно светлячку, кружилась вокруг, наблюдала, изучала, а после выдала:

— Я — кровь и слезы бога, некогда отвечавшего за любовь. Тьма поглотила нас, а после, наша кровь перемешавшись с проклятием и страданиями неизвестной души, создала нечто новое. Взрастила семена страсти в безжизненной, вечно спокойной пустыне, принесла смысл существования туда, где его никто и никогда не искал.

То, что ты называешь проклятием, Михаил, — величайший дар, запомни это. — голос отдалялся, свет мерк, я хотел дотянуться до белого огонька не имея рук. — Запомни. — Вслед за исчезновением неведомого гостя, сознание тряхнуло. Безмолвная темная комната стала рассыпаться, отовсюду начали доноситься звуки, шорохи, возгласы. Ещё мгновение, и, разрывая глаза неприятным, ярким светом, стало возвращаться былое восприятия всего и вся.

— Стены, люди, боги пота и крови… — Ловя вертолеты похлеще, чем после первой в жизни пьянки, бубня себе под нос, я глядел на свои изодранные, искусанные руки, покрытые синяками, пошарпанную одежду и штаны. Почему-то я сидел в брюках, у которых до самой жопы отсутствовала правая колошина, а левая, мокрая или заслюнявленная, была задрана по самое колено.

Ряды стражи, окружавшей нас, значительно так поредели. Количество целительниц так же. Сейчас вокруг меня было…

— Тридцатилетнюю мне в тёщи… — Быстро пробежавшись глазами по оставшимся в комнате женщинам и не найдя, чего сказать, выплюнул я.

С протянутыми ко мне руками на полу лежали подрагивающие, едва прибывавшие в сознании лисицы, перевоплотившиеся в свои истинные обличия. На их лицах сияли улыбки, у всех, как одной, текли слюни, а собственные промежности те прикрывали кто свободной рукой, а кто и хвостиком. Повсюду вокруг нас валялись упаковки от таблеток, пустые пузырьки от баночек с успокоительными, а также разбитые ампулы от шприцов. Кажется, кому-то, пока я был в отключке, пришлось несладко, и, судя по тому, что девушек-стражниц в округе тоже не наблюдалось, у удивленной мужской половины, продолжавшей нервно сглатывая смотреть на происходящее, будет очень и очень страстная ночь. Нужно ведь как-то дамочкам накопившийся стресс спустить? Уверен эти парни им помогут. Кстати, о времени…

— Сколько я был в отключке?

— Долго, великий шаман. — Отозвался одни из стражей, прикрывая винтовкой паховую область. Хотел бы я тоже со стороны понаблюдать за происходившим в этой комнате, а не вот так, с места главного актера, трястись над гомункулом в надежде не помереть. — Хозяин увел последнюю женщину около четырех часов назад. Сказав, что не может больше ждать, он отправился в главный храм за новыми целительницами.

«В век-то мобильной связи? Далеко пойдет, пень старый…»

— Хорошо, который сейчас час? — Не получив ответа на свой первый вопрос, задал второй.

— Половина шестого, великий шаман. — Зашибись, для меня в этой темной комнате прошло всего несколько минут, а для них почти полдня. Лучшего места для проматывания жизни и быть не может…

— Хо… зя… ин… — по слогам произнес незнакомый, миловидный голос, и я наконец-то вспомнил о ней. Чёрт, гомункул, девочка…

— Девочка? А где… Чего?… — Вместо той малышки, всё так же у меня на коленях лежала стопроцентная копия взрослой Мей Цай, с одним лишь отличием: у подросшей прямо на моих руках была гетерохромия. Один её глаз был карий, другой, как у меня, серый с небольшим голубым оттенком.

— Она впитывала нашу энергию и воспоминания, как губка. Мерзкая нахлебница… — про нахлебников я бы промолчал. Что я, что старина тень, оба сейчас по факту таковыми и являлись, а вот его недовольство по отношению к этой особе меня действительно беспокоило.

— Хозяин. — приподнявшаяся гомункул до усрачки перепугала подлетевшую к нам стражу, к её голове был тотчас приставлен пистолет, а к шее здоровенный тесак. Не успевшая понять происходящее, гомункул обернулась. С непониманием она глядела по сторонам, на оружие, окружавших её людей, и темного, она явно его видела. Недовольно фыркнув в сторону стоявшего на отдалении духа, та, с вернувшейся на уста улыбкой, вновь взглянула на меня, а после, по-детски протянув ко мне руки, произнесла:

— Хозяин.

— Убери свои культяпки от великого, бракованная сука! — стукнув ту обратной стороной лезвия своего клинка по ладони, гыркнул один из местных верзил, тем самым взорвав во мне бомбу состоящую из злости и негодования.

— Её глаза, они не такие, как у других. Сколько сил юный господин потратил на неё, и всё бессмысленно. Она не сможет стать нашим шпионом.

— Закрой рот, или я прикажу твоему господину закрыть его навеки. — Не в силах даже подняться, грозно рыкнул я, и амбал, тотчас припав на колено, поклонившись, произнес:

— Простите, Великий, я просто…

— Делай, что велено, и помалкивай, от тебя большего и не требуется. — Моё высказывание собравшимся лисам пришлось не по душе, ведь сейчас я по факту угрожал одному из их собратьев, да вот только мне было плевать. Все эти их надуманные предрассудки на счет гомункулов, назначения и планы на людей. Кто сказал, что человек, не похожий на остальных, бесполезен? Кто сказал, что у кого-то отличающегося от этого мира, нет права на существование и полноценную жизнь?! Все эти ублюдки, не считающиеся с другими и сыплющие пафосными фразочками, всегда меня бесили, и тем более сейчас. Этот гомункул принадлежал мне! Моя кровь кипела, я чувствовал связь с этой девушкой, что ещё некоторое время назад лежала безжизненным куском плоти. Её взгляд, робость, с которой она пыталась отстраниться от окружающих, а следом прижаться ко мне, это была не любовь, а инстинкты. Отчего-то мне хотелось защитить это существо, так похожее, и по факту являвшееся для меня человеком. В ней было что-то моё, но что?!

— Хозяин, я — брак? — воспринимая слова стража как нечто личное, запинаясь, со страхом проговорила девушка. — Пожалуйста, хозяин, не избавляйтесь от меня! Я не брак, я могу служить, пожалуйста… — Подалась ко мне ближе гомункул, но стража всё так же не позволила нам соприкоснуться. — Пожалуйста! — на глазах гомункула проступили слезы, выдернув меня из размышлений о том, кого же я сейчас вижу пред собой.

— Уберите оружие! — Едко плюнул я стражам, и те, пусть с неохотой и максимальной осторожностью, но всё же послушались. Оголенная, она прижалась ко мне, обхватив руками.

— Я не брак, не брак, пожалуйста… — твердила она, цепляясь за жизнь единственным, что у неё сейчас было — словами.

— Ну конечно же, ты не брак, — приобняв ту одной рукой, второй подхватил я валявшийся на земле халат. — ты просто из эксклюзивной партии. — Укрыв голые плечи, с усмешкой произнес я.

Связавшаяся с начальством по рации охрана на кой-то черт вызвала подкрепление. Вбежавшие в комнату «орлы» в бронежилетах, касках и с винтовками наперевес тотчас потянули свои загребущие ручонки к моей… Словив себя на мысли, что уже считаю ту именно личной собственностью, прижав к себе, произнес:

— Обращайтесь с ней так же, как и со мной, иначе сегодняшний день станет последним в наших с вами «взаимовыгодных» отношениях. — Бойцы отряда, опешив, переглянулись. Это были точно люди Кио, и сейчас, прибывая в замешательстве, они не смели даже прикоснуться к гомункулу. В очередной раз связавшись с кем-то, кто-то из скрытых под маской мужчин, галантно протянув девушке руку, заявил:

— Будет исполнено, великий шаман, Ваш друг — наш друг, и лисы девятихвостой Кио Цзин будут заботиться о ней, как о Вашей дочери, и, уверяю, с ней всё будет хорошо. Мы только проверим её связь и воспоминания. Госпожа дала четкие указания, и вредить каким-либо образам Вам или Вашим спутникам, в наши планы не входит.

— Пока поверю на слово. — строя из себя крутого парня, видевшего своё не такое уж и брутальное отражение в стекле защитной маски бойца, проговорил я. — Надеюсь, когда вечером — «если доживу» — я прибуду её проведать, заявленное будет соответствовать действительности, а иначе…

Приклонившись на колено, боец гордо воскликнул:

— Не беспокойтесь. А пока, мисс… — запнувшись, пытаясь понять, как к той обращаться, мужчина вопросительно уставился на меня. Он ждал, когда я дам ей имя, но бля… Я в своей жизни хомячку разве что имя давал, и то, мой неторопливый Джерри жил не так уж и долго. Как оказалась, соседский кот, названный после этого Томом, был куда проворнее моего комнатного питомца. «Ох ё, не до детских мне сейчас воспоминаний…» Глядя в такие же вопросительно округлившиеся глаза гомункула, подумал я.

На языке крутилось: Лоли, Толи, Полли, всякого рода Хуалинги и прочая тарабарщина. Как на зло, в самый ответственный момент все мысли вместе с перелетными извилинами укатили куда-то в пятки, предоставив другим органом моего организма решать проблемы головного мозга.

Мой друг в черном так же был озабочен данным вопросом. Переключившись на разноглазую, тот, о чем-то размышляя, едва слышно проговорил:

— Так вот, кем он был на самом деле, — щенок, поразивший себя собственным оружием. Психея, я не должен был знать этого имени, но именно она стала всему виной… — Недовольно рыкнув, загадками проговорила тень, прежде чем раствориться в воздухе.

— Хэйя кто? — шикнул я тому вслед, тем самым случайно породив очередное странное имя.

— Госпожа Хэйя, — устав ждать, с облегчением выдохнул боец, — пожалуйста, пройдемте с нами. —

— Хэйя. — улыбнувшись, повторила за бойцом имя девушка. — Должна идти?

— Верно, иди, я навещу тебя позднее. — С некой надеждой на нашу новую встречу отозвался я. С каждым шагом, отдалявшим нас друг от друга, казалось, будто невидимая цепь, связывавшая нас, всё сильнее сдавливала горло. Я волновался за её, по-настоящему переживал, быть может, именно так отцы и переживают за своих детей. Вот только я её едва знал, как и она меня. По факту чужие, но внутри едины. Возможно, Хэйя с энергией перехватила и кое-что другое — частичку души, проклятия, или чего-то ещё, заставив меня тем самым в очередной раз задуматься над всем происходящим вокруг нас.

Время было ранее. Несмотря на проведенную ночь в неком подобии транса, спать мне от этого хотелось ни чуточку не меньше. Даже наоборот, измотанный, на трясущихся ногах, я попытался покинуть комнату, и тотчас передумал. Развалившись прямо в подвале на подушках, я попросил чая, одеяло и какую-нибудь чистую простынь, дабы уложить ту под свою задницу. Разумеется, о дальнейшем приеме хвостатых сегодня и речи быть не могло. К тому же сегодня кое-кто явно опоздает на работу и получит знатных таких звездюлей.

Перед тем, как отключиться, пришлось ещё пообщаться с Афиной и Марсом, рассказать о произошедшем, а после попросить уладить все проблемы с работой. «Я должен был сегодня появиться на работе», согласно плану, констатировал бог войны, «но никто не говорил, что появиться вовремя» — в шутливой форме поддержала мысль первого богиня Греции. Решение было принято в течении пары минут. Организовав в приемной комнате ложе, на котором мог спокойно поместиться взвод пехоты вместе со взводом девушек по вызову, рядышком с изголовьем разместили столик, на котором развернулся полномасштабный пир. Здесь вам на выбор вино или успокаивающийся чай, чудо-китайские целительные пилюли, мази, обереги, и какие-то древние артефакты, в придачу с разместившимся на кой-то хер порно журналом, аккуратно припрятанным под подносом с фруктами и овощами. Неразбериху, творившуюся в умах местной прислуги, можно было сравнить только с таким же хаосом, царившим в моём уме. Поспать мне дали пять часов.

Афина, попытавшаяся по началу примерять на себе роль Морфиуса, быстро наигралась, а после "завтрака" силой впихнула мне в рот сначала красную пилюлю, а потом и синюю. Первая была регенеративной, а вторая… Услышать о ней я так ничего и не успел, буквально за мгновения рухнув в объятия сна.

Несколько лет назад.

Храм Посейдона, Греция.

Едва Солнце опустилось над старинными полуразрушенными колоннами древнего храма, как всё, окружавшее древние руины, ожило. Там, где люди, бродившие на экскурсиях, с восторгом наблюдали наследство, оставшееся им от предков; боги, наслаждаясь хорошими, спокойными деньками, каждую ночь устраивали пиры, которые смертным даже и не снились: вино лилось рекой, спокойные мелодичные звуки классической арфы сменялись шутливым бренчанием заколдованной лютни, копировавшей современные мотивы, бесконечные игрища, споры, воспоминания о былых победах и поражениях, а также танцы, куда же без них. Всё это стало обыденностью не нуждавшихся во сне и отдыхе существ, вспоминавших свои лучшие годы.

На очередном таком балу, поголовно состоящем из богов и их приближенных, в своей привычной манере глумился над собравшимися и полуголый мальчишка. Чаша с бордовым напитком никогда не покидала его руки, а зоркий взгляд был вечно прикован к собравшимся.

Подумывая о новой пакости, тот постоянно проверял наличие за спиной своего единственного оружия, из-за которого, к слову, его только и звали на данное мероприятия. Лук и стрелы мальца были неотъемлемой частью того. «Вершитель судеб» — так высокомерно представлялся очередным новопривлеченным знающими, Эрос, в моменты, когда за его спиной глумились высшие боги.

— Купидон, не устал ещё дурачиться? — Утомившись выслушивать рассказы об очередной кровавой и решительной победе над врагом, одержанной гигантом и по совместительству богом войны Марсом, высокая, стройная девушка плавно перекачивала от компании воителей к «обычным» бессмертным.

— Смотря, что Вы подразумеваете под словом «дурачиться». Если сотворение новой жизни и чего-то вечного, подобно любви, то нет! Смею Вас заверить, бог Эрос вершитель судеб никогда не покинет своего поста. — Под аплодисменты толпы тот, элегантно скинув с плеча лук, мощным выстрелом отправил одну из стрел под прямым углом в верх.

Стрельнула тетива. Волна воздуха вдарив по земле, подняла столб пыли, а тоненький снаряд со свистом исчез в красе чистого ночного неба.

— У этой стрелы есть три пути, первый — не в силах терпеть моей красы, всего через пару часов она достигнет прекрасной Луны, а после, пронзив её недра, влюбит ту в меня. — Под хихиканье смутившейся от его взгляда пары молодых девиц, подоспевших поглазеть на представление, произнес бог. — Второй — упасть, где-то рядом пронзив чье-то сердце и даровав тем самым чистую и страстную любовь. — Вновь раздался смех женских голосов, что в купе с опасливыми взглядами их кавалеров, нацеленными в небо, ещё больше распалял честолюбивого, пьяного бога. — И третий, самый вероятный — она вернется обратно в мой колчан, а ты, прекрасная Психея, разделишь этой ночью со мной ложе. — Уверенно приблизившись, а следом попытавшись поцеловать женщину, произнес тот.

— Разбежался, ангелочек, от твоей любви одни проблемы. — Сильные женские руки без проблем дали отпор зазнавшемуся богу, оттолкнув того в сторонку. Лишь спустя секунду, видя испуганный взгляд Эроса, девушка осознала, что наделала.

Стрела, охваченная ярким светом, со свистом вонзилась в тело бога, отчего тот, рухнув на колени, с хрипом и болью в голосе произнес: — Психея, что же ты наделала…