Итак, мушкетёры не пытались самоубиться, и это было плюсом.
Минусом было то, что для хитрого жителя XVII века — выжившего, в том числе и благодаря умению распознавать заговоры — мои шпионские игры казались совершенно детскими.
Я какое-то время слонялся по округе — старался слиться с толпой, как и все вытягивая шею в надежде отыскать Короля или Кардинала. Временами я бросал взгляды на лагерь мушкетёров, пытаясь понять, кто с кем общается. Мушкетёров было много, далеко не всех я мог отличить друг от друга, но основные лица узнавал. Высокий и статный мужчина, чуть старше чем все присутствующие в лагере, с благородной сединой в бородке и на висках — скорее всего, был знаменитым де Тревилем. По крайней мере, он мог позволить себе подозвать де Порто жестом, а д’Арамитца потрепать по щеке. Эти двое вокруг него постоянно и тёрлись, что наводило на определённые мысли.
Кто-то меня окликнул и, обернувшись на звук, я обнаружил троих незнакомцев, сидящих вокруг бочки. Тогда я не мог опознать их форму, но со временем узнал, что так одеваются ребята из артиллерийской команды. Разумеется, на бочке лежала колода карт.
— Вы Шарль Ожье де Батс, верно? — обратился ко мне один из игроков. — Герой Арраса?
— Все здесь герои, — улыбнулся я, приближаясь к троице. У каждого на руке было по одной карте. — Это не «таррок»?
— Всего лишь «эр». И если месье кадета удовлетворят такие незамысловатые правила, то нам нужен четвёртый, — улыбнулся незнакомец.
С чего бы мне было отказываться, новые знакомства всегда полезны. Я подошел к бочке. Вместо стульев у нас были какие-то деревянные штуковины, сидеть на которых было весьма неудобно. Я не слишком хорошо разбирался в артиллерии XVII века, но кажется это были разобранные или сломанные элементы лафета.
— Вы ведь не хотите обчистить дурачка, который недавно получил выкуп за пленного? — усмехнулся я.
Артиллерист засмеялся, хлопнул в ладоши и радостно их потёр:
— Ненавижу вранье, месье, и я рад, что можно с вами поиграть в открытую.
Другой ненавязчиво указал на пирамидку серебряных монет. Здесь имелось шесть су, и я положил сверху ещё две.
— Правда ли, — поинтересовался он, — что вас ранило в голову, и оттого вы местами гений, а местами как ребёнок?
— Все дети в чём-то гении, — рассмеялся я. — Но все-таки попрошу объяснить мне правила.
— Забыли как играть? — усмехнулся второй. — Тянете карту, и если у вас король, вы выиграли. По кругу мы выбираем, обменяться ли картой с соседом или обменять карту на ту, что в колоде.
— Если обменяли с колодой, то короля брать нельзя, он замешивается обратно.
— Когда круг пройдёт, мы или повышаем или вскрываемся.
— Звучит просто, — я кивнул.
Вытянул карту и, прежде чем посмотреть на неё, снова глянул на лагерь мушкетёров. Там де Тревиль продолжал о чём-то болтать с де Порто и д’Арамитцем. У меня же на руках имелся туз пик, и если я хоть что-то понимал в азартных играх (за пределами Дурака), это была самая слабая карта.
— Что ж… — сказал первый артиллерист, потом оглядел всех присутствующих.
Я бросил ещё один взгляд на мушкетёров, и решил, что занял весьма выгодную позицию для наблюдения. Наверняка, мою довольную ухмылку, игрок расценил как радость от хорошей карты, так что он сказал:
— Месье де Батс, вашу карту.
Я с радостью протянул ему туза и обнаружил у себя в руках десятку червей. На лице первого игрока не отразилось ничего. Он лишь коротко кивнул и жестом передал ход второму. Тот почти не смотрел на окружающих — или делал вид, что не смотрел. Он назвал имя третьего игрока — к сожалению, я его уже не вспомню, и они обменялись картами.
Третий только выругался и вытянул карту из колоды, положив свою сверху. Наступила моя очередь.
Но я замешкался, разглядывая как де Тревиль что-то шептал на ухо д’Арамитцу. Довольный де Порто пошёл к столу.
— Месье де Батс? — окликнул меня первый.
— Вопрос только в том, успели ли вы сговориться, чтобы меня раздеть, — подмигнул я. — Если так, то вы можете играть и вместе.
— Вас развратил таррок, — рассмеялся третий. — Как и нас, впрочем.
Он указал рукой на столбик из восьми серебряных монеток.
— Дома мы не ставим денег.
— Проигравший просто должен быть громко куковать, — пояснил первый. — Но не томите, де Батц.
— Верно, никто не стал бы разрабатывать хитрые схемы, ради двух су, — улыбнулся я и попросил карту у второго. Мне пришла восьмёрка. Первый спросил:
— Кто-то хочет повышать ставку?
Все посмотрели на меня. Я отрицательно покачал головой. Все выложили карты на стол и моя десятка действительно оказалась самой большой картой. Восемь су отошли ко второму, и я быстро поблагодарил парней за игру. У меня уже не было времени — д’Арамитц закончил разговаривать с де Тревиллем и направлялся куда-то к выходу из лагеря.
Попрощавшись — бедолагам опять пришлось искать четвёртого — я отправился следом за Арамитцем. Мушкетёр весьма быстрым шагом удалялся прочь, но временами останавливался и оглядывался. Сказал ли ему де Порто, что я шпионю за королевскими мушкетёрами? Или ему так интересно проверить, на что я способен, что здоровяк решил не вмешиваться. В любом случае, злой брат-близнец Арамиса что-то подозревал. К счастью, тело в которое я попал, обладало какой-то удивительной прытью и очень хорошими рефлексами. Я скрывался в группе других солдат ровно за мгновение до того, как мушкетёр оборачивался. По пути мне удалось вдобавок и подбросить с кем-то монетку на спор, и выпить за здоровье Его Величества, и послушать весьма отвратительный анекдот про Изабеллу де Бурбон (и её сексуальные предпочтения) и даже подержать какого-то несчастного, которому цирюльник удалял бородавку. Но в какой-то момент де Арамитц вышел за пределы лагеря и прятаться мне стало уже негде. Он же уверенно шагал в сторону ферм. Никто не обращал на него внимания, поскольку местные всегда были главным источником, что алкоголя, что еды, что рабочей силы. Нужно тебе выкопать ров — сгоняй местных крестьян. Нужно выпить и поесть бесплатно — иди к крестьянам и ненавязчиво поглаживай эфес шпаги.
Местность вокруг была относительно ровная и я купил у кого-то из солдат кружку пива. По цене весьма несправедливой, спешу заметить, но выбора у меня всё равно не было. Опершись о хлипкого вида заграждение, скорее походившее на заборчик для свиней, я искоса наблюдал за д’Арамитцем и потягивал кислое, теплое пиво. Он остановился метрах в ста от большой фермы и обернулся.
Как раз в этот момент я вылавливал из кружки осенний лист и попросту не заметил этого. Когда я поднял голову, Анри д’Арамитц стоял, повернувшись в мою сторону, сложив руки за спиной и с интересом наблюдая, чем я занят. Я не растерялся, снял шляпу, вежливо поклонился мушкетеру, а потом поднял вверх кружку. Сделал пару глотков за его здоровье, но Анри продолжал на меня пялиться, не собираясь никуда уходить.
Вздохнув, я сам отправился к нему. Мушкетёр терпеливо ждал, и лишь когда я приблизился к нему на расстояние двух-трёх метров, спросил:
— Какого чёрта, Шарль⁈
— Мы уже друзья?
— Вы поднимаете за меня кружку, — оскалился д’Арамитц. — И следите за мной. Это некоторым образом сближает.
— На кой вы мне сдались, Анри, — пренебрежительно отмахнулся я. — Я слежу вообще за всеми, потому что здесь ужасно скучно.
— Сегодня должны начать сгонять местных, чтобы строили укрепления, — сообщил мушкетёр. — Будет весело. Вам нравится принуждение, Шарль?
— Не больше, чем вам, — я ещё раз отхлебнул из кружки. — Хотите? Ещё тёплое.
Анри д’Арамитц скривился.
— Я не пью, — холодно ответил он. — Только воду.
— Пост? — я едва подавил ехидную улыбку.
Д’Арамитц смерил меня холодным, злым взглядом. Потом вздохнул, беря себя в руки.
— Пока мне не пришлось вызывать вас на дуэль, Шарль, — спросил он бесцветным и скучным тоном. — Повторю вопрос. Какого чёрта вы за мной следите?
Мне стоило больших усилий подавить первые слова, что пришли на ум. Потому что, если ты говоришь человеку «Я не хочу вас убивать», скорее всего, это приведёт к убийству. Люди просто так устроены, особенно если между вами ещё не установилась какая-то иерархия и вы готовы пустить друг другу кровь… лишь бы не показаться слабым. Я почему-то был уверен, что на дуэли смогу прикончить д’Арамитца. Кровь д’Артаньяна кипела, его надпочечники вырабатывали какое-то астрономическое количество адреналина и тестостерона. Кулаки чесались, и клянусь вам, промолчать в этот момент было сложнее, чем сразиться с испанским отрядом день назад. Только тогда я понял, что тело, в которое я попал, было не только моим союзником. Горячий нрав д’Артаньяна мог легко вовлечь меня и в неприятности.
— Как насчёт сделки? — предложил я, кое-как сумев сдержать гнев. — Баш на баш. Я рассказываю вам то, что знаю о местных, а вы мне то, что знаете сами?
— Местные люди порядочные, — сухо ответил Анри д’Арамитц. — Что про них рассказывать?
— У вас тут есть кто-то, кто имеет связь с крепостью, — пояснил я. — Вот, что я знаю. И мне интересно, кто это.
— А мне интересно, сколько ангелов уместится на кончике швейной иглы, — улыбка злого Арамиса стала ещё шире. Он обнажил ровные, почти белые (то есть не слишком жёлтые, как у прочих) зубы, и не отводил от меня колючего пристального взгляда.
— Давайте, Анри, не упрямьтесь, — я сделал ещё один глоток. — Мне тоже кое-что известно о местных, и вместе мы сумеем сделать так, что Бапом упадёт к ногам Его Величества.
— Вместе?
— Вы сами сказали, что каждый гасконец без пяти минут мушкетёр.
— Я не так сказал, — улыбка медленно сползала с холодного лица д’Арамитца. — Но понимаю, куда вы клоните, Шарль. Что вы предлагаете?
— Если дадите мне слово чести, что поступите так же, — я решил пойти ва-банк. — То я раскрою свои предположения о том, как местные контактируют с осаждённой крепостью. А потом мушкетёры и кадеты, вместе, принесут Его Величеству Бапом.
На холодном и мрачном лице злого Арамиса появилось что-то, что можно было принять за улыбку. Не обычный его хищнический оскал, а настоящую человеческую улыбку.
— Слово чести, Шарль. Я слушаю вас, — сказал он, протягивая мне руку в перчатке. Обошлось без плевка, слава Богу. Я пожал руку и начал свой рассказ:
— Когда мы решили пообедать у одного фермера…
— То есть грабили очередного бедолагу, — хмыкнул Арамитц. — Впрочем, здесь так как поступают почти все.
— Вы столь благородный и милосердный… Может вам пора сменить форму мушкетёра на рясу, Анри?
— Верующему не нужна ряса, Шарль, как Богу не нужно золото, — д’Арамитц уже не пытался скрывать своё… не очень католическое мировоззрение. — Продолжайте, прошу вас.
— Тот фермер привёл к нам испанцев. Без формы, довольно грязных, но опытных фехтовальщиков. Пришлось попотеть, скажу я вам.
— И что? Может дезертиры, может разведчики Спинолы, может быть кто угодно.
— Они хотели взять меня в плен. Зачем дезертирам пленник?
— Вы кажетесь мне весьма мясистым малым, Шарль, — улыбнулся д’Арамитц. — Может они решили также и захотели вас съесть.
— Перестаньте валять дурака, Анри. Вы прекрасно понимаете, что…
— Разведчики Спинолы.
— Где он сейчас? На севере?
Я ткнул пальцем в небо, потому что все вокруг только и говорили, что о севере. Возможно, мне стоило купить у кого-нибудь карту. Анри д’Арамитц, кажется, принял мой довод. Улыбка его исчезла, он кивнул, повернулся ко мне спиной — невиданное доверие! Потом вздохнул.
— Спасибо за честность, Шарль.
— Я уверен, что есть какой-то путь в крепость, который мы не перекрыли, — продолжил я. Мушкетёр кивнул, соглашаясь. — И что вы что-то знаете о нём.
— Баш на баш, вы предлагали?
— Верно, Анри.
— Что ж, тогда скажу и будем молиться, чтобы дядя не снял с меня шкуру за это, — Анри д’Арамитц обернулся. — Мы не знали, что целый отряд испанцев может пройти из крепости. Мы думали об одном контрабандисте, с помощью которого получится дать пару взяток.
— Благодарю, Анри.
Мы замолчали. Оба стояли спиной к лагерю и Бапому, наблюдали за мирной суетой, наполнявшей окрестные фермы. Казалось, жители Фландрии уже не просто свыклись с нашим или испанским присутствием. Они как будто бы и не обращали на всех этих солдат и войны вообще никакого внимания. Раз в год посевы бьют заморозки, раз в год их вытаптывает чья-то армия, остаётся только держать нос по ветру и не забывать делать запасы. Для меня все это казалось чем-то сюрреалистичным. В ста метрах впереди, молодой парень со смехом разливал по корытам помои для свиней. Хрюшки весело набрасывались на остатки ужина и завтрака, отталкивали друг друга, а парень только громче смеялся. В ста метрах позади, мои товарищи играли в карты, стараясь не думать о том, кто словит пулю в предстоящему штурме. Что делали люди в осаждённом Бапоме я и думать не хочу.
Хотелось просто повернуться к Анри и спросить: «ну мы же хорошие парни, верно? Это испанцы душат Фландрию своим чудовищным оброком». Но моя легенда раненого в голову героя и без того уже давала трещину.
— Если перед тобой будет фермер, — спросил я всё-таки. — Как ты поймешь, на чьей он стороне? На нашей, или на испанской?
— На фламандской, — пожал плечами мушкетёр. — Тот, кто победнее, скорее всего нам поможет. Тот, кому при испанцах живётся хорошо, может и в спину выстрелить.
Я вздохнул. Всё просто и цинично, и совсем не похоже на романтику Дюма.
— Познакомь меня с вашим контрабандистом, а я тебя отведу к фермеру, с которым вышла заварушка, — предложил я.
Д’Арамитц удовлетворённо кивнул. Это походило на взаимовыгодные условия, тот самый любимый американцами win-win, которому нас безуспешно учили в университете…
И который, конечно же, был идеей сугубо утопической и невозможной в реальной жизни. Рано или поздно, кому-то придётся кого-то кинуть, ради увеличения прибыли. Мне хотелось закрыть этот вопрос как можно скорее, но я просто не видел возможности сделать это.
Д’Арамитц пошёл вперёд, указывая мне путь.
Мы шли молча и минут через тридцать оказались у того самого дома, куда меня приводил Планше. Я усмехнулся тому, какой до смешного простой иногда может быть жизнь.
— Мы наведаемся в гости к толстячку? — спросил я.
Анри д’Арамитц кивнул, а потом повернулся ко мне. В его холодных глазах чудился блеск стали.
— Вы собирались отвести меня к нему же?
— Боюсь, ваш друг контрабандист не самый надежный человек во Фландрии, Анри, — рассмеялся я, подходя к забору. Хозяин, заметив нас обоих вместе, побледнел. Но всё же, сохраняя достоинство, поклонился и тихо сказал по-французски:
— Чего вам угодно, месье?
— Чтобы ты исповедался перед казнью, — ответил Анри д’Арамитц, открывая калитку и входя во двор.
Толстяк испуганно отступил, а я прошёл следом за мушкетёром.
— Мы с моим другом всё думали, чего это ты так охотно переправляешь наше серебро в крепость. Можно ли тебе верить.
— Конечно можно, можно! — запричитал толстяк. — Вот этот господин может подтвердить, он спас меня от налёта испанских дезертиров! Клянусь, я вернейший слуга Его Величества Людовика и господ, то есть, месье Оранских!
С тихим звоном шпага Анри д’Арамитца покинула ножны.
— Пожалуйста, сеньор, то есть, простите, месье! — хозяин дома принялся умолять меня. — Скажите ему, что я всего лишь невинная жертва! Вы же такой благородный и честный человек!
Анри приставил шпагу к трясущемуся кадыку. Из дома выбежали сыновья. Они не были вооружены и, кажется, уже смирились со своей судьбой.
— Где ваша супруга? — вежливо поинтересовался я. Толстяк не ответил, только облизнул губы.
— Смотри в оба, — предупредил меня д’Арамитц. Я начал обходить двор, стараясь не выпускать из вида никого из присутствующих. Жалел только о том, что не взял с собой арбалет. С другой стороны, смотрелся бы дурак дураком, расхаживая с ним по нашему лагерю.
— Месье! — крикнул один из сыновей, тот, которому я разрубил вилы. — Матушки нет дома, она ушла к соседям. Да, за молоком!
— Почему я тебе не верю, парень? — усмехнулся я, обходя сарай.
Впрочем, через мгновение я убедился, в его правоте. Матери дома точно не было, так как я заметил бегущий к речке женский силуэт.
— А ну стой!
Я перемахнул через забор и бросился в погоню. Женщина бежала довольно резво, но на ней было платье, в котором она всё время путалась, да и шаг д’Артаньяна был весьма широк. Я настиг её, когда впереди уже показались река и пара припрятанных в камышах лодок.
Испанцев вокруг было не видно, и слава Богу. Я бросился на женщину, повалил её на землю, придавил локтем.
— Набегалась? — выдохнул я, приподнимаясь. Женщина ёрзала и тихо ругалась, мешая ругательства и на французском, и на голландском, и на испанском. — Вставай, тебе домой пора.
— Пошел ты! — огрызнулась она, когда я поднялся на ноги. Схватил её за плечи, чтобы поставить, но женщина вывернулась. Я уже так привык к тому, что упавшие на живот люди, готовят для меня нож, что даже не дёрнулся. Просто ударил несчастную беглянку по руке и лезвие упало на землю.
— Ну хватит, — сказал я. — Мы никого не убьём, но взамен нам нужны ответы.
Потом я бросил взгляд через плечо, на ферму. Говорить за Анри д’Арамитца я точно не мог. С этого бы сталось всех там прирезать.
— Чем быстрее мы вернёмся к твоему мужу, — я почти что дружески подмигнул женщине. — Тем меньше шансов тебе остаться вдовой.
— Отпустил бы ты бабёнку, французик, — вдруг раздался неподалеку мужской голос. Женщина дёрнулась, но я крепко ухватил её за руку и прижал к себе. — Пока чего плохого не приключилось.
— Плохое, если и приключится, то с тобой, умник, — усмехнулся я, хотя и не мог разглядеть противника. — Хочешь драки? Так я тебе сейчас задам трёпку!
— Ну зачем драку, зачем трёпку… — голос был на удивление приятным, и говорил на прекрасном французском. — Пусть это будет самое обыкновенное убийство.
А затем, словно из-под земли, стали появляться испанцы. Грязные, без знаков различия, но очень злые. И вооруженные арбалетами. Все они были заряжены и все нацелены на меня.