6.
Алла Маратовна, любившая повторять: est modus in rebus (во всём нужно соблюдать меру), сама никогда не придерживалась этого правила, когда дело доходило до возможности побаловать себя саму. Ксения с некоторым усилием сдерживала ухмылку во время показа обновки, это действо стоило бы назвать новомодным английским словом «презентация».
Регулярно катаясь в «волгах» на протяжении двух десятков лет, Алла научилась с большего разбираться в устройстве автомобиля, а по такому случаю начиталась умных статей из журнала «За рулём» и блистала, наверняка репетируя будущее выступление перед гостями цэковского уровня.
— Лимузин «Березина МАЗ-3301» сложно было купить даже нам, машина считается настолько удачной, что практически все партии поставляются на экспорт в Европу за твёрдую валюту.
— Да, дорогая, — перебил Юрий Алексеевич. — И этот экземпляр, если бы не моё скромное участие, предназначался в Австрию. Вот только буквы МАЗ в названии мне не нравятся. Знаешь ли, МАЗ как-то больше ассоциируется с самосвалом. Или тягачом для ракетной пусковой установки.
— Чепуха! В Австрии не распространены грузовики МАЗ, и там прекрасно приняли «березину», покупают её охотнее германских машин. Пусть у «мерседесов» и БМВ шикарнее отделка, наша выигрывает ценой, а надёжность белорусских грузовиков известна. «Березина» выпущена на совместном предприятии МАЗа и АвтоВАЗа и во многом копирует «Ауди-100». На Минском моторном заводе доработан двигатель от ВАЗ-2106, добавлен пятый цилиндр, мощность выросла до ста лошадиных сил. На Сморгонском агрегатном заводе освоен выпуск пятиступенчатой КПП с передачей крутящего момента на передние колёса. Рулевое управление реечное, гораздо более приятное, чем в наших прежних «волгах» и ксюшиных «жигулях», не требует таких усилий.
— Из-за чего дирекция концерна «Ауди-Фольксваген» пытается с нами судиться, обвиняя в слишком наглом сдирании технических решений с «Ауди-100». Мама! Пока ты не начала лекцию о прелестях торсионной задней подвески своей красавицы и фазах газораспределения, покорми меня и отца ужином.
Алла надула губы. Обманутые ожидания, что дочь попросит ключи и разрешение покататься на блистающей лаком чёрной машине, размером с «волгу», несколько смазали эффект торжества.
— Идём! Приготовила твою любимую утку по-пекински в московском исполнении.
То есть без специальной печи, вишнёвых дров и соуса «хойсин», попросту натёртую мёдом, обсыпанную специями и приготовленную в обычной газовой духовке. Всё равно очень вкусную, но посольство КНР в Москве пригрозило бы дипломатическим скандалом, если бы там узнали, что такую утку посмели назвать пекинской.
Сели за обеденным столом на кухне, он вмещал до шести персон, и там было уютнее втроём, чем за огромным «аэродромом» в зале, где рассаживались космонавты с семьями. Сверху спускалась лампа с плетёным из лозы абажуром, подарком из Гжатска.
Когда утка была поделена на порции, и большая её часть исчезла в организмах участников трапезы, Юрий Алексеевич вытер руки от жира и достал глянцевое фото, показав обеим дамам.
— Какая прелесть! — воскликнула Алла, полностью оттаявшая, комплименты по поводу утки смыли неприятный осадок от прерванной презентации авто. — Давно она у тебя?
— Второй день. Извини, не показал. Берёг как сувенир на приезд Ксюши.
Изображение, переданное по системе космической связи, содержало чрезвычайно довольную физиономию Андрея, прижимавшего к лицу мохнатую собачью мордочку. Судя по выражению животного, оно тоже находилось в отличном настроении.
Алла вздохнула, отдавая фотку дочке.
— Он так просил собаку… Но созрел вполне для этого только годам к четырнадцати. А если бы разрешили, что тогда? Уехал в авиационное училище, ты в командировках, я на работе, Ксюша в меде и ей некогда, кто бы о собаке заботился? Вот выйду на пенсию — обязательно. Но это будет только моя.
— Обязательно самая породистая в СССР! — подколола дочка. — Будешь тренировать на ней eloquentia canina (на латыни — собачье красноречие, то есть едкая манера речи).
— Я так скучаю, милая, когда тебя нет с нами. А когда приходишь — совершенно несносная!
— Я тебя тоже люблю, мама.
Они обнялись, Гагарин забрал фото и посмотрел на изображение долгим взглядом.
— За него Андрей получил выволочку от полковника Вачнадзе. Там, на станции, сейчас четыре животных-млекопитающих, все самки. Одна собачка и макака находятся в незащищённой части биоотсека, они постоянно зафиксированы, получают успокоительные, воду, пищу, Андрей с Павлом убирают из-под них контейнеры с мочой и калом, на этом всё. Контрольные экземпляры живут в первой трети от люка в центральный отсек, там стенки из свинца и урана. Космонавты должны их выпускать, играть, обеспечивать хоть минимальную подвижность. В этом отделении нет никаких кнопок и тумблеров, безопасно. Мальчики поделили животных, Харитонов взял макаку, наш развлекает собачку-дворняжку. Естественно, привязались, зная — однажды их отвезут их на Землю на убой для исследования. И вот до чего докатились — пустили животных в бытовой отсек.
— Но там же оборудование! — заметила Алла.
— Именно. Как-то Вачнадзе затеял внеочередной сеанс связи, включает и видит перед пультом на станции обезьянье рыло. Макаке он тоже чем-то не понравился, она оскалила клыки, наорала на него, а потом ударила когтями по экрану, едва не размолотила кинескоп.
— И что полковник? — спросила Ксюша.
— Орал: ой вей, всех уволю к чертям собачьим и обезьяньим, вах, какие «нэдысциплинированные». Мне звонил, спрашивал, может, теперь макака управляет станцией и поведёт её на таран американской? Точь-в-точь как мой первый инструктор на МиГ-15 под Чкаловым: «отлетался, макака, драная».
— С тридцати шести тысяч километров не уволит, — прагматично заметила Гагарина-младшая.
— Естественно. Если полёт обойдётся благополучно, им спустят это прегрешение. Всё же отремонтировали станцию, ввели её в строй до прибытия грузовика с запчастями и инструментами, несмотря на то, что ущерб значительно превысил ожидаемый. Молодцы… и так подгадили сами себе со зверушками.
— С другой стороны, у нашего сына меньше шансов попасть в марсианский экипаж, — Алла осталась верна себе. — А дочь, даже если осуществит свою безумную мечту, будет ещё слишком малоопытна.
— Про неё не беспокойся, — заметил Юрий Алексеевич. — Первая экспедиция на Марс полетит в любом случае на советском корабле с поэтическим названием «Аэлита МОК-МСА-1», он четырёхместный, спускаемый аппарат МСА — двухместный. Разнополым там делать нечего.
— У нас ползли слухи об американском участии, — осторожно ввинтила Алла. — С каким-то очень большим их кораблём.
— Да, программа «Барсум». Первоначально предполагала использование челноков. Но тащить ракетоплан за десятки миллионов километров от Земли — безумие. При очень низком аэродинамическом качестве в земной атмосфере, он всё же очень тяжёлый при малой площади крыла, в атмосфере Марса аппарат точно не удержится по-самолётному. То есть шаттлами они могут вывести на орбиту части конструкции межпланетного ракетного комплекса, возможно, использовать кабину челнока как обитаемый модуль. Но всё остальное — делай заново, а там конь не валялся. Сейчас они на мысе Канаверал строят стартовый комплекс для запуска супер-пупер-тяжёлой ракеты с несколькими твердотопливными ускорителями от спейс-шаттла, она выведет на опорную орбиту полезный груз массой до трёхсот тонн, мы пока ничего подобного не можем. Так что в восемьдесят восьмом или полетим на своём, или, если заставят сотрудничать «во имя дружбы народов», то поднимемся на орбиту на американском «супер-хэви», а дальше всё равно на советском. Но с парой амеров в экипаже.
— Папа, за четыре года до противостояния Марса? Когда даже не подписан договор с NASA об объединении «Барсума» с «Аэлитой»? Не верю.
— Правильно, доча. И я сомневаюсь в восемьдесят восьмом. Скорее всего, отправим туда очередной беспилотник, только сразу несколько роботов на одной ракете, не рискуя людьми. Девяностый — более вероятно. А если и тогда не справимся, то январь девяносто третьего.
— Если не случится кризис девяносто первого, — задумчиво и ненавязчиво добавила Алла, увлечённая внезапно возникшей и крайне важной проблемой — отколом лака на одном из ногтей.
Ксения поразилась, насколько эта безобидная и малопонятная реплика задела отца. Тот прямо подскочил на стуле.
— Дорогая! Кто тебе сказал про кризис девяносто первого?
— А что, на этот год есть какой-то госплановский прогноз? Нет, но… Когда в Минске забирала машину с завода, партию как раз перегоняли на станцию на погрузку, и ко мне подошёл довольно молодой мужчина, спросил — я ли Алла Гагарина, в этом ничего удивительного, много кто видел моё фото. Но дальше он начал говорить что-то странное, хоть и приятное, передавал тебе самые благие пожелания, мол, если бы не наши успехи в космосе и в экономике, в девяносто первом случилось бы непоправимое, теперь — нет. Сумасшедший какой-то. Семь лет впереди! Что он может знать?
Дочь не мигая смотрела на отца, он был бледен. Его рука комкала салфетку.
— Ты его сможешь опознать?
— Вряд ли. Не присматривалась, не придала значения. Со мной многие заигрывают, даже значительно моложе. Забыла и тебе его «спасибо» не передала, сейчас только вот, когда к слову пришлось. А что? На тебе прямо лица нет.
Он шумно выдохнул. Вроде чуть успокоился.
— Знаешь, я ведь со всякими учёными общаюсь. Да и сам вроде без пяти минут доктор наук. Многие верят в существование параллельных вселенных. Нет, «верят» неправильное слово, поповское, скорее — предполагают и обосновывают математическими выкладками. А если допустить существование параллельных вселенных, напрашивается возможность путешествия между ними. Вдруг твой белорус попал к нам из такой параллельной вселенной, где случился серьёзный кризис в девяносто первом? Нет, чепуха, обычный болтун. Выкину из головы.
Он вскочил из-за стола, глянув на часы, и спохватился:
— «Вокруг смеха» идёт! А мы пропустили начало.
Цветной «Рубин», массивный обитатель кухни, показал, прогревшись, двух хорошо знакомых артистов, многократно встречавшихся с Гагариными на различных кремлёвских представлениях. Александр Иванов, поэт-пародист, вёл передачу, сидя за столиком, по сцене порхал Леонид Ярмольник в чёрном сюртуке и чёрном цилиндре при белом шарфике, тщетно копируя денди девятнадцатого века, он же объявил выступление Роберта Рождественского с сатирическим стихотворением «Новый район».
Разговоры за столом прервались, и Ксюша не возражала, зная, что такова традиция, заведённая родителями давным-давно, когда в семье только появился первый «голубой экран» — не пропускать любимые телепередачи и смотреть их вместе, вдвоём или с детьми. Программа «Вокруг смеха», юмористически-сатирическая, как раз относилась к таким.
Безусловно, сатира в СССР допускалась только в гомеопатических дозах как критика редких и отдельно взятых недостатков, никак не противоречащих главной истине: нигде так хорошо не живётся трудящимся, как в стране победившего социализма. Рождественский, воспевая успехи градостроительства, между делом попенял, что возле перехода вот уже три месяца подряд мастера из «Горводопровода» роют землю, видно, ищут клад… А в остальном всё превосходно.
Поэт немного сутулился, отчего пиджак на нём сидел мешковато, что, в общем-то, в тему, на весёлой передаче костюм как у депутата съезда партии смотрелся бы не в масть.
Далее Ярмольник, скинув цилиндр и белый шарфик, показал две гениальные пантомимы: воздушный шарик и утюг.
— Повторил бы цыплёнка табака, как два года назад, — вспомнила Алла, утирая слёзы смеха после того, как Леонид якобы обжёг пальцы о себя самого в ипостаси утюга.
Потом они веселились от монологов Евгения Вестника, Григория Горина, наконец, Александр Иванов прочитал пародию на стихи непопулярного магаданского поэта, с этой минуты ставшего известным на весь СССР.
За телевизором допили чай, Гагарин остался за столом, в полглаза созерцая программу «Время», мать с дочкой вымыли посуду. Потом отец семейства сжалился над супругой.
— Дай ключи от МАЗа. Вон, у дочки весь вечер губа трещит от желания покататься, а желание скрывает.
— Правда? — легко купилась Алла. — Но тогда без меня, нужно кое-что сделать по-мелочи. На ночь ещё чаю попьём, милая, ты же переночуешь у нас?
Естественно, дочери тоже была отведена отдельная комната, почти всегда пустующая.
— Да, мама, останусь. Клянусь — не поцарапаю твою лялю.
За руль мог сесть и Гагарин, но его опыт был меньше дочкиного — та крутила руль ежедневно, а он куда чаще полагался на водителя.
Они вышли в теплынь летнего вечера, на Серебряный бор опускались сумерки. Ксюша вдруг порывисто обняла отца.
— Знаешь, пап… Я, в общем-то, уже взрослая, при образовании и профессии, проживу и без вашей квартиры на Садовом и без машины, что ты подарил, но… Это здорово, что вы есть у меня! Иногда так нужно приехать, поболтать по пустякам. Чувствую себя маленькой девочкой, у которой есть мудрый и всемогущий папа, способный одним взмахом руки, сказав «поехали», решить проблему любой сложности. Да, я привыкла не перекладывать на тебя свои заботы, но одно только сознание, что есть вот такая родительская крепость, это не представляешь как здорово!
— Представляю.
— Но ты почему-то не так относился к родителям, когда они были живы… Прости, бабушка совсем недавно умерла.
— Два месяца как… Доча, дело совсем в другом. Мне только в марте пятьдесят стукнуло, и я ещё ого-го. Что ли вес скинуть и слетать на «салют»?
— Тогда не возвращайся, мама убьёт!
— Потом воскресит слезами. Пойми, я с окончания училища был гораздо сильнее родителей — зарабатывал больше, сразу получил жильё, имел перспективы. Сложились совсем иные отношения, больше им помогал. И точно не смог за ними спрятаться, чтоб папа и мама решали какие-то мои проблемы. Они не были «крепостью», скажу откровенно. С тобой у нас иначе. Но я верю, что ты меня любишь не только за то, что папа до сих пор — «решатель».
— Конечно! — она звучно чмокнула отца. — Едем?
Ворота с электроприводом, пока ещё редкость в советских домах, с шумом расползлись в стороны. Девушка села за руль, пристегнулась, Юрий Алексеевич занял место рядом.
— Ого, сколько кнопок!
— Не волнуйся. Все органы управления те же, что и в твоих «жигулях».
В салоне ещё не выветрился запах новой машины. Ксюша запустила двигатель, включила фары и задним ходом выкатилась из дворика, едва не зацепив зеркало своей «пятёрки».
— Ой…
— Не спеши. Привыкни к габаритам.
— Да, как «волга». Только руль легче и педали не такие тугие. За нами твои гэбисты поедут?
— Нет, думаю. Темнеет, вряд ли рассмотрели, кто в салоне. Машина-то мамина. Кстати, мы — диверсанты. У меня нет доверенности. Оштрафуют ещё!
— Члена ЦК КПСС и его дочь? Думаешь, в ГАИ служат бессмертные?
Уверенная в относительной безнаказанности, она, впрочем, рулила достаточно аккуратно. Выехала на проспект маршала Жукова и покатила к центру, дорога была практически пустая.
— Па! Что ты так разнервничался при разговоре об инженере с МАЗа?
— Обязательно отвечать?
— Если не жалко подушку — молчи. Сгрызу её за ночь от неутолённого любопытства.
— Так я практически всё сказал. Есть теория параллельных вселенных. А один из, скажем так, моих хороших знакомых, просчитал вероятность: допустим, мы пропустили американцев в лунной гонке, не обеспечили народ продуктами и товарами первой необходимости, мало продвинувшись в этом направлении по сравнению с шестидесятыми. Перестали давить за критику общественного строя, потому что её невозможно было сдержать, над идеей коммунизма смеялись больше, чем над шутками из «Вокруг смеха». Что вышло? Именно в девяносто первом неминуем социальный взрыв с распадом СССР на республики. И в параллельной вселенной такое вполне могло бы случиться. Теперь представь, какой-то совершенно левый товарищ вдруг подтверждает твоей маме: да, кризис девяносто первого! А я столько лет и сил положил, чтоб выправить ситуацию после Хрущёва, довести до ума начатое Шелепиным… Нет, проехали и забыли, если параллельные миры и существуют, они стопроцентно изолированы от нашего. Всё равно, их как бы нет для нас. Мы и только мы куём наше будущее.
Что-то он недоговаривает, подумала Ксения, но продолжить мысль не успела, влепив по тормозам. На проспект вывалилась пьяная компания, игнорируя и приближавшийся автомобиль, и отсутствие пешеходного перехода. Они что-то прокричали, один из алкашей швырнул в машину пустую бутылку, к счастью — мимо.
— Вот чьё будущее ты куёшь. Пуп рвёшь за всё Отечество, а на тебя готова наброситься подзаборная рвань… Папа, что с тобой?
Проигнорировавший ремень безопасности, не в космосе же, Гагарин разбил нос о торпедо и теперь зажимал ноздри пальцами, чтоб не перепачкать кровью новенькое сиденье.
— Горе ты моё…
Сдав назад подальше от забулдыг, дочка проверила ему переносицу — цела, затем выскочила из машины и прихватила аптечку, лежавшую на полке под задним стеклом. Скатала ватные затычки и заставила вставить их в нос.
— Мама скажет: всего на пять минут доверила тебе машину и отца, — гундящим голосом произнёс Гагарин.
— Она всегда найдёт что сказать. Покатались, и хватит. Разворачиваюсь. Ох, ну и тормоза! На «жигуле» точно подняла бы ближайшего на капот.
— Реакция у тебя что надо.
— Это у мужиков реакция хреновая. Хоп — и подруга беременная.
— Ты-ы?
— Нет, папа. Я аккуратная. Да и не спала ни с кем давно. Правда, возник один товарищ. Из ниоткуда и из детства. Мой школьный учитель биологии. Я на него смотрела два года влюблёнными глазами.
— Ну! Он же старый для тебя.
— Восемь лет — не критическая разница. Дело в другом. Я совсем иначе его представляла. Понимаешь? Не только время прошло, детская влюблённость угасла, оно, конечно, так и есть. Просто узнаю его заново.
— Женат?
— Разведён, платит алименты на сына. Со мной крайне деликатен. Сходили в театр, ленинградская Мариинка приезжала, поужинали в ресторане, гуляли по Сокольникам, фотографировались. Ни единого намёка: поехали ко мне. И когда провожает, ни разу не намекнул — давай я поднимусь на рюмочку чая, потом на палочку чая.
Гагарин осторожно вытащил затычки. Вроде больше не кровит.
— Ты обижена? Считаешь себя недостаточно сексуальной на вид?
Ксения усмехнулась.
— Нет, конечно. Прекрасно понимаю: щелчок пальцами, и побежит как миленький, сбрасывая штаны на ходу. Но я сама не определилась, хочу ли этого. Разовые отношения, как говорят — секс для здоровья, мне ни к чему. Посмотрим. Потому и приехала одна. Если бы позвала знакомиться с родителями, вышло бы, что прошусь за него замуж. И да, он не голубой и вряд ли болен СПИДом, по твоим меркам — проходной вариант.
— Есть ещё мамины мерки.
— О, да. Не удивлюсь, если она просматривает европейские газеты и смотрит, не завалялся ли какой необручённый датский или британский принц. Тогда уж лучше к султану в гарем, всегда есть свободные вакансии, и не так напряжно: обязанности распределены в коллективе.
— Зарина, Джамиля, Саида, Хафиза… Открой личико, Гюльчатай!
Ксюша засмеялась. В никабе точно себя не представляла. Действительно легче стало после посещения родительского дома!
Правда, не призналась отцу, что отношения с Мирославом Ивановичем неуклонно идут к близости. Да каким Мирославом — просто Славой. Порядочная девушка не даёт на двух первых свиданиях, там — как сложится, у них уже три минуло.
Но дело не в количестве встреч. Да, возникла какая-то химия, Ксения, конечно, не сохнет по нему так, как в прошлом, с благоговением уставившись на кумира с первой парты, но ждёт следующей встречи и всё же себе отдаёт отчёт: этот человек не вполне понятен. Зато привлекателен физической мощью. Если бы не врубила заднюю, удирая, встреченные на дороге гниды могли и не узнать Гагарина, ввалили бы обоим и отмудохали. Ну а Слава вышел бы и раскидал пьянчуг как котят, да к нему и подойти побоятся.
В общем, рациональная часть сознания говорила: присмотрись и не спеши, зато инстинкты тянули к сильному мужчине.
Пока что сохранялось равновесие.